the right to choose

      Письмо было отправлено в тот же вечер, когда Чайльд решился написать его. Тогда он почти не спал всю ночь, размышляя над своими строчками и прокручивая их в голове снова и снова. Ему безумно хотелось увидеть реакцию на собственное послание. Узнать, в какой обстановке Чжун Ли прочёл его: сделал ли он это, лёжа на кровати и готовясь ко сну? Или сидя за огромным столом в своем вычурном кабинете? Все эти вопросы не давали сомкнуть глаз.              Несмотря на неспокойный сон, Тарталья явился в назначенное место, словно часы: как только последний луч спрятался за горизонтом. Вместо ожидаемых усталости и сонливости, он чувствовал невероятный прилив сил. Конечно, парень долго и усердно думал над тем, с чего стоит начать этот непростой разговор. Идея написать речь на листке бумаги не раз посещала его, но быстро сошла на «нет». Он уверен, что при встрече забудет все заготовленные ранее слова. Обычно, насколько слащаво это бы не звучало, при одном взгляде в эти до мурашек глубокие янтарные глаза Чайльд забывает обо всем. Дело не только в их завораживающей красоте, но и в том, с каким искренним интересом и внимательностью они направлены на бедного Тарталью. Никто и никогда не смотрел на него так. Глупо и наивно, как посчитали бы некоторые, видеть в этом взгляде подтекст, а тем более заботу.              Опыт в общении с людьми, самыми разными, от обывателей до высокопоставленных лиц, у Чайльда все же имеется. Ему не составит труда найти общий язык с кем угодно, если это необходимо. Тем не менее, Чжун Ли по-прежнему — одна большая загадка, которую парню лишь предстоит разгадать. Не факт, что ему это вообще удастся, но Тарталья будет рад любой информации, даже самой на первый взгляд незначительной. Дело уже не в приказе Царицы: Чайльд не знает о мужчине практически ничего. Осведомлён, что консультанту нравится любоваться ночными видами, читать много книг и рассказывать занимательные истории. Ещё он не силён в романтике, когда как его навыки борьбы восхищают. Всегда опрятен и ухожен, пахнет от него свежестью и смутным, едва уловимым цветочным, благоухающим шлейфом. Если на мгновение прикрыть глаза в его присутствии, думается Чайльду, можно запросто оказаться в любом уголке Ли Юэ, будь то чистое поле или небольшая цветочная лужайка под окнами домика в пригородной деревушке. Приятное чувство спокойствия и умиротворения отметает ненужное, заставляя сосредоточить все свое внимание на мужчине и его низком голосе, льющемся, словно колыбельная, слушать которую можно не только перед сном. Эффект тот же, только вот спать совсем не хочется: только бы эта сладкая полудрема длилась вечность.              Витая в облаках, Тарталья не сразу заметил, как занимавший все его мысли человек оказался совсем рядом. От неожиданности он чуть было не подскочил на месте, мягко улыбнулся Чжун Ли, бегло осмотрев его с ног до головы. Пунктуальность мужчины совсем не удивляла, как и неизменно строгий костюм, подчёркивающий широкую грудь и талию.        — Рад тебя видеть, — без капли стеснения и колебаний произносит Чайльд.              Он действительно рад, и этого не отнять. Почему-то, Тарталья посчитал нужным сказать это вслух. Чжун Ли о много стоит знать, в том числе и об этом.        — Это взаимно, — неожиданный ответ вогнал парня в краску, но он быстро пришёл в себя. Ничто не должно выбить его из колеи перед разговором, который он репетировал днями и ночами, но, как и ожидалось, забыл даже, с чего стоит начинать. — Я был приятно удивлен, когда получил твое послание. Подумал, что ты вновь вызовешь меня на дуэль. Тебя не устроил исход нашего поединка, так? Я не могу с тобой не согласиться — мое поражение очевидно, так что…        — Меня все устраивает! В смысле, чем все закончилось — мне понравилось. То есть, мне понравился наш бой… И не только бой, в тот вечер мне понравилось абсолютно все. Так сильно, что я не удержался и отправил тебе это письмо. — Чайльд не во время одёргивает себя, осознавая, что наболтал лишнего. Ну почему же так трудно держать себя в руках? Тем более в такой ответственный момент!              Похоже, Чжун Ли такие откровенности лишь позабавили, в хорошем смысле: лёгкая улыбка украсила вечно спокойное и сдержанное лицо. Кажется, Чайльд спустя неделю настолько привык видеть улыбающегося мужчину, что уже практически не придаёт этому значения. Хотя и при первой встрече ему не терпелось вытянуть из него маломальски выразительную эмоцию, теперь в этом не было необходимости. Тарталье удаётся сделать это без особого труда, что уже что-то, да значит.              Воцарилось молчание, и чем его разбавить — парень не знал. Вывалить на Чжун Ли все и сразу, рассказать о догадках, о том, как иногда хочется взять его за руку без причины — не самый привлекательный вариант, но Чайльду от чего-то казалось, что мужчина не оттолкнёт его. Вполне вероятно, что не ответит тем же, но точно поймёт. Откуда в нем такая уверенность? С ним парню всегда комфортно и есть, о чем поговорить. С ним он не чувствует себя так, словно ему нужно притворяться. На протяжении нескольких дней он только и делал, что притворялся. И это чувство душило, сдавливало лёгкие. Молчать уже нет сил, но и произнести все это вслух не так-то просто. Чайльду начало казаться, скажи он напрямую, что Чжун Ли, на самом-то деле, — Властелин Камня, могущественное божество, обладающее силой, способной возводить горные массивы, создавать целые государства и сравнивать их же с землей, все больше стало походить на бред сумасшедшего. У такого скромного и закрытого мужчины могли быть свои секреты, но это… Конечно, Тарталья колебался далеко не в первый раз. И если оправдать феноменальные способности мужчины во владении оружием ещё можно, то те замысловатые узоры на теле не поддавались никакому объяснению. Всё, как не посмотри, сводилось к одному логическому исходу. Чайльд будто сам не хотел в это верить, потому находил причины сомневаться снова и снова.        — Тебе есть, что мне сказать, Чайльд? — голос, выбивший парня из долгих раздумий, казался по-доброму любопытным. После этой интонации, внушающей доверие, молчание казалось бессмысленным бременем. Тарталье при взгляде в глубокие глаза напротив причудилось на секунду, что они знают все, о чем он с таким трепетом умалчивает.        — Давай переместимся в более тихое место. — Люди вокруг засновали кто куда, и Чайльд своим видом дал ясно понять, что лишние уши в предстоящем разговоре совсем ни к чему. — У тебя есть такое на примете?        — Найдётся одно…              Тарталья вновь вверил мужчине и право выбора, и всего себя, не сомневаясь в нем ни на секунду. Возможно, его слепое доверие совершенно не оправдано, и Чжун Ли — последний человек, на которого стоит положиться. Но несмотря на загадочный, скромный образ, который консультант создал для окружающих, Чайльд мог заверить любого — этот человек не способен причинить вреда. Даже если парень окажется полным идиотом, когда все обернётся против него, а это странное предчувствие в груди себя не оправдает, он не уверен, что сможет просто взять и закрыть глаза на все то хорошее, что происходило между ними. А пока все не покатилось к чертям собачьим, не треснуло от жестокой правды, наслаждаться остается лишь славными минутами покоя и обществом удивительно молчаливого Чжун Ли.              Местом, в которое вскоре привёл его мужчина, оказалось одним из множества холмов, только особенность этого — невероятно красивый вид на всю гавань. Здесь не было никого, кроме шелеста листьев и прохладного ветра, доносящегося из водных глубин. Чжун Ли действительно ценитель изысканных ночных пейзажей, и это тяготение к прекрасному ему под стать. В одном Тарталья может посочувствовать консультанту: в такие моменты он не видит себя со стороны.              Даже стоя за спиной мужчины, Чайльду не удавалось сосредоточиться на чем-то одном. Тот его будто специально не торопил, продолжая терпеливо сохранять молчание. Оттягивать момент не имело смысла, парень уже собрался с мыслями и был готов выдавить первые слова признания во всем, что так тщательно скрывал. Чжун Ли неожиданно поворачивает голову, давая разглядеть точеный профиль в полумраке и ясно понять, что первое слово — за ним.        — Ты ведь знаешь?              Тон его значительно понизился, став вкрадчивым, но по-прежнему сдержанным. Все тело Тартальи похолодело за секунду, и дело было уже не в морском бризе. Сохранять спокойствие удавалось все труднее, но парень набрался решимости дать однозначный ответ.        — Да.              Тишина, казалось, длилась целую вечность, хотя в реальности прошло не больше двух минут. Чайльд в момент почувствовал невероятное облегчение и новый свалившийся на него груз. Ведь теперь ничего не будет, как прежде. Время не повернёшь вспять, а за сказанное придётся нести ответственность. Утаивать не было смысла, да и любопытство пробирало до дрожи. Увидеть выражение лица мужчины сейчас. Тарталья грезил этим, борясь с клокочущим сердцебиением, неприятно подступающим к горлу. Кашлять хотелось так, чтобы этот пульсирующий сгусток крови, терзающий его изнутри, вышел наружу. Со всеми переживаниями и сомнениями, не дающими покоя.        — Как давно? — низкий голос звучал так, словно они обсуждают погоду на завтра. Неужели одному Чайльду так сложно это принять?        — Достаточно, — сказал Предвестник, откашлявшись.              На мгновение ему померещилось, что во рту встал терпкий привкус железа. Такое у парня случалось изредка, в моменты нервного напряжения, напоминая о временах, когда он был слаб и немощен. В памяти всплывали не только картинки, но и физическая боль, потрясения, которые навсегда оставили отпечаток в ещё не окрепшем тогда сознании. Вкус крови во рту был знаком Чайльду ещё с детства, и сейчас затуманенный разум подливал масла в огонь. Он лишь мужественно сглотнул, надеясь, что наваждение тут же исчезнет.        — Хочу, чтобы ты знал, — на этот раз мужчина оборачивается и становится точно напротив в метре от него, парня, вперившего взгляд в землю, словно он в чем-то провинился. — Я никогда не пытался скрыть это от тебя.              Чтобы поднять голову Тарталье не хватало то ли смелости, то ли сил: руки были крепко сжаты в кулаки, а все тело натянуто, как струна. Он слушал Чжун Ли сквозь гул в ушах, тем не менее разобрав каждое сказанное им слово. Голова становилась тяжелее с каждой прошедшей минутой, назойливые мысли сдавливали виски: долг перед Царицей, долг перед Родиной, безопасность близких, горькая правда. Чайльд не знал, как побороть неконтролируемый приступ паники. Он мог выдержать любую физическую боль и предпочёл бы её этому гадкому, вязкому чувству, управлять которым практически невозможно.              Щеки коснулось что-то тёплое и живое, заставившее парня резко выпрямится. Протянутая навстречу рука, не сокрытая под плотной тканью перчатки, была довольно гладкой. Прижаться к ней ещё сильнее, словно она — единственный шанс на спасение, потереться о кожу отчаянно, показав, насколько он нуждается. В тепле, в поддержке, в ком-то, кто сможет заглушить этот детский голос в голове, молящий о помощи. Вот, чего хотел Чайльд.              Лунный свет и мягкие огни портового города вдалеке не давали теряться во тьме. Лишь блеск янтарных глаз, что был ярче звёзд на небе, давал парню не потеряться в себе. Он машинально потянулся к ладони, все ещё покоящейся на его лице, и накрыл её своей в надежде, что мужчина даст ответы на вопросы и не оттолкнет его.        — Твоя кожа, — как бы сильно Тарталья не хотел этого делать, но он отрывает чужую руку, удерживая ее на уровне глаз. — Я видел, как она меняет цвет. Почему… Как это происходит?              Чайльд освобождается и от своих перчаток, оперативно пихнув их за пояс. Все ради того, чтобы соприкоснуться кожей о кожу, почувствовать, каково это. Парень, заворожённый, разглядывает руку, цвет которой, на этот раз, был обычным. Проводит большим пальцем по внутренней стороне ладони, следуя вдоль обрывистых линий. Такие действия могли показаться странными, но Чжун Ли даже не попытался одернуть его, позволяя изучать себя, как какую-то диковинную зверюшку.        — Когда эмоции мне неподвластны, мое тело стремится принять свою первоначальную форму, следуя инстинктам. Однажды я был одним из Адептов Ли Юэ. Все они неизменно принимали форму зверей. Люди, ставшие Адептами, оставались в облике животных. Моё — дракон.              Исследование руки мужчины внезапно отошло на второй план, но Чайльд не выпустил её, продолжая делиться теплом.        — И во сне ты тоже… Наполовину дракон? Прости, если спрашиваю лишнее. Знаешь, такое у меня впервые — не встречал я людей, которые на пустом месте могли превращаться в дракона.              Удивительно, как после недавней истерики Чайльд был в состоянии шутить. Виной всему оставался человек, устремивший взгляд прямо ему в душу. Чжун Ли же иронии в голосе не уловил, потому отвечал вполне серьезно:        — Именно. Я могу контролировать это всегда, за исключением сна и других особенных случаев.        — Особенных случаев?        — Тебе действительно интересно лишь это? — спрашивает Чжун Ли, явно увиливая от ответа. Чайльд хитро улыбается, но решает не донимать мужчину. — Раз так, смотри.              Рука Архонта оставалась в плену Предвестника, и удивление на его лице ничем было не скрыть: помимо коричневого цвета кожи и проступающих золотых линий, выглядывавших из-под рукавов приталеного пиджака, короткие ногти становились длиннее на глазах, обретали остроту и превращались в настоящие когти.        — Это… — Оторвав, наконец, взгляд от завораживающего зрелища, Чайльду открылся вид на сосредоточенное лицо и характерный блеск янтаря, что постепенно терял человеческие черты: зрачки сужались, а цвет радужки становился все более неестественным. Чжун Ли контролировал все, каждую клетку своего тело, но глаза… Вот почему они из раза в раз очаровывали Тарталью с новой силой: они, несмотря ни на что, оставались отражением истинного облика мужчины, его намерений. — Прекрасно.              Чайльд до последнего не отпускал его. Увидев, с каким облегчением он выдыхает, возвращаясь в привычное состояние, ему до боли в животе захотелось поцеловать его. Порыв был секундным, но неумолимым. Объяснений ему не было, как и резонных причин не сделать этого. Поразительно, с какой скоростью меняется настроение парня в присутствии Чжун Ли, хотя и вполне ожидаемо. Теперь-то места для недосказанностей не осталось, и Тарталья был готов показать все, что чувствует.        — И тебе совсем не противно? — Вопрос был задан, скорее, из чистого интереса. Не каждый второй отреагирует на подобное спокойно, а уж тем более — станет восхищаться.        — Нисколько.        — Чайльд…              Чжун Ли не успел договорить, поскольку парень стремительно притянул его ближе, легонько придерживая за запястье. Находясь почти вплотную друг к другу, Чайльду не составило труда ощутить прерывистое дыхание, ласкавшее его лицо. Мужчина был ошарашен внезапным приёмом, что оказался в разы эффективнее, чем любой из тех, что применял Тарталья в их поединке, но совсем не удивлён. Между тем, Предвестник ловко пробирается под рукав пиджака, подушечками пальцев поглаживая нежную кожу, и Чжун Ли реагирует: его рука дёргается в попытке убежать от чересчур трепетных прикосновений. Тогда Чайльд решается на уловку, уместив ладонь на узкой талии, и буквально примагничивает консультанта к себе. Теперь скрыться от ухищренных ласок никак не получится.        — Почему же ты так нежен со мной? Я ведь не настолько хрупок, как обычный человек, — мужчина стал говорить тише, будто его мог слышать кто-то посторонний.              Чайльд по-лисьи улыбнулся, а его пальцы на чужой талии зажили собственной жизнью, перемещаясь за спину. Высвободив вторую руку, парень нерасторопно убирает прядь каштановых волос за ухо, опасно склонившись над ним, чуть ли не касаясь мочки с серьгой губами.        — Я нежен лишь потому что вижу, как Вам это нравится. Разве я не прав, Господин?              Сладкий шёпот напоминал убаюкивающую песнь сирены, что норовится утянуть за собой на дно бушующего океана, обрекая невинную душу на верную смерть. В довершение ко всему, Чайльд оставляет короткий поцелуй за покрасневшим ухом и, несмотря на кричащее желание не останавливаться, отстраняется. Его старания не были напрасными — такое выражение лица Чжун Ли определённо стоило того. Смущение вперемешку с чем-то, заставившим в миг забыть, как дышать. Их окружали равнины и горы, редкие деревья и совсем не приветливый прохладный бриз, пробирающийся под одежду. Тем не менее, воздух стал тяжелее, горячее. Когда напряжение достигло пика, Чайльд произнес на выдохе:        — Могу я поцеловать Вас?              С замиранием сердца он касается острого подбородка, на этот раз, не спрашивая разрешения. Чжун Ли, как бы не старался сохранить вид холодный и невозмутимый, сдаётся, но его аристократические черты неизменно придавали ему утонченности, даже когда густые брови сокрушенно сведены к переносице. Он, как и всегда, выглядел безумно привлекательно. Пусть эмоции мужчины оставались не столь выразительны — Чайльд обожал эту его особенность. На открытую просьбу он только слабо кивнул, не предпринимая никаких действий, но и не отталкивая парня.              Тарталью переполняли чувства, ему до дрожи в коленях было необходимо ощутить чужое тепло, впитать его и погрузиться с головой. Одного взгляда на консультанта хватало, чтобы забыться. Церемония сошествия, приказ Царицы и другие обязанности Фатуи резко отошли на второй план. Думать не хотелось совершенно ни о чем. Даже о том, сколько раз он мог воспользоваться возможностью заполучить Сердце Бога. Сознание словно блокировало любые напоминания о том, зачем он вообще оказался в этом регионе, сплошь состоящим из загадок. Сейчас, когда одна из них была, наконец, разгадана, весомых изменений он не почувствовал. Перед ним все так же стоял мужчина в строгом костюме, от которого он по-прежнему был без ума. Чайльд не узнавал себя во время их встреч, всецело отдаваясь моменту. Он действительно напоминал безумца, не знающего, что с этими чувствами делать дальше. Оставалось пользоваться только тем, что давал ему Чжун Ли, и просить о большем он не смел.              Большим пальцем Чайльд слегка надавил на подбородок, все ещё придерживая мужчину за талию. Горячее дыхание обжигало, когда как тело в руках было совсем не напряженным, а наоборот — полностью расслабленным.        — Пожалуйста, оближите свои губы. Иначе мне придется сделать это за Вас и, боюсь, остановиться будет сложно.        — В прошлый раз ты неплохо справлялся.              Сложно сказать, отчего глаза Тартальи раскрылись настолько широко: от неподдельной уверенности в голосе или от самой фразы, сказанной как бы «между делом».        — Это Вы в своих книжках вычитали?        — Что именно?        — Говорить так откровенно. Знаете, это заставляет задуматься о том, а не наврали ли Вы, когда говорили, что ничего не смыслите в романтике.        — Хочешь поболтать?              Чайльд не ожидал, что его осекут, как бестолкового мальчишку. А ещё не думал, что его просьба будет выполнена. Он почувствовал приятную тяжесть на плечах от запрокинутых на них рук, что наверняка устали болтаться без дела, но не обратил на это должного внимания, заворожённый видом напротив. Ночь сегодня была на удивление светлой, позволяя все тщательнее разглядеть. Парень собственными руками вырыл себе могилу, но не жалел об этом ни секунды. Облизываясь, Чжун Ли, наверное, не представлял, как соблазнительно выглядит. По его лицу вообще было сложно что-либо понять, когда как Чайльд явственно ощущал жар на своём. Ладонь переместилась ниже, заключая мужчину в объятия: между ними не оставалось даже миллиметра свободного пространства. Тогда Тарталье ничего не оставалось, как последовать примеру и бегло пройтись языком по пересохшим от болтовни губам и стремительно соединить их с более пухлыми, желанными.              Целоваться, ощущая вес податливого тела на шее, невероятно приятно. В этом непримечательном на первый взгляд действии чувствовалось доверие, в котором нуждаешься. Счет времени терялся в сплетениях настойчивых языков, прикосновениях, что становились раскованнее. Чайльд выводил незатейливые узоры на спине, непрерывной линией мягко вел вдоль позвоночника, заставляя Чжун Ли прогнуться ему навстречу. Такая реакция окончательно сломила в нем ничтожные остатки выдержки, и жар внизу живота переставал быть лишь эфемерным чувством, сигнализирующим красным светом в голове. Повод разорвать поцелуй, пока не стало поздно, нарисовался сам собой. Но сделать это было настолько трудно, что Чайльд моментально закрыл глаза на то, что его пульсирующую желанием проблему мог запросто обнаружить мужчина, что вжимался в него всем телом. Высвободиться из жаркого плена вынудило желание второго, что парень отчётливо ощутил собственным даже через брюки. Тарталью точно током пробило — еще чуть-чуть, и он выпустил бы отчаянный стон прямо в губы Чжун Ли. Он отстранился лишь за тем, что убедиться во всем своими глазами.              Грудь мужчины тяжело вздымалась, хватка на плечах Предвестника значительно ослабла. Из-под полуприкрытых век выглядывали поблёскивающие желанием огоньки, отчётливо напоминавшие глаза дикого зверя. Чжун Ли еле стоял на ногах, и удерживать его стало сложнее. Выглядел он даже болезненно, обессиленно цепляясь за широкие плечи парня. Тот прекрасно понимал, что за «болезнь» оказала на него такой эффект, но консультант выглядел растерянно, словно не осознавал, что творится с ним на самом деле.        — У Вас все тело горит. Не лучше ли отвести Вас домой? Вы можете простудиться, — Чайльд не к месту гладит его по голове, стараясь игнорировать тесноту в штанах.        — Я не могу простудиться. Я же не человек, — хрипота вдобавок к привычному низкому тону мужчины только усугубляла положение.        — Видимо, у Архонтов свои болезни. Пойдёмте, пока ветер не разыгрался.              Тарталья не понял, как оказался на земле. Почувствовал только слабый толчок в грудь, а в следующую секунду он уже лежал, кое-как приподнявшись на локтях. Пока он пытался придти в себя и осознать, что вообще произошло, мужчина приземлился на его торс, дабы отсечь любые попытки ретироваться.        — Думаешь, я совсем идиот? — Вопрос был риторическим и произнесен с улыбкой. Она не была злобной, но выглядела слегка безумно.              Чжун Ли приблизился к его лицу, но не чтобы подарить очередной поцелуй. Чайльд перестал различать что реально, а что нет: что-то подобное ему однажды приснилось, но это все меньше походило на бредовые всплески фантазий. Вес мужчины на нем был вполне реален, как и выразительный вдох рядом с щекой, а потом и кончик носа, которым тот провёл, ластясь, точно кот.        — Узнаю этот запах, — томно выдыхает, спускаясь ниже, к шее. — Полагаю, ты знаешь, что может помочь мне справиться с этим недугом.              Одни лишь слова консультанта срывали с тормозов. Но отражали ли они его истинные намерения также, как нечеловеческий блеск глаз, что был скрыт от взора Тартальи?