***
— Итак, с чего начнем? — прагматично поинтересовался уже бодрый Британская Империя, разливая дорогое вино по бокалам. Россия по дороге в резиденцию британца заинтриговал его своими намёками, поэтому тому уже не терпелось услышать историю русского. — Сразу к делу или вспомним юность? — Предлагаю юность. У меня все настолько плохо, что я не готов говорить об этом на трезвую голову. — Российская Империя хитро улыбнулся, сделав ещё один намек. Великобритания мученически вздохнул. — Нельзя же так интриговать, что ты за человек такой… Итак, я помню начало этого века, как мы с вами торговали за спиной Французской Империи… — прокашлявшись, начал «вспоминать юность» Британская Империя. — Ага, а потом он узнал об этом и был слегка недоволен. — подхватил Россия с чуть вымученным смехом. — Слегка? — искренне рассмеялся британец, опасно качнув бокалом с вином. — Как скажете. А потом вы сожгли Москву. — невпопад напомнил он, уже про себя вспоминая, сколько об этом было разговоров. — Благодарю, я очень хорошо помню это, у меня до сих пор остались шрамы. — закатил глаза русский, сделав глоток и инстинктивно приложив руку к тем самым шрамам возле самого сердца — Москва была сердцем его страны отнюдь не фигурально. — Они все ещё болят? — понимающе покивал Великобритания. — Мои шрамы постоянно ноют. — пожаловался он, указав на пачку обезболивающих, выглядывающих из приоткрытого кухонного шкафчика. Российская Империя покачал головой — шрамы беспокоили его нечасто, и вообще-то, британец знал об этом, но русский оценил попытку поддержать разговор. Великие державы снова наполнили бокалы.***
— Вот скажи, кто-нибудь испытывал к тебе нежелательные чувства? — с притворным весельем поинтересовался Российская Империя, когда они допили всю бутылку дорогого французского вина. — Не бывает нежелательных чувств, я считаю. — пожал плечами Британская Империя. — Все невзаимные чувства можно использовать в своих целях, а взаимные чувства — это прекрасно. Ты в кого-то влюбился? — лукаво прищурился он, подложив руку под подбородок и пытливо уставившись на русского. Тот проигнорировал его взгляд. — Нет, в меня влюбились. И я не могу использовать эту страну в своих целях. — быстро добавил Россия, уже зная, что ему на такое ответит британец. — Конечно, ты всегда был слишком добрым. — с театральным разочарованием вздохнул британец. — И что ты от меня хочешь? — Совет. — честно признался русский. — Что мне делать? Эта страна становится навязчивой, к слову. — в его голосе прорезалась тревога, хотя раньше Российская Империя упорно игнорировал то, что эта ситуация беспокоит его больше, чем он признавал. — Оу. — Великобритания бросил на него обеспокоенный взгляд. — Это нехорошо. Нужно прекращать это как можно скорее, молодые страны бывают… — он щелкнул пальцами, подбирая слово. — Импульсивными. — С чего вы взяли, что это молодая страна? — удивился Россия, впрочем, не став отрицать. — Элементарно. — самодовольно ухмыльнулся Британская Империя. — Ни одна страна из тех, что лично видела ваши с Первой Французской Империей отношения, не посмела бы даже подумать подойти к вам с чувствами, если бы они возникли. — Это было грубо. — наигранно возмутился русский. Все ещё слегка сонный британец, однако, иронии не уловил. — Простите, пожалуйста. Но в самом деле, для всех тогда было очевидно, что вы с Французской Империей влюблены друг друга как в лучших любовных романах, к тому же, я и Королевство Пруссия лично видели, как вы обещали друг другу снова встретиться. — он с меланхоличной улыбкой покачал головой, вспоминая тот день: наконец-то умирающий Французская Империя (хорошо, после их с Россией истории Великобритании было его немного жаль, но он ни за что не признается в этом), задыхающийся от несдерживаемых слёз Российская Империя в перчатках француза на своих обожжённых руках, Королевство Пруссия, вначале самодовольно ухмыляющийся, ведь он получил подтверждение своим догадкам, а потом растерянно отводящий взгляд в сторону — даже его, казалось бы, ледяное сердце не выдержало такой картины. Британская Империя покачал головой и посмотрел на русского — судя по его выражению лица, он вспомнил то же самое. — Мне так не хватает его… — с сожалением тихо произнес Российская Империя. — Иногда одинокими холодными ночами я думаю, что мне никогда не стоило предавать его. Как думаешь, я ошибся тогда? — спросил он британца, смотря на него с такой тоской, что тот даже почувствовал себя неловко. — Может, в качестве личности и ошибся, но в качестве страны ты не мог поступить иначе. У тебя просто не было выбора. — печально покачал головой Великобритания. — Я тоже кое о чем жалею иногда… Я ведь так и не смог наладить отношения с США. Две великие державы переглянулись и обняли друг друга, шепча болезненные слова утешения, от которых столько лет спустя уже не было никакого толку. — Я никогда не был хорошим отцом и хорошей метрополией. — покаялся Британская Империя. Его голова покоилась на коленях Российской Империи, и тот осторожно перебирал его волосы с натянутой улыбкой. — У меня дежавю. — после недолгой паузы чуть веселее заметил британец, встретившись с русским взглядом. — Помнишь тысяча восемьсот двенадцатый? — Когда я думал, что умру от ожогов, а потом появился ты и постоянно прикладывал ко мне мокрую ткань, пока я так же лежал у тебя на коленях, наивно спрашивая, почему Австрия и Пруссия так поступили, а ты отвечал, что мне стоит научиться разделять личное и рабочее и что в политике никогда не знаешь, когда тебя предадут? — с лёгкой иронией уточнил Россия, вновь касаясь своих шрамов. — Помню-помню. Ты был тысячу раз прав. — Может и нет. — не согласился британец. — Все было бы намного проще, если бы мы, воплощения стран, не чувствовали ничего. Но в итоге мы чувствуем слишком много и делаем ошибки. — он покачал головой, не уточняя, какую из миллиона своих ошибок имел в виду. Россия пожал плечами и кивнул, прикрыв глаза. Великобритания поступил также, и вскоре измученные воспоминаниями великие державы забылись беспокойным сном, в своих кошмарах вновь и вновь проживая худшие моменты своей жизни. Проснувшись рано утром, они почти не обсуждали свой вчерашний разговор — только Великобритания все же снизошёл до совета насчёт проблемы русского. — На твоём месте я бы максимально прямо, твердо и недвусмысленно заявил бы той стране, что она мне не нравится. Не стоит давать никому ложных надежд. — внезапно прервал тяжёлое молчание он, когда Российская Империя, проснувшийся чуть раньше него, протянул ему чашку крепкого черного чая. Россия бесстрастно поблагодарил его, мысленно пожимая плечами. Можно подумать, он не пытался. Пытался, ещё как, да разве Германская Империя хоть раз обращал внимание на то, что не хотел слышать? Нет. Хотя мысль попытаться снова нравилась русскому, он бы не хотел рисковать выгодой в их нынешних отношениях. «Что ж, хотя бы я выговорился и развеялся… — недовольно отметил он, добавив ещё ложку сахара в свой чай. — Пора вернуться к работе…»