утонуть в реке из слёз и печали

— Германия? — раздался в трубке упавший голос австрийца, и немец тяжело вздохнул.  — Австро-Венгрия, уже поздно. Что стряслось? — казалось бы смиренно вопросил он, но его голосом можно было заморозить все океаны планеты. Однако, решив, что чем раньше он поможет брату, тем раньше пойдет спать, Германия терпеливо выжидал.  — Ты… — Австро-Венгрия прокашлялся. — Случайно не находил БиГ? Прошу, скажи, что он у тебя. — отчаянно взмолился он, и Германия забеспокоился. Что он скажет России, если с юношей что-то случится? — Нет, не у меня. — недовольно покачал головой немец, нервно наматывая круги вокруг тумбочки, где стоял телефон, и уже просчитывая варианты местонахождения боснийца. Самым очевидным вариантом ему казалось то, что юноша нашел убежище в доме Российской Империи или Османской Империи. «Сербия всегда был трусом, и он бы не стал подвергать себя даже малейшему риску перейти дорогу великой державе…» — Что произошло? — Он убежал. — подавленно выпалил австриец. Его голос дрогнул. — Конкретнее. — начал закипать Германская Империя, резко остановившись. — Обстоятельства, твои поступки, его поступки. Ты опять сделал что-то глупое? — Да, признаю, сделал глупость. Я… Поцеловал его. А он разрыдался и сбежал. — покаялся Австро-Венгрия совершенно убитым голосом. Германия вновь покачал головой, представляя, как на такое отреагировал бы Российская Империя. Даже пощёчиной бы дело не обошлось. — Что ж, поздравляю. Ты снова все испортил. — мрачно проговорил немец, и ему показалось, что австриец всхлипнул в трубку. — Я знаю. Я такой отвратительный. Он ведь все это время меня боялся, да? — пока Австро-Венгрия жаловался, Германия бегло просматривал отчёт, не особо прислушиваясь к словам брата. — А ты знаешь, как мне бы хотелось уберечь его от всего на свете? У меня каждый раз что-то трепещет внутри, когда я вижу его улыбку. И… — О. Так мы в одной лодке, братец. — удивлённо откликнулся немец, уловив последние слова. — Что? — запнулся посреди своей речи австриец. — Я чувствую то же самое. К Российской Империи. — признался Германия, и у него будто камень с души упал. Австро-Венгрия поражённо замолчал. — Никогда бы не подумал. Что ж, может, хотя бы у тебя все взаимно? — голос австрийца был шокированным, будто он никак не мог представить себе брата и русского вместе. — Нет. Но я счастлив, что он хотя бы позволяет иногда проводить с ним время. — мечтательно вздохнул немец, вспоминая последнюю встречу с Россией. — У нас с ним своего рода соглашение. — Интересно… — задумчиво протянул Австро-Венгрия. — Может, мне тоже о чем-нибудь договориться с БиГ? Я не хочу потерять его, а так… — Попробуй, только тебе вряд ли есть что предложить ему. — Германская Империя пожал плечами. — Я ведь стараюсь держать свои чувства при себе. БиГ, наверное, испугается, когда узнает, насколько я влюблен в него. — Не переживай об этом. — заверил брата немец. — Я тоже раньше сдерживался, но пользы это не принесло, а сейчас мне кажется, что Российской Империи иногда бывает приятна моя забота. Иногда. — И почему я не могу поладить с БиГ? — сокрушенно спросил австриец, не ожидая ответа, но Германия снова удивил его. — Потому что ты бессовестно пользуешься тем, что выше него по статусу, из-за чего он не может слишком явно отказывать тебе. — Потому что если бы я этого не делал, у нас бы вообще никакого продвижения в отношениях не было! — возмутился Австро-Венгрия, судя по звуку, швырнув что-то в стену. — Знаешь, если бы ты хоть ненадолго забыл о своей излишней гордости и вспыльчивости, ты бы лучше ладил с другими странами. С БиГ в том числе. — снисходительно пояснил немец, с нежностью вспоминая первые попытки наладить отношения с Российской Империей. — Знаешь, есть у меня связанная с Российской Империей мечта…

***

— Мой брат очень разочарован. Очень. — прохладно подчеркнул Германия, пронзая боснийца стальным взглядом. — Тебе следует радоваться, что великая держава обратила на тебя своё… — Господин Германская Империя. — плавно перебил его Россия, хмуро прищурившись. Немец пару раз вдохнул и выдохнул, затем вновь повернулся к БиГ. — Иди спать в комнату, где жил у меня до этого. Завтра я отведу тебя к Австро-Венгрии. — более теплым — в данном случае безразличным — тоном произнес Германия и кивнул в сторону второго этажа, куда Босния поспешил исчезнуть. Однако, в «свою» комнату он не пошёл, а замер на углу. — Благодарю. — если бы босниец не был знаком с Россией столько лет, он бы подумал, что тот благодарен искренне, однако, БиГ видел, что тот выдавил благодарность с большой неохотой. — Всегда пожалуйста, mein Herz. — в голосе Германской Империи появились самоуверенно-снисходительные нотки. «Как он его назвал?!» — мысленно вскрикнул Босния, шокированный, что кто-то имеет наглость обращаться подобными словами к русскому без его согласия. — Вы не представляете, как я рад, что в последнее время вы не боитесь обращаться ко мне за помощью. — ласково добавил немец, и босниец почувствовал острое желание отмыться от его слов, хотя они даже не были сказаны ему. — Впрочем, не беспокойтесь. Австро-Венгрия мне кое-что сказал, и теперь я могу заверить, что БиГ будет только лучше с ним. — Как бывший союзник вашего брата, я не верю ни единому его слову. — фыркнул русский, бросив быстрый взгляд на второй этаж, и Босния едва успел скрыться за стеной. «Только лучше! Да что с ним такое, он был дружелюбнее раньше и недолюбливал Австро-Венгрию! Что такого он ему сказал, что Германская Империя так изменил свое мнение?» — Воля ваша, mein Herz. — Германия с удовольствием протянул ласковое обращение, нисколько не смущённый ставшим явным недовольством России. — Я бы хотел, чтобы вы убедились, что с Боснией все будет в порядке, когда он вернётся. — все ещё мягко, вопреки своему выражению лица попросил Российская Империя. Но немец лишь качнул головой. — Простите, — притворно-расстроенно произнёс он. — Но я должен оставить вашего юношу на милость Австро-Венгрии. Он не пострадает, обещаю. Мне ведь теперь известны намерения моего брата. — с намёком почти промурлыкал он, и БиГ ужаснулся, потому что вспомнил те же интонации у австрийца. — И каковы же намерения Австро-Венгерской Империи? — вскинул бровь Россия, с недовольством глядя на Германию. «Да-да, мне тоже интересно…» — Я скажу, если вы пообещаете кое-что для меня сделать. — довольно произнёс немец, на что русский тяжело вздохнул. БиГ поежился от отвращения, все ещё наблюдая за ними. — Что? — Проведёте со мной завтрашний вечер? — уже не так смело предложил Германская Империя, и в его голосе совершенно не было нажима, будто бы он действительно оставлял России выбор. «Он же не согласится?» — с опаской подумал босниец. — Хорошо. А теперь рассказывайте. — «Что?!» — Конечно. — немец усмехнулся. — Раньше вы предположили, что мой брат влюблен в БиГ, и сказали, что Австро-Венгрия смотрит на него так же, как я на вас. Припоминаете? — Допустим. — кивнул русский, настороженно прищурившись. — Вы даже не представляете, насколько были правы. Австро-Венгрия не просто влюблен в него. Он влюблен в него так же сильно, как я в вас. — с наслаждением произнёс Германия, отмечая реакцию на свои слова, и Россия замер. — Оказывается, мы с братом похожи больше, чем я думал. — Вы хотите сказать, что он тоже безответно одержим Боснией много лет и что Боснии тоже придется терпеть его наигранную обходительность и мерзкие касания? — медленно уточнил Российская Империя и, получив подтверждающий кивок, побледнел и машинально отошёл на шаг назад от мягко улыбающегося немца, который, впрочем, на слова русского недовольно нахмурился, но ничего не сказал. — Бедный юноша… — покачнулся Россия, опираясь на стену. На Боснии же тем временем лица не было, а под ложечкой мерзко заныло. «В каком смысле… Одержим?» — Я бы посоветовал вам надеяться, что БиГ не будет таким же гордым упрямцем, как вы, и примет всю любовь и заботу Австро-Венгрии. И они оба будут счастливы. — голос Германии ощутимо смягчился, будто бы он был действительно обеспокоен состоянием России, в чем Босния прямо сейчас сомневался. «В каком смысле… Приму всю любовь и заботу?» — Никто и никогда не был и не будет счастлив в золотой клетке. — презрительно фыркнул русский, быстро взяв себя в руки. Немец пожал плечами, мол, «как скажете», хотя, очевидно, был не согласен. «Золотая клетка? Кошмар! Ещё хуже!» — сердце боснийца охватила паника, и он все же проследовал в указанную комнату, решив, что уже услышал достаточно. Этой ночью он почти не спал, а стоило ему задремать, как ему виделись самые ужасные кошмары с австрийцем в главной роли. Сейчас Босния и Герцеговина зевал, едва поспевая за Германской Империей, который, к слову, извинился перед ним утром. Ну, как извинился… «Мне жаль, что я был резок с тобой вчера. Ты ведь уже все понял насчёт меня и Российской Империи? Меня злит то, что ты невероятно на него похож и, скорее всего, поведешь себя с Австро-Венгрией так же, как он со мной, а даже Австро-Венгрия, хоть я его терпеть не могу, не заслужил такого…» Едва неподалеку показалась резиденция Австро-Венгрии, как БиГ снова занервничал. В горле пересохло, и он ощутил острое желание убежать куда подальше — Германская Империя все равно даже не смотрел на него, — но юноша лишь упрямо продолжил следовать за немцем — во-первых, его побег свёл бы на нет усилия Российской Империи, а во-вторых, БиГ не мог бегать от Австро-Венгрии вечность. Босниец начал нервно заламывать пальцы за спиной, когда они оказались на территории резиденции. Босниец побледнел, когда Германская Империя постучал в дверь. Босниец вовсю наматывал круги у крыльца, когда австриец наконец открыл. Босниец вздрогнул, когда ощутил на себе нежный взгляд Австро-Венгрии. Босниец почувствовал, как к глазам подступают слёзы, когда немец не слишком любезно втолкнул его в дом. Босниец подумал, что задыхается, когда услышал щелчок замка входной двери жалкую минуту спустя, которой ему не хватило на то, чтобы что-нибудь придумать. Австриец закрыл дверь за Германской Империей и, войдя в гостиную, посреди которой неуместно остановился юноша, бросил странный взгляд на Боснию, после чего засунул руки в карманы брюк и начал медленно идти к нему. БиГ соответственно начал так же медленно отходить назад, пока ожидаемо не упёрся в стену. Австро-Венгрия тем временем приблизился к нему, и юноша зажмурился, ожидая не то удара, не то чего-нибудь ещё хуже. Он услышал тихий смешок, а затем почувствовал, как австриец бережно прижимает его к себе и ласково гладит по голове. БиГ дёрнулся как от пощёчины и вновь ощутил, как к глазам вновь подступают слёзы (он ненадолго взял себя в руки прежде). — Тише, kincsem, я не сделаю тебе ничего плохого. Я так рад, что ты не пострадал, пока прятался от меня. — тихо произнёс австриец, уткнувшись носом в его макушку. — Я настолько тебе отвратителен? — с горькой усмешкой спросил Австро-Венгрия, не получив ответа, и, к его ужасу, БиГ закивал. — Ты меня пугаешь. — выдавил он сквозь слёзы, дрожа в его руках, и сердце австрийца заныло от боли. — Прости меня, БиГ, прости. Я не должен был… — начал было отчаянно извиняться Австро-Венгрия, но босниец перебил его. — Грош цена твоим извинениям! — обвиняюще бросил он, и австриец увидел ярость в его глазах. — Ты просто манипулируешь мной! — БиГ, моё бесценное сокровище, клянусь, я не хотел. — голос Австро-Венгрии надломился и задрожал. — Знаешь, твой отец недавно спрашивал, зачем ты мне. Я ведь ему ничего дельного не ответил. А что мне сказать? Что я люблю тебя больше жизни? Что я хочу прижать тебя к себе и никогда не отпускать, а ты постоянно убегаешь? Что я хочу защитить тебя от всего на свете, но не могу уберечь от самого себя? Что я хочу каждый день видеть твою улыбку, а вижу лишь слёзы? Что я хочу знать все о тебе, а ты так далёк? — Мне все равно, чего ты хочешь. — холодно процедил Босния, тихо всхлипнув. — Мне страшно. — австриец опешил от такого признания и лишь на секунду отпустил боснийца, но тот сразу же взлетел на второй этаж. Австро-Венгрия побежал за ним и успел увидеть, как тот исчезает за дверью своей комнаты, а затем раздался щелчок замка. — БиГ, солнышко мое, нам нужно поговорить. — ласково сказал он, опустившись на пол перед дверью, совершенно не думая о том, что запачкает одежду. — Ты не можешь бегать от меня вечно. — Ещё как могу. — самоуверенно фыркнул босниец по ту сторону двери вопреки собственным мыслям некоторое время назад, хотя его голос все ещё дрожал, от чего сердце австрийца сжалось. — Я не хотел тебя пугать. Я с самого начала делал все неправильно. — виновато произнёс он и оперся спиной на дверь, отчего та жалобно скрипнула, а БиГ, судя по звуку, отскочил на середину комнаты, после чего опасливо на цыпочках вернулся обратно. — Помнишь, что ты сказал мне в день моей аннексии? — спустя пару минут молчания спросил Босния печально. Австро-Венгрия задумался — он много что сказал в тот день и не мог понять, что именно юноша имеет в виду. — «Я не хочу, чтобы ты меня боялся, так что я тебя не трону, пока ты сам не захочешь, обещаю». А потом ты сказал, что я могу доверять тебе. — австриец ожидал, что БиГ сейчас начнет обвинять его во всех грехах, но тот замолчал. — Мне жаль, БиГ. Правда жаль. — искренне качнул головой Австро-Венгрия и тоже замолчал — добавлять что-то казалось ему неуместным. Страны по обе стороны двери замерли. БиГ отчаянно пытался придумать какой-нибудь план по спасению себя из этой ситуации, Австро-Венгрия же продумывал красивую речь для боснийца, но никакие слова не казались ему достойными слуха юноши. За прошедшую ночь австриец окончательно принял свои чувства, тем более, он нашел поддержку и понимание в лице брата, и сейчас его единственным желанием было прижать БиГ к себе покрепче и окружить его комфортом, теплом и нежностью. Но для этого нужно было успокоить его и настроить на миролюбивый лад. — Австро-Венгрия? — тем временем позвал тихий голос боснийца из-за двери, и австриец воодушевился. — Да, kincsem? — Как ты… — Босния замялся, но все же несмело продолжил. — Влюбился в меня? По представлению Австро-Венгрии, в этот момент он должен был очаровательно покраснеть и смутиться, и австриец слабо улыбнулся этой мысли. — Это произошло, когда я ещё не был действующей страной. — начал Австро-Венгрия, прикрыв глаза и воскрешая у себя в мыслях образ боснийца в тот день. — Я тогда в очередной раз шёл работать за отца, потому что тот снова разругался с матерью и был не в настроении, и мы столкнулись в коридоре. Ты был таким… — он прервался, не в силах подобрать подходящего слова. — Настоящим. Тебе действительно было не все равно, сильно ли я ушибся, и ты не винил меня ни в чем. Я много лет не видел такого хорошего отношения к себе. Вот с того момента ты и стал моим светом во тьме. — австриец сумбурно закончил рассказ, чувствуя, что его голос сильно дрожит. — Это… Жутко. — выдохнул Босния, отодвигаясь от двери. — И ты эгоистичный. — Прости. — вновь извинился Австро-Венгрия. — Почему эгоистичный? — с недоумением спросил он пару секунд спустя. — Разве плохо, что я после всех ссор в своей семье хотел быть счастливым и любимым? — А ты будешь счастлив, если я останусь с тобой не по своей воле и буду несчастен до конца жизни? — язвительно фыркнул БиГ, но австриец был уверен, что соответствующее впечатление своим рассказом произвёл. — Нет. Конечно, нет. — с грустью вздохнул Австро-Венгрия. — Знаешь… Я не должен обременять тебя своими чувствами. Я ведь жил с ними как-то до твоей аннексии. Но… Я бы хотел проводить с тобой больше времени. Хоть немного больше времени. — с надеждой попросил он. — А я бы нет. — совершенно ожидаемо фыркнул Босния. — Я бы вообще предпочёл не видеть тебя всю жизнь. — БиГ. — предупреждающе шикнул австриец, задетый таким отношением. — Что? Ты даже не уважаешь меня. — возмутился юноша почти ровным голосом. — Я ведь хочу как лучше для тебя. — тоже возмутился Австро-Венгрия. — Ты даже не попытался это оценить! — Оценить что? — к недовольству австрийца голос Боснии вновь задрожал. — То, что ты забрал меня от отца и брата? То, что ты теперь ни с кем не даёшь мне спокойно поговорить? То, что ты относишься ко мне, как к своей собственности? — босниец разрыдался и замолчал, из-за чего Австро-Венгрия сразу же почувствовал себя виноватым. — Открой дверь, пожалуйста. — мягко попросил австриец, желая прижать БиГ к себе поближе и втолковать ему, что он делает всё для его же блага. — Ни за что! — выплюнул юноша, даже не сдвинувшись с места. — БиГ, сокровище моё, ты же не думаешь, что в моём собственном доме для меня есть хоть одна закрытая дверь? — уже с нажимом спросил Австро-Венгрия. — Открой дверь, я успокою тебя и постараюсь переубедить. — Я… Не хочу… — слабо возразил плачущий Босния, и австриец поднялся с пола. — Ты не можешь лишить меня единственного безопасного места в этом доме! — отчаянно вскрикнул БиГ, видимо, осознав, что хочет сделать Австро-Венгрия. — Весь мой дом — безопасное место для тебя, kincsem. — ласково покачал головой австриец, уходя в кабинет за ключом. Несколько минут спустя Австро-Венгрия осторожно приоткрыл дверь, ожидая какого-нибудь фокуса от боснийца, но обнаружил, что тот с ногами забрался на кровать и накрылся клетчатым одеялом так, что австриец едва мог видеть его испуганные серо-зеленые глаза. Австро-Венгрия неторопливо направился к юноше, отчаянно желая обнять его и утешить, но ошарашенно замер у порога, когда тот разрыдался пуще прежнего, зажимая рот одеялом, чтобы заглушить всхлипы. — Пожалуйста… — взмолился Босния, и австрийцу не нужно было уточнять, что тот имеет в виду — он вновь опустился на пол и продолжил внимательно наблюдать за плачущим боснийцем. БиГ незаметно даже для себя облегчённо выдохнул. Под ложечкой все ещё противно ныло от страха, сердце все ещё бешено стучало в груди, желание убежать все ещё навязчиво крутилось в голове, но юноша упорно дышал под собственный счёт, стараясь выровнять дыхание и успокоиться — его до безумия пугала перспектива оказаться в объятиях австрийца, когда тот всё это время… Был одержим им? Да, слова лучше, чем у Российской Империи, боснийцу для этой ситуации не подобрать. БиГ поежился — почему-то ему было холодно, хотя кожа горела, а он сам прятался под тяжёлым одеялом — и продолжил считать шепотом, изо всех сил стараясь взять панику под контроль и не обращать внимания на благоговейно уставившегося на него Австро-Венгрию, одновременно нервно заламывая дрожащие пальцы. Босния сам не понимал, почему так сильно реагирует — он никак не мог успокоиться с начала разговора с австрийцем, к тому же ещё было свежо вчерашнее чувство ужаса перед… Тем, что БиГ сейчас предпочел бы не вспоминать, поэтому он поморщился и начал во всех красках вспоминать свой комфорт в объятиях отца, Российской Империи или даже Французской Республики. Они все были… Безопасными, тогда как Австро-Венгрия сейчас виделся ему самым кошмарным созданием во всем мире. Наконец Босния вдохнул и выдохнул спокойно и слабо улыбнулся. Он больше не паниковал и мог спокойно обдумать решение своей… Проблемы. БиГ целенаправленно даже не смотрел в сторону Австро-Венгрии, но краем глаза видел почти священный трепет в его взгляде, позе, выражении лица. Это было… Пугающе. «Он ожидает от меня определенного поведения, — начал рассуждать юноша. — Это понятно по тому, что он злится и делает всё по-своему, когда я возражаю. В первую очередь, он хочет, чтобы я принял его чувства. Вряд ли он рассматривает ответ «нет». Или…» — Я не люблю тебя. — невпопад нарушил тишину Босния, переведя пустой взгляд на австрийца. Тот покачал головой. — Знаю, kincsem. БиГ, хоть и не сказал этого вслух, был благодарен, что Австро-Венгрия и сейчас не сдвинулся с места. Босниец солгал бы, если бы сказал, что ему совсем не жаль австрийца и что он совсем не понимает его. Но жалость сейчас мешала его рассуждениям, и он после недолгих колебаний отбросил ее в сторону и сосредоточился. «Что ж, по крайней мере, у него нет нереалистичных ожиданий насчёт моих чувств. Моя главная цель — все ещё независимость, может, я мог бы использовать эту… — БиГ замялся, даже в мыслях не желая прямо говорить об этом. — Ситуацию в своих интересах…» — Чего бы ты хотел? — тихо и вновь не к месту поинтересовался босниец. — Ты снова заплачешь, если я отвечу, а мне невыносимо видеть тебя таким… — австриец неясно махнул рукой. — Измученным. — Пожалуйста, ответь. Нам… Все же нужно разобраться. — БиГ и сам не был уверен, что хотел знать честный ответ на свой вопрос, но нужно было что-то придумать. Австро-Венгрия вздохнул. — Я хочу быть с тобой рядом каждую секунду. Хочу знать, о чем ты думаешь, что тебя беспокоит, что радует. Хочу заботиться о тебе и… — австриец перевел на него влюбленный болезненный взгляд. — И получать то же самое в ответ. — продолжил он, отслеживая реакцию на свои слова. Босниец, к слову, уже вновь начинал тревожиться — желания австрийца были… Слишком. Просто слишком. — Хочу обнимать тебя как можно чаще. И не хочу, чтобы ты избегал меня и тянулся ко всяким… Вроде Российской Империи или даже моего брата. И… Хочу, чтобы ты полюбил меня так же сильно, как я тебя. Босния и Герцеговина ошарашенно моргнул пару раз, когда осознал, что австриец договорил — глаза застилала влага, на что Австро-Венгрия разочарованно цокнул, мол, «я же говорил». Сердце боснийца переполняли жалость и страх, хоть и не такой сильный, как прежде. — Прямо сейчас я бы не отказался хотя бы сесть рядом с тобой. — чуть веселее прибавил Австро-Венгрия с лёгким нажимом. — Полагаю, ты можешь это сделать? — полувопросительно пожал плечами Босния, косясь на австрийца с опаской. Тот вскинул бровь и торопливо пересел на пол возле сидящего на кровати боснийца. — Мне кажется, так правильнее сейчас. — запутанно откликнулся Австро-Венгрия на удивленный взгляд БиГ и кивок на кровать. Вновь повисла болезненная тишина. Внимание юноши привлекли каштановые волосы австрийца. — Можно я что-нибудь поделаю с твоими волосами? — неловко спросил он, не зная, куда деть руки. Австро-Венгрия одновременно кивнул и пожал плечами. Босния осторожно протянул руки к его голове и собрал его волосы во что-то незамысловатое. Австро-Венгрия же в этот момент почувствовал себя благословленным. БиГ аккуратно, почти невесомо касался его волос, не дёргая их и не причиняя боли (у австрийца были не лучшие воспоминания о взаимодействии отца с его волосами в детстве). Австриец прикрыл глаза и положил подбородок на левое колено юноши, чтобы тому было удобнее, а затем они случайно встретились взглядами. Австро-Венгрия видел во взгляде БиГ слабую тревогу и растерянность, а Босния видел во взгляде австрийца верность, мучение и надежду. Они не сводили глаз друг с друга, пока босниец плёл что-то сложное на волосах Австро-Венгрии и после распускал (БиГ даже не делал этого осмысленно — его движения были исключительно механическими). Внезапно Босния вздохнул и спустился на пол к австрийцу, а после медленно, будто оставляя самому себе шанс передумать положил голову тому на плечо. — Что делать будем? — тоскливо вопросил БиГ. Австро-Венгрия приободрился и задумался, неосознанно придвинувшись ближе к юноше. — Хорошо, теперь ты. Чего ты бы хотел? — Независимости. — Пожалуйста, БиГ, кроме этого. — страдальчески вздохнул австриец, и Босния тихо фыркнул. — Чтобы ты уважал мое личное пространство и не смотрел на меня как на изменника Родины каждый раз, когда я хочу поговорить с кем-то, кроме тебя. — Я… Постараюсь. — с тяжёлым сердцем согласился Австро-Венгрия. — А что насчёт тебя? — Я мог бы проводить с тобой больше времени? — неуверенно предложил Босния. — Договорились. — быстро кивнул австриец. — А теперь могу я обнять тебя? — Да?.. — с оттенком вопроса едва заметно кивнул БиГ, несмело подвинувшись ближе к Австро-Венгрии. Тот привычно мягко улыбнулся и едва ощутимо прижал боснийца к себе, с восторгом осознавая, что тот не вздрагивал от его прикосновений. — Тяжёлый день был сегодня.