***
— Жаль, что вы уходите. — искренне расстроился немец. — Может, задержитесь ещё хотя бы на день? — Господин Германская Империя. — Российская Империя сочувственно вздохнул, взяв его руки в свои. — Я бы с удовольствием остался, но у меня после того, как я три дня бессовестно провалялся в постели, скопилась куча работы. Отчеты, вы же не хуже меня знаете. Но я благодарю вас от всего сердца за вашу неоценимую помощь. — Не стоит благодарности, мне было в радость помогать вам. — Германия мягко улыбался: такая искренняя благодарность от русского была лучшей наградой. — Не забудьте ваши лекарства, я подробно написал, как их принимать. Пейте их ещё пару недель. — он протянул ему красивый бумажный пакет с несколькими бутылочками внутри. — Обязательно. — дружелюбно кивнул русский, и немец закрыл за ним дверь. Россия постоял минуту на крыльце, наслаждаясь теплым летним воздухом, а затем направился в резиденцию Британской Империи, где жил последнее время — от его дома до француза и британца было далеко, а общаться лично им нужно несколько раз в день. — Ваше императорское величество! — стоило России зайти в дом, как к нему счастливым вихрем метнулся проходивший мимо со стопкой документов Босния. Документы оказались на комоде в прихожей, а босниец — в объятиях русского. — Я тоже рад видеть тебя, Босния. — мягко рассмеялся Российская Империя, одной рукой прижимая его к себе, а второй — растрепывая волосы боснийца. На восклицания со второго этажа спустились и великие державы. — Надо же, господин Российская Империя почтил мою скромную обитель своим присутствием! — с притворным недовольством всплеснул руками Британская Империя. — Не мог сам написать нам о своем состоянии? — присоединился к его возмущениям Французская Республика. — Эта записка от Германской Империи навела нас на плохие мысли. Босния тоже о тебе переживал! — он втянул в разговор боснийца. — Мне приятно, что вы все обо мне беспокоились. — ласково улыбнулся русский всем троим. Они стояли пару минут в комфортном молчании. — Итак, пора вернуться к делам. Франция, что ты выяснил о… — он сделал паузу и выжидающе уставился на француза. Тот уловил намек. — Mon chéri, сходи, пожалуйста, за Сербией. — попросил он Боснию, и тот после короткого кивка ушел во французскую резиденцию по соседству. — К слову, ты будешь рад узнать, что Босния и Сербия занимались твоими отчётами, пока тебя не было. Они оба хорошо справляются. — Отлично. — довольно кивнул Россия. — Итак, я узнал, что…***
Сербия пару минут мялся на крыльце британской резиденции и нервно теребил пуговицы на рукаве рубашки. Греция настойчиво просила его наконец все рассказать, и он склонялся к тому, чтобы последовать ее совету. Серб набрал воздуха в лёгкие и открыл входную дверь, которая громко скрипнула. В резиденции было пугающе пусто и тихо. Он поднялся на второй этаж к кабинету Британской Империи и замер. Затем ещё раз вдохнул и постучал. — Заходи. — откликнулся Россия, и Сербия машинально отметил, что его голос почти не звучит разочарованно. Серб закрыл за собой дверь и застыл на пороге. Россия кивнул на кресло напротив себя, и тот быстро уселся, сжав подлокотники до побелевших пальцев. — Ты ведь уже знаешь, почему ты здесь? — Российская Империя почти скучающе подпёр голову рукой. — Знаю. — едва слышно прохрипел Сербия. — Имей в виду, я услышал уже две версии произошедшего, так что советую честно во всем признаться. — голос русского почему-то не звучал презрительно или осуждающе. — Я… Честно признаюсь. Греция тоже советовала мне это сделать. — кивнул Сербия и получил одобрительный взгляд. — Итак, все началось в декабре прошлого года, когда в моей столице появились австро-венгерские войска…***
Сербия очнулся в тюремной камере, привязанный к стулу. «Отличное начало дня…» — невесело фыркнул он, на пробу дёрнув запястьями. Естественно, веревки не ослабли. Спустя пару часов мучительного ожидания за дверью послышались шаги, и вскоре на пороге появился Австро-Венгерская Империя, который ласково улыбнулся, едва завидев его. Ну, как завидев… Он был в повязках и, скорее всего, просто знал, кого увидит. — Сербия! Какой гость почтил нас своим присутствием! — весело пропел он и неаккуратно закрыл за собой дверь. Серб тревожно сглотнул, когда услышал щелчок замка. Австриец остановился у него за спиной и без особых усилий развернул стул на сто восемьдесят градусов. Позади оказалась дешёвая железная кровать, на которую уселся Австро-Венгрия и придвинул стул с сербом на нем ближе к себе. — Что-нибудь расскажешь? — бодро поинтересовался он, и Сербия замотал головой. — Жаль. — вздохнул не получивший ответа австриец и стянул с пояса ножны. Серб заворожённо наблюдал, как из них медленно появляется фамильный австрийский кинжал, с которым он видел ещё Австрийскую Империю. В душу Сербии пробрался липкий ужас, заставивший его застыть на месте. — Итак… — протянул Австро-Венгрия, поигрывая кинжалом. — Поговорим? — он расслабленно откинулся на стену и закинул ногу на ногу. Серб нервно моргнул, пытаясь осознать резкую смену настроений. — Например… Расскажи мне, как там БиГ. Давно я его не видел. — австриец осторожно прикоснулся клинком к колену Сербии, и тот даже сквозь ткань брюк почувствовал холод металла. — Я не собираюсь говорить о Боснии. — вздёрнул подбородок серб и отвернулся, насколько позволяло ему его положение. Австро-Венгрия невесомо коснулся кончиками пальцев его шеи. Сербия вздрогнул. — Пожалуйста, подумай ещё раз. Я бы не хотел причинять вред брату БиГ. — австриец провел линию до подбородка и резко дёрнул голову серба к себе. Перед глазами Сербии застыли повязки в цветах австро-венгерского флага. — Я ничего не скажу. — четко разделяя каждое слово, смело процедил Королевство Сербия. Австро-Венгрия цокнул и разочарованно покачал головой. — Жаль. Клинок почти нежно огладил колено серба, затем скользнул вверх, беспрестанно обжигая холодом вздрагивающего Сербию. Затем лезвие поднялось к сердцу. Австриец бесцеремонно задрал рубашку серба до середины. — Что… Вы делаете? — непритворно встревоженно спросил Сербия, стараясь уйти от прикосновений австрийца, но у него ничего не выходило. — Я что-то делаю? — театрально удивился Австро-Венгрия. Он бережно погладил кожу у нижних рёбер, а потом перехватил клинок поудобнее и нацарапал на коже букву K. Совсем слабо, едва задев серба. Порез, естественно, затянулся спустя три минуты. Австриец удовлетворённо мурлыкнул сам себе и продолжил. В этот раз он царапал буквы резко и глубоко, убеждаясь, что шрам останется надолго. Сербия прикусил губу, чтобы не закричать, но прокусил ее. Австро-Венгрия на секунду отвлёкся и стёр кровь перчаткой, неодобрительно качая головой. — К слову, мы здесь совсем одни. И даже мой брат к нам не присоединится. Так что можешь кричать сколько угодно. — издевательски любезным тоном сообщил австриец, вырезав ещё одну букву под ребром серба. На следующей букве он вонзил кинжал так глубоко, что сербу показалось, будто он задел кость. Сербия громко вскрикнул, и Австро-Венгрия одобрительно замурлыкал что-то ласковое ему на ухо. — Ну вот, у тебя ведь красивый голосок. Не нужно его стесняться. Наконец Австро-Венгрия закончил и ощупал свой труд. На рёбрах Сербии красовалась надпись «K. und k.». О, Сербия отлично знал значение этой надписи. Он громко выругался и дёрнулся на стуле несколько раз, стараясь хоть как-то выместить накопившийся гнев, но у него ничего не вышло. Он был накрепко привязан руками и ногами к стулу. — Это будет напоминать тебе о твоём месте. — безмятежно протянул австриец, «наблюдая» за его попытками хоть что-то сделать. — А с БиГ вы так же поступите? — яростно процедил серб. Кровь медленно стекала по его телу, и он даже не мог ее стереть. — Разумеется, нет. — тон австрийца сменился с мурлыкающего на серьезный. — Я не позволю никому, даже себе, причинить ему боль. — БиГ очень расстроится, когда узнает, что ты творишь с пленными! — обвиняюще бросил Сербия, и улыбка Австро-Венгрии с пугающе-миролюбивой сменилась на ледяную. — Во-первых, не «ты», а «вы», а во-вторых… Да, БиГ очень сердобольный. — он произнёс это с ностальгической улыбкой, явно вспоминая что-то связанное с боснийцем. — Но вряд ли его будут волновать такие, как ты, когда я верну его себе. Я позабочусь, чтобы он о тебе даже не вспомнил. — Он на твои манипуляции не поддастся! — с максимально возможным презрением фыркнул Сербия, и ласковая улыбка вновь вернулась к австрийцу. — Может, нет. А может и поддастся. В любом случае, выбора у него не будет. Я заполучу его сердце и без этого. — он мечтательно улыбнулся. — Он возненавидит тебя. И ты, и Германская Империя — два абсолютно одинаковых одержимых безумца, и любви вы не заслуживаете. Австро-Венгрия все с той же мягкой улыбкой дал сербу пощечину, и тому показалось, что у него треснула какая-то кость. — Мы не одинаковы. — миролюбиво возразил австриец. — Германия хочет служить объекту своей любви, а я хочу им обладать. Чтобы я был центром его мира, чтобы он рассказывал мне все свои мысли, чтобы он даже не знал, где его границы. Чтобы он любил меня так же отчаянно, как я его. — Это отвратительно. — пренебрежительно хмыкнул Сербия. Австро-Венгрия пожал плечами. — Мне плевать. Мы с Германией после стольких лет заслужили хоть что-нибудь хорошее в наши жизни. А ты — нет. Думаешь, кто-нибудь придет за тобой? — Обязательно. — уверенно заявил серб. — Ты здесь уже четвертый день. — снисходительно усмехнулся Австро-Венгрия. — Ты никому не нужен. — Как… Четвертый день? — ошарашенно переспросил Сербия. — Ты слишком слабая страна, так что ты провалялся без сознания три дня, когда я заполучил твою столицу. — благосклонно пояснил австриец, прижавшись спиной к стене. — Я… Не мог… — Понимаю, тяжело признавать, что ты оказался слабее большинства стран в этом плане, но ты действительно не приходил в себя три дня. И никто тебя даже не искал. Думаешь, Антанта заметит твою пропажу? — Российская Империя точно заметит. — без тени сомнения фыркнул Сербия, и австриец покачал головой. — Он никогда не ценил тебя по достоинству — не то чтобы у тебя было хоть одно полезное качество, — и ты всерьёз считаешь, что он не радуется тому, что избавился от обузы, а ищет тебя? — Я… Не обуза. — уже не так уверенно возразил серб. — Правда? Расскажи-ка мне, ты сделал что-нибудь полезное для Антанты с начала войны? Ты ничего не сделал. Более того, война началась из-за тебя. Из-за тебя гибнут люди, из-за тебя мучаются колонии в этом самом здании, из-за тебя у великих держав прибавилось головной боли. — Это была твоя вина. — Отчего же моя? Я дал тебе выбор, и ты выбрал вариант, который привел нас к войне. — Ты не дал мне никакого выбора! Либо начиналась война, к чему все и шло, либо я терял независимость и снова становился твоим протекторатом! — Разве тебе было плохо тогда? Вспомни, благодаря кому ты сохранил свои территории в той войне. Я ведь не оставил тебя на произвол судьбы. Что молчишь, нечем возразить? Российская Империя просто промыл тебе мозги, убедив, что он отличный наставник, а я чудовище, которое каждый день тебя мучило. — Будто бы он неправ. — Неправ. Ты ему никогда не был нужен. Он хоть раз прислушался к хотя бы одной твоей просьбе? — Да! Он постоянно это делает. И он не оставил меня наедине с Центральными державами, когда начиналась война. Хотя ему было бы намного выгоднее этого не делать. — Он был связан с тобой договором. Как думаешь, не будь этого договора, стал бы он спасать тебя? — Наверное. Откуда мне знать? Главное, что он уже спас меня. — А сейчас почему не спасает? Ты здесь несколько дней, совсем один. — Он наверняка пытается. Ты ведь мне не расскажешь правду. — Он не пытается. Он даже не обратился к моему брату с вопросом о требованиях. Не то чтобы я согласился вернуть тебя за деньги, но он даже не попытался. — Ложь. — Ты жалок в своей слепой вере в него. Смирись уже с тем, что ты слаб и никому, кроме меня, не нужен. Я мог бы о тебе позаботиться. А БиГ был бы благодарен мне за то, что ты не пострадал. — Я уже пострадал. У меня останется шрам на всю жизнь. — Вот и хорошо. Будешь смотреть на себя в зеркало и вспоминать, где твое место. Подсказка: отнюдь не рядом с Российской Империей, который плевать хотел что на тебя, что на всех остальных. — Значит, ты и БиГ считаешь жалким? Он тоже достаточно близок с Российской Империей. — БиГ моложе тебя, ему простительно. К тому же ты уже давно независимая страна, в отличие от него. Ох, надеюсь, ты не вбил ему в голову свои глупые идеи о независимости и объединении южнославянских стран. — Может, БиГ пока что не так отчаянно стремится к независимости, но зерно сомнения в его голове я оставил. И ему нравилась идея создания Югославии. — Печально. Ничего, я избавлю его от этих неразумных мыслей. Да и кто из великих держав позволит вам всем создать свое государство? — После окончания войны и победы Антанты всем будет не до нас. А я тем временем займусь чем-нибудь полезным. — Смешно. Какая от тебя может быть польза? — А Германской Империи какая от тебя польза? Ты постоянно все портишь, а он вынужден тратить свои войска на твое спасение. — Слухи о моих поражениях преувеличены. — Это не ответ. Можно подумать, в какой-то критической ситуации Германская Империя побежит тебя спасать. — Он просто не доведет до критической ситуации, вот и все. К тому же я не единственный его союзник. Германия нас защищает, потому что мы ему нужны. А ты не нужен никому. Не прошло и полугода, как я оказался в самом сердце твоей страны. — Довольно большой срок, учитывая, что я был практически наедине с то… Черт. — Договаривай-договаривай. Разве не в этом ты пытался убедить меня? Ты сам сказал, что был почти один со мной, заметь. — Я не был один. Российская Империя помогал мне. — Минуту назад ты утверждал обратное. Видишь, ты и сам все прекрасно понимаешь. Он оставил тебя тогда и не придет сейчас. — Я оговорился. — Невольные мысли обычно самые честные. В самом деле, кому может быть нужен кто-то настолько беспомощный, слабый и трусливый, как ты? — Может, великие державы и не слишком высокого обо мне мнения… — Наконец-то твои мысли свернули в правильное русло. — Но, по крайней мере, БиГ не ненавидит меня. — Надолго ли? Ты сильно задел его, когда отказал ему в убежище, пока он сбегал от меня. — Нет. Мы поговорили с ним, и он сказал, что ни в чем не винит меня и, возможно, поступил бы так же на моем месте. — Он так сказал. А что он подумал? — Он был искренен. В этом я уверен. — Я могу заверить, что я достаточно хорошо знаю БиГ, и он точно мог бы солгать ради твоего душевного спокойствия. — Ты ничего о нем не знаешь. Какая его любимая книга? Любимое блюдо? Он предпочитает кошек или собак? Есть ли у него хобби? Ты знаешь ответ хоть на один из этих вопросов? — Это к делу не относится. Впрочем, расскажи мне. — Не-а. Ты даже не потрудился что-то узнать о моем брате за то время, что он жил у тебя. — Я был занят заботой о нем. — Той заботой, после которой он сбежал от тебя? — Переборщил, признаю. Но я все равно считаю это лучшим моментом своей жизни. — Никчемная же у тебя жизнь, если поцелуй с моим братом без его согласия для тебя лучший момент. — Ты забываешься. Помни, что я могу что-нибудь сделать с дорогими тебе странами, если ты выведешь меня из себя. Албания, Черногория, Македония, даже Болгарию ты любишь в глубине души, пусть и называешь его предателем, а что насчёт Греции? Не влюблен ли ты в нее? — Угрожать более слабой стране, втягивая в это ее близких? Так в твоём стиле. БиГ ты тоже скажешь что-то вроде «если ты не полюбишь меня, я медленно и мучительно убью твою семью?» — Прекрати втягивать в это БиГ. Он — отдельная тема для разговора, и он никак не касается тебя. Ты ему не нужен. Как и он тебе. Готов поспорить, ты отвратительный старший брат. И ты не смог защитить его. — А что я мог сделать, если он стал разменной монетой для великих держав? — Значит, так нравящаяся тебе Антанта не так уж хороша, если только Российская Империя пытался его защитить. — А знаешь, кто даже не попытался? Ты. — Он и без меня неплохо справлялся. — У вас, великих держав, напрочь отсутствует эмпатия! У тебя особенно. Я смотреть не могу, как БиГ дружелюбно общается со всеми вами после всего, что вы ему сделали. Особенно с Францией. Тот точно плевать на него хотел. Неудивительно, что брат так сблизился с Российской Империей, потому что он — единственная надёжная страна в Антанте. А ты? После всего, что ты натворил, он даже не… Не знаю, не отвесил тебе пощечину. Я бы так и сделал. А он честно пытался понять, принять и простить. Он слишком добрый, пусть и периодически делает ошибки, а вы все нагло этим пользуетесь! — Закончил? Как будто бы ты его не используешь. И в который раз прошу, смени тон. Иначе кто-нибудь пострадает. Греция, например. Думаешь, ты сможешь ее защитить? — Нет. Но я могу попросить Российскую Империю. — Хоть Греция и нейтральная страна, она склоняется к нам с Германией. Российская Империя точно не будет ее спасать. Просто смирись, что ты не можешь защитить никого из тех, кто тебе дорог. Ты всегда будешь недостаточно силен, недостаточно решителен и недостаточно умён для этого. Ты даже не знаешь, что делать со своей независимостью, пусть и формальной. Свободной страной ты так и не стал. Сначала зависел от меня, потом от Российской Империи. И что ты теперь можешь сделать? Сам ты ни на что не годен, а потому вынужден в любой ситуации молить о помощи великих держав. Жалко. — Я не… — Что «не»? Повторюсь, ты беспомощен и никому не можешь помочь. Но я могу защитить БиГ. Почему я слышу, как ты шмыгаешь носом? Только не говори, что ещё и разрыдался от одних моих слов. Я ведь почти ничего не сделал. Ничтожество. Постоянно пытаешься участвовать в политике сам, а из этого по-прежнему ничего не вышло. Ни один твой план не осуществился. И в конечном итоге ты все равно останешься одиноким, слабым и зависимым. Ты требуешь от себя слишком много, но ты ничего из себя не представляешь, а потому у тебя никогда ничего не получается и не получится. Сербия открыто всхлипнул. Он, к своему стыду, действительно сейчас почувствовал себя до тошноты слабым. — Ох, не нужно плакать. — неожиданно нежно протянул Австро-Венгрия и крепко прижал серба к себе, бережно поглаживая по голове. Тот разрыдался пуще прежнего, пытаясь оттолкнуть австрийца как мог — руки его все ещё были связаны. Хуже всего было то, что… Сербия на секунду правда почувствовал себя спокойнее рядом с Австро-Венгрией. Да, тот был омерзителен ему, но тот действительно был в силах защитить его. И БиГ. «А Антанте плевать на меня! Они… Допустили, чтобы я оказался в такой ситуации!» — Если не хочешь, чтобы я продолжал, просто попроси меня. Готов поспорить, тебе есть, что предложить. — шепнул австриец на ухо сербу. Тот поднял взгляд, замутненный слезами. — Пожалуйста, не надо. — дрожащим голосом попросил он, надеясь, что австрийца это устроит. — Хорошо. — легко согласился тот. — А что мне за это будет? — Не знаю… Мне нечего предложить. Правда нечего… — растерянно всхлипнул Сербия, в который раз радуясь, что австриец в повязках и не видит его лица. — Разве? — притворно изумился Австро-Венгрия. — Подумай ещё раз. — Вы хотите… Чтобы я шпионил для вас? — с ужасом спросил серб и получил кивок. — Хочу. Так ты согласен? Только согласись, я сразу тебя отпущу. — Согласен. — обессиленно, на грани слышимости прошептал Сербия и вновь разрыдался. Он чувствовал себя омерзительно из-за того, что предал Антанту. — Как интересно получилось… — промурлыкал довольный Австро-Венгрия. — Пойдём, я провожу тебя. Он быстро развязал веревки и помог сербу подняться. Его мышцы затекли, и он едва не упал, так что ему пришлось крепко вцепиться в австрийца, которому такое, кажется, даже было в радость. Они вышли из здания, и серб зажмурился от солнца. Когда он подумал, что этот день уже не станет хуже, неподалеку появился Германская Империя. Он оглядел серба с удовольствием. — Так вот чем ты был занят все это время. Отличная работа. — фыркнул он, и австриец самоуверенно ухмыльнулся. — Ещё бы. К слову, теперь он может выяснять для нас что-нибудь у Антанты. — Он… Предал Российскую Империю? — немец так презрительно поморщился, что серб почувствовал себя так, будто на него вылили ведро помоев. — Отвратительно. — Не спеши открещиваться. Он и про Российскую Империю может тебе что-нибудь рассказывать. Да, Сербия? — Я… Пойду? — несмело поднял на него заплаканные глаза серб. Австро-Венгрия расхохотался, но отпустил его, и Сербия беззастенчиво убежал. Вернуться ему следовало в британскую резиденцию, куда фактически переехал Российская Империя, но… Сейчас серб никого не хотел видеть. Он вернулся в собственный дом, упал на диван в гостиной и разрыдался так, как никогда в жизни.***
— Я самоуверенно надеялся избегать Австро-Венгерскую Империю до конца жизни, но у меня не вышло. Когда я попытался отказаться, он ранил Грецию. — Сербия говорил это, не поднимая глаз на Российскую Империю. Его голос начал дрожать ещё в самом начале рассказа, а к середине и вовсе надломился, и сербу пришлось сочетать рассказ со всхлипами. — А потом я начал избегать БиГ. Думал, это чем-то поможет. Он был прав. Я беспомощен, и у меня ничего не выходит. — Сербия приобнял себя за дрожащие плечи, уже не интересуясь ответом русского. Что ж, по крайней мере, теперь у него на душе стало чуть спокойнее.