***
— Ну, у тебя какие проблемы? — язвительно поинтересовался немец, не дав Австро-Венгрии сказать ни слова. Тот на секунду изумился столь холодному приёму, но быстро взял себя в руки. — С БиГ что-то не так. — обеспокоенно пояснил он, перебирая провод телефона в руках. — Что именно? — терпеливо вздохнул Германская Империя. — Он тает на глазах! — совсем тревожно воскликнул австриец и сразу посмотрел по сторонам, убеждаясь, что юноша не слышит его жалоб. — Он почти не ест, плохо спит — я слышу его плач ночами, и… Я каждый день говорю ему, что его отец и брат в порядке, а он лишь безразлично кивает. Я его вчера решил обнять и понял, что чувствую все его ребра через кофту, настолько он похудел! — Не ест — заставь. — не впечатлился Германия. Австро-Венгрия живо представил, как он следует его совету и как после этого босниец становится ещё более измученным, и замотал головой. — Нет-нет-нет, лучше пусть ест хоть сколько-нибудь. Наверное, если я заставлю его, он не будет есть вообще. Ещё советы будут? — Почему бы тебе не прийти к нему ночью и не успокоить? — скучающе спросил немец, и на том конце провода послышалось шуршание документов. — Да я только хуже сделаю! — приглушённо возмутился Австро-Венгрия. — Он меня ненавидит. — С чего ты взял? — Он избегает меня все время. Но всегда приходит ко мне в кабинет раз в два дня, как будто у него там график где-нибудь висит. Проводит со мной весь вечер и исчезает, словно его и не было. — Так общайся с ним сам. — Я общаюсь. Стараюсь выловить его в библиотеке в течение дня. Мне хочется обнимать его и разговаривать с ним. Ему… Видимо, не очень хочется. — Австро-Венгрия горько усмехнулся. — Чем он занимается в остальное время? — Сидит на подоконнике и тоскливо смотрит на улицу. Я запретил ему убираться и готовить, когда он стал плохо выглядеть, так что он теперь либо в библиотеке, либо на подоконнике. — А отчёты? Кажется, я сказал тебе разрешить ему заниматься отчётами. — Какие ему отчёты, Германия? Он выглядит так… Хрупко. Ему о себе нужно заботиться, а не об отчётах. — Отчёты, Австро-Венгрия. Это несложно. — Ему и так тяжело, какие, ради всего святого, отчёты? — Самые обычные. Пусть хоть чем-то займётся. — Ладно… — австриец собирался игнорировать требование брата. — Почему ты такой недовольный сегодня? — Российская Империя. У всех моих чувств лишь одна причина. — фыркнул немец. — Он снова избегает меня. Я скоро поговорю с ним, впрочем. — сказал он и бросил трубку.***
Австро-Венгрия сегодня возвращался домой взбудораженным. После работы он провел почти час в лучшем ювелирном магазине своей страны и сейчас возвращался оттуда с подарком в красивой бархатной коробочке синего цвета прямоугольной формы. Австриец твердо вознамерился побыть немного навязчивым ради внимания Боснии. А что? Германия тоже начал отправлять подарки Российской Империи. Правда, это плохой пример, потому что его подарки оказывались нераскрытыми в ближайшем мусорном ведре, но Австро-Венгрия был уверен, что подобрал для юноши то, что ему понравится. Остановившись перед входной дверью, австриец привычно проверил связь. Босния чувствовал себя спокойно, но… Его яркие и такие красивые чувства в последнее время пачкались апатией и меланхолией. Австро-Венгрию это тревожило: он ведь обещал сделать его счастливым, так почему ничего не выходит? Интересно, а сам юноша часто проверяет их связь? — Здравствуй, kincsem. Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался австриец, добравшись до комнаты юноши и войдя без стука. Закутанный в кучу одеял босниец поднял на него безучастный взгляд и пожал плечами. — Что-то болит? — обеспокоенно спросил Австро-Венгрия, усевшись на кровать перед ним. Он начал греть ледяные руки Боснии в своих. Тот снова пожал плечами. — Хорошо, скажи, если станет плохо. — вздохнул австриец, так и не получив вразумительного ответа. — Я тут принес тебе кое-что. — он тут же воодушевился и достал бархатную коробочку из кармана. — Это тебе. Босния тут же открыл ее. В ней лежали аккуратные часы с не слишком большим циферблатом и серебристым корпусом и тонким кожаным ремешком, который австриец выбирал тщательнее всего, беспокоясь, как бы он не натирал нежную кожу боснийца. Через связь Австро-Венгрия почувствовал, что… Чувства юноши никак не изменились. Хотя на его лице последовательно появлялись интерес, удивление и радость, он по-прежнему ничего не чувствовал. Австриец аккуратно застегнул часы на запястье боснийца. Они восхитительно сидели, и БиГ поблагодарил его, по-прежнему не чувствуя благодарности. — Ты часто проверяешь нашу связь? — с искренним любопытством спросил Австро-Венгрия, не став задавать вопросы насчёт его чувств, и юноша пожал плечами. — Я больше не проверяю ее. — лаконично пояснил он, не смотря ему в глаза. — Почему? — изумился австриец. Он окончательно перестал бороться с желанием постоянно касаться их связи пару недель назад. Поначалу это делало его счастливым, а сейчас… Бесконечная меланхолия в душе юноши потихоньку начала передаваться и ему. — Зачем? — ответил вопросом на вопрос босниец. — Тебе не интересно знать, что я чувствую? — полюбопытствовал Австро-Венгрия, и Босния беспокойно дёрнулся. Он не имел права сказать «нет», но и переубеждать австрийца он не хотел и не мог. — Попробуй, пожалуйста. — мягко попросил Австро-Венгрия, и босниец покорно потянулся к связи, надеясь сдержать свои чувства. Но нет. Стоило ему коснуться ее, стоило только любви австрийца с болезненным привкусом накрыть его с головой, как юноша тут же разрыдался и свернулся в клубочек под одеялом, не желая чувствовать даже капли это мерзкого чувства. «Прекрати, прекрати…» — лихорадочно шептал Босния, даже не осознавая этого. Австро-Венгрия, кажется, обеспокоенно вскрикнул и попытался прижать его к себе, но боснийца это уже не слишком волновало. В себя он пришел почему-то уже в пустой комнате. «Надо извиниться…» — было его единственной мыслью, когда он, пошатываясь и потирая виски, поднялся с кровати. — Австро-Венгрия? — он осторожно постучал в дверь его кабинета и заглянул, не дожидаясь ответа. Австриец смотрел на него безразлично, и Босния поспешил устроиться рядом с ним на диване и уткнуться лбом ему в плечо. Вопреки ожиданиям, австриец не спешил сжать его в объятиях. — Мне так жаль. Прости, пожалуйста. — начал босниец, и его голос задрожал. — За что? — бесстрастно вздохнул Австро-Венгрия. — Ты ни в чем не виноват. Это все моя вина. — он наконец бездумно погладил его по голове. — Почему я не могу сделать тебя счастливым? Почему ты так измучен? Что я делаю не так? БиГ, умоляю, скажи мне. — его голос тоже надломился. — Мне одиноко. — Поговори со мной! — Австро-Венгрия… — босниец тяжело вздохнул. — Это не так работает. Я последние месяцы видел только тебя и Германскую Империю. Я хочу… Просто хотя бы услышать голос кого-нибудь другого. Кого-нибудь, в чьем присутствии я чувствую себя спокойно. И хочу знать последние новости. Ты ведь ничего мне не рассказываешь. Ты лишь каждый день говоришь, что отец и брат в порядке. Признай: твое «в порядке» периодически ложь. То, что я ничего не знаю, тревожит меня ещё больше. Мне нечем заняться — я схожу с ума от безделья. Я привык работать с документами, ходить к другим странам, а теперь я лишён всего этого. И хочу хотя бы выйти на улицу. Пусть с тобой, пусть недалеко, но выйти. Я задыхаюсь в твоём доме, мне нужен свежий воздух. — БиГ… — босниец почувствовал, что австриец тоже всхлипнул. — Я понимаю. Я все понимаю. Но ты тоже меня пойми. Мне страшно потерять тебя ещё раз. И… Я все ещё надеюсь, что ты полюбишь меня в ответ. Может, зря, но… Я живу этой надеждой. Я не хочу, чтобы ты о чем-то волновался, я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Ещё… Ты стал таким хрупким. Ты не ешь, не спишь и все время сидишь у себя. Мне страшно за тебя. — Давай попробуем построить нормальные отношения. Дружеские. Пойми, насильно мил не будешь. Может, из нас получатся хотя бы хорошие друзья, и тогда смогу попробовать остаться. — И что ты предлагаешь? — Позволь мне увидеться с отцом, пожалуйста. Австро-Венгрия со вздохом поднялся с дивана и подошёл к телефону, дрожащими пальцами набрал номер. — Господин Османская Империя? Хотите увидеть сына? — спросил он совершенно убитым голосом.***
Сегодня Российской Империи пришлось задержаться на работе. Он спокойно занимался документами, пока не понял, что зал собраний опустел, и в нем, помимо него, остался лишь… Кто бы сомневался, Германская Империя. Россия чувствовал на себе цепкий взгляд немца. Тот открыто любовался им с неизменной мягкой улыбкой на губах, иногда прерываясь на то, чтобы что-нибудь восхищённо прошептать на родном языке. Россия надеялся, что сегодня они обойдутся без манипуляций. Стоило Российской Империи отложить последний документ в стопку, как он услышал звук тяжёлых шагов, и немец уселся перед ним. — Господин Российская Империя. — промурлыкал он, скрестив кончики пальцев. — Чего вам? — не слишком вежливо поинтересовался русский, даже не смотря в его сторону и деланно бегая глазами по листу бумаги. — Ничего. Лишь хотел поговорить с вами. Вы ведь снова бессовестно игнорируете меня. И… — голос Германии приобрел хищные нотки. — Выбрасываете мои подарки. Я бы понял, если бы они вам не понравились, вы ведь отказываетесь рассказывать о себе, а я и не знаю, что вам по душе, но вы ведь даже не открываете их. — он раздражённо хмыкнул, но его взгляд по-прежнему был ласков. — Вы даже не даёте мне шанса поухаживать за вами. — немец будто бы был искренне расстроен. — Вы знаете, я ненавижу, когда меня игнорируют. — резко добавил он, не получив ответа. — Прямо как вы игнорируете мои требования оставить меня в покое вот уже много лет? — Российская Империя удостоил его презрительным взглядом. — Я тоже не в восторге. А теперь вынужден попрощаться с вами. Хорошего вечера. — Не так быстро, mein Herz. — вновь замурлыкал Германская Империя, придержав его за руку. — Чем будете угрожать сегодня? — язвительно полюбопытствовал Россия, оставшись на месте. — С чего вы взяли, что я посмею угрожать вам? — притворно изумился немец. — Я знаю, у вас и так много дел, зачем мне прибавлять вам тревог? — Вы делаете это прямо сейчас. — Вам не о чем беспокоиться, если вы меня спокойно выслушаете. Вы ведь выслушаете? — Германская Империя смотрел на него с надеждой, хотя выражение лица у него было хищным. — Благодарю. Итак, я бы хотел попросить вас хотя бы посмотреть мои подарки. — Попросите. — не моргнув и глазом отрезал Российская Империя, незаинтересованно глядя в сторону. — Пожалуйста, извольте открыть хотя бы это. — немец протянул ему небольшую коробочку, и русский, вскинув бровь, сделал как его попросили. — Безвкусица. — фыркнул он, даже толком не рассмотрев подарок. Германская Империя мученически вздохнул. — Позвольте. — коротко бросил он и, взяв украшение в руки, аккуратно застегнул его на шее русского. — Вам так идёт. Сапфиры идеально подходят к вашим прекрасным глазам. — восхищённо пробормотал немец, отстранившись. — Что опять не так? — чуть менее радостно уточнил он. — Мне не нравится сочетание сапфира и золота. К тому же, я не переношу золото в принципе. — мрачно пояснил Россия. «А вот Французская Империя знал об этом, хотя я ему не говорил…» — Учту. Что-то ещё? — почти дружелюбно поинтересовался немец. — Я не ношу украшения. — Ох. Тогда… Что вам нравится? — Когда вы не дарите мне подарки. — Как же мне тогда привлечь ваше внимание? — театрально-сокрушенно вздохнул Германская Империя. — Я не хочу, чтобы вы привлекали мое внимание. Мне сказать это на немецком, если уж общий язык так непонятен для вас? — Да, пожалуйста. — ещё больше воодушевился Германия. — Так давно не слышал, чтобы вы говорили на других языках, хотя я уверен, что вы до сих пор прекрасно говорите на каждом из них. — его взгляд был умоляющим. — Как знаете. — вздохнул он после минутного молчания. — Позволите проводить вас до дома? — Нет. — Российская Империя быстро схватил портфель и зашагал к выходу. — А если я расскажу вам кое-что интересное? — тут же предложил Германская Империя, придержав его за локоть. Россия вздохнул. Да, немец обожал наблюдать, как тот после очередной манипуляции соглашается проводить с ним время. Когда-нибудь он будет делать это добровольно.