***
— Россия, ты не представляешь, что только что произошло! — самозабвенно восклицал Османская Империя в трубку. Одновременно он торопливо застёгивал пуговицы рубашки, но из-за спешки у него не сразу получалось. — Прошу, скажи, что это хорошая новость. — голос Российской Империи звучал устало. — Германская Империя только что проводил меня до дома и рассказал о Царстве Польском, и я не в настроении для плохих новостей. — Он что-нибудь сделал? — тут же сбавил тон осман, обеспокоившись. — Нет. Но общение с ним выматывает. — Россия открыто зевнул, из-за чего звук в телефоне слегка исказился. — Так что произошло? — Австро-Венгрия только что позвонил мне и позвал к себе! Он сказал, что я смогу увидеть Боснию, понимаешь? — радостно прокричал Османская Империя, наконец справившись с пуговицами. Он быстро взял письмо, написанное Болгарским Царством — тот вручил такое же Сербии и попросил передать боснийцу при случае. Случай представился. — Ничего себе! — восхитился Россия. — Что за аттракцион невиданной щедрости? — с лёгкой подозрительностью уточнил он. — Я не хочу задаваться лишними вопросами, нужно ловить момент, пока могу. Я загляну к тебе, как закончу. — пообещал осман, окинув кабинет взглядом и убедившись, что взял все необходимое. Он прихватил с собой кое-что ещё. — А я пока что пойду спать. Так устал сегодня. Удачи. — пожелал Российская Империя и, ещё раз зевнув, повесил трубку. Османская Империя быстро спустился на первый этаж, на ходу надел пальто и вылетел из дома. До резиденции Австро-Венгерской Империи он обычно шёл минут двадцать, но в этот раз осман добрался за десять, не стесняясь пробегать некоторые кварталы, так что у двери австрийца он остановился запыхавшимся. Отдышаться он не захотел, а сразу постучал. Австро-Венгрия открыл сразу же, будто поджидал под дверью. Он выглядел так, словно осман сейчас заберёт у него самое дорогое. Стоило только Османской Империи слишком быстрым движением повесить пальто на крючок, как из гостиной вылетел Босния и Герцеговина, сразу же бросившись в объятия отца. — Отец, как же я рад тебя видеть, я так по тебе скучал, ты даже не представляешь! — сбивчиво восклицал босниец. Австро-Венгрия корил себя за это, но он наблюдал за его улыбкой и счастьем с болью. Он хотел сам быть причиной восторженного взгляда юноши. Да, на этом этапе австриец был готов признать, что делал что-то не так. Связь искрилась и переливалась искренним счастьем юноши. — Представляю, солнышко, представляю! А я-то как скучал! — расхохотался Османская Империя, крепко обнимая юношу и целуя его в лоб. Босниец льнул к нему всё ближе. Осман трепал его по волосам, пробегался пальцами по спине, называл всеми возможными ласковыми словами и не прекращал говорить, как же он любит сына. Австро-Венгрия отвернулся. — Идите в комнату БиГ. Я оставлю вас на пару часов. — негромко сказал он и исчез в библиотеке. Отец и сын так и сделали. — Да, эта комната не чета твоей в моем доме. Австро-Венгрия мог бы обустроить для тебя что-то получше. — пренебрежительно фыркнул Османская Империя, осматриваясь. — Почему так холодно? Ты не мёрзнешь? — Мёрзну. Я связал себе кофту, все время хожу в одеяле и все равно мёрзну. У меня что-то не то со здоровьем в последнее время. — пожаловался Босния, и его душу наполнила тревога. Были ли уместны его жалобы? Может, отец не хотел их слышать? — До чего же он тебя довёл… — покачал головой осман, мысленно костеря австрийца на чем свет стоит. — У тебя всегда было крепкое здоровье, помню, как вы в детстве с Болгарией зимой выскочили на улицу в летней одежде, повалялись в сугробе и хоть бы что. — он хохотнул, вспоминая обиженные лица маленьких боснийца и болгарина, когда он их отчитывал. Босния тоже хихикнул, видимо, подумав о том же. — Тебе передать лекарства? Мне провести воспитательную беседу с Австро-Венгрией? Что я вообще могу для тебя сделать? — начал обеспокоенно спрашивать Османская Империя, внимательно осматривая сына. Да, тот был бледен и сильно похудел. — Он тебя что, голодом морит? — Нет, мне… Самому есть не хочется. — босниец стыдливо отвёл глаза. Осман подозрительно прищурился. — Австро-Венгрия не позволяет мне ничем заниматься, мне буквально некуда тратить силы. — Ты хоть говорил за это время с кем-то, кроме него? — ещё больше насторожился Османская Империя. — С Германской Империей. — бесхитростно сообщил Босния. Осман поспешил прикрыть его уши и выразительно, проникновенно выругался. — Мне нужна пара минут, чтобы успокоиться, а пока почитай это письмо. — Османская Империя вдохнул и выдохнул, сдерживая гнев на австрийца. — Болгария написал его для тебя. Сказал, тебе будет полезно. Осман отошёл к окну и внимательно осмотрел окрестности. Да, босниец вообще никого не видел за это время — в этом квартале жил один австриец. За его спиной послышался всхлип, и мужчина поспешил вернуться к сыну. — В чем дело? — он увидел на лице боснийца счастливую улыбку, несмотря на катящиеся по щекам слезы. — Болгария… Потрясающий. — Босния даже не пытался стереть слезы: он был занят перечитыванием строчек письма. Юноша читал каждое слово несколько раз, запоминал и шепотом повторял себе под нос. — Никогда бы не подумал, что он может говорить кому-то такие ласковые вещи. Особенно мне, учитывая, что его любимицей всегда была Македония. — Болгария и не такое может! — самодовольно ухмыльнулся Османская Империя, притягивая к себе сына. Босниец уютно устроился у него на плече. — Поверь, если бы я не отдал тебе это письмо, он бы дождался подходящего момента, залез к тебе через окно и высказал все сам. Хотя, что я тебе это рассказываю? — притворно спохватился он. — Ты не хуже меня знаешь этого шельмеца, ему как что в голову придет, так он не успокоится, пока не сделает. Вы все такие, впрочем, но он особенно упрям. — осман услышал, как его сын всхлипывает с новой силой. — Новости! — восхищённо прошептал Босния. — Он пересказал здесь все события с того момента, как Австро-Венгрия забрал меня. Болгария — гений. — на лице юноши быстро сменялись радость, когда он читал о победах Антанты, гнев, когда он читал о победах Центральных Держав, тревога, когда он читал про Сербию и Черногорию, и снова радость, когда болгарин отдельно отметил, что он сам и осман сменили свои взгляды. Особенно боснийцу понравилось то, что Болгарское Царство не стал приукрашивать свою роль в разделе территорий Сербии и честно признал, что ошибся. — Австро-Венгрия ничего тебе не рассказывал? — переспросил Османская Империя с ужасом. — Господи, как же ты здесь жил… Без дел, без информации, без других стран. Кошмар… — он ещё крепче прижал к себе сына, баюкая его в своих объятиях. — Я так виноват перед тобой. Мне так жаль, что я не смог защитить тебя. Эх, вот если бы я был так же могущественен, как раньше, никто из великих держав даже смотреть на твои территории не посмел бы. — Османская Империя с отчаянием вздохнул, уткнувшись носом в макушку сына. — Это не твоя вина. — Босния нежно улыбнулся, отложив письмо в сторону. — Главное, что он теперь позволил нам видеться. Мы справимся. Они просидели несколько минут в комфортном молчании, а затем начали с жаром обсуждать все, что только придет в голову.***
Австро-Венгерская Империя просидел в тихой библиотеке полчаса, пытаясь прийти в себя. Все это время он ни на секунду не отпускал связь. Его сокровище наконец-то было счастливо, впервые за долгое время. А сам австриец — нет. Он чувствовал не то, что должен был, а потом винил себя. Казалось бы, в чем проблема? Он уступил БиГ, и тот был в восторге, значит, и ему самому надо бы порадоваться? Но нет, что-то не давало ему это сделать. То, что это не он вызвал такую реакцию? Что ж, с этим Австро-Венгрия мог жить. Да и косвенно он мог приписать это себе: все же именно благодаря ему Босния сейчас обнимал своего отца. То, что он так и не смог сам сделать своё сокровище счастливым? «Недостаточно старался…» — самоуничижительно хмыкнул австриец, заламывая пальцы рук. Он перенял эту привычку от боснийца: тот делал так же, когда нервничал. Его самокопания прервал звонок на втором этаже. Австриец со вздохом поднялся и направился в свой кабинет. В такое время ему мог звонить только Германия. Разговаривать с ним сейчас не хотелось особенно, но игнорировать его — себе дороже. — Я видел, что Османская Империя шел к тебе. — спокойно сообщил немец, и Австро-Венгрия на долю секунды почувствовал раздражение. Почему он вообще должен перед ним отчитываться? — Шел. — ровно подтвердил австриец. — А как же твои мысли на этот счёт? — наигранно изумился Германская Империя. — Я хочу, чтобы БиГ был счастлив. А он ожил на глазах, когда увидел отца. И я не собираюсь перед тобой оправдываться. — в его голос все же проскользнули гневные нотки. Немец небрежно хмыкнул, не оценив его реакцию. — Что если в это самое мгновение они обсуждают план побега? — вкрадчиво поинтересовался он будто невзначай. — Это было крайне легкомысленно с твоей стороны. БиГ тебя ненавидит и исчезнет при первой же возможности. А ты не пытаешься привязать его к себе и слишком много ему позволяешь. Австро-Венгрия болезненно выдохнул. Германия жёстко проходился по всем его страхам, умело вытаскивая их наружу. Даже не видя брата, австриец чувствовал его хищную улыбку. — Да пусть обсуждают что хотят. — Австро-Венгрия устало потёр виски. — Главное, что он счастлив. — Неужели? А вот ты радостно не звучишь. — разочарованно мурлыкнул немец. — Он больше тебе не нужен? Может, мне забрать его? — провокационно спросил он и язвительно усмехнулся. — Не смей даже смотреть в его сторону. — австриец не заметил, как все же поддался на очередную манипуляцию. — И ты неправ. — В чем же? — голос Германской Империи был полон сочувствия. — Босния не ненавидит меня. Мы поговорили с ним, и он сам хочет наладить отношения. — Ты уверен, что он не сказал это, чтобы ты от него отвязался? — Я доверяю ему. — гаркнул Австро-Венгрия и быстро положил трубку. Германия завтра отчитает его за это, но это будет завтра. Проведя за самоанализом ещё сорок две минуты (австриец засекал: он смотрел на часы, выжидая момента, когда выпроводить османа будет достаточно тактично), Австро-Венгрия быстро вышел из кабинета и направился в комнату боснийца. — Ну все, хватит. — с непонятным раздражением потребовал он, и ни отец, ни сын не удосужились скрыть своего разочарования. — Ещё пять минут? — с надеждой попросил Османская Империя, но австриец упрямо покачал головой. — И ещё кое-что. — торопливо заговорил осман, обернувшись к боснийцу. — Это медальон твоей матери. Я знаю, что ты в… — он поморщился, подбирая слова. — Подобных ситуациях сильнее скучаешь по ней, даже если не признаешь этого. Пусть у тебя будет и здесь напоминание о ней. — он вложил медальон в ладонь Боснии и обнял его. — Что ж, до встречи. Когда дверь за Османской Империей закрылась, австриец сразу же обернулся, ожидая увидеть разочарованного юношу, но вместо этого босниец без всякого отвращения обнял его, шепча благодарности. Обняв его в ответ, Австро-Венгрия подумал, что это того стоило.***
Проснувшись, Австро-Венгрия привычно спустился на кухню. Он почти закончил завтрак, но босниец все ещё не появлялся. На душе стало тревожно. Уже пора было идти на работу, но австриец все бродил по резиденции, внимательно осматривая каждый уголок. Юноши не было нигде. Библиотека, кухня, его комната, комната австрийца, кабинет, ванная, комнаты для гостей — везде было пусто. Австро-Венгрия потерянно обходил дом раз за разом, надеясь, что что-то изменится, но так и не находил боснийца. Несколько минут спустя австриец уже отчаянно звал его, умоляя показаться, но ответа по-прежнему не было. Кажется, Босния оставил его. Осознав, что произошло, Австро-Венгрия съехал на пол по ближайшей стене и разрыдался.***
— Господи! — глухо вскрикнул Австро-Венгрия, резко сев в постели и включив ночник. Свет был неярким, но все равно неприятно ударил по покрасневшим глазам. Австриец чувствовал, как бешено бьётся его сердце. — Нужно проверить БиГ… Нужно срочно проверить БиГ… — забормотал он, спешно надевая тапочки и накидывая одеяло на плечи. Выскользнув из комнаты и за пару секунд добравшись до двери к боснийцу, он замер. Затем отогнал виноватые мысли и, кажется, впервые за последние пару месяцев постучал, а не просто вошёл. Когда Австро-Венгрия начал сходить с ума от мысли, что его кошмар стал реальностью, Босния все же появился на пороге и сонно уставился на него. — Я так рад, что ты здесь. — выдохнул Австро-Венгрия, нежно приобняв юношу. Тот недоуменно зевнул. — Мне… Кошмар приснился. — смущённо пояснил австриец, не то оправдываясь, не то рассчитывая на жалость. — Можно я останусь с тобой? — теперь он хотел проснуться утром не один, чтобы убедиться, что сон так и останется сном. Босния молча кивнул и быстро вернулся в кровать, где сразу же завернулся в одеяло и отвернулся. Австро-Венгрия неловко устроился на самом краю и залюбовался юношей. Тот уже спал, и австриец осторожно придвинулся чуть ближе. Так было намного спокойнее.***
Французская Республика застёгивал пуговицы мундира едва заметно дрожащими пальцами, стоя перед зеркалом. Закончив, он привычным, как в довоенные времена, жестом поправил волосы и осмотрел себя. Он выглядел почти так же, как до Вердена, разве что под глазами залегли темноватые круги, а сам взгляд стал каким-то… Выцветшим. Будто из него исчезла прежде свойственная французу живость молодости. Впрочем, такое происходило сейчас со всеми странами, для кого это была первая в жизни война. Франция неестественно улыбнулся своему отражению в зеркале, фыркнул от того, как натянуто это выглядело, вышел из комнаты, попрощался с колониями и Британской Империей, который пожелал ему удачи, и направился в Верден. Пришло время вновь увидеть причину своих кошмаров воочию. Французская Республика явился в разгар очередного обстрела. Его появление воодушевило французскую армию, и француз улыбнулся им вполне искренне. Французская артиллерия тем временем отлично работала, методично уничтожая немецкие орудия. — Мы разрушили немецкие пути сообщения! — бодро отчитался уже знакомый солдат, и француз про себя порадовался, что тот до сих пор здесь. — Отлично. — Франция отметил, что больше не было крупных операций: теперь германская армия атаковала лишь малые участки фронта и защищала уже завоёванное. Что ж, француз не собирался оставлять в руках Германской Империи эти «достижения» надолго. Французская Республика отвлекался изо всех сил. Он не смотрел на мертвые тела, обходя их, он не вслушивался в предсмертные крики и болезненные стоны, он не смотрел, как снаряды артиллерии уродуют землю (француз с тоской вспоминал, каким красивым был Верден прежде), он не обращал внимания на по-прежнему омерзительный запах крови. Получалось не слишком хорошо, но Французская Республика изо всех сил старался сосредоточиться на чем-то менее ужасном. «Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…» — мысленно повторял он и глубоко дышал, выискивая в толпе ненавистное лицо Германской Империи. Под ложечкой нестерпимо заныло, да и дыхание от тревоги все же сбивалось, но француз упорно продолжал дышать под счёт. «Может, мне не нужно встречаться с Германской Империей? — мрачно подумал Франция, но тут же возразил себе. — Нет, я должен. Я не боюсь его…» Французская Республика расправил плечи и выпрямился. Он справится, он обещал себе. И вот неподалеку появился немец. Страх почти полностью оставил Францию, уступив место раздражению. Германия выглядел свежо и бодро, в отличие от собственных солдат, и всем своим видом излучал самоуверенность. «Легко быть самоуверенным, когда не участвуешь в битве!» — хмыкнул француз и направился прямо к нему. — On ne passe pas, господин Германская Империя. — с напускной уверенностью преградил ему путь Французская Республика, крепче сжав саблю в руке. — Хотите реванша, господин Французская Республика? — на губах Германии застыла безжалостная улыбка, а в глазах был один лишь холод. Франция забеспокоился. — Что ж, я не откажу вам. Его собственная сабля, более изогнутая, чем у француза, мгновенно оказалась у него в руках, и вот Франция парирует мощный удар. — Думаете, у вас есть шанс? — язвительно поинтересовался разъяренный чем-то немец. — Я намного сильнее. — Может, вы и сильнее. — миролюбиво согласился Франция. — Зато я быстрее. Французская Республика держался чуть на расстоянии — его сабля была длиннее, и этим нельзя было не воспользоваться. Без предупреждения француз атаковал чередой рубящих ударов, которые Германия и вправду успевал отражать лишь в последний момент. — В конце концов, Российская Империя вас победил. — как бы невзначай обронил Французская Республика, на что получил вдвойне яростный ответный удар. — Не смейте равнять себя с ним. Вам до него как до луны. — раздражённо прошипел немец, и теперь настала серия его атак, которые от его гнева растеряли былую точность, хоть и оставались мощными. Француз на мгновение пожалел, что вывел его из себя: он никак не мог контратаковать и был вынужден лишь отступать и защищаться. Его решимость дрогнула, но Франция никак не показал этого, стараясь придумать что-нибудь гениальное. Он мог бы атаковать одновременно с немцем, пользуясь преимуществом в скорости, но высок шанс, что он сам пострадает. Нет, это был плохой вариант. Но что он мог сделать? И тут ему в голову пришла идея. Франция не был уверен, справится ли он, но все же решил рискнуть. Он намеренно расслабился, и немец, не заметив подвоха, тут же нанес сильный удар. Но француз не слишком стремился защищаться. Вместо этого он лишь вяло подставил саблю, и его рука от силы удара опасно отклонилась назад и влево (кажется, какой-то сустав повредился в этот момент, но адреналин в крови француза не позволил ему узнать об этом). Но вместе с этим и Германская Империя, не ожидавший отсутствия сопротивления, по инерции наклонился вперёд и замер буквально на секунду, и готовый к этому Франция поднырнул саблей под его руку и вонзил ее в живот немца. После ему пришлось изо всех сил отклоняться от немецкой сабли: его собственная была… Недоступна, а вот слабеющий Германская Империя изо всех сил стремился отомстить и таки оставил глубокий порез на предплечье француза, но того это уже не волновало, так как немец медленно осел на испещренную снарядами землю и ощупал пальцами рану. Затем небрежно вытер окровавленную от этого ладонь о мундир и, с трудом поднявшись, ушёл с безумной улыбкой. Французская Республика тяжело дышал. Он победил. Победил. Победил!