***
Германская Империя вошёл в зал собраний с самым недовольным выражением лица, от которого несколько колоний тут же шарахнулись в сторону. За столом Центральных Держав сегодня был только Османская Империя, спокойно работавший с отчётами и не обративший на немца никакого внимания. Того это не волновало: он с силой бросил свои документы на стол и уселся, скрестив кончики пальцев и внимательно наблюдая за другими странами. — Однако, Российская Империя прав. — неохотно подумал вслух Германия. Осман покосился на него почти с тревогой. — В чем прав? — В том, что блокаду я так и не прорвал. Хоть и победил Британскую Империю. — задумчиво протянул немец, а затем у него в голове словно загорелась лампочка. — Нужно начать неограниченную подводную войну. Если я не могу уничтожить британский флот, значит, займусь обычными кораблями. Если я не могу получать еду и сырье, он их тоже не увидит. — Германия улыбнулся хищно и самовлюблённо, но его ликование продлилось недолго. — Это самая отвратительная идея из всех, что я когда-либо слышал, а я много подобного слышал за свою многовековую жизнь, поверьте. — ничуть не впечатлился его размышлениями Османская Империя, и немец в оскорбленных чувствах развернулся к нему всем телом. — Извольте пояснить. — угрожающе процедил он, всем своим тоном намекая, что самым лучшим ответом сейчас будут слёзные извинения. — США уже оказывал на вас дипломатическое давление, и если вы продолжите эти ваши непотребства с подводными лодками, он тоже вступит в войну. — без тени страха пояснил осман, глядя на немца со всей серьёзностью. — Если это произойдет, я первым же делом наведаюсь к Антанте и подпишу с ними мирный договор. — Вы ведь сами согласились участвовать в войне на моей стороне. — тон Германии сменился на тот самый пугающе-ласковый. — Я согласился участвовать в войне, а не в самоубийстве, во что она непременно превратится в таком случае. — отрезал Османская Империя, и в его глазах запылал гнев. — Наш союз сейчас переживает не лучшие времена, и нам точно не нужен ещё один противник. — С нашим союзом все замеча… — Всем доброе утро! — плавно вмешался в разговор Болгарское Царство. Осман послал сыну полный облегчения взгляд. — О чем спор? — Что ты думаешь о неограниченной подводной войне? — спросил у него Германская Империя, и болгарин догадался, что от него ждут восторженного «какая восхитительная идея!». Но Болгарское Царство не искал лёгких путей. — Если она будет, то в войну вступит США, и нам всем конец! — наигранно весело и жизнерадостно заключил Болгария, сразу же внимательно уставившись в отчёты, чтобы не видеть угрожающего взгляда немца. — И почему я должен считаться с мнением вас двоих? — самоуверенно фыркнул Германия и поднялся из-за стола. — Поговорю с Австро-Венгрией, тот точно меня поддержит. — Да как он… — яростно зашипел Османская Империя, стоило немцу скрыться за дверью. — Его упрямство нас ни к чему хорошему не приведёт. — Может, и вправду заключить мирный договор с Антантой? Хотя нет, Германская Империя нас убьёт на месте. Или может?.. Нет, тоже плохая идея. — забормотал болгарин, поглядывая на стол Антанты. Германская Империя уверенно шагал по полю боя в поисках знакомой фигуры и довольно быстро ее заметил. — Неограниченная подводная война. Да? Нет? — коротко спросил он у брата, тем самым отвлекая его от очередного спора с его эрцгерцогом. Но на этот раз они оказались удивительно единодушны. — Нет! — синхронно воскликнули Австро-Венгрия и австрийский эрцгерцог. — Да с чего вы… — начал было немец с недовольным прищуром, но его перебили. — Германия, это самоубийство. Я даже не буду напоминать тебе про США. Топить обычные гражданские суда как-то… Жестоко. Я это тебе и в прошлый раз говорил. — Австро-Венгерская Империя прав. — поддержал его эрцгерцог. Немец ещё больше взъярился и ушел от них, одновременно выискивая взглядом Российскую Империю. Ничего, он все равно сделает по-своему. Или нет?..***
Нет, Французской Республике определенно не везло в последнее время. Когда в прошлый раз француз думал, каково немецким солдатам в форте Дуомон, он совершенно не рассчитывал оказаться на их месте. Правда, на этот раз в форте Во. В форте Во было ещё хуже. По какой-то причине здесь не было артиллерии, и немецких солдат с огнеметами неравенство сил явно не беспокоило. Постоянные подземные бои выматывали, а ещё в форте заканчивалась еда и вода. Поэтому, пока майор его армии руководил обороной, Французская Республика с почтовым голубем на плече писал сообщение своему командованию с просьбой разбомбить занятую немцами часть форта — это дало бы шанс спастись хотя бы части солдат. Но голуби отчего-то не спешили возвращаться с ответом. Отправив очередного голубя с письмом, Франция перехватил поудобнее саблю и выскользнул в коридор, где шло очередное сражение. Француз защищался от атак механически. Он ненавидел причинять кому-то вред, но сегодня он просто защищал свою жизнь и жизни своих солдат. — Кто-нибудь из голубей вернулся? — спросил майор с надеждой, и Франция всей душой не хотел его разочаровывать, но ему пришлось. Он покачал головой, и потухший взгляд был самым красноречивым ответом. Пару дней спустя Французская Республика снова проводил время в компании почтового голубя. Последнего почтового голубя. «Это мой последний голубь…» — подчеркнул он в очередном письме, надеясь, что им ответят хотя бы сейчас. Но им по-прежнему не отвечали. Беспрерывные сражения в форте длились уже неделю, и все бы ничего, но… Вода закончилась три дня назад вместе с медикаментами и едой, да и боеприпасы подходили к концу. На этом этапе француз с удовольствием отдал бы жизнь за кружку воды. От обезвоживания кружилась голова, руки дрожали не то от слабости, не то от холода, и все усугубляла полученная вчера рана: от сильной жажды реакция становилась медленнее, и Франция неосторожно пропустил удар вражеской сабли. — Нужно сдать форт. — скрепя сердце признал француз, оглядывая остатки своих солдат. — Нужно. — с тяжёлым сердцем согласился майор. После капитуляции первым делом они видят немецкого кронпринца, руководящего наступлением на форт. Лицо кронпринца не выражает презрения или насмешки, напротив, он наспех организовывает почетный караул и выражает восхищение доблестью французских солдат, и даже в знак уважения преподносит Французской Республике и майору по офицерской сабле. Плененный одним из немецких солдат, Французская Республика отстранённо думает, что с Германской Империей он все же встретится.