утонуть в реке из слёз и печали

— Приходи. — коротко прохрипел в трубку Османская Империя, и полусонный Россия резко соскочил с кровати. Понятно, что весь сон как рукой сняло. Он машинально нацепил первую попавшуюся одежду, оставил записку британцу и французу и, накинув пальто, шарф и шапку выбежал на ночную улицу. Трижды поскользнувшись по пути, Российская Империя окольными путями (вдруг немец не спит) добрался до османской резиденции, ещё раз поскользнулся на крыльце и наконец вошёл в уже открытую дверь и начал осматриваться в поисках османа. Тот нашелся сидящим без рубашки на полу кухни подле аптечки. — Мои раны не заживают. — сказал Османская Империя с недоумением. Он поднял пустые глаза на русского. — У любой колонии они бы зажили за такой срок. Россия ничего не ответил: не мог сказать причину. Истощение? Стресс? Что-то другое? Может, именно пытки немца стали точкой невозврата, после которой османа ждала смерть? Они оба не знали ответа, а потому русский в тишине обработал каждую глубокую рану на спине старого друга, наложил швы и повязки, где было необходимо, и помог Османской Империи дойти до кровати. — Я чувствую себя невероятно старым. — пожаловался осман и заснул, едва голова коснулась подушки. Россия решил остаться до его пробуждения. Он занялся накопившимися за такой срок документами Османской Империи. Ближайшая важная военная операция у него была запланирована на конец февраля — значит, осман как раз сможет прийти в себя. Через час или полтора в кабинете раздался звонок из дома Греции — видимо, местная ранняя пташка в лице британца уже сообщила им последние новости. Сербия интересовался здоровьем отца, сообщил, что Болгарии стало хуже, да и с Боснией что-то не то, пообещал прийти как только сможет вместе с братьям. Очевидно, что им всем хотелось увидеть отца после разлуки. Потом русскому позвонил Британская Империя, пожурил за самовольный уход, хоть и понимал причину, и пообещал заглянуть после обеда с сербом, боснийцем и болгарином. Ближе к девяти часам Россия решил приготовить что-нибудь поесть — он ведь с вечера ничего не ел, да и осман обязательно проснётся голодным. Пока русский жарил яичницу с индейкой, параллельно разливая тесто для блинов на сковородку, Османская Империя неожиданно проснулся и бесшумно появился на кухне. — Как себя чувствуешь? — поинтересовался Российская Империя, поставив перед ним тарелку с яичницей. Осман дёрнул плечом. — Отвратительно. Я ещё не выспался, да и все болит. Сейчас поем и пойду спать. — он говорил отрывисто, медленно и тихо. Каждый звук давался ему с трудом. — Германская Империя сказал, что вас с Болгарией и пальцем не тронул. — ненавязчиво обронил Россия со слегка насмешливой интонацией. Судя по состоянию вернувшихся от немца, Германия ему солгал. — Ага. Он — не тронул. Его донельзя довольная этим колония по его приказу в его присутствии — ещё как. — Османская Империя фыркнул со всем возможным презрением и надрывно закашлял. — Колония? — изумился русский. Он перебрал в памяти всех колоний немца, раздумывая, кто из них мог пойти на такое ещё и с удовольствием. — Ты восхитительно готовишь. — заметил осман, блаженно прикрыв глаза с блинчиком в руках. — Как мои дети? — Они в доме Греции. Сербия сказал, Боснии с Болгарией нехорошо. — едва Россия договорил, как Османская Империя закашлялся и уставился на него испуганно. — Германская Империя же ничего не сделал с Боснией? — спросил он, не отводя от русского тяжёлого взгляда. — Нет. — сразу успокоил его Российская Империя. — Наверное, он просто слишком переживал о вас всех. Осман кивнул и больше ничего не говорил. Он задумчиво смотрел куда-то вдаль и пару раз будто порывался что-то сказать, но в последний момент передумывал. Позавтракав, Османская Империя вернулся наверх и снова заснул.

***

Австро-Венгрия по-прежнему жил у немца. Австриец не совсем понимал, почему до сих пор здесь. Он считал, что сполна расплатился за свое так называемое «предательство». Германия ничего от него не требовал — он лишь лечил его и… Разговаривал с ним. Подолгу, каждый вечер. Австро-Венгрия знал, что немец за эти разговоры не сказал ему ни единого слова правды, но… Вдруг он все же был прав? Австриец находил невероятно странным то, что Германия за все это время ни разу не попрекнул его тем самым «предательством». Если бы Австро-Венгрия не знал своего брата достаточно хорошо, он бы решил, что тот не хочет напоминать ему о неприятном опыте, но, скорее всего, немец намеренно не поднимал эту тему. Зачем? Кто знает. Австриец не знал, почему Германия так обходителен с ним. В глазах Российской Империи это его не поднимет — уже слишком поздно что-то исправлять. О мнении кого-то другого немец никогда не беспокоился. Австро-Венгрия зачем-то нужен Германии? Но тот ведь всегда называл брата бесполезным. Австриец где-то глубоко в душе был обижен на то, что османа и болгарина отпустили, а его самого — нет. Не то чтобы в доме немца Австро-Венгрия терпел муки и лишения, скорее, наоборот, но… Хотелось бы вернуться домой к своей автономной территории. Австриец скучал по Боснии. Через связь он чувствовал, что юноша волнуется и переживает. Австро-Венгрия хотел бы в любую тяжёлую минуту быть рядом с ним. Германия же после недавнего разговора больше не упоминал боснийца. Понятно, что он не мог так просто выбросить его из головы, значит… У немца какой-то план? Но чем БиГ мог заинтересовать кого-то вроде Германской Империи? Австриец испытывал смешанные чувства во время разговоров с братом и когда смотрел на его ласковую улыбку. Германия не кричал, он спокойно старался втолковать ему свою точку зрения на сложившуюся ситуацию. К своему ужасу, Австро-Венгрия был согласен с отдельными моментами. Но почему немец вел себя так, словно ничего не произошло? Австриец научился определять настроение Германии даже по звуку его шагов — они были тяжелее и медленнее, когда он злился. В самом благодушном расположении духа немец конечно же был после разговоров с Российской Империей. Если верить Германии, русский ни разу не просил его отпустить Австро-Венгрию, но сам австриец надеялся, что это не так. Тогда что они могли обсуждать? Россия ведь и сам проявлял инициативу в звонках. Австриец со страхом осознавал, что в целом привык жить как на вулкане. Ни одно действие немца нельзя было предсказать, и кто знает, в каком настроении он будет сегодня. Но по вечерам Германская Империя в любом случае был мягок с братом и, прижимая его дрожащее от холода тело к себе, ровным тоном рассказывал примерно одно и то же. К слову о холоде. Австриец постоянно мёрз. Как только страх после пыток совсем немного отступил, на измученный разум вновь свалились воспоминания о лавине. Вместе с ними вернулось и постоянное чувство холода. Германии пришлось принести ему все лишние одеяла в этом доме. Из плюсов: он хотя бы согласился это сделать, поэтому ночами Австро-Венгрия дрожал сразу под четырьмя одеялами. Может, этот холод был больше психологическим? Слишком много «но» и слишком мало ответов. Вот и сегодня утром Германская Империя застал Австро-Венгрию в раздумьях. Одновременно тот пытался как-то устроить свои ноги на кровати, чтобы они меньше болели. — Что тебя беспокоит, Австро-Венгрия? — ласково спросил немец, поглаживая его по голове. Австриец дёрнулся и попытался отодвинуться, но Германия лишь мягко засмеялся и прижал его крепче. — Ничего. — отмахнулся Австро-Венгрия, не желая отвечать на неудобный вопрос. — Разве? Я ведь просил быть честным со мной. — сразу же расстроился Германия. — Да ты же пытал меня больше недели! Почему у тебя хватает совести вести себя так, будто ничего не произошло? — не выдержал и вошёл в амбицию Австро-Венгрия и тут же прикусил язык во всех смыслах этого слова. Но немец не разозлился. — О чём ты? — с искренним (так показалось австрийцу) недоумением уточнил он. — Не припоминаю ничего подобного. Ты хорошо себя чувствуешь? — Германия коснулся ледяной ладонью лба брата и пожал плечами. — Мне казалось, ты здоров. — Ч-что ты имеешь в виду? — растерялся Австро-Венгрия. Да в самом деле, не могли же ему привидиться многодневные пытки?! — Мы заключили мир с Антантой, ты пришёл в ярость, вынудил нас прийти к тебе, а потом были пытки. — да, все определенно было именно так. — Братец, ты не ошибся только в первом пункте. — хохотнул Германская Империя, и австриец занедоумевал ещё больше. — Я никогда не злился ни на кого из вас. На твоих товарищей я и вовсе плевал с высокой колокольни. — Готов поспорить, ты и сейчас недоволен. Ты злопамятный. — Австро-Венгрия отстранился насколько позволил немец и внимательно посмотрел ему в глаза. — Разумеется, нет. У меня огромный список того, что сделал мне Российская Империя за все эти годы, но я ни разу не упрекнул его ничем из этого. А вот он с завидной регулярностью… — как-то мечтательно вздыхал Германия, но замолчал под скептичным взглядом брата. Тот все больше нервничал с каждым словом, но упорно продолжал. — Если бы я хоть чуть-чуть был тобой недоволен, я бы переломал каждую косточку твоего тела на глазах твоей автономной территории, а потом проделал бы то же самое с ним. А я даже не привёл его сюда, если ты вдруг не заметил. Приходить вас троих я тоже не просил. — Ты вынудил нас прийти. — возразил австриец, и немец поспешил возразить в ответ. — Вы могли бы не приходить. Каким образом вы бы защитили свои территории — уже не моя проблема. И я не пытал никого из вас. — А что ты делал?! — вскричал Австро-Венгрия в недоумении и возмущении. — Пытки нужны для того, чтобы заставить страну что-то сделать. Что мне может быть нужно от вас троих? — Германская Империя все ещё не повысил голос ни на децибел и продолжал мягко улыбаться, словно объяснял очевидные истины ребёнку. К тому же он нежно гладил спину брата, словно пытался успокоить его. — Неважно, как ты это называешь. Смысл не меняется. — фыркнул австриец, а затем с ужасом осознал, что ладонь немца сместилась со спины на многострадальные лодыжки. Он зажмурился в ожидании боли, но Германия ничего не делал. Когда Австро-Венгрия медленно приоткрыл глаза, он заметил, что брат смотрит на него с какой-то нежностью. — Я забочусь о тебе. Я тебя вылечил, я готовлю тебе еду, приношу все, что попросишь. — заворковал немец, вновь прижав его к себе. — Я сделал тебе хоть что-то плохое за последнее время? Нет. А твои, — он поморщился. — Так называемые друзья? Они ведь даже не вспомнили о тебе. И Антанта ни слова о тебе не сказала. Ты никому из них не нужен. Но я же всегда был рядом с тобой, помогал тебе. Я всегда тебя поддерживал, заботился. Несмотря на то, что ты не был особо благодарен. За что ты так со мной? Австро-Венгрия почувствовал себя виноватым. Где-то в глубине души, но все же. И он задумался. И вправду, почему никто за ним не пришел? И Германия ничего не сделал ему за все время его пребывания здесь. Может, он всё-таки прав? Нет, немец пытал его. А сейчас просто пытается убедить, что после лавины и пыток у австрийца помутился рассудок. Наверное. — Не хочешь побыть у меня в кабинете? — внезапно предложил довольный произведенным эффектом Германская Империя. Австро-Венгрия кивнул. — Почему бы и нет? — Так пойдем. — пожал плечами Германия и встал с кровати. Австриец выразительно кивнул на свои ноги. — Не могу. — язвительно бросил он и отвернулся. — Можешь. — безапелляционно заявил немец и протянул ему руку. — Вставай. Австриец несколько секунд гипнотизировал взглядом бледную кисть руки напротив себя, но все же осторожно за нее ухватился. Австро-Венгрия сдвинулся на край кровати и медленно опустил ноги на холодный пол. Затем сжал руку брата в своей и рывком поднялся. Вскрикнул и крепко вцепился в немца — стоять было невыносимо больно. Германия без лишних слов придержал его и мягко успокоил. Он не торопил брата, а спокойно ждал, пока тот ещё раз соберётся с силами. Австриец попробовал ещё раз и сделал целый шаг. Пусть и короткий и под аккомпанемент собственных ругательств. — Больно. — вздохнул Австро-Венгрия, снова цепляясь за брата. — Я знаю. Если бы не твое безрассудство, ты бы мог ходить как прежде. Но увы. — немец вновь звучал разочарованно и грустно. Австриец не обратил внимания и продолжил осторожные шаги. Он с трудом дошёл до порога и снова оперся на Германию. — Я не могу. — признал он, устроив подбородок на его плече. — Можешь. — снова возразил немец. — Тебе ведь так ходить до конца жизни. Учись. Я ведь не всегда буду рядом. Хотя… — на его лице заиграла насмешливая улыбка. — Если ты со своей автономной территорией переедешь ко мне… Австро-Венгрия хотел видеть боснийца рядом с Германией меньше всего на свете, так что упорно продолжил двигаться к кабинету брата при его поддержке. Часть его веса приходилась на немца, и если сейчас было так больно, то как австриец будет ходить сам, без опоры? Но вот он наконец добрался до двери, и Германия неожиданно (хотя Австро-Венгрия не был удивлен) отпустил его, чтобы открыть дверь. Австриец выругался и как мог схватился за угол стены, но это не сильно помогло. Он упал бы, но немец вновь подхватил его и помог дойти до дивана, куда Австро-Венгрия уселся с такой радостью, будто перед этим прошел несколько десятков километров. Германская Империя спокойно устроился в любимом кресле за дорогим столом и взялся за бумаги. — Чем занимаешься? — наугад спросил Австро-Венгрия для поддержания разговора. — Дописываю письмо Мексике. — отозвался немец, и в этот момент он выглядел почти нормально, как любая другая страна, занятая бумажной работой. — Думаю, в случае чего она вступит в войну на нашей стороне. Удачный момент для нее, чтобы забрать южные территории США. А мне нужно подтолкнуть ее к этой мысли. Австриец согласно хмыкнул, а затем задумался. США… Уже были случаи, когда Британская Империя, его отец, непонятным образом узнавал про их планы. Самый яркий пример — Ютландское сражение. Австро-Венгрия не знал, откуда Антанта достала книгу сигналов, но она явно сыграла не последнюю роль в успехах Великобритании в той битве. А если британец перехватит это письмо и перешлёт его США? Это точно переполнило бы его чашу терпения — он и так несколько раз давил на немца из-за подводной войны. Американец только о вступлении в войну и говорил в последнее время. Германия тем временем отложил письмо куда-то в середину стопки бумаг рядом с собой. — Германия, я… — заговорил Австро-Венгрия и тут спохватился. Он не будет ничего делать с этим письмом! Вдруг немец узнает. — Нет, ничего. — Говори. — потребовал Германская Империя. Вот и зачем австриец что-то сказал? Теперь нужно что-нибудь придумать. — Можешь принести носки? У тебя тут полы холодные. — Австро-Венгрия демонстративно дёрнул стопами и тут же скривился. Ощущения не из приятных. Немец кивнул и вышел. Австриец задумался. Германия убьёт его, если узнает. А вдруг не узнает? Но… Если США как-нибудь узнает об этом письме, то обязательно вступит в войну, что означало неминуемое поражение их военно-политического блока. Австро-Венгрия через боль поднялся и медленно захромал к столу, опираясь руками на шкафы, тумбочки и вообще все предметы мебели, которые попадались на пути, выхватил письмо к Мексике из стопки и швырнул его в камин. Он действовал напропалую, но надеялся, что этим поспособствует окончанию войны. Дважды оказавшись на грани смерти меньше, чем за месяц, Австро-Венгрия понял, что хочет спокойно жить. Хотя бы просто жить. Для отвода глаз австриец взял какой-то отчёт и уселся на угол стола — стоять все ещё было слишком больно. От постоянного дискомфорта стало плохо. Буквы плыли перед глазами, отказываясь собираться в связный текст. Да и утренние слова брата все никак не давали покоя. Но Австро-Венгрия ведь уверен в произошедшем! Германия переворачивает любое событие в свою пользу, так что он наверняка просто назвал пытки удобным для себя словом. — Интересен Эль-Кут? — спросил остановившийся в дверном проёме Германская Империя с каким-то теплом. Австриец пожал плечами. Может, в отчёте и говорилось про Эль-Кут, что бы это ни было. — Займись делом, раз сидишь. Стопка позади тебя. — и Германия направился к столу, по пути положив возле брата пару шерстяных носков. Австро-Венгрия не без ругательств надел их, а затем обернулся и переложил документы себе на колени, по пути позаимствовав перьевую ручку немца. Тот не слишком расстроился и просто взял другую. Отвыкший от работы разум едва соображал что-то, да и лодыжки заныли — наверное, от неожиданной нагрузки. В любом случае, австриец изо всех сил старался написать отчёт как можно лучше — Германии никогда не нравились его отчёты, так что приходилось прикладывать вдвое больше усилий. Они работали в уютной тишине пару часов. Австро-Венгрия даже расслабился в присутствии брата. Возможно, немец был не так уж плох. Пока что.