утонуть в реке из слёз и печали

— Нужно придумать речь, чтобы… — начала было Венгрия, но Австрия уже со всей силы стучал в дверь. После полной тревожных размышлений ночи он явно не был настроен на изящные речи. Пару минут спустя на пороге появился полусонный Российская Империя, оглядевший гостей не то с недоумением, не то с раздражением. — И тебе доброе утро, Австрия. — подчёркнуто вежливо поприветствовал его русский. Венгерке он лишь кивнул. — Я очень надеюсь, что у тебя была веская причина разбудить меня. — Прости, просто… — Австрийская Империя, к его чести, устыдился и теперь глядел на друга смущённо. — Дело важное. — Я весь внимание. — Россия отошёл от дверного проема, впуская в дом друга и его жену. Они быстро стянули тонкую верхнюю одежду и устроились в гостиной, взволнованно переглядываясь. — Скажи ты, у тебя лучше получается. — шепнул венгерке австриец. — А я-то что? Он твой друг вообще-то. — шипела в ответ Венгрия. Австрия с таким аргументом спорить не мог. — Пошевеливайтесь, ко мне к десяти должен заглянуть Германия, а я ещё не завтракал. — зевнул русский, устав наблюдать за их спором. — Тут такое дело, господин Российская Империя. — взяла быка за рога Королевство Венгрия, нервно сжимая рукава платья. — Мы бы не хотели лишний раз напоминать вам о случившемся с вашим супругом, но вынуждены это сделать. — В чем дело? — от упоминания Французской Империи сон России как рукой сняло, пусть он и помрачнел. — Пока мы пытались поставить тебя на ноги, ты пару раз упоминал, что… — Австрийская Империя замялся, не зная, как бы потактичнее спросить. — Первая Империя перед своим концом говорил, что… Что его куда-то тянет. — Говорил. — настороженно подтвердил Российская Империя, не совсем понимая, к чему ведёт австриец. — Можешь рассказать подробнее? Не отвечай, если тебе слишком неприятно об этом говорить. — аккуратно попросил Австрия, всматриваясь в лицо друга в поисках малейших признаков тревоги. Россия пожал плечами, мол, пока не уверен, и начал свой рассказ. Австриец и венгерка внимательно слушали о том, как Французская Империя жаловался на странное чувство, навещал свои территории, говорил, что загробный мир тянет его к себе, и сопоставляли это со своей теорией. Подходило идеально. — Почему вы спрашиваете? — уточнил после завершения рассказа уже окончательно растерявший всю сонливость русский. — Кажется, мы умираем. — оптимистично заключил Австрийская Империя, и его глаз задёргался. Россия уставился на него с изумлением, и Венгрия поспешила объяснить ситуацию. — Хотя есть несколько странных моментов. — венгерка всё равно не спешила принимать теорию. — Например, если это чувство общее у всех стран, то почему о нем никто не говорит? — Я бы тоже не сказал. — возразил Российская Империя, ещё не подозревая, что в будущем доверит новость о своей смерти нескольким странам. — Такими новостями только врагов радовать. Да и… Тема довольно неприятная для обсуждения. Никто не хочет умирать. — Но родители детям должны же что-то сообщать! Пусть и с пометкой «не говорить другим». — не согласилась Венгрия. Австрия тем временем задумался. — В день, когда погиб Священная Римская Империя… — задумчиво протянул он, постукивая кончиками пальцев по колену. — Он выглядел слишком уверенным в том, что не доживёт до утра. Может, он что-то такое знал? — И не сказал тебе и Королевству Пруссии? — снова засомневалась Королевство Венгрия. — Да он никогда нам ничего не рассказывал! — отмахнулся австриец, ещё раз обдумывая сложившуюся ситуацию. Было бы неплохо поспрашивать кого-нибудь ещё. — Мы… Пойдем. Ты же говорил, что ждёшь Германию? Не будем вам мешать. — Австрийская Империя растерянно попрощался с не менее растерянным русским и вместе с венгеркой ушел из резиденции. — Спроси об этом Османскую Империю. Все равно постоянно к нему бегаешь, так хоть что-то полезное сделаешь. Знать не хочу, чем вы там занимаетесь. — австриец вернулся к извечному недовольству. — Я уже спрашивала, он про такое не слышал. — хмыкнула Венгрия, почувствовав смену настроения. — Я просто периодически присматриваю за его младшими сыновьями и помогаю с бумажной работой. Знать не хочу, о чем ты там подумал. — И всё? — подозрительно сощурился Австрия. Нет, он плевать с высокой колокольни хотел на то, где ходит ненавистная венгерка, но Испания со своими намёкам ему порядком надоел. — Нет, не всё. У Османской Империи есть лишние шпаги, сабли и все остальное. Люблю, знаешь ли, вспоминать прекрасные времена, когда ты ещё не забрал мою саблю и не сломал ее. — судя по привычной язвительности, Венгрия догадывалась, почему австриец вдруг начал интересоваться её делами. — И если ты вдруг забыл, Османская Империя всё ещё женат, хоть и Второе Болгарское Царство последние пару лет пропадает на своих территориях: там что-то происходит. — Ну-ну. — не впечатлился австриец, но быстро забыл об этом. Пусть ходит где хочет, лишь бы ему не мешала. А он сейчас заглянет к Папской Области и обсудит с ним услышанное.

***

Германская Империя тихо выдохнул с облегчением. Наконец-то автономная территория его брата перестала ныть и пытаться сбежать. Пара угроз, и юноша как шёлковый. Нельзя было так сразу? Краем глаза немец заметил, что босниец дрожит. Германия уже собрался было прочитать нотацию на тему «я же говорил, что тебе не о чем переживать», а потом вспомнил, что кое-что не учел. Он вытолкал юношу на улицу в чем тот был. А в марте не настолько тепло. Немец нахмурился. Он не хотел, чтобы босниец заболел. Германия одной рукой расстегнул пуговицы на пальто, изловчился стянуть его, не отпуская руки юноши, и вскоре Босния почувствовал, как ему на плечи опустилась тёплая одежда. Каким бы отвратительным ни был немец, пальто пришлось принять, чтобы не замёрзнуть. Босниец быстро завернулся в него, на мгновение прикрыв глаза от нахлынувшего тепла, но благодарить немца не стал. — Никакой благодарности. — картинно цокнул Германская Империя. Босния уставился на него с изумлением. — Не после того, что вы только что сделали с Австро-Венгрией. — зашипел он в ярости, и немец мягко рассмеялся, даже ослабив хватку на руке юноши. — Он уже к вечеру будет как новенький. — легкомысленно заявил Германия, чем заслужил ещё один полный ненависти взгляд. — И я с удовольствием верну тебя ему, как только он попросит. — пообещал он боснийцу. — В чем подвох? — но Босния его обещаниям верить не спешил. — Он может оказаться недостаточно решительным, чтобы прийти сюда?.. — полувопросительно протянул немец с самодовольным выражением лица. Ему было любопытно, хватит ли у австрийца дерзости заявиться к нему в резиденцию за своей автономной территорией. — Он придёт. — уверенно возразил босниец. Немец ласково улыбнулся. Всё-таки автономная территория его братца сильно привязалась к нему. Сколько возможностей для шантажа это открывает… — Поживём — увидим. — хохотнул Германия, свободной рукой доставая ключи от резиденции. Босния при виде них почему-то нервно вздрогнул. — Я ведь говорил, что тебе нечего бояться. — напомнил немец со снисходительностью в голосе. Его забавляла беспочвенная, по его мнению, тревога юноши. Германская Империя пропустил боснийца в дом вперёд себя, забрал у него пальто, отвёл на кухню и заварил ему ромашковый чай, пряча улыбку при виде подозрительных взглядов, а затем они вдвоем устроились в кабинете на втором этаже. Немец торжественно вручил Боснии стопку отчётов, а сам занялся другими документами. Кажется, босниец окончательно успокоился и расслабился в его присутствии. Босния так, к сожалению, не считал. Обходительность Германии сбивала его с толку, а его доброжелательный настрой скорее пугал, чем успокаивал. В любом случае, босниец решил, что немцу невыгодно возвращать Австро-Венгрии его хладный труп, а потому попытался сосредоточиться на работе (Германия серьезно хочет, чтобы он работал в такой атмосфере?). Работалось боснийцу тяжело. Все его мысли занимали не документы, а раненый австриец. Он точно будет в порядке? Конечно, он великая держава, и скорость регенерации имеет соответствующую, но… А куда вообще попала пуля? Важно ведь, какая именно часть тела пострадала. Перепуганный, он совсем не обратил на это внимание. Может, спросить у Германии? Тот, наверное, знает, куда целился. — Помочь? — вывел его из размышлений голос немца над ухом. Наверное, он заметил, что юноша уже несколько минут молча разглядывает отчёт. Босния тут же спохватился и попытался прочесть написанное, но буквы никак не желали складываться в слова. — Было бы замечательно. — натянуто улыбнулся босниец и потёр переносицу. Германия спокойно забрал у него отчёт, что-то дописал и начал объяснять. Босния слушал краем уха, а затем прикоснулся кончиками пальцев к вискам. Голова резко заболела, заставив его сквозь зубы процедить несколько нецензурных слов на родном языке. — Тебе нехорошо? — если бы это был не немец, босниец бы подумал, что это прозвучало обеспокоенно. Не получив ответа, Германия поднялся со стула, что-то достал из шкафа, налил воды в стакан и вернулся к Боснии. Тот посмотрел на таблетку с видимым сомнением, но все же выпил. — Что ж ты такой впечатлительный… — фыркнул Германская Империя, вернувшись к работе. Босния провел следующие несколько часов как в тумане, несмотря на то, что от таблетки голова стала болеть намного меньше. Он кое-как дописал отчёт, поел, не чувствуя вкуса, хотя одним из малочисленных достоинств немца было умение прекрасно готовить, подремал на диване в гостиной. Походил по дому, без особого интереса поинтересовался, что находится за запертой дверью на втором этаже, и не получил ответа. Германия же, представляя бежевые обои той самой запертой комнаты, мягко и нежно улыбался. Как же он скучает по Российской Империи! Побыстрее бы забрать его… Австро-Венгрия в этот день так и не пришел. «Наверное, его рана ещё не до конца зажила…» — успокоил себя Босния, не теряя веру в австрийца. Он накрылся одеялом в одной из комнат для гостей и прикрыл глаза. Спать было боязно, особенно зная то, что Германия ещё бодрствует через две комнаты от него. Босниец поворочался час или два, понял, что думает только про Австро-Венгрию, и пришел к выводу, что сегодня вряд ли уснет. Вдруг ему захотелось чаю с ромашкой. Босния почти обрадовался — хоть одна нетревожная мысль! Тихо выскользнув из своей комнаты в тёмный коридор, босниец затормозил у двери в кабинет. Стоит ли ему спросить разрешения у немца? Дверь была слегка приоткрыта, от чего на полу виднелась тонкая полоска света, и Босния одним глазком заглянул в кабинет. Лучше бы он этого не делал. Германия, сидя на диване, дрожащими руками держал перед собой небольшую фотографию и маниакально улыбался, иногда осторожно прижимая её к губам. Потом он заговорил по-немецки, то понижая голос до шёпота, то повышая до уровня громкого разговора. — Wir werden bald zusammen sein, ich verspreche es… — разобрал одну такую фразу Босния и тут же сбежал. Он и так слишком много увидел. Да и немец не обеднеет от одного пакетика чая. Босниец спокойно заварил себе чай и собрался было тихо-мирно посидеть на кухне, как вдруг услышал шаги Германии. — Не спится? — мягко поинтересовался немец, наливая себе воды из кувшина. — Спится. — испуганно заверил его Босния и побежал обратно в комнату. Побежал, насколько позволяла полная до краев кружка чая. Что ж, по крайней мере, Германия не возражал, что у него позаимствовали чай. Они встретились вновь за завтраком. Германская Империя (по мнению боснийца, во славу своего скверного характера) протянул сонному Боснии тарелку овсянки. Юноша едва не скривился и без особого энтузиазма потыкал кашу ложкой. Какая гадость! Когда босниец наконец убедил себя, что нужно есть что дают, резко и с громким стуком распахнулась входная дверь. Германия напрягся: он закрыл дверь на ключ и несколько замков (куда ему столько? Ещё и решетки на каждом окне…), она не должна была так легко открыться! На пороге появился Австро-Венгрия, прижимающий свой револьвер к немецкой колонии. Револьвер босниец уже видел — им австриец угрожал Марокко, когда забирал его из французской резиденции. Да и колония ему была знакома — Германское Самоа. БиГ бы солгал, если бы сказал, что такой Австро-Венгрия его не обеспокоил. — Верни мне мою автономную территорию. — потребовал австриец, смотря на немца с болью и яростью. Германия, как типичный книжный злодей, перед ответом неторопливо допил кофе и спокойно отставил пустую чашку в сторону. — Встречное предложение: убери руки от моей колонии. — холодно велел он брату, сменив позу с расслабленной на хищническую. Босния на всякий случай чуть отодвинулся от него. Австро-Венгрия не двинул и мускулом, продолжая сверлить брата убийственным взглядом. — Я твоей автономной территории не угрожал, братец. — Ты похитил его у меня. — огрызнулся австриец. Босниец присмотрелся к нему: юноше показалось, что тот ведёт себя странно. Австро-Венгрия неуверенно стоял на ногах, но это объяснимо — от стресса они ныли сильнее, чем обычно. Под глазами залегли темные круги — тоже можно объяснить, если австриец не спал ночью. Но необычный взгляд Австро-Венгрии Босния объяснить уже не мог. Чем-то этот взгляд напоминал взгляд Германии. Босниец потянулся к связи и едва не подскочил, заслужив тем самым внимательные взгляды австрийца и немца. Австро-Венгрия боялся — не за себя, за БиГ — и злился одновременно, и эти чувства были так сильны, что Боснии пришлось немедленно отпустить связь. Было ещё кое-что. Австро-Венгрия стыдился чего-то и винил себя. Он мог подумать, что виновен в похищении боснийца, мол, не уследил, не защитил и так далее, но… Что-то в этом предположении было не так. Но и это ещё не всё. Самым краем сознания Босния уловил какую-то… Жестокость. Босниец внимательно осмотрел Австро-Венгрию вновь в поисках чего-то подозрительного. Он заметил на рукаве рубашки австрийца маленькое красное пятно. — Я сделал всё, что ты хотел, прекрати хитрить! — рявкнул Австро-Венгрия, и ушедший в свои мысли босниец вздрогнул. Стоп, а что хотел Германия? — Я знаю, братец. Ты молодец. — мягко улыбнулся Германская Империя, встревожив Боснию ещё больше. — А теперь отпусти мою колонию, и я верну тебе твою автономную территорию. — Сначала ты. — не согласился австриец, с подозрением прищурившись. — Не доверяешь мне? — рассмеялся немец и поднялся со стула, за руку потянув боснийца за собой. Они остановились в паре шагов от Австро-Венгрии, но Германия не спешил что-то делать. — Тебе нужна помощь с твоими ранами? — поинтересовался он с пренебрежением. — Пошёл к черту. — выдавил австриец и дерганой, рваной походкой, как у тряпичной куклы, подошёл ближе. — Ох, мне повторить то, что было сегодня ночью? — немец сочувственно покачал головой. — Что было сегодня ночью? — влез в их разговор Босния. Германия, по-прежнему не отпустивший его руку, переместил ее на плечо юноши. — Ох, что сегодня было… — ласково зашептал ему на ухо Германская Империя. — Австро-Венгрия, глупый, слишком много о себе возомнил, и мне пришлось позаботиться о его манерах, пока ты спокойно спал и ни о чем не подозревал. Заодно я поставил ему дополнительное условие. Ах, бедный Австро-Венгрия. Не хочется даже думать, как в таком состоянии он делал то, о чем я попросил его. — В каком состоянии? — тоже шепотом спросил босниец, но немец лишь улыбнулся ещё мягче и не ответил. Сердце Боснии наполнилось ужасом. Это не значило ничего хорошего. — Забирай свою колонию. — бросил австриец и толкнул Самоа в руки Германии. Тот, в свою очередь, отпустил Боснию, и он с облегчением встал подле Австро-Венгрии. — И знаешь что? Я больше не желаю видеть тебя в своём доме без приглашения. Ты убедился сегодня, что я все же кое-что могу. — Конечно, братец. У меня тоже есть желание. — на лице Германии почему-то мелькнуло торжество. — Я бы не хотел видеть Османскую Империю и Болгарию возле твоего дома. — Умри в муках со своими желаниями. — вежливо попрощался с ним австриец и наконец-то вышел вместе со своей автономной территорией. — Что между вами произошло? — только и успел спросить Босния, прежде чем Австро-Венгрия крепко сжал его в объятиях. — Прости меня, kincsem, прости. Я столько глупостей наделал за эти два дня… Как же я рад, что ты не пострадал! Германия намекнул мне на кое-что нехорошее, я уж грешным делом подумал, что он отвёл тебя в свой подвал и… Нет, ничего, забудь. Теперь все будет хорошо, kincsem. Все хорошо, да… Кажется, я слегка возвысился в глазах Германии, и он больше нас не тронет. Мне так стыдно перед тобой. Я… Мне пришлось сделать кое-что ужасное, и… И Германия тоже сделал со мной кое-что плохое… Но… Думаю, теперь я могу с ним справляться. Ты будешь в безопасности. Я больше не позволю ему забрать тебя. Клянусь, kincsem. — голос австрийца дрожал и срывался, пока он говорил. Одновременно он целовал руки и макушку боснийца и прижимал его к себе как можно ближе, словно боясь, что тот исчезнет. Австро-Венгрия выглядел так, будто сейчас разрыдается. — Я скучал по тебе. — как можно теплее улыбнулся Босния, не уверенный, как ему стоит отреагировать. — Вернёмся домой? — Конечно, kincsem. — улыбка австрийца почему-то было натянутой, хотя он изо всех сил старался выразить любовь и заботу. Они быстро вернулись в австрийскую резиденцию. Босниец попросил Австро-Венгрию позволить помочь с ранами. Австриец очень неохотно согласился. Когда они поднялись в его спальню, он ещё раз спросил БиГ, точно ли тот хочет видеть подобное. Босния знал, что Австро-Венгрия вряд ли преувеличивает и что под одеждой у того может быть что-то ужасное, но смело кивнул. Его смелость таяла на глазах по мере того, как австриец снимал одежду, демонстрируя, кажется, миллион повязок на теле. — Ч-что… Германия с тобой сделал? — растерянно спросил босниец, сделав шаг назад. Австро-Венгрия горько усмехнулся и покачал головой. — Ты… Можешь передумать, если тебе слишком мерзко. — отозвался он совершенно разбито. Босния замотал головой и аккуратно снял первую повязку, чтобы заменить ее. Под ней оказалась глубокая рваная рана, которая выглядела пугающе даже несмотря на то, что наполовину зажила. Босниец с необычным для себя хладнокровием проделал с раной все необходимые процедуры, вновь забинтовал ее и приступил к следующей. — Одно меня успокаивает. Я тоже ранил Германию. — Он не выглядел раненым утром. — вяло удивился Босния, стараясь не обращать внимание на глубину ран и их количество. — У Германии… Очень высокий болевой порог. Ну, я так думаю. — нервно хихикнул австриец. Босния продолжил возиться с его ранами как можно аккуратнее, чтобы не причинить лишней боли. Австро-Венгрия молчал, поглядывая на боснийца с любовью. Что ж, по крайней мере, все было не зря. Босния заменил все повязки минут через пятнадцать или двадцать — он не мог сказать точнее, потому как для него это длилось вечность. — Мне нужно отдохнуть пару дней после такого. — зевнул австриец. Почему-то он выглядел растерянно. — Останешься со мной? — быстро спросил он, чтобы не передумать. И кивнул на свободную сторону кровати. Босниец замер в нерешительности. Он иногда засыпал у Австро-Венгрии после его кошмаров и наоборот, так что теперь изменилось? Ничего. — Мне… Нужно помыть руки. — Босния смущённо выдохнул и выбежал из комнаты. Что ж, ему и вправду нужно было привести себя в порядок после перевязок. И… Вернуться к австрийцу? Босниец прислушался к своим перемешавшимся чувствам. Хочет ли он вернуться к Австро-Венгрии? Да. Определенно да. Почему он вообще об этом задумался? Когда Босния вернулся, австриец уже лежал, прикрыв глаза. Он тут же открыл их, стоило юноше шагнуть в комнату. — Ты всё-таки пришёл. — он нежно улыбнулся, и босниец не смог не улыбнуться в ответ. Босния осторожно лег на кровать со стороны, что была ближе к окну, и накрылся одеялом. Сразу накатила сонливость. Австро-Венгрия ласково и очень осторожно, будто бы боялся навредить, притянул его к себе поближе и уткнулся носом в мягкие волосы юноши. Тот, насколько мог, придвинулся ближе. С австрийцем было уютно и спокойно, поэтому он быстро задремал. Австро-Венгрия перед тем, как заснуть самому, любовно гладил его по голове. Раз его возлюбленный в безопасности, то и он может спать спокойно. И молиться, чтобы ему не приснилась ночная встреча с Германией. Германская Империя тем временем направлялся на фронт в приподнятом настроении. Его план насчёт австрийца сработал даже лучше, чем он думал. Осталось заняться нынешним наступлением. Яростный огонь немецкой артиллерии методично уничтожал британские пункты и позиции, пока вслед за огневым валом шла немецкая пехота, а в воздухе сражалась немецкая авиация. Британские же войска потеряли связь друг с другом и понесли тяжёлые потери, так что не сумели оказать должного сопротивления. Германия довольно улыбнулся. Отличное начало. За день немецкие войска продвинулись на несколько километров, хоть и не сумели прорвать фронт. К сожалению, Британская Империя оказался не лыком шит и как-то сумел отвести свои войска в тыл с минимальными для такой ситуации потерями. Ожесточённые бои продолжались следующие несколько дней. Британские солдаты продолжали отступать, немецкие войска активно преодолевали их оборону, параллельно форсируя Сомму. Ох, Германия помнил свое прошлогоднее сражение на этой реке. Успех омрачался тем, что к делу подключилась и французская авиация, и господство Германской Империи в воздухе закончилось. Германия слегка поменял свой план наступления, чтобы его войска атаковали в расходящихся направлениях. Это сработало прекрасно. Прибывшие французские войска никак не могли скоординировать свои действия с артиллерией и авиацией, за что быстро поплатились и стали отступать к Парижу. Немец поглядывал на крутящегося среди солдат француза с интересом. Надо бы разгромить его окончательно и забрать в свой подвал. За этими приятными размышлениями Германия и не заметил, что во вражеском фронте появился огромный разрыв. План снова нужно было чуть-чуть подкорректировать. Французская Республика, видимо, подумал так же. Он бодро организовал оборону своего стратегически важного города, который Германия собирался захватить, и заменил измотанные британские дивизии своими. Впрочем, британской армии все равно пришлось отступить ещё на несколько километров. Германия слишком поздно нашел ошибку в своей стратегии, что позволило британцу и французу закрыть брешь в линии фронта. Немец решил прекратить наступление, чтобы оно не превратилось в сражение на истощение. В любом случае, это была тактическая победа Германии. У него есть все шансы изменить ход войны в свою пользу, и это замечательно.