***
— Зачем звал? — лаконично полюбопытствовал Королевство Пруссия, устроившись напротив брата в его кабинете. Австрия вздохнул. Перед пруссаком признаваться в наличии проблемы не хотелось. — У тебя есть какое-нибудь… Странное предчувствие? — Австрийская Империя предложил самую расплывчатую формулировку, решив, что если Пруссия чувствует что-то подобное, то и так поймёт. — Возможно. — пожал плечами пруссак. — Иногда хочется на свои территории сходить, хоть там ничего не происходит, но не более того. А что? — он с подозрением прищурился. Австрия собрался было как можно аккуратнее уйти от ответа, как вдруг на первом этаже послышались крики. Австриец с братом переглянулись и сбежали вниз по лестнице. — Убирайся из моего дома. — разозленный Австро-Венгрия скрестил руки на груди и указал Германской Империи на дверь. Австрийская Империя на секунду подумал, что гордится сыном. — В чем дело? — строго спросил он, встав позади сына. Пруссия подошёл ближе к немцу. — Германия сказал… — младший австриец замялся, пытаясь подобрать слова. — Кое-что нехорошее про Венгрию. — Германия, ты же обещал!.. — пруссак с мученическим видом махнул рукой и потёр виски. Немец и бровью не повёл на его слова. — Я приношу свои извинения. — сказал он старшему австрийцу без тени раскаяния. — Пруссия, я надеюсь, ты проведешь с Германией воспитательную беседу. — Австрийская Империя извинения проигнорировал. — А то он слишком часто стал позволять себе неподобающее поведение в моём доме. — Разумеется. — пруссаку начинало надоедать постоянно краснеть за сына. — Можно подумать, Венгрия вам хоть сколько-нибудь дорога, что вы ее так защищаете. — фыркнул Германская Империя, закатив глаза. Австрия вскинул бровь. — Во-первых, для тебя она госпожа Королевство Венгрия и никак иначе. Во-вторых, мы с Венгрией друг друга взаимно не переносим, но это не даёт тебе права так отзываться о матери моего сына. Радуйся, что сама Венгрия этого не слышала, иначе Пруссия остался бы без наследника. — Австрия с намёком кивнул на входную дверь, предлагая брату и племяннику убраться из его резиденции. Те так и сделали. — Германия, ты можешь хоть один день вести себя нормально? — рявкнул Пруссия на сына, как только они отошли от австрийской резиденции. — Она обычная зависимая территория, почему я должен быть с ней вежлив? — с искренним недоумением возразил Германия. Пруссак вздохнул. Кажется, он не справляется с сыном. — Будь она хоть последней колонией, Королевство Венгрия — супруга великой державы, и обращаться к ней ты должен соответствующе. Австрия и вправду ее недолюбливает, но уважает как страну, которая воспитала его сына. Даже не смей больше так говорить о ней. — прошипел Пруссия и тихо выругался. Его чаша терпения переполнилась. — Ты завтра не пойдешь к Российской Империи. А когда пойдешь, я попрошу его провести с тобой воспитательную беседу. Может, хоть его ты послушаешь. Германия вздохнул. А он столько всего хотел обсудить с русским! А если он ещё и отчитывать его начнёт… Пруссак же выдохнул. Ну хоть один способ воздействовать на сына он нашёл! Он не хотел прибегать к таким методам, но право слово, немец был невыносимой страной. Германская Империя искренне расстроился. Ему нужно будет как-нибудь оправдаться перед Российской Империей, потому что его разочарованный взгляд заставлял желать провалиться сквозь землю.***
Страшно. — Пока ты тянешь время, с твоей автономной территорией может произойти что-нибудь… Неприятное. А может, уже произошло. — небрежно бросает Германия в трубку. Разумеется, с Боснией все в порядке, но австрийцу знать об этом необязательно. — Что ты с ним сделал? — с ожидаемой яростью цедит Австро-Венгрия. Кажется, на том конце провода разбивается кружка. Решительно. — С чего ты взял, что я позволю тебе так вести себя, братец? — Германия смотрит на него, как на неразумного ребёнка. — Я не позволю тебе так просто забирать Боснию. — смело бросает Австро-Венгрия, крепко сжимая в руках саблю. Он знает, что немец солгал насчёт местоположения боснийца. Тот прямо у него дома, не среди пленных. Больно. — Позволь мне вылечить тебя, чтобы потом ранить снова и снова. — ласково тянет Германия, когда Австро-Венгрия лежит перед ним в луже собственной крови. Австриец пытается выругаться и подняться, но лишь обессиленно хрипит и падает обратно, ещё больше пачкая одежду. — Вижу, ты уже не такой смелый. — немец мягко смеётся, опускаясь на корточки рядом с ним. Холодно. — Германия, это… — Австро-Венгрия едва стоит на ногах, но все же находит в себе силы сделать шаг назад и упасть на деревянный стул. — Это слишком даже для тебя. — австриец всхлипывает, не в силах смотреть на брата. Нет, нет, нет. Он не может это сделать. Не может. Немец вновь ласково смеётся. — Как думаешь, твоей автономной территории понравилось бы в моём подвале? — картинно раздумывает он, опираясь на каменные стены. Хорошо, что его брат решил проверить его слова и вначале осмотреть импровизированную тюрьму. Здесь же сделает то, что от него требуется. Мучительно. Краем глаза Германия замечает, что австриец с трудом поднимается, сжимая ослабевшими пальцами саблю. Немец смотрит на него с сочувствием и снисходительностью. Измождённо. — Мои раны все равно заживут быстрее твоих. — Германия на волне азарта почти не чувствует боли, да и ран у него меньше, чем у австрийца. Австро-Венгрия уже не может подняться. Немец подходит к нему ближе. Австриец пытается хотя бы прикрыться руками, но у него нет сил даже на это. Германия вновь ранит его своей саблей. Бессильно. — Я не могу… — плачет Австро-Венгрия, пока Германия приобнимает его. В этом жесте нет никакой заботы, просто австриец без поддержки не может стоять. — Пожалуйста, Германия. Я могу сделать что-нибудь другое. Но не это. Не заставляй меня. Как я потом Боснии в глаза смотреть буду? — Обещаю, я не скажу ему. — мягко заверяет Германия, поглаживая израненную спину брата. — Давай, ты сможешь. Колонии тебя ведь не смущали. Подумаешь, единокровная сестра Боснии. Представь, что это не Черногория, а кто-нибудь ещё. — Я не могу. — вновь всхлипывает австриец. — Боснии точно понравится мой подвал. — намекает немец. Отвратительно. Австро-Венгрия рыдает и кричит снова и снова, пытаясь стряхнуть с рук капли крови. Германия выглядит довольным. Австриец забивается в угол и прижимает колени к груди, пытаясь успокоиться. Не выходит, и он продолжает плакать. Единственное, что держит его в здравом уме — мысль, что с Боснией теперь все будет в порядке. Мерзко. Немец с раздражением бросает его на пол ванной в австрийской резиденции. Австро-Венгрия постоянно вырывался из его рук и оставил на его теле множество синяков. Германия швыряет в него пачкой бинтов и уходит. — Приходи, как сможешь. — бросает он напоследок. Австриец вновь заходится рыданиями. Страшно.***
Австро-Венгрии никогда не удавалось проснуться прежде, чем он досмотрит свой кошмар до конца. Он знает, что Босния честно пытается разбудить его всякий раз, но австриец всё равно не просыпается. Его предательский разум упорно заставляет его переживать встречу с Германией вновь и вновь. Босниец тем временем протягивает ему чашку. Австриец слабо чувствует в чае привкус пустырника. Босния. Сразу после чая Австро-Венгрия аккуратно прижимает его к себе. Он никогда не расскажет ему о том, что сделал с Черногорией. Они не очень близки, но всё же… Австриец привычным движением проверяет сердцебиение юноши, убеждая себя, что все в порядке. Босниец ухитрился избавиться от собственных кошмаров и начал мучиться из-за чужих. Австро-Венгрии стыдно, что юноша вынужден видеть его таким пару раз в неделю. Босния вызывает у Австро-Венгрии самые нежные и теплые чувства, и он боится, что однажды к ним примешается что-то болезненное и нездоровое, как к чувствам Германии к Российской Империи. Австриец всей душой влюблен в этот мягкий взгляд зелёных глаз. В добрые слова после кошмаров и не только. В искреннее счастье, когда случается что-нибудь хорошее. Германия пока не приходит к ним. Австро-Венгрия не видел его с того дня. И рад этому. Иногда австриец думает, как бы немец отнёсся к Российской Империи, если бы всё-таки забрал его. Не секрет, что старший русский страдает от ухаживаний Германии. Но… Вдруг немец был бы с ним обходительнее, чем с собственным братом? Иногда в голову Австро-Венгрии закрадывались крамольные мысли. Он как-то раз всерьёз обдумывал мысль, что Германии всего лишь нужно, чтобы его брат делал то, что просят. А ведь насколько проще бы жилось австрийцу, если бы он не предавался моральным терзаниям. Впрочем, немец ведь именно этого и хотел. Тело Австро-Венгрии теперь, как и тела многих стран, покрыто шрамами. Австриец задумывается, что испытывает замученный его братом Французская Республика, когда смотрит на себя в зеркало. Австро-Венгрия вот укоряет себя за слабость. Ничего. Он устал бояться. Он просто хочет жить в своей резиденции вместе с Боснией. Разве он просит слишком много? Австро-Венгрия помнит, как немец сказал, что не хочет видеть Османскую Империю и Болгарию возле австрийской резиденции. Австриец временно просит их не приходить. Он знает, что осман уже подозревает неладное. Но Босния не спешит бросать недоверчивые взгляды. Пока что его устраивают ежедневные звонки отцу. А Австро-Венгрию устраивает отсутствие гостей и то, что босниец почти всегда у него на виду. Постоянный страх за юношу ненадолго отступает. Больше всего на свете австриец ценит спокойные моменты рядом с Боснией. Когда тот готовит им двоим кофе по утрам, когда помогает с отчётами, когда сидит на кресле в библиотеке с каким-нибудь детективом в руках, когда прогуливается вместе с Австро-Венгрией вокруг дома, надёжно скрытого высоким забором от взора немца. Австро-Венгрия боится, что это может когда-нибудь кончиться. Ещё страшнее ему от мысли, что он может испортить всё собственными руками, как и предсказывал Германия.***
Германия тем временем был занят, так что ему было не до непутёвого брата и его размышлений. Он оказывал дипломатическое давление на РСФСР, требуя прекратить отправку российских войск в Финляндию, где вовсю разворачивалась гражданская война. Также немец планировал послать Финляндии несколько тысяч своих солдат. Кроме того, Германия строил новый план по приближению своей победы в войне. Ещё на французских землях началась какая-то странная болезнь, и немцу нужно было выяснить о ней больше, прежде чем она доберётся до его территорий. Итак, началось следующее наступление Германской Империи. После успеха предыдущего наступления он надеялся разгромить британские войска. У Германии было в два раза больше войск и в три раза больше артиллерии, чем у Антанты и ее союзников, так что он не без основания считал, что у него есть все шансы на победу. После артиллерийской подготовки и начала атаки пехоты немец присмотрелся к стране, которая собиралась защищать открывшийся участок. Германия презрительно фыркнул. Всё, успех сегодня у него в кармане. — О чем только думал Британская Империя, когда ставил на защиту этих территорий измотанные и немотивированные войска с нулевым опытом сражений? — язвительно вопросил Германская Империя, скрестив оружие с португальцем. — Я все же кое-что умею. — уверенно заявил Португалия, атакуя немца новенькой саблей. Уверенность португальца основывалась на том, что Великобритания должен был заменить его войска своими дивизиями. — Вам это не поможет. — усмехнулся Германия, кивая на участок фронта, где они сражались. Мало того, что он защищался лишь одной португальской дивизией, так ещё и земля здесь была ровной, без всякий препятствий. Шансы португальской армии организовать приличную оборону стремились к нулю. Португальскую Империю это не смущало, как и то, что его солдат атаковали сразу восемь немецких дивизий. — Никогда не говорите «никогда», господин Германская Империя. — ровно отозвался португалец, парируя удар немца. Он и сам видел, что шансы невысоки, но всё равно собирался защищать доверенный ему участок столько, сколько сможет. — Вы заразились неуёмным оптимизмом от Испанской Империи. — что ж, Германия никуда не торопится и вполне может позволить себе задержаться ради лёгкой победы над раздражающей его страной. — Испания — прекрасная страна. Я горд тем, что перенял эту его черту характера. — нисколько не обиделся Португалия. — Да, он всегда спокоен. — мечтательно протянул он. — Помню, во время одной нашей с ним войны он на фоне сражений носил мне корзинки с апельсинами. Я всегда их любил. Германская Империя задумался. Он знать не знал, в каких отношениях испанец и португалец, но… Как приятно было бы, если бы Российская Империя принес ему корзину фруктов. Просто так, без повода. Какие фрукты нравятся старшему русскому? Германия вот любит яблоки. Когда он заберёт Российскую Империю, то обязательно попросит его приготовить яблочный пирог. — Я горжусь моментами, когда сражался с Испанией и бок о бок, и по разные стороны конфликта. — тем временем вдохновенно вещал Португальская Империя. — Но будь я вашим союзником, мне было бы стыдно за одним столом в зале с вами сидеть. Так, что-то немец отвлёкся. Его войска почти уничтожили несчастную португальскую дивизию, а раненый Португалия ускользнул от него в последний момент. Жаль, а то Германия уже хотел устроить ему бесплатную экскурсию по своему подвалу. Но португалец подбросил ему хорошую идею. Может, отправить Российской Империи коробку дорогих конфет? За день Германия продвинулся на восемь километров и остановился у реки Лис. К сожалению, теперь ему нужно ненадолго оставить свои войска и сбегать к Финляндии. Кажется, его солдаты там должны отвоевать финскую столицу. — Какие новости? — лениво поинтересовался немец, оказавшись в одном из финских городов. — Совет народных уполномоченных сбежал в Выборг. — сообщила Финляндия, отвлекаясь от разговора с генералом своей армии. — Полагаю, теперь Красная гвардия деморализована. — Замечательно. — Германия улыбнулся. Все шло точно по плану! Сейчас он вернет финке её столицу, они вместе выиграют гражданскую войну, и он утащит женщину в свою сферу влияния. Отряды Красной гвардии не скоординировали свои действия и сопротивлялись кое-как, да и флота РСФСР здесь больше не было, поэтому чуть больше десяти тысяч немецких солдат без особого труда заняли Хельсинки. Театрально отряхнув руки и выяснив, что финская армия собирается вернуть Выборг в конце месяца, Германия вернулся обратно на французские земли. И вовремя! Англо-французские войска уже начали контратаковать. Немец выругался. У его армии проблемы с логистикой. Опять. Наступление пришлось временно приостановить. А ведь Германия отошёл буквально на день! Через пару дней немец атаковал важный опорный пункт Антанты и захватил его через неделю. Увы, на этом его достижения закончились. Британские войска разгромить не удалось, но Германия не расстраивался. В любом случае, у него будет ещё один шанс. Да и инициатива в ведении боевых действий по-прежнему у него в руках. В следующий раз немец обратит своё внимание на Французскую Республику. А пока Германия шёл по ночной улице города стран. Совсем скоро здесь не будет никого лишнего, и он сможет прогуляться здесь с Российской Империей. Немец чувствовал, что момент их счастливого воссоединения наступит совсем скоро. Только бы следующее наступление удалось… Когда в его руках окажется француз, он сможет разговаривать с русским уже с другой позиции. А когда Германия вернётся к неограниченной подводной войне и добьёт британца, Российская Империя придёт к нему сам. Германская Империя мягко улыбается и садится на ближайшую скамейку под деревом. Он достаёт всё ту же фотографию и в миллионный раз рассматривает её. Сердце наполняется щемящей нежностью. Скоро они будут вместе. Совсем скоро. Скоро. Немец продолжает путь домой не торопясь. Он проходит мимо австрийской резиденции. Ворота наглухо закрыты, но Германия видит, что в третьем справа окне первого этажа горит свет. Кажется, это библиотека. Немец заглянул бы к брату, но пока милостиво оставляет его в покое. Все равно они встретятся через неделю-другую. Австро-Венгрия будто бы чувствует, что Германия наблюдает за его домом: он стоит у окна и тревожно всматривается в темноту крон деревьев напротив резиденции. Не найдя ничего подозрительного, австриец возвращается на маленький диванчик у стены. Там сидит Босния с книгой в руках, которую он медленно листает, как можно детальнее представляя себе образы персонажей и их взаимодействия. Австро-Венгрия поправляет одеяло на его плечах и прижимается поближе. Он не в настроении для чтения, но хочет провести с боснийцем время. Австрийцу нравится наблюдать за мимикой Боснии. Как тот вскидывает бровь при глупом повороте сюжета, как улыбается действиям нравящихся персонажей, как хмурится в попытке разгадать загадку раньше героев. Австро-Венгрия чувствует себя спокойно впервые за долгое время. Хоть и это спокойствие скоро кончится. — Мне придётся встретиться с Германией в начале мая. — жалуется австриец, когда босниец закрывает книгу и откладывает её на подоконник. — Зачем? — Босния украдкой зевает — время позднее — и приобнимает Австро-Венгрию. — Мы будем заключать мир с Королевством Румынией. Она после Брестского мира совсем одна на Восточном фронте осталась. — австриец сочувствует румынке, но ничего поделать не может. Да и большая часть ее территорий оккупирована уже года два. Босния кивает, а затем смотрит на часы и зевает. Уже за полночь, лучше пойти спать. Они с австрийцем поднимаются на второй этаж и устраиваются в кровати. Босниец засыпает почти сразу, но Австро-Венгрия размышляет кое о чем, пока гладит юношу по голове. Австриец жалеет о том, что сжёг письмо Мексике в начале прошлого года. Конечно, он тогда был не в себе, но… Сейчас Австро-Венгрия не хочет быть косвенной причиной победы Германии. Он молится, чтобы Антанта ухитрилась остановить наступление его брата, ведь другого шанса у немца не будет, и все страны вздохнут спокойно. А австриец наконец будет счастлив с Боснией. Лишь бы у Германии ничего не вышло.