утонуть в реке из слёз и печали

— Я начинаю думать, что вы делаете это специально. — Российская Империя перед очередным разговором с немцем заварил себе несколько чашек чая с пустырником, а потому внешне он был спокоен. Внутренне же старший русский нервно и испуганно смеялся, как когда получил в подарок картину с болиголовами. — Что может быть не так с фарфоровой цаплей? — судя по картинно усталому тону, Германская Империя счёл это глупым капризом. — Дарить фигурки птиц — плохая примета. Тоже предвещает смерть. — меланхолично пояснил Россия и отпил ещё пустырника. В последнее время запасы пустырника, ромашки и валерианы уходили у всех обитателей британской резиденции со скоростью света. — Никогда бы не подумал, что вы суеверны. — усмехнулся Германия на том конце провода, явно не поверив словам русского. Россия украдкой фыркнул. Он и не был суеверным, просто измождённый разум выискивал вестника смертного часа в каждой мелочи. — Ладно, я учту ваши замечания насчёт птиц. — сделал одолжение немец и привычно задал несколько вопросов о жизни о здоровье. Российская Империя отвечал уклончиво и как мог демонстрировал незаинтересованность в разговоре. Германия отвязался от него удивительно быстро. Русский с облегчением повесил трубку и допил чай. Затем спустился на первый этаж, чтобы отнести кружку на кухню. Французские колонии суетились с самого момента пропажи своей метрополии. Они и сейчас каждые несколько минут проверяли связь и испуганно шептали друг другу, что с Французской Республикой что-то не так. Впрочем, это и без того было очевидно — в любом плену жизнь не сказка, а особенно в плену у Германской Империи. Помыв любимую кружку, Россия с чистой совестью вышел во двор и устроился подле британца. Тот сидел в окружении нескольких стопок бумаг с мрачным видом. — Германская Империя забрал всех из места, где раньше держал наших колоний и союзников. А Османская Империя о других местах не знает. — размышлял вслух Британская Империя, перебирая какие-то записи. — О Франции что-то могут знать любимые колонии Германской Империи или Австро-Венгерская Империя, и они все нам ничего не скажут. Замечательно. — язвительно подвёл итог британец и потёр виски, после чего отпил чай с ромашкой и внимательно уставился на русского в надежде, что тот что-нибудь предложит. — Вряд ли колонии и Франция в одном и том же месте. — начал рассуждать Россия, стараясь оправдать чаяния Великобритании. — Всё же великая держава важнее для Германской Империи, чем зависимые территории. — умозаключение было неплохим, но, к сожалению, ни к чему не приводило. Британец вздохнул. Это никак не поможет им найти Французскую Республику. России и Великобритании бы все равно не удалось добиться ответа от Австро-Венгрии и немецких колоний по той причине, что Германская Империя ничего им не сказал. Он берег знание о местонахождении Франции как зеницу ока и никогда не доверил бы его брату или своим зависимым территориям. Как говорится, хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам. Вот и сейчас Германия пришёл навестить француза, ведь тому пришлось побыть одному пару дней, пока немец возился с делами. Пока что он держал своё слово и не пытал его, но это было ненадолго — стоит немцу добиться кое-какой цели, и он непременно займётся Францией. А пока пусть тот сидит здесь и не мешается. Немец нахмурился, едва завидев Французскую Республику. Тот сидел на матрасе, прижав колени к груди, и покачивался из стороны в сторону. Его глаза быстро бегали по комнате, будто в поисках какой-то угрозы. Кожа француза была едва заметного синеватого оттенка, а он сам сильно дрожал, хотя было жарко. — Что же вы? — равнодушно поинтересовался немец, проверяя его пульс. — У вас должен быть нормальный вид, чтобы я мог в случае чего убедить Российскую Империю, что с вами все в порядке. — Может… — захрипел было Французская Республика и закашлялся. — Тогда не стоило… — он вновь надрывно закашлял и никак не мог остановиться. — Добавлять какую-то дрянь в мою воду? — наконец договорил француз и, пошатнувшись, упал на матрас. — Я не могу допустить вашего побега. Не сейчас, когда все так хорошо. — Германская Империя покачал головой и поднес к губам Франции стакан воды. — Поверьте, если понадобится, я сломаю все двести шесть костей вашего тела, чтобы вы никуда не сбежали. Французская Республика подавился водой от таких слов, но у него больше не было сил спорить с Германией. Да и вряд ли в этом был смысл — кажется, теперь он, ослабленный, будет валяться за решеткой в ожидании следующего пункта плана немца. А у Германии определенно был какой-то жуткий план на Францию. На этот раз немец решил никак не облегчать состояние француза — так от него будет меньше проблем. На этот раз Германия любой ценой не допустит возвращения Франции в британскую резиденцию. Как тогда он сможет получать боеприпасы и продовольствие от Великобритании и приятное общение от России? Германская Империя искренне наслаждался самим наличием возможности забрать Российскую Империю в любое угодное ему время. И испытывал почти мазохистское удовольствие от того, что до сих пор этого не сделал. Британец, к сожалению, не делал ничего подозрительного, да и русский исправно оценивал его подарки. Впрочем, это давало Германии время на подготовку к осуществлению его мечты. Когда он взялся за это всерьёз, оказалось, что нужно ему не так много. Немец быстро всё организовал и купил всё необходимое, и теперь ему оставалось всего лишь поговорить с Австро-Венгрией. Австриец крайне неохотно согласился на визит старшего брата, но все же согласился, и теперь Германия шёл в его резиденцию. Ворота наконец были открыты, и он смог пройти на территорию вокруг дома, а после — войти и в сам дом. Австро-Венгрия не стал его встречать, а остался в гостиной на диване. Подле него сидел босниец, привычно окинувший немца не самым тёплым взглядом. — БиГ, оставь нас. — небрежно бросил Германия Боснии, но тот вместо выполнения просьбы немца перевел взгляд на австрийца. И ушёл только после лёгкого кивка Австро-Венгрии. — Итак, я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. — сразу перешёл к делу Германская Империя, решив не тратить время на расспросы о жизни, здоровье, боснийце и прочем. — Чёрта с два я буду ещё раз кого-то пытать. — мгновенно вскинулся Австро-Венгрия. Он злобно прищурился, рассматривая немца с головы до ног. Германия был готов поклясться, что у того поблизости лежит пистолет или ещё какое-нибудь оружие. — Я не прошу тебя пытать кого-то. И смотреть, как этим занимаюсь я, тоже не прошу. Обещаю, там не будет ни одной зависимой территории. — немец говорил неторопливо и размеренно, следя за изменениями в лице брата. Что-то с ним было не так. — И что же тебе нужно? — язвительно полюбопытствовал австриец, подперев голову ладонью. По какой-то причине, его вид был донельзя самоуверенным. Как у самого немца. Германия покосился на лестницу: ему показалось, что Босния их подслушивает (на самом деле, так и было). — Помнишь, я рассказывал тебе про свою мечту? Я хочу, чтобы ты присутствовал при ее воплощении в жизнь. — изложил свою просьбу Германская Империя, стараясь использовать самые обтекаемые формулировки. На случай, если босниец действительно подслушивал, иначе юноша мог найти способ все рассказать русскому. — Зачем? — Австро-Венгрия вскинул бровь. — Российская Империя довольно… — немец пощелкал пальцами, пытаясь подобрать подходящее слово. — Консервативен. Я думаю, так ему будет привычнее. — Допустим, я могу это сделать. — австриец кивнул, но следующими своими словами удивил Германию. — При условии, что это никак не затронет меня и Боснию. — С каких это пор ты ставишь мне условия, Австро-Венгрия? — хищно улыбнулся Германская Империя, наклоняясь ближе к брату. — Ты в моём доме просто гость, Германия. Не забывай о приличиях, иначе я выставлю тебя за дверь. — австриец вроде бы сохранял спокойствие, несмотря на скрытое предупреждение немца, но Германия догадывался, что тот на самом деле напуган. — Я все ещё могу сделать что-нибудь с твоей автоном… — Хоть один шаг в его сторону, и я костьми лягу, но убью тебя и избавлю себя от проблем. — сквозь зубы процедил Австро-Венгрия, выхватил пистолет и положил возле себя. — Ты получил мое согласие, а теперь убирайся. — Я не желаю ссориться с тобой, братец. Но в следующий раз изволь выбирать выражения. — немец не оценил тона брата, но сегодня он был в достаточно хорошем настроении и решил спустить ему с рук скверное поведение. Как только Германия закрыл за собой дверь, Австро-Венгрия разрыдался, а Босния быстро сбежал к нему по лестнице. Австриец крепко прижал его к себе, бездумно гладя по голове и шепча нежности. — Господи, что на меня нашло? Я собирался просто согласиться, но… — Австро-Венгрия зажмурился и крепче вцепился в Боснию, продолжая всхлипывать. — Меня приводит в ярость то, что он может угрожать нашему счастью. Но… Я не знаю, мне так страшно, но… — австриец уткнулся лбом в плечо обнявшего его в ответ юноши. — Но… БиГ, я обещаю, что тебя все это не коснется. Я люблю тебя и сделаю всё, чтобы ты был в безопасности. — если бы Австро-Венгрия поднял взгляд, то он увидел бы, как босниец смущённо улыбается. С каждым разом слышать признания в любви было все приятнее и приятнее. — А Германия… — в разуме австрийца всплыла хищная улыбка немца, и он вздрогнул. Когда Австро-Венгрия открыл глаза и нехотя отстранился от юноши, он вскрикнул. Австриец увидел собственные кисти рук испачканными в крови. Господи! А он касался Боснии этими руками! Нужно… Нужно что-нибудь сделать. Австро-Венгрию затошнило. Босниец коснулся его рук, и австрийцу стало ещё хуже. Босния не должен пачкаться в крови. — Это не по-настоящему. — сказал босниец будто бы сквозь воду. Австро-Венгрия недоуменно моргнул. В каком смысле не по-настоящему? — Ты в безопасности. И Германия уже ушел. — продолжил негромко говорить юноша, что вызвало у австрийца ещё большее недоумение. Кровь с рук куда-то делась. — Со мной что-то не так. — безучастно заметил Австро-Венгрия. Прекрасно, теперь он ещё и видит то, чего нет. — Что? Ты так и не объяснил. — спокойно спросил Босния. Австриец иногда поражался его самообладанию. — Я… Иногда мне кажется, что я все ещё там, с Германией. — признался Австро-Венгрия, не смотря юноше в глаза. — Мои руки в крови, а он… Улыбается. — на лице австрийца мелькнула гримаса ужаса. — Он почти всегда улыбается. Вопреки затаенному страху, босниец не спешил кричать и называть его сумасшедшим. Он крепко задумался о чем-то, периодически поглядывая на телефон поблизости. — Я думаю, тебе стоит поговорить со Швейцарией. — предложил Босния, но Австро-Венгрия тут же замотал головой. — Германией убьёт меня, если узнает, что я говорил со Швейцарией. И тебе рисковать я не позволю. — он слегка повысил голос, но сразу же сбавил тон. — Швейцария ничего ему не скажет, но Германия же всегда узнает все непонятно как! — австриец махнул рукой, сочтя идею безнадёжной. — С Ватиканом? Он тоже может что-нибудь посоветовать. — не сдавался босниец. — Германии покажется подозрительным, если я вдруг пойду к Ватикану. — снова покачал головой Австро-Венгрия, но вдруг погрузился в раздумья. — Или… Или не покажется… — он слегка улыбнулся, кое-что вспомнив. А это был хороший вариант. Германия тем временем ни сном, ни духом не знал про разговор брата с его автономной территорией. У немца была другая забота — настало время вновь звонить его драгоценности насчёт подарков. Заодно нужно обрадовать русского новостью о том, что всё готово. — Вы точно делаете это специально. — Российская Империя обошёлся без нервного смеха только благодаря чаю с пустырником, без которого он теперь не обходился ни дня. Всё-таки жизнь как на вулкане в ожидании звонков немца не лучшим образом сказывалась на его нервах. — Это обычные часы, господин Российская Империя. Часы. — зашипел Германия с раздражением, даже оставив в стороне своё «mein Herz». Это был нехороший знак. — Что может быть не так с часами? — Говорят, что часы отсчитывают минуты до смерти получателя такого подарка. — невозмутимо объяснил русский и бросил часы в коробку под столом. Туда он пару дней назад решил складывать все подарки немца, чтобы после победы Антанты с чистой совестью утопить их в Балтийском море. — Вздор. — по-прежнему недовольно отрезал Германская Империя, считавший все приметы несусветной глупостью. — Вы прекрасно знаете, что я не имел в виду ничего такого. — здесь его голос неожиданно вернулся к привычной бархотности. — В любом случае, я не оставлю вас даже после смерти. Ничто не помешает нашему с вами счастью. — это вроде бы нежное обещание отозвалось в разуме русского неприкрытой угрозой. Россия всерьёз задумался, что будет, если немец умрёт вскоре после него. Разумеется, на том свете русскому уже ничего не грозит, но наличие Германии поблизости заметно омрачит ему жизнь. — К слову, у меня отличные новости для вас. Я уже все приготовил для осуществления своей мечты. Требуется лишь ваше присутствие и… — наверняка при этих словах немец поморщился. — Отсутствие Британской Империи. Он точно все нам испортит. — Что вы задумали? — заволновался Россия, на что Германия разочарованно вздохнул. — Ничего опасного для вас, mein Herz. Вы будете довольны. — немец в своих словах не сомневался, в отличие от русского. — Кстати, я отправил вам цветы. У них хорошее значение на языке цветов, я проверил. Можете мне ничего про них не говорить, только наслаждайтесь. Хорошего дня. Россия заподозрил подвох в поспешном прощании, а потому спускался к почтовому ящику он бегом. На нем русский действительно обнаружил завёрнутый в бумагу букет. С ним он отправился на кухню, где наткнулся на Британскую Империю. — Опять цветы от Германской Империи? — посочувствовал британец, выглянув из-за стопки бумаг с тарелкой. Российская Империя молча кивнул и аккуратно разрезал бумагу. — Вынужден признать, они красивые. — присвистнул Великобритания и попытался понять, что за цветы перед ним. Россия, судя по вытянувшемуся лицу, догадался быстрее него. — Это ликорис. На твоём языке его обычно называют паучьей лилией. — русский, кажется, хорошего значения на языке цветов не наблюдал: выражение его лица было средним между беспокойством и озадаченностью. — И что он значит? — Здесь красный, желтый и белый ликорис. Жёлтый означает ностальгию и готовность двигаться вперёд. Белый символизирует искренность чувств. — Россия и Великобритания синхронно скривились. — А вот красный… Красный может значить воссоединение, печальные воспоминания, пламенные чувства и… Тоску по умершим. — Российская Империя ненавидел то, что искал намек на спасение от немца абсолютно везде. — Но это ещё не всё. Ликорис считается цветком мертвых. Я скоро и вправду решу, что Германская Империя отправляет мне такое специально. — Россия невесело фыркнул. Но Германия не мог откуда-то узнать о скорой смерти русского. Разве что он сам догадался, но это маловероятно. — А ещё говорят, что дом, в который принесли красный ликорис, скоро сгорит. Может, это был намёк? — вот это действительно встревожило Российскую Империю. Он бы не удивился, если бы немец намекнул на пожар цветком. — У нас есть огнетушитель? — уточнил он у британца на всякий случай. — После того, как Франция и Канада в юности сожгли мне кухню, у меня всегда есть огнетушитель, и не один. — успокоил его Великобритания, мысленно оценивая шансы поджога своей резиденции. Лучше принять меры. От греха подальше. Германия тем временем лежал на кровати в обустроенной для Российской Империи комнате, прижимая к себе его фотографию. Немец любил эту комнату. В ней чувствовалось незримое присутствие старшего русского, хотя он здесь ни разу не был. Да и дрожь по всему телу, ломота в костях и бешеное сердцебиение здесь ненадолго отступали. Без России поблизости было тяжело. Только звонки ему ненадолго спасали. Прекраснейший голос Российской Империи заставлял Германию прикрывать глаза от блаженства. Но сейчас — удивительно! — все мысли немца занимал отнюдь не Россия. Германская Империя думал о Великобритании. От британца нужно было избавляться. Германия полагал, что шансы разделаться с ним на поле боя невелики, значит, нужно каким-то образом принудить его к мирному договору. А потом похитить самого Британскую Империю и пытать Францию на его глазах. Хорошая идея, но немец не мог решить, как воплотить ее в жизнь. Наверное, стоило активнее заняться неограниченной подводной войной. Тогда на территории британца не смогут приходить ресурсы. И предстоящее сражение тоже нужно выиграть. Необходимо быть как можно осторожнее. Германия не может проиграть сейчас, когда он так близок к воссоединению с Российской Империей. Немец должен победить любой ценой, и тогда всё наконец-то будет хорошо. Осталось немного.