утонуть в реке из слёз и печали

— Это очень мило с твоей стороны, Германия. — на лице Российской Империи появилась солнечная улыбка, и немец тут же горделиво выпрямил спину и расправил плечи. Получать похвалу было приятно. Не зря же Германия ночами пытался учить русский язык, чтобы впечатлить Россию! — Я рад, господин Российская Империя. — немец тут же улыбнулся в ответ. Радость переполняла его. — Спасибо за все, что вы для меня делаете. — сказал он по-русски, и Россия улыбнулся ещё теплее и потрепал его по голове. Германия прикрыл глаза. Конечно, прикосновения руки в черном шёлке были и вполовину не так приятны, как могли бы быть касания обнаженных рук, но немец был доволен и этим. Втайне он хотел как-нибудь застать русского без перчаток. Германия знал нескольких стран, предпочитающих иногда носить перчатки, но те рано или поздно снимали их на публике. Российская Империя же носил перчатки даже дома. Конечно, немцу было невдомёк, что русский спокойно снимал их при Финляндии или Польше. — Звонил Австрийская Империя, просил зайти к нему как можно скорее. — в кабинет заглянула Царство Польское, передала слова старшего австрийца и быстро вышла. Российская Империя задумался. Германия по его выражению лица решил, что тот знает об австрийце что-то… Интригующее. — Прости, Германия, нам придется закончить нашу встречу пораньше. Австрия не стал бы торопить меня без причины. — к сожалению, Россия сразу же взял ключи со стола и направился к выходу. Немцу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Германия порадовался и возможности пройтись с русским до перекрестка у немецкой резиденции. Там он свернул в свой дом, а Россия пошёл дальше. Входная дверь была открыта, и русский запер ее за собой. Австрийская Империя махнул ему рукой в знак приветствия из ведущего на кухню дверного проема. Он зажимал мокрым платком нос. По алым пятнам на ткани было несложно догадаться, что у австрийца кровь из носа. Но звать Россию из-за этого он бы не стал, так что русский уселся в ближайшее кресло. — Я в последнее время чувствую себя всё хуже и хуже. — пожаловался Австрия, сев возле него. Россия слушал, не перебивая. — Да и веду себя скверно. После моей последней ссоры с Венгрией — ну, когда она ушла ночевать к Османской Империи и его жене — я сказал Австро-Венгрии, что он никому не нужен и что его когда-нибудь оставят все близкие ему страны. Понятия не имею, что на меня тогда нашло. А он воспринял это… Близко к сердцу. — Да, в последнее время ты сам не свой. — осторожно подтвердил Российская Империя, пока не понимая, зачем он здесь. — Вот, и ты заметил. — охотно зацепился за его мысль австриец и убрал платок с носа. Кровь все не останавливалась, и платок вернулся обратно. — Я думаю, что мне недолго осталось. — Я помню, вы с Королевством Венгрией как-то приходили ко мне с расспросами, но… Ты уверен, что дело в этом? — Россия был настроен скептически относительно так называемого «предчувствия смерти». — Ты поймёшь, когда придет твое время. Рано или поздно, но поймёшь. Поверь, это чувство в самом конце уже ни с чем не перепутать. — Австрийская Империя криво улыбнулся и покачал головой. — Нет, мне точно осталось недолго. И я не знаю, стоит ли мне сказать об этом Австро-Венгрии. Ты бы сказал, если бы у тебя был сын? — Я бы… — Российская Империя не был готов к такому серьезному вопросу. — Наверное, сказал. Чтобы мой наследник был готов настолько, насколько вообще можно быть готовым к чьей-то смерти. — Хорошо. — по тону Австрии было неясно, воспользуется ли он советом. — Я хочу, чтобы ты сохранил это. — он встал, подошёл к шкафу у стены, наклонился к нижнему ящику и достал кинжал. — Это… Мизерикордия, которой я убил Священную Римскую Империю. Я бы не хотел, чтобы она попала в плохие руки. Лучше пусть она лежит у тебя где-нибудь подальше от чужих глаз. Российская Империя осторожно взял почти легендарный кинжал в руки. На месте старшего австрийца он бы отдал его Пруссии, но спорить с его решением не стал. Да и неподходящая была ситуация. Русский отложил свой скептицизм. — Может, дело всё-таки в чем-то другом? — Россия помнил, как тяжело справлялся со смертью Французской Империи, и он боялся того, что может пережить это снова. Он не хотел терять лучшего друга. — Ты справишься. Ты ещё всех нас переживешь, я уверен. — Австрийская Империя ласково улыбнулся ему, как в давние годы, когда они только познакомились. — Ты… Хороший друг. У нас случались разногласия, да и я часто был невежлив в последние годы. Но ты все равно дорог мне. — Австрия даже приобнял его дрожащими руками. — Я рад, что встретил тебя много лет назад. И я горд тем, что стал страной, которой ты доверял свои мысли и чувства. И… Ты снимаешь перчатки в моем присутствии, это уже о многом говорит. — он слегка усмехнулся, а Российская Империя сразу же снял перчатки. Ему это показалось уместным. Австрия коснулся его обнаженных рук. — Я счастлив, что мы столько лет были друзьями. Россия растерял остатки недоверия. Прямо сейчас он был откровенно напуган неожиданным прощанием (а это было именно оно) и мог поверить во что угодно. Неужели Австрийская Империя и правда умрёт?

***

Германия сдержал своё слово и не стал приходить в австрийскую резиденцию, но с Боснией ему все равно нужно было поговорить. Немец позвонил ему поздно вечером, чтобы у Австро-Венгрии не было возможности помешать им. — Я надеюсь, ты не собираешься сказать мне, что дарить платки — плохая примета. — Германия все ещё слишком хорошо помнил их последний разговор. Но в этот раз он должен сделать самый лучший подарок за всю историю стран, такой, чтобы драгоценный Российская Империя не сумел к нему придраться. — Платок — к слезам. — Босния не собирался оправдывать надежды немца. — Алкоголь? — Германия пока что не воспылал праведным гневом, но был близок к этому. И уже представлял, как отправит России бутылку хорошего немецкого яблочного шнапса. — К разладу в отношениях и проблемам со здоровьем. — Свечи? — или ароматические свечи с запахом лаванды… — Приносят несчастье. — будто бы равнодушно сказал босниец, но немец чувствовал, что тот снова едва сдерживает смех. Германия мысленно выругался. — Скатерть? — Россия явно не постелит подаренную им скатерть на стол британской резиденции, но немец обязан был попробовать. — К расставанию. — Босния предпочёл умолчать о том, что насчёт скатерти приметы были, мягко говоря, противоречивы. — Ковёр? — К удаче. — сжалился босниец, и Германия с торжеством в глазах записал ковер в список покупок. Затем задумался. Нет ли каких-нибудь известных инцидентов, связанных с коврами? Да и где можно достать хороший ковёр? Ответ очевиден — у Персии. Она соблюдает нейтралитет в войне, хоть и недолюбливает и Антанту, и Центральных Держав за боевые действия на ее территориях. Но когда немца останавливали такие мелочи? Но нужно продумать ещё варианты. На случай, если какой-нибудь инцидент вспомнится. — Рубашка? — честно говоря, у немца заканчивалась фантазия. — К измене. — продолжил разочаровывать его Босния. — Но если с бабочкой… — прибавил он, и Германия вновь воспрял духом. — Лишь бы не с галстуком. Воодушевленный, Германская Империя тут же позвонил Персии с вопросом о ковре. Они быстро обсудили внешний вид ковра, цену и все остальное, и наконец немец задал главный вопрос. — А нет ли у вашего народа каких-нибудь сказок, легенд или исторических событий, связанных с коврами? — поинтересовался Германия и взмолился, чтобы ответ был отрицательным. Если Персию и удивил такой вопрос, то она не подала виду, а лишь ненадолго задумалась. — Есть у нас одна сказка… — начала Персия, и немец стал молиться уже о счастливом конце. — В одной бедной семье младшая дочь решила соткать ковер, но у нее были только серые нитки. Она соткала узор в виде солнечного пастбища с овцами, однако его не было видно на сером фоне. Ковёр начал жаловаться на свою бесцветность. Овцы хотели, чтобы их шерсть стала черной, как волосы девушки, луга хотели быть зелёными, как ее глаза, а солнце — румяным, как ее щёки. Младшая дочь вложила в этот ковер все свои силы и без раздумий отдала ему свою красоту. Цветной ковер принес семье девушки почёт и достаток, а сама она потеряла красоту и осталась бесцветной. — Благодарю за рассказ. — выдавил Германская Империя, мысленно костеря Персию на чем свет стоит. Немец не счёл концовку сказки хорошей и не захотел проверять, разбирается ли Российская Империя в персидских сказках. Но ковер все равно заказал — постелит его в будущую комнату старшего русского. Как только Россия окажется в немецкой резиденции, его уже не будут волновать всякие приметы, легенды, мифы, сказки, истории… Германия быстро нашел на своих территориях красивую белую рубашку, мягкую, приятную на ощупь и идеально подходящую России. Тот в мирное время периодически появлялся на собраниях в белой рубашке, так что он не сможет обвинить немца в несоответствии его предпочтениям. Ещё несколько минут поисков, и Германия подобрал и красивую черную бабочку. Вдобавок немец послал русскому букет красных цинний, трижды убедившись, что эти цветы означают только самое хорошее. Сегодня все точно пройдёт как надо. — Красные циннии символизируют длительную привязанность, mein Herz. — пояснял Германская Империя, дрожа от нетерпения. Россия не сможет ни к чему придраться, не в этот раз. Германия отпил мятного чаю из любимой кружки, предвкушая победу. — Это все, конечно, замечательно, господин Германская Империя, — после пары минут молчания заговорил Российская Империя, и немец помрачнел. Судя по интонации, русский не закончил предложение. — Но в одной русской сказке главного героя разрубили на куски после того, как ему подарили рубашку. Германия с мягчайшей улыбкой ничего не ответил и положил трубку. Кружка в руках немца едва не пошла трещинами от того, как сильно он сжал её. Германия набрал другой номер телефона. — Босния, солнышко, а чем закончилась сказка про рубашку? — спросил он так ласково, что босниец на том конце провода подавился и закашлялся. Немец спокойно дослушал юношу до конца и выдохнул с облегчением. Потом он обязательно подарит Боснии так нравящиеся ему детективы. Юноша заслужил. — Вы что-то ещё хотели сказать, господин Германская Империя? — спросил Россия деланно равнодушно. — Да, mein Herz. — в голосе немца слышалось такое ликование, что русский напрягся. — Видите ли, я только что узнал, что упомянутая вами сказка закончилась более чем прекрасно. К тому же… — Германия елейно посмеялся, предвосхищая реакцию России на свои слова. Он не смог удержаться от подобного замечания. — Главный герой в конце удачно женился. Вы случайно не хотели мне на что-то этим намекнуть? — довольному собой немцу стало любопытно, как русский выкрутится на этот раз. — Сразу после получения рубашки главный герой женился неудачно. И он прогнал свою первую жену в конце. Я намекаю на то, что вам стоит оставить меня в покое. — Российская Империя не собирался признавать поражение, но Германии это и не было нужно: он и так был в восторге от достигнутого результата. Настолько в восторге, что его даже не привела в ярость новость о внезапной англо-французской атаке. Немецкие войска были в полном хаосе, когда Германская Империя появился на фронте. Как выяснилось, артиллерия Антанты открыла огонь ещё рано утром и, пользуясь неподготовленностью немецких солдат, успешно уничтожала телеграфные и телефонные линии, командные пункты и даже объекты в тылу. Немец трижды проклял Британскую Империю. Конечно, тот почувствовал, что дело пахнет керосином, и решил атаковать подло и неожиданно. Ничего другого не стоило ожидать от коварного Альбиона. Прежде чем Германия успел понять, что происходит в его войсках — а это было невероятно трудно, потому что разрывающиеся дымовые снаряды мешали обзору, — на его линии обороны обрушились танки. Как будто танков не было достаточно, в небе авиация Антанты с особым удовольствием уничтожала немецкие самолёты. Войскам Антанты удалось продвинуться на целых одиннадцать километров, прежде чем Германия наконец перебросил достаточно солдат сюда, чтобы остановить прорыв. Сражение продолжилось и на следующий день, причем гораздо успешнее для Германии. Он перегруппировал артиллерию, и Антанта потеряла треть танков. Теперь они уже не были столь полезны, поэтому вскоре все танки ушли в тыл. Немец осмотрелся в поисках проблемных участков фронта и громко выругался. Мало ему было австралийцев и канадцев по отдельности, так теперь они все здесь! Германия пообещал себе, что после своей победы будет долго пытать Австралию и Канаду на глазах Британской Империи. Так или иначе, через пару дней наступление Антанты прекратилось — Германия перебросил сюда достаточно войск, чтобы остановить противников. Но Британская Империя явно не успокоится, пока не помешает всем планам немца. Это угрожало победе Германии в войне. Если так пойдет и дальше, ему придется забрать Российскую Империю раньше задуманного. А пока все относительно спокойно, можно заняться армией и подумать о подарках. Босния не иначе, как почувствовал, что немец снова думает о подарках, потому как ему совершенно некстати вспомнился Германская Империя со своими вопросами. Босниец дёрнул плечами, и чрезмерно бдительный австриец внимательно посмотрел на него в поисках причины испуга. Не найдя чего-то подозрительного, Австро-Венгрия устало откинулся в кресло и прикрыл глаза. Затем потёр переносицу и тихо выругался по-венгерски: голова болела со вчерашнего вечера. И не только голова — по-прежнему не сросшиеся правильно кости ног тоже причиняли боль. Австриец не смог уснуть и был этому даже рад — эта ночь прошла без кошмаров. Австро-Венгрия в последнее время чувствовал себя странно. Воспоминания о том, как он пытал (было мерзко произносить это слово даже в мыслях) Черногорию будто бы… Померкли. Австриец все ещё мог вспомнить в подробностях каждую секунду встречи с Германией, но это уже не вызывало у него столь ярких чувств. И внезапные видения крови на руках и голоса Германии медленно, но верно становились привычными. Австро-Венгрия по-прежнему не мог объяснить себе их природу. Единственной его догадкой было то, что это последствие многочисленных издевательств Германии, но на этом все мысли заканчивались. Австро-Венгрия стал чаще злиться. Наверное, после всего им пережитого Германская Империя должен вызывать у него священный ужас, но вместо этого австриец чувствовал только слепую ярость. Иногда он скрывал за ней тревогу за Боснию, но в большинстве случаев Австро-Венгрия бессильно ненавидел Германию. Босния. Даже его имя для влюбленного австрийца звучало прекраснее самой чарующей мелодии, и Австро-Венгрия больше всего на свете боялся, что во время очередной вспышки гнева причинит ему вред. Германская Империя относился к боснийцу более чем снисходительно, но австриец переживал и из-за этого тоже. Немец говорил, что у него есть планы на Боснию, но никогда не пояснял, что именно за планы. У Австро-Венгрии была единственная радость в жизни — Босния. Тот ни разу не отшатнулся от него в ужасе, хотя и переживал за австрийца во время его видений. И… Их отношения становились все лучше. Австро-Венгрия во время аккуратных признаний в любви чувствовал через связь, что его слова не вызывают у Боснии ни единой отрицательной эмоции. Австриец был уверен, что ещё немного, и он дождется ответного признания. Австро-Венгрия боялся потерять свое единственное счастье. Он проводил как можно больше времени с боснийцем, чтобы быть уверенным, что тот в порядке. Австриец боялся переборщить в своей заботе. Он знал, что Босния простил его, но не сомневался, что они оба прекрасно помнят, чем когда-то закончился чрезмерный контроль Австро-Венгрии. Австриец боялся, что они возвращаются к тому же. И на это была весомая причина — он до сих пор не приглашал Османскую Империю в свою резиденцию. Конечно, Босния созванивался с отцом каждый день, но… Во-первых, Австро-Венгрия помнил, что сказал Германия на этот счёт, а во-вторых… Австриец не желал в этом признаваться, но перспектива звать кого-то постороннего в дом вызывала у него ужас. Он и так слишком нервный в последнее время. Что ж, нужно выпить чаю с пустырником. Эти размышления вызвали тревогу у Австро-Венгрии. Германия тоже испытал тревогу, но совсем по другой причине: после внезапной атаки Антанты он наконец закончил возиться с армией и вспомнил, что забыл зайти к Французской Республике. Пришлось срочно идти к нему. Франция на его приход никак не отреагировал и продолжил рассматривать потолок, лёжа на матрасе. Немец принёс ему еду и воду на несколько дней, а затем уделил внимание и самому французу. — Прекращайте прибедняться, господин Французская Республика. Я ещё ничего серьезного не сделал. — здоровье Франции было в полном порядке (за исключением слабости и головной боли от того, что добавлял в воду немец), так что Германия нахмурился. Ещё закидонов француза ему не хватало для полного счастья. — Я мог бы немного улучшить вам жизнь, если бы вы только согласились подписать мирный договор. Но вы же упрямый, как Российская Империя. — Я не буду подписывать мирный договор. Великобритания и без меня распорядится войсками так, как нужно для победы над вами. — хрипло отозвался Франция и закашлялся. Немец презрительно фыркнул. — Я остановил последнее наступление Британской Империи. И остановлю все предстоящие. А ваш военно-политический блок в меньшинстве после выхода РСФСР из войны. — самодовольно напомнил Германия, а затем тихо добавил: — Я обязан победить, чтобы никто не мешал моему с Российской Империей счастью. — Он никогда не будет с вами счастлив. — Французская Республика тепло улыбнулся, подумав о России, и это вывело немца из себя. — Будет. — процедил Германия и вышел, пока не натворил непоправимого. Мысли о России быстро помогли ему успокоиться. Ничего, немного осталось до осуществления его мечты. Тем временем настало время вернуться на сражение — на этот раз не такое неожиданное, как прежде. Атаковала одна из французских армий. Вскоре к ней присоединились и англичане. Новозеландская стрелковая бригада и британская дивизия неподалёку успешно продвигались вперёд. Но на следующий день войска Антанты предпочли остановиться и всего лишь закрепить достигнутые успехи. Германия этим воспользовался и вернул большую часть потерянных вчера территорий. Теперь у него был прекрасный вид на новозеландские позиции. А, нет, не был: уже ночью британские и новозеландские батальоны заняли все уступленные вчера позиции, ещё и вернули французский городок. Но местный горный хребет все ещё был в руках Германии, и немец хотел бы верить, что это даёт ему преимущества. Ещё через пару дней новозеландские солдаты (немец скоро начнёт недолюбливать их так же сильно, как австралийцев и канадцев) попытались захватить Бапом. Немецкая артиллерия уничтожила большую часть танков, выделенных новозеландцам, но это не помогло. Германия потерял ещё одну французскую деревню. Но Бапом его противники так и не захватили. Да и к Германской Империи вовсю спешило подкрепление, так что вскоре новозеландцев и вовсе отбросили на пару километров. Первая серьезная попытка захвата Бапома началась следующим утром. Туман не помешал немецкой артиллерии обстрелять новозеландские батальоны. В деревне к юге от Бапома им пришлось столкнуться с мощной немецкой обороной, на что новозеландцы предпочли вырыть окопы и устроиться в них. На севере новозеландские солдаты тоже атаковали, и у них даже были танки. Толку от этого вышло мало, потому как танки приняли свою же пехоту за немецких солдат. Нет нужды пояснять, чем это кончилось. Германия, впрочем, таким исходом был более чем доволен. К сожалению, батальонам на севере удалось закрепиться на своих позициях, да и немецкая контратаках провалилась: ее заметила британская авиация. В любом случае, Бапом все ещё был в руках Германии. Но новозеландцы не сдавались — Британская Империя, должно быть, гордился своим доминионом. Новозеландские солдаты защитили фланги двумя дивизиями и начали атаковать с севера и с юга. Но батальоны на юге легко остановил немецкий артиллерийский огонь, и им пришлось вернуться на исходные позиции. На севере тоже все было не так уж гладко. Немецкая артиллерия там заметила новозеландцев задолго до их атаки. Несмотря на это, им как-то удалось достигнуть своих целей, а сразу после этого — отразить контратаку. И даже захватить очередную французскую деревню. Последнее достижение принадлежало… Шотландцам. Вот уж откуда Германия не ждал подвоха. Бапом теперь был окружён с севера, но не с юга. Новозеландские солдаты проверяли оборону города, но немецкие защитники держались стойко, несмотря на все обстрелы. Обстрелы Бапома продолжались ещё пару дней: новозеландцы хотели, чтобы немецкие солдаты сдались. И Германия не мог их за это осуждать: зачем тратить боеприпасы и войска, когда можно обойтись малой кровью? Но ответный немецкий огонь был вялым. Германская Империя заподозрил, что они оставят город. Так и случилось. Германия рвал и метал, и успокоило его лишь то, что немецкие солдаты оставили в городе множество мин. Впрочем, спокойствие продлилось недолго. Новозеландцы последовали за отступающими немецкими солдатами. Германия все же пополнил список ненавистных ему стран. Немецкая артиллерия тем временем поймала новозеландских солдат на открытой местности. Но Германия не спешил радоваться. Доминионы Британской Империи были странами, от которых стоит ждать подвоха каждую секунду. Не торопился с торжеством немец и после своей удачной контратаки. И не зря — новозеландцы вернули потерянные позиции в тот же день. Помните, Германия говорил, что в его руках местный горный хребет? Новозеландские солдаты покусились и на него. Теперь у Германии не было горного хребта. Зато был небольшой перерыв от наступлений, который немец начал с выразительных проклятий в сторону новозеландцев.