утонуть в реке из слёз и печали

Германская Империя просыпается не от привычного звона будильника. Краем глаза благодаря свету луны (он не стал закрывать шторы, потому как очень хотел увидеть, как ложится серебряный свет на бледную кожу русского) он замечает, что настенные часы показывают около четырёх утра. На голову давит какой-то неприятный звук, и немец садится в постели и трет глаза. Внезапно на него находит осознание. Он слышит не просто звук. Он слышит плач! Причём рядом с собой! Сон как рукой снимает. Германия наклоняется над своим мужем, с тревогой заглядывает ему в лицо и действительно видит хрустальные слёзы на слегка впалых щеках. Но глаза русского закрыты — он все ещё спит. Наверняка ему снится кошмар. Немец аккуратно трясет Россию за плечи, чтобы разбудить, но тот по-прежнему не просыпается. Когда Германия начинает беспокоиться, он резко садится в кровати и сдавленно кашляет, прижимая ладонь к груди. Русский силится вдохнуть хоть немного воздуха, но не может. С его губ слетают настолько короткие вздохи, что о жизненно важном кислороде не идёт и речи. Германия пробует осторожно развернуть его к себе за плечи, но тот отшатывается, по-прежнему рыдая и задыхаясь. Российская Империя с трудом освобождается от цепких рук немца. С третьей попытки поднимается с постели. Шатаясь и опираясь на стену, бредёт к окну. Распахивает его, впуская в комнату морозный воздух, и почти падает на подоконник — цепляется за него дрожащими пальцами. — Вы в порядке? — встревоженно спрашивает немец, все ещё сидящий на кровати. Но Россия даже не смотрит в его сторону. Все ещё задыхаясь и плача, он съезжает по стене на пол, сначала закрывается руками, а потом приобнимает себя за колени, пряча лицо уже там. Он что-то шепчет на родном языке и мерно покачивается из стороны в сторону. Наконец он титаническими усилиями делает вдох и медленно успокаивается, все ещё иногда всхлипывая. Германская Империя с облегчением выдыхает и бесшумно спускается к нему на пол со стаканом воды, который русский, как ему кажется, принимает с благодарностью. — Как ты? — интересуется немец, заботливо накидывая одеяло на плечи своего бесценного супруга. Россия вздрагивает на такое неформальное обращение. Но тут же смиренно кивает сам себе. Раз он теперь немецкая колония, можно забыть о вежливых обращениях и полном имени. — Не ваше… Дело… — хрипит Российская Империя и допивает стакан до конца. Он стирает пот со лба и убирает с лица намокшие волосы. После такого пробуждения ему хочется умыться. — Пожалуйста, mein Herz. — пока что терпеливо и обходительно просит Германия. — Ты теперь мой супруг, и я беспокоюсь о тебе. Часто тебе снятся кошмары? Я мог бы помочь. — Вы… Плевать на меня хотели, признайте это наконец. — Россия отворачивается и тихо фыркает. Он никогда не скажет Германии, что в кошмаре видел именно его. Именно его, убивающего Французскую Империю. — Нет нужды обращаться ко мне на «вы». — мягко мурлычет немец, прижимаясь к русскому и целуя его в висок. — Мы ведь теперь суп-ру-ги. — по слогам произносит он с неприкрытым восхищением. — Как же восхитительно это звучит. И я люблю тебя. Не любил бы — оставил бы с другими военнопленными. Ты в существенно лучшем положении, чем все они. — Германия явно считает это самым убедительным аргументом из всех возможных, но Россия вновь кривится в отвращении. Он просто хочет умыться холодной водой, чтобы прийти в себя, а не слушать насквозь лживые речи немца. — Люблю тебя. — прибавляет Германия и смотрит на русского так, будто чего-то ждёт. Российская Империя с трудом поднимается на ноги и бредёт в ванную. Русский безмерно счастлив от того, что в ванной есть замок. Он не сомневается, что у Германии есть ключ, но… За запертой дверью Россия может хоть немного расслабиться. Русский дрожащими от слабости после кошмара руками стягивает верх пижамы. Непривычно видеть собственную шею без обручального кольца на цепочке. Россия рад, что предугадал подобный исход событий и спрятал перчатки и кольцо в надёжное место. Германия вздыхает. Хорошо, раз уж они оба рано проснулись, то он приготовит завтрак, пока его муж приводит себя в порядок. Наверное, русский после кошмаров любит побыть один. Немцу ещё предстоит разобраться в этом вопросе. Германская Империя искренне наслаждается возможностью готовить России завтрак. Интересно, как русский относится к завтракам в постель? Нужно обязательно спросить его об этом, когда тот вернётся из ванной. Немец прислушивается. Вода всё ещё шумит. Что ж, это к лучшему. Германия как раз успеет все доделать. Немец надеется, что русскому стало лучше. А потом вспоминает, что у них теперь есть связь! Теперь Германии не придётся гадать, что чувствует его драгоценность. Он тянется к связи и сразу же хмурится. И даже отставляет тёрку с сыром в сторону. Внимательно перепроверяет связь в поисках ошибки. Хмурится сильнее. Все чувства Российской Империи затмевает сильная боль. Германия раздумывает о причинах. Это явно не последствия нарушенного мирного договора — всё уже в норме, да и времени прошло достаточно. Но что тогда?.. Немец с нежной улыбкой перемешивает ингредиенты для запеканки, когда ему в голову приходит прекраснейшая идея, как порадовать русского и улучшить с ним отношения. Он ведь до сих пор не показал России его комнату. Ту самую, в которую он вложил столько сил. Это точно обрадует Россию! Германия слышит, как шум воды в ванной стихает. Через пару минут в коридоре слышатся шаги. Немец сразу оборачивается и изучает походку русского. Она немного шаткая, но непохоже, чтобы Россию беспокоила боль в ногах. — Проходи, присаживайся. Подожди, пожалуйста, пару минут, я почти закончил с завтраком. — тепло говорит Германия. Россия всё ещё чувствует себя хуже некуда, а потому не спорит. Нужно поесть. — К слову, mein Herz… — тянет немец, доставая из духовки запеканку с мясом и овощами. Русский настораживается. — У тебя что-то болит? Германия оборачивается, чтобы увидеть реакцию России. Та весьма… Необычна. Он не выглядит так, словно раскрыли его тайну. Он не рад интересу к своему здоровью. Он не вздыхает с сожалением, признавая проблему. Российская Империя вместо этого изумлен. Немец непонимающе склоняет голову набок. Его драгоценность удивлена тем, что Германия проявляет заботу или тем, что вопрос слишком запоздал? — Это слишком издевательский вопрос даже для вас, господин Германская Империя. — прохладно заявляет Россия и тянется к стакану воды. Немец недоуменно моргает. В каком смысле издевательский? Право слово, Германия ни о чем подобном даже не думал. — Мое беспокойство искренно, сердце моё. — уверяет своего мужа немец. Он не кривит душой. — С трудом верится. — отрезает Российская Империя и сосредотачивается на завтраке. Германия знает, что его готовка превосходна, значит, настроение русского станет хоть немного лучше. И это замечательно. Зато настроение немца падает вниз, потому что он кое-что замечает. Германия видит, как Россия на пару мгновений замирает с вилкой в руке. Русский заметно стискивает зубы и инстинктивно желает коснуться больного места, но силой воли удерживается. Нехорошо. После завтрака Россия относит грязную посуду в раковину и собирается вымыть её. Но немец крепко обнимает его со спины. Русский напрягается и замирает. Германия лишь ласково усмехается. И с большой неохотой отпускает его. — У меня для тебя сюрприз. Подожди меня в гостиной, пока я мою посуду. Россия более чем рад услышать это. Пользуясь тем, что немец занят тарелками, русский осматривает гостиную внимательнее. Он не ищет чего-то конкретного. Россия на пробу дёргает решетки на окнах (ах да, в качестве колонии он уже не так силен, как прежде). Изучает содержимое шкафов со стеклянными дверцами (у немца целая библиотека, к чему ему книжный шкаф в гостиной? Пруссия хранил в этом шкафу другое). Без особого интереса разглядывает картины (удивительно, что это обычные картины). Даже на всякий случай присматривается к креслам и диванам. И садится: чувствует тошноту. — Я… — Германия в дверном проёме запинается под полным раздражения взглядом России, но быстро берёт себя в руки. И смущённо улыбается, словно девица на выданье. — Я бы хотел кое-что тебе показать. — напоминает немец, бережно берет русского за руку и ведёт на второй этаж. Они останавливаются у одной из дверей по правую сторону коридора. При Пруссии это была комната для гостей. Германия тянется в карман домашних штанов и достает маленький резной ключ, который протягивает России. И с намёком кивает на дверь. Российская Империя пару секунд рассматривает замысловатые завитушки на ключе. Потом вставляет ключ в замок и проворачивает. Один раз, другой, третий. Замок громко щёлкает. Россия собирается вернуть ключ немцу. — Оставь себе. — но Германия качает головой. — Открой дверь, пожалуйста. — просит он в предвкушении. Русский мешкает: судя по довольному лицу немца, за этой дверью его не ждёт ничего хорошего. Россия готовится к худшему, вроде бездыханного тела кого-то из близких. Но за дверью оказывается обычная комната. Одну минуту… Ничерта не обычная! Германия подозревает, что что-то пошло не так, когда Российская Империя в ужасе отшатывается от двери. Немец даже на всякий случай заглядывает в комнату — вдруг там какой-нибудь паук или вроде того. Россия же видит в комнате оскверненную память, что гораздо, гораздо хуже каких-то там пауков. Бежевые обои были в их с Французской Империей спальне. И… Расположение мебели там было похожим. Русский не знает, сделал ли Германия это специально или случайно. Да его это и не волнует: он с комом в горле и слезами на глазах сбегает в ванную. Его тошнит — во всех смыслах этого слова. Немец непритворно озадачен. Неужели он настолько не угодил вкусам русского? Но недоумение быстро тонет среди более ярких эмоций — ярости и обиды. Германия столько старался, столько украшал эту комнату, столько продумывал, как бы поудобнее расставить мебель, столько выбирал, что больше всего понравится России, и все впустую? Ради того, чтобы русскому снова что-то не понравилось? — Боюсь, за ваше пренебрежительное отношение к моим стараниям придётся расплачиваться вашим друзьям. — разъярённо цедит Германия, с силой сжимая запястье России. — Ничего, один хладный труп на пороге, и вы быстро поменяете поведение. — немец тащит русского за собой в комнату. Если его драгоценность не хочет быть там добровольно, он запрет ее. — Господин Германская Империя. — мягко зовёт русский, и Германия против воли останавливается и смотрит на него. — Просто Германия. — немец с любовью рассматривает изящные черты лица России. Право слово, неужели возможно отказать русскому, когда он смотрит и улыбается так? — Конечно, Германия. — вежливо кивает Российская Империя с самой обходительной своей улыбкой. Он благодарит высшие силы за то, что прекрасно умеет изображать нужные чувства на лице. Весьма полезный навык для великой державы. Пригодится, когда понадобится изобразить раскаяние ради спасения близких. — Не злись, пожалуйста. Из-за плохого самочувствия я слишком эмоционален. Это пройдёт через пару дней. — русский невесомо касается руки Германии, и тот окончательно смягчается. Россия с облегчением выдыхает. Отлично, ему не пришлось называть истинную причину своей реакции. — Пойдём, я посмотрю на эту комнату ещё раз. Германская Империя охотно соглашается. Стоит русскому переступить порог, как он сразу начинает воображать самые неприятные картины со своими близкими, чтобы отвлечься от мыслей о Французской Империи и не разрыдаться ещё раз. Комната, если быть полностью честным, не так уж и плоха. Россия с благожелательной улыбкой открывает каждый ящик, внимательно рассматривает их содержимое, задаёт вопросы. Делает комплимент дорогому персидскому ковру. Немец в дверном проёме выглядит самой счастливой страной из всех, но в его глазах виднеется поволока безумия. Русский чувствует, что ходит по краю обрыва. Российская Империя изображает интерес к вынужденному собеседнику всеми силами и с трудом дожидается ухода Германии по делам. Первым делом Россия ищет аптечку и достаёт из нее ампулу морфия. Конечно, русский сначала высматривает более лёгкие обезболивающие, но ничего не находит. А когда, если не в отсутствие немца, облегчать боль морфием? В его присутствии России необходимо быть в здравом уме. Боль постепенно исчезает, а на ее место приходит умиротворение. Российская Империя ловит момент и засыпает, пока может. Очевидно, в ближайшем будущем его будут преследовать проблемы со сном. Либо бессонница, либо кошмары. Россия был истощен вчера и потому быстро заснул, но сегодня ему намного лучше, и он не представляет, как будет спать в одной кровати с немцем. Российская Империя просыпается через пару часов удивительно отдохнувшим. Его хилая регенерация достаточно хорошо справляется с морфием, так что русский по-прежнему не чувствует боли. Он поднимается с постели и решает осмотреться в доме. Первым делом он дёргает ручку двери кабинета немца. Конечно, дверь заперта. «Свою» комнату Россия обходит по широкой дуге. Комнаты для гостей открыты, но там русский не находит ничего интересного. Ванную он уже видел. Теперь самое время спуститься на первый этаж. Здесь Российская Империя заглядывает в кладовку. Как только он открывает дверь, ему под ноги вываливается топор. Россия ёжится и аккуратно убирает его. Почему-то вокруг этого топора жуткая атмосфера. Увы, больше ничего полезного в кладовке не обнаруживается. Русский выходит в центр гостиной и осматривается здесь ещё раз — может, утром он что-то пропустил? И действительно: в углу одной из полок, в тени, притаился ключ. Россия крутит его в руках, а потом вздрагивает. Это же тот самый ключ! Русский с отвращением вспоминает, как тогда остался у Германии на выходные ради Франции, а потом долго лечился в швейцарской резиденции. Немец тогда сказал, что это не ключ от его кабинета. Он не солгал: Россия обратил внимание на замочную скважину в двери кабинета. Но тогда от чего этот ключ? Это не ключ от какой-то двери, в этом Российская Империя убедился ещё тогда. Запертых шкафов или ящиков он по пути не встречал. Об этом стоит подумать. Россия на всякий случай кладёт ключ обратно и сворачивает в узкий коридор. По левую сторону библиотека, но сначала нужно проверить двери впереди. Левая дверь — подвал, правая — винный погреб. Дверь в подвал, ожидаемо, закрыта. Вино русскому не интересно, и он заглядывает в библиотеку. Ему в глаза бросается претендент на подходящий замок для того ключа — впереди, после всех стеллажей с книгами, стоит огромный запертый шкаф. Пруссия хранил в нём старые отчёты, наверняка немец последовал его примеру. Россия возвращается в гостиную, забирает ключ и пробует открыть им шкаф. Увы, его догадка не оправдывается. Ключ не подходит и сюда. Российская Империя вздыхает. Потом настораживается и принюхивается. Ему кажется, или пахнет дымом? Русский возвращается в гостиную. У Германии в доме точно ничего не горит, значит, где-то на улице? Россия вспоминает, что в «его» комнате открыто окно и поднимается наверх. Окно с той стороны закрыто витиеватой решеткой, так что русский не может выглянуть так, как хотел бы. Россия быстро различает на фоне заката столп дыма в нескольких кварталах отсюда. Пожары в городе стран — крайне редкое явление. И горит, судя по количеству дыма, не дерево или скамейка на тротуаре. Русский знает город как свои пять пальцев, а потому пробует предположить, чей это дом. Чёрт. В том районе британская резиденция. А в британской резиденции по-прежнему колонии, трое скандинавов и финка. Чёрт. Нет, это слишком мягкое слово. Российская Империя не стесняется в выражениях, когда беспокойно наматывает круги по комнате. Он ничего не может сделать! Даже позвонить… Хоть кому-нибудь. В городе стран нет пожарной охраны, и в случае пожара стране придется полагаться либо на себя, либо на доброжелательных соседей. Россия слышит, как открывается входная дверь. Он надеется получить объяснения от Германии. Прежде чем спуститься, русский вдыхает и выдыхает несколько раз, чтобы успокоиться. Но немец поднимается на второй этаж раньше, чем он заканчивает. — Доброго вечера, mein Herz. — Германия безумно улыбается. Безумнее, чем обычно. Его глаза горят восторгом. — Прекрасная сегодня погода, не так ли? И закат огненный. — немец медово смеётся и рваным движением пытается приблизиться к русскому. Тот резко отступает к окну и втягивает носом воздух. От Германии пахнет дымом. Немец хмурится и делает плавный шаг вперёд. — Зачем тебе от меня бегать? Всё равно уже некуда бежать. — он крепко цепляется за Россию и вновь смеётся, глядя на пожар за окном. — Чей дом горит? — осторожно спрашивает русский. Германия криво усмехается. — Этот дом всё равно должен был сгореть. Вместе со своим владельцем. — уклончиво отвечает он и заправляет прядь волос русского ему за ухо. — Как же ты всё-таки красив. — немец наклоняется к его лицу. — Там же другие страны! — вскрикивает Россия так внезапно, что Германии приходится сделать шаг назад. Вместо ответа он пожимает плечами. — Значит, сгорят заживо или отравятся угарным газом. Тебя это расстроит? — равнодушно спрашивает он, хотя в его глазах неподдельное любопытство. — Да! — возмущённо восклицает русский, но немец вновь пожимает плечами. — Что ж, реальность полна разочарований. Впрочем… — Германская Империя вновь жмётся к России всем телом. — Если ты кое-что сделаешь для меня, я могу и помочь с тушением пожара. Возможно, никому даже не придётся покинуть резиденцию коварного Альбиона вперёд ногами. — Что тебе нужно? — обречённо уточняет Россия. Ответ ему точно не понравится. Ответа и не предвидится: немец лишь молча наклоняется ближе. Левой рукой обхватывает русского за талию. Правой гладит затылок и зарывается в волосы. Осознание к России приходит мгновенно. — Я сделаю что-нибудь другое. — возражает он дрожащим голосом и пытается оттолкнуть Германию. Увы. Он всего лишь колония, и теперь у него никогда не хватит сил оттолкнуть великую державу. Германия любуется его тщетными усилиями с явным удовольствием и снисходительно качает головой. Резко притягивает русского ближе и сразу же целует. Российская Империя в его руках замирает, чувствуя ком в горле. Его одежда тоже пропитывается запахом дыма. — Вы так выглядите, будто я делаю что-то ужасное. — немец мягко смеётся, слегка отстраняясь от русского. — Вам понравится, mein Herz. — и снова накрывает его губы своими. Россия думает о Французской Империи и всхлипывает. Как же мерзко. Он изо всех сил пытается отпихнуть Германию подальше от себя, но раз за разом терпит неудачу. Немец и не думает отстраняться. Он счастлив. — Вы отвратительны. Как же вы отвратительны. — по лицу русского катятся слёзы, когда ему наконец удается хотя бы отвернуться, но Германия не теряется и прижимается губами к его шее. Он совсем не слышит Россию. Даже если и слышит, все равно не слушает. Когда немец наконец удовлетворяет свой тактильный голод, он с неохотой отстраняется. Он замечает стекающие по лицу русского слёзы и осторожно стирает их. Россия не обращает на его действия внимание. Кажется, мыслями он где-то далеко отсюда. Его трясет. Германия хмурится и берет с кровати тонкое одеяло, в которое заворачивает русского. Россия вздрагивает и переводит на него бездумный взгляд. В следующую секунду немец болезненно вскрикивает, хватаясь за ушибленное колено. Он тратит несколько секунд, чтобы осмотреть себя, а русский за это время успевает закрыться в ванной. Он быстро встаёт под воду и яростно трёт лицо и шею мочалкой. Германия же спускается на кухню и прикладывает к колену лёд. Он не злится. Ради ещё одного поцелуя с Российской Империей он стерпит и худшее. Немец спокойно раздумывает над ужином. Германия останавливается на салате. Вдобавок своей драгоценности он заваривает чай с ромашкой. Несмотря на не самое приятное пробуждение, сегодня был прекрасный день.