утонуть в реке из слёз и печали

Германия спотыкается обо что-то в темноте ночной улицы и едва не падает в снег. Его руки уже давно окоченели. Немец стирает замёрзшими пальцами кажущиеся слишком горячими слёзы. В таком состоянии идти домой не хотелось, но… Нужно было. Слёзы ещё сильнее жгут ледяную кожу лица, когда Германия добирается до прусской резиденции. Он несколько раз роняет ключ в снег и с трудом попадает им в замочную скважину. Наконец замок щёлкает, и немца обволакивает долгожданное тепло. Германия ждёт пару минут, чтобы окоченевшие пальцы сумели зацепиться за пуговицы на зимнем пальто. Он стягивает пальто, роняет его, прежде чем повесить на крючок, и проходит в гостиную. Королевство Пруссия с бутылкой яблочного шнапса смотрит будто бы сквозь него. — Ты убил их. — негромко говорит пруссак, залпом выпивая далеко не первый стакан шнапса. Немец задыхается от кома в горле. — Это… По законам стран это не считается убийством. — Германия чувствует, насколько жалки его попытки оправдаться. Принял бы он сам на месте отца такой аргумент? Да никогда в жизни. — Не считается. — царственно кивает Пруссия, закинув ногу на ногу на любимом диване. Его тон бесцветен. — Но разве меня волнуют идиотские традиции, когда я потерял своих друзей? — он на мгновение повышает голос, но тут же машет рукой и отворачивается. Германия садится на кресло напротив. И рыдает. — Я не хотел этого. — кричит он сквозь слезы. — Я просто пришёл поговорить. Я чувствовал, что должен сегодня увидеть германские государства! А они… — Сказали, что ты им не понравился с первого взгляда и что они лучше погибнут, чем будут странами под твоим началом? — понимающе хмыкает Королевство Пруссия и наконец смотрит на сына. Германия не видит ничего теплого в его глазах. Он с болью кивает. Немец искренне верил, что наладил отношения со странами, которые станут частью его империи. Он никогда так не ошибался. — Это не оправдывает их смерть. — Я ничего не сделал. — упрямо возражает Германия. Он всхлипывает пуще прежнего. — Первым был Королевство Вюртемберг. — зачем-то рассказывает он отцу. Пруссак морщится: ему эти подробности нужны как собаке пятая нога. — Он… Поставил свою подпись на каком-то документе, а потом… Потом… — немец напуган. Он до сих пор не пришёл в себя после увиденного. — Растворился в воздухе. А ты почувствовал прилив сил. — приходит ему на помощь Пруссия. — Знаю, мне тоже приходилось этим заниматься. Не одна территория вошла так в состав моей страны. Пруссак со вздохом замолкает. Он догадывался о настроениях среди германских государств. Догадывался, потому что возражать лично ему против его наследника они бы не посмели. Удивительно ли в таком случае, что все они вручили свои земли его сыну и исчезли, не возжелав подчиниться ему? Пруссия и сам не хотел. Когда ему в голову пришла идея объединить германские государства, он сам хотел быть во главе этого союза. Он понял, что его планы пошли наперекосяк, только тогда, когда впервые увидел своего наследника. И когда тот назвался Германской Империей. — Так… Ты тоже ненавидел меня всё это время? — Германия не хочет слышать ответ на свой вопрос, но всё равно задаёт его. Наверное, это последний их разговор с отцом. Почему бы и не спросить? — Иди сюда. — Пруссия кивает на место возле себя и выпивает ещё стакан шнапса. Он обнимает сына, когда тот устраивается рядышком. Немец замирает. Отец впервые так сделал. — Я… Знаю, что не был хорошим отцом. Мой собственный отец был религиозным фанатиком и никогда не обращал на меня внимания. Я прошу прощения за то, что повторил его ошибку. Германия хотел бы сказать отцу, что прощает его. Хотел бы, но не может. Немец, наверное, должен сделать это хотя бы из вежливости, чтобы Пруссия отправился на тот свет со спокойным сердцем, но… Германия слишком обижен на него за своё детство. Но пруссак, кажется, и не ожидает принятия извинений. — Когда ты впервые появился в моём доме, я был растерян. — продолжает Королевство Пруссия свой рассказ. — Я не был готов к наследнику. Я тогда даже не задумывался о детях. Ты появился как снег на голову. Я не понимал, что должен чувствовать к тебе. И сейчас не понимаю. — пруссак чувствует, как Германия в его руках вздрагивает, и спешит попытаться успокоить его. — Может, я и не люблю тебя. Мне сложно понять свои чувства. Но ты мне дорог. Я буду скучать по тебе. Я клянусь, что никогда не испытывал к тебе ненависти. Дальше диалог совсем не клеится. Пруссия спокоен. Он наслаждается напитками и едой, дочитывает давно купленную книгу, которую ни разу не открывал до этого момента, дописывает письмо России и Швейцарии. А вот Германии совсем не спокойно. Немец плачет полночи. Он не хотел быть причиной смерти стольких стран, даже если формально это не было смертью. Но ближе к утру его охватывает ярость. Он чувствует себя незавершённым. Его стране нужно ядро. Ядро, вокруг которого сплотятся все вошедшие в его состав германские государства. Пруссия. Разум немца затуманен, не иначе, ведь он решается подлить в кофе отца яд — Пруссия в силу своей гордости вряд ли подпишет нужные документы добровольно. Господи, зачем он это делает? Это же надуманная причина. Ему просто нужна кровь, кому он лжёт? Германию гложат сомнения, но стоит ему подумать о том, что он бы все равно никогда не поладил с германскими государствами, как его душа наполняется решимостью. Пруссия станет ядром его страны, как Германия и сказал ему в день своего появления на свет. — Я чувствую, что ты закончишь своё грязное дело до полудня. Ты что-то добавил в мой кофе, не так ли? — равнодушно интересуется Пруссия за завтраком и залпом выпивает всю чашку. Немец таращится на него с испугом. — Жаль, я имел дерзость надеяться на безболезненную и быструю смерть, как у моих коллег. — Моей стране нужно ядро. — холодно заявляет Германия, смотря куда-то в окно. Солнце ещё не взошло. Пруссия мягко смеётся. — Конечно. Ты сойдешь с ума, если у твоей страны не будет условного центра. Германия тут же меняется в лице и всхлипывает. Он тянется к лежащему на подоконнике документу, чтобы закончить начатое. Пруссия останавливает его. — Я ещё не допил свой последний кофе. Немцу не нравится, какой сюрреалистичной кажется ситуация. Пруссак слишком спокоен для страны, которая одной ногой в могиле. — Тебе следовало избавиться от меня вчера. Я уже могу заметить, что ты не в себе. — он пытливо рассматривает помутневшие глаза Германии. Они темнеют. — У моей страны должен быть центр. — говорит он невпопад. Пруссия отмахивается от его слов и продолжает завтрак. Немец тянется за договором, но тут же передумывает. Почему он должен быть снисходительным к отцу? Тот всё равно никогда не любил его. Германия от отца тоже не в восторге, вообще-то. Немца на мгновение настигает просветление. Он тянется в карман за противоядием, сомневаясь, будет ли яд мешать отцу на том свете. Германия смотрит на колбу и с силой швыряет ее в стену. Пруссия отставляет чашку в сторону, подходит к окну и старательно выводит свою последнюю подпись на листе бумаги. Но ничего не происходит. Пруссак недоумевает. — Наверное, я теперь должен дождаться эффекта яда. — хмурится он. — Не стоило, Германия. Я бы согласился. — Я… Не понимаю, зачем это сделал. — немец трёт виски: голова внезапно заболела. Пруссия молча тянется за шпагой. Он приставляет лезвие к сердцу. Затем вздыхает. — Я никогда не был достаточно решительным. Пруссия смотрит на свою руку, крепко сжимающую шпагу. Он не хочет дожидаться эффекта яда. Пора покончить со всем этим. Пруссак прикусывает губу. Сможет ли он решится на такое? Не сможет, но нужно. К тому же, так Германия быстрее придет в себя. — Подожди! — вскрикивает немец, но уже слишком поздно. Изо рта Пруссии вытекает тонкая полоска крови. Но не это пугает Германию больше всего. Пруссия до сих пор жив. — Почему все так вышло? Мы же… Если бы вас всех не раздражала мысль, что я стану наследником всех германских земель, все могло бы быть по-другому! — кричит немец. Пруссак кашляет, и кровь стекает на пол. Германия хочет добавить кое-что, но прерывается на полуслове. Наверное, лучше закончить страдания отца? Ядро. Его стране нужно ядро. — Это подождёт. — говорит сам себе Германия. Нужно срочно что-то сделать, пока им вновь не завладело безумное желание заполучить центр его будущей страны. Пруссия не должен мучиться. Немец берет шпагу в руку и… Ему нужно ядро. …И с силой вонзает её куда приходится. Не раз и даже не два. Германия не задаётся лишними сейчас вопросами о морали. Ему просто нужно избавиться от единственной помехи на пути к становлению действующей страной. Он вонзает шпагу в уже бездыханное тело множество раз. Это правильно. Так нужно. Объединение земель и не должно быть бескровным. Германия чувствует себя целым. Так правильно. Было правильным добавить яд в кофе. Германия никогда не объяснит, зачем это сделал. Было правильным нанести множество лишних ударов. Германия правда хотел быть милосердным. Всё случилось так, как и должно было.

***

Ещё на подходе к лестнице в подвалы дворца Болгарское Царство услышал, как кто-то распевает неприличные частушки про Германскую Империю. Убедившись, что его никто не видит, болгарин тихо похихикал над одной из них. — Доброе утро, дамы и господа! Сидите за решёткой в темнице сырой? — Болгарское Царство спустился в подвалы дворца, едва не упав с темной лестницы, и теперь его взору предстал, наверное, миллион решёток, за которыми виднелись не самые счастливые лица других стран. — Утро в таком месте не может быть добрым, господин Болгарское Царство. — вежливо заметил Королевство Норвегия из камеры справа. Его одежда была покрыта копотью, и болгарин знал причину. — Прекрасное утро, я считаю. — махнул рукой с соседнего от норвежца матраса Королевство Швеция. — Все видят огонь в моих глазах, когда я говорю об этом? — из камеры слева в ответ на это раздалась английская нецензурщина. — Вот, Великобритания видит. — довольно заявил швед и отвернулся к стене, прикрыв глаза. — Он невыносим. — покачал головой Британская Империя. Он сидел на матрасе вместе с Францией, оперевшись спиной на холодную стену. Бледный британец тяжело дышал и слабо улыбался, держа руку на пропитанной кровью импровизированной повязке. Конечно, немец не расщедрился на приличные бинты для ненавистного врага, так что закрывать рану пришлось подручными средствами. — Почему ваша рана не заживает? — заинтересовался Болгария, обратив на это внимание. Он подозревал что-то такое, поэтому, убедившись, что никто лишний не смотрит, просунул через решетку пачку бинтов. Великобритания кивнул с благодарностью. — В арсенале Германской Империи нашёлся весьма необычный яд. Он смазал им свою саблю и ранил меня. Вот и всё. — развёл руками Британская Империя. Это было лишь его предположением, потому что он не был уверен, почему простое ранение так отразилось на нем. — От Германской Империи никогда не стоит ждать честной игры. — недовольно бросила Японская Империя откуда-то из центра подвала. — Он напал почти на всех здесь присутствующих ночью, когда они спали. — Не знаю, как ему это удалось, но я заподозрил неладное лишь тогда, когда руки Германской Империи сжались на моей шее. — поддержал её Швейцария. — Я успел ранить его чем-то, но больше ничего сделать не смог. Он был весьма осторожен. — Разумеется, иначе бы он не собрал нас всех здесь. — фыркнул Испанская Империя вовсе с противоположного конца этажа. — Я услышал скрежет замка и шаги на первом этаже, спустился проверить и оказался втянут в неравный бой. — Я услышала странные звуки из дома Испанской Империи и заглянула проверить. — поделилась своей историей Мексика, соседка испанца. — Возможно, на это и был рассчет Германской Империи. Кто-нибудь слышал крики ночью? — Когда мы увидели Австро-Венгерскую Империю и немецкую колонию на пороге дома, то сразу закричали, чтобы предупредить Португальскую Империю. — ответила ей Мозамбик. Болгария, все ещё стоящий у лестницы, кажется, смирился с тем, что про него все забыли. — Я услышал крик своих колоний, вооружился и пошёл разбираться. — продолжил ее рассказ Португалия. — Там я наткнулся на раненого Австро-Венгерскую Империю. А вскоре подоспел его брат. Кстати, кто ранил его? — Я. — вновь взяла слово Япония. — Австро-Венгерская Империя не догадался, что я метнула в него непростой веер. — Я около двух часов зашла на кухню попить и услышала, как кто-то стучит в дверь. — а рассказ все не заканчивался: на этот раз говорила Исландия. Болгария был даже рад: он как-то упустил момент исчезновения стран, а спрашивать не хотел. — Обычно ко мне ходит только Дания, так что я была, мягко говоря, слегка удивлена, когда увидела Австро-Венгерскую Империю. — Господа и дамы, давайте обсудим это чуть позже. — призвал к тишине Французская Республика. — У моего друга есть вопрос. — Правда ли, что Германская Империя взял Россию в мужья и сделал его колонией? — тихо спросил Британская Империя, смотря на болгарина с надеждой. Болгария, к своему огромному сожалению, не мог его ничем обрадовать и лишь молча кивнул. — Россия зачахнет в доме немца. — вздохнул британец. Его голос был полон сочувствия, а выражение лица и кривая улыбка говорили об отсутствии надежды. — Может, хоть тогда Германская Империя что-то поймет? — Ничего он не поймёт. — фыркнула Японская Империя. — С такими бесполезно разговаривать. Один плюс — у Российской Империи больше всего шансов убить Германскую Империю. — Возможно. — не стал спорить Великобритания. — Но не до конца этой недели как минимум — из-за своего… Нового статуса Россия некоторое время будет нездоров. А после нужно как-нибудь связаться с ним. — Почему не до конца этой недели? — недоуменно уточнила Япония. — Как с этим связано его становление колонией? — Потеря независимости… — британец пощелкал пальцами, пытаясь подобрать подходящее слово. — Очень болезненный процесс. Понадобится время, чтобы боль ушла. — Болезненный процесс? — Японская Империя изменилась в лице. Она прильнула к решетке и с ужасом глянула куда-то в конец подвала. — Корея, Тайвань… Если бы я знала… — И что бы ты сделала, если бы знала? — Корея даже не взглянула в её сторону. — Вот-вот, могла бы, как Британская Империя, поинтересоваться здоровьем своих колоний. — поддержала кореянку Тайвань. — Так вот… — кашлянул Великобритания, пару минут понаблюдав за японкой и ее колониями. — На следующей неделе убедись, что Германская Империя ушел по каким-нибудь делам и позвони в его дом. Россия должен добраться до его кабинета. — Я сделаю всё, что в моих силах. — заверил его Болгарское Царство. — Что-нибудь ещё? — Как там… Мой дом? — Британская Империя и так не был особо счастлив, когда говорил о старшем русском, но теперь он совсем поник. — Что-нибудь уцелело? — О, я с удовольствием отвечу на этот вопрос вместо Болгарии. — в подвал спустился Германская Империя. Он выглядел подозрительно довольным. — Ничего не уцелело. Всё обратилось в пепел. — британец в этот момент словно окаменел. Немец ждал более эмоциональной реакции, но потом повернулся к болгарину. — Что ты здесь забыл? — Вы говорили, что мы можем забрать стран, которым хотим отомстить в свой дом. — уверенно заявил Болгарское Царство, хотя при желании можно было заметить дрожь в его руках. Германия кивком подтвердил его слова. — Я пришёл за Сербией. — Это подозрительно. — нахмурился немец, явно не поверив в искренность желания отомстить у болгарина. Болгария изобразил праведный гнев. — Он мне должен за все проигранные мною сражения! Особенно за те, что были в 1916! — Допустим. — Германия осмотрелся в поисках колонии, которая должна была следить за порядком здесь. На своё счастье, Новая Гвинея уже спешно спускался с лестницы на противоположном конце подвала. Немец махнул ему рукой, и вскоре Новая Гвинея привел серба к Болгарии. Немец отправился дальше по подвалу, а Сербия сразу же зашептал на ухо брату: — Забери и Грецию тоже. — Ни за что на свете! — возмутился Болгария, всплеснув руками. — Как ты себе это представляешь? Я ее на дух не переношу! — Вот! Это убедит Германскую Империю! — воодушевленнее зашептал Сербия. — Не оставляй Грецию здесь, прошу! — взмолился он так отчаянно, что сердце болгарина заныло. С одной стороны, он терпеть не может Грецию, но с другой… Эх, что не сделаешь ради брата. — Господин Германская Империя, а можно мне забрать и Грецию? — окликнул он уходящего немца. Тот обернулся и смерил его полным недоверия взглядом. — Что? Греция мне так задолжала! За Македонию, за проигранные в этом году сражения, за Вторую Балканскую войну, за… — Болгария так долго и так воодушевленно перечислял причины своей ненависти к Греции, что даже Германия взглянул на него с каким-то уважением. Уходил болгарин уже в компании серба и гречанки. Немец быстро забыл про Болгарию. Он сюда пришел не за этим. Настало время поквитаться с некоторыми странами. И начать стоит с доминионов Великобритании.