***
Российская Империя возвращается из милого сердцу Пруссии Кёнигсберга поздно ночью, а потом не может заснуть. Русский с большим трудом пришел в себя после смерти Австрии, а теперь он вновь теряет ещё одну близкую страну. Велик соблазн провести весь день дома наедине со скорбью, но Россия понимает, что так будет хандрить ещё больше. Он медленно идёт во дворец с документами в дипломате. — Говорят, Германская Империя жестоко убил Королевство Пруссию. — слышит Российская Империя краем уха и вздрагивает. — Я подслушала разговор кое-каких стран. Кажется, он изранил своего отца саблей. Россия слышит это ещё от нескольких стран, пока добирается до своего стола, и решает осторожно принять сплетни во внимание. Германия всегда производил хорошее впечатление, кто же пустил о нем столь ужасный слух? Русский не спешит отрицать его: за долгие годы жизни в качестве великой державы он чётко понял, что волков в овечьих шкурах среди стран немало. Россия решает узнать подробности и высматривает среди стран Испанию и Португалию. Те редко участвовали в ежедневных обменах сплетнями, но умудрялись всегда держать руку на пульсе событий. — Что за слухи ходят о Германской Империи? — спрашивает он испанца. Тот не отвлекается от карточной игры с португальцем. — Говорят, что он убил Королевство Пруссию. — повторяет самый очевидный момент Испания. — Не знаю, правда ли это, но… — он переводит взгляд на русского и легкомысленно улыбается. — Я мог бы рассказать тебе одну увлекательную подробность, если ты пообещаешь помочь мне кое с чем. — Хорошо. — Российская Империя соглашается без раздумий. Поручения испанца никогда не были трудными или унизительными. — Я точно знаю, что этот слух пустил Швейцария. — шепчет ему на ухо Испания и тут же отстраняется. — О, я выиграл! — Швейцария? — недоверчиво хмурится русский. Лучше не спрашивать у испанца, откуда он это знает. Ответа либо не будет, либо он не понравится России. — Он же всегда был выше этого. И предпочитал говорить прямо. — Быть может, это какой-то коварный план Швейцарии? Откуда мне знать? — пожимает плечами Испания. — Я бы не стал предлагать тебе непроверенную информацию. — обиженно прибавляет он, и русский спешит извиниться. Российская Империя считает, что у него нет нужды гадать, что же произошло на самом деле. Он, в отличие от многих стран, может просто спросить у Германии, в чем дело. Или у Швейцарии. Или даже у самого Пруссии, если тот заглянет. Россия не хочет, чтобы со смертью его друга был связан скандал.***
— Норвегия, отвернись. — вздрагивает от увиденного Королевство Швеция и крепко прижимает к себе норвежца. Норвегия в кои-то веки не спорит с братом: он и сам не горит желанием смотреть в камеру напротив. — Даже я не могу смотреть на это без ужаса, уж простите, господин Британская Империя. — швед в испуге дёргает плечами. До этого момента ему казалось, что он видел всё. Или, быть может, пресловутое «всё» прежде не случалось с близкими ему странами? Впрочем, Швеция скрепя сердце краем глаза продолжает наблюдать. Он на мгновение сталкивается взглядом с Данией. Братья кивают друг другу и обеспокоенно следят за ситуацией, готовые помочь тем немногим, чем смогут. И не только они. — Господин Французская Республика, соберитесь. — несведущему может показаться, что Швейцария раздражён, но он лишь умело скрывает тревогу за гневом. Впрочем, и гнев в душе швейцарца присутствует: в этот раз Германская Империя зашёл дальше, чем обычно. — Кто поможет Британской Империи, если вы впадёте в панику? — спрашивает Швейцария мягче, и Франция спешно утирает слёзы. Швейцарец вновь объясняет ему, как следует оказывать медицинскую помощь в подобной ситуации. Француз беспрекословно следует его инструкциям, стараясь больше не поддаваться эмоциям. Никто не смеет судить его за несдержанность, когда он тихо отчитывается Швейцарии о проделанной работе и заходится рыданиями. — Он поправится? — раздаётся среди всхлипов вопрос. Швейцарец глубоко задумывается над ним. Он хладнокровно рассматривает в мыслях все нюансы ситуации, чтобы не дать французу и британцу ложной надежды. Кажется, его ответа ждут абсолютно все в темницах дворца. Ясно ведь, что этот случай не станет последним. — Скорее да, чем нет. — после долгих раздумий отвечает Швейцария. — Регенерация великой державы должна справиться и с этим. Конечно, это займёт месяцы, а может и годы, но я бы сказал, что прогноз оптимистичен. Германская Империя, который подслушивает разговор с тёмной лестницы, недовольно хмурится. Ничего, он не постесняется свершить своё грязное дело ещё раз. Кто-нибудь, кто следит за беседой не с самого начала, наверняка задастся вопросом: что произошло, раз все так шокированы? И почему Великобритания, про которого идёт речь, не произнёс ни единого слова? Может, он потерял сознание после долгих пыток? Может, он вовсе погиб? А разве Германия не собирался пытать доминионов? Поначалу всё так и было. Но немец предпочитал убивать двух зайцев одним выстрелом, поэтому пригласил на это неприятнейшее зрелище Британскую Империю. Неудивительно, что Великобритания не смог долго смотреть на страдания дочерей. Вряд ли кто-то, кроме самих немца и британца, услышал сказанное последним в пылу гнева, но Германия так взъярился, что лишил Великобританию языка. Одновременно он приговаривал, что тот теперь никогда не сможет ни затуманить разум его мужу, ни испортить им обоим настроение. Предсказуемо, что новость о наличии шансов на исцеление не обрадовала Германскую Империю. Впрочем, на следующий день это уже не так сильно интересует Германию. Он вновь просыпается в одной постели с русским, и это занимает его куда больше треклятого британца. Немец ощущает странное упоение, когда нежно касается пшеничных волос русского руками, которыми вчера вырвал язык коварному Альбиону. Конечно, Германия никогда не расскажет России об этом. Зачем ему тревожить своего мужа понапрасну? К слову о муже и тревогах. Германскую Империю кое-что беспокоило. Российская Империя снова проснулся от кошмара в слезах. Немцу было трудно поверить, что русский видит кошмары каждый день, однако таковой была суровая реальность. Германия всей душой желает помочь России, но как это сделать, если он не хочет довериться ему и поговорить о своих снах? Успокоившись, Российская Империя снова уходит в ванную. Германия снова спускается на кухню и снова готовит завтрак. Снова проверяет связь. Снова ощущает отголосок боли. Снова дожидается русского и старается увлечь его беседой за завтраком. Снова. Принимая душ, немец с досадой признаёт, что ему не нравится этот день сурка. Германия не против бытовщины. Он лишь недоволен тем, что отношения с его драгоценностью до сих пор не наладились. Ничего не менялось. Это ненадолго. Он возвращается из ванной в кабинет и застаёт около комода своего мужа, с любопытством читающего аннотацию книги, которую Германия начал вчера вечером. Немец сдерживает восторженный вздох и ласково приобнимает русского со спины. — Всё хорошо, mein Herz? — интересуется он как можно заботливее. Наверняка что-то случилось, раз Россия добровольно заглянул в его вотчину. — Да, всё в порядке. — рассеянно кивает Российская Империя и откладывает книгу на комод. — Я хотел кое-что спросить. — Что? — незамедлительно уточняет Германия, бережно нажимая на хрупкие плечи русского. Немец знает, что умудрился случайно оставить синяк на запястье России, и теперь старается касаться его как можно аккуратнее. — Во сколько ты сегодня вернёшься в свою резиденцию? — спрашивает русский, и Германия в блаженстве прикрывает глаза. Неужели высшие силы смилостивились над ним, и его муж наконец-то начал интересоваться его делами? — Думаю, около четырёх часов. Может быть, чуть раньше. — с радостью отвечает немец и утыкается носом в мягкие волосы России. Он вернётся пораньше и постарается провести время с мужем. Русский коротко благодарит его. Германия предугадывает его попытку уйти и осторожно тянет Россию на уютный диван. Немцу спокойно, когда русский в его объятиях. Российская Империя утром чувствовал себя лучше, а потому внимательнее осмотрел «свою» комнату и наткнулся там на заколки-невидимки. И ещё на несколько аксессуаров для волос, которые вызвали у него вежливое недоумение. Согнув заколку в удобное положение, Россия пытается открыть запертую дверь в кабинет — он не слишком хорошо осмотрелся утром, а ещё ему нужно позвонить хоть кому-то. Ему это удаётся. Русский первым делом достаёт из-под кучи бумаг телефон и набирает номер османа. — Алло? — устало выдыхает Османская Империя в трубку. Россия чувствует, что готов проиграть ему с десяток войн от счастья. — Я так рад тебя слышать. — счастливо восклицает русский. — Я так и знал, что ты когда-нибудь позвонишь! — самодовольно фыркает взбодрившийся осман. — Германская Империя сильно тебя мучает? Потеря независимости сильно болезненна? Что планируешь делать? Российская Империя на седьмом небе от счастья, когда осман заваливает его вопросами. На душе у русского разливается елей, когда он получает бесценную поддержку от Османской Империи. Тот делится новостями в ответ. Россия с тревогой думает о том, что все страны теперь заперты в подвалах дворца. С ужасом — о вчерашних планах Германии пытать доминионов (увы, осман пока не знает, чем всё кончилось) и о состоянии Великобритании. С облегчением — о том, что Османская Империя под благовидным предлогом сумел вызволить РСФСР и ещё нескольких стран. С интересом — о времяпровождении Союза и новоявленного секрета османа. С надеждой — об идеях Болгарии по избавлению от немца. Со смехом — о том, как болгарин страдает от подколов вольготно чувствующих себя Сербии и Греции из-за своего неумения готовить. На самом деле, Болгария умеет готовить, просто делает это так, что любая страна предпочтёт адские муки еде болгарина. С любопытством и толикой сочувствия — о душевных терзаниях Италии. Россия все ещё помнит ее отстраненное лицо в день его «свадьбы». Они разговаривают час или полтора, прежде чем приходится прерваться: осману нужно идти на встречу с немцем, а русскому — исследовать кабинет. Российская Империя занимается своим делом с лёгким сердцем, пока не находит в одном из шкафов свою шпагу. Русский смотрит на нее с горечью и сожалением. Теперь ему, как колонии, можно забыть про шпагу. Россия про себя клянётся когда-нибудь вернуть законное право носить ее. Русский не планирует забирать что-то из кабинета. Скорее, он просто осматривается и запоминает местоположение предметов. Вот ещё одна аптечка, вот часто используемые отчёты, вот стопка чистой бумаги и канцелярских принадлежностей, вот немецкая классическая литература, вот бутылочки с содержимым непонятного цвета (наверняка яд), вот исписанные ежедневники, вот фотоаппарат, вот колбы с пробирками и реторта, вот миллион небольших коробок. Россия ещё раз обводит взглядом комнату, убеждается, что всё осталось на своих местах и выходит. С ругательствами пытается закрыть дверь заколкой и дожидается долгожданного щелчка замка только через несколько минут. Ради интереса Российская Империя выглядывает в окно кухни на первом этаже присматривается к замкам на входной двери. Двое из них — обычные, их при должном старании можно вскрыть. Остальные два — кодовые. Один требует три цифры, второй — шесть. Русский с мрачным смешком представляет, с каким усердием немец каждый раз при возвращении домой вводит верную комбинацию. Да и сама дверь новая и прочная, ее не выбить. Германия хорошо постарался, чтобы Россия не сумел сбежать. Российская Империя спокойно обедает и проводит остаток времени до возвращения немца в библиотеке. Но Германия неожиданно возвращается намного раньше обещанного — ещё двух часов нет. Ему пока неинтересен русский, так что Россия с чистой совестью остаётся сидеть с книгой. Впрочем, равнодушие немца длится недолго. Он заглядывает за стеллаж, за который русский отодвинул своё кресло. — Я бы хотел уточнить кое-что, mein Herz. — недовольно заговаривает он. — Ты случайно не заходил в мой кабинет, пока меня не было? — Разумеется, нет. Мне казалось, ты закрываешь его на замок. — машинально отзывается Российская Империя, в мыслях гадая, что вызвало подозрения у немца. — С трудом верится, что ты бы удержался от желания попасть в мой кабинет. — недоверчиво хмыкает Германия, подходя ближе. — Держу пари, ты ещё и позвонил кому-то. — С чего ты взял, что я там был? — картинно вздыхает Россия. Он ведь убедился, что всё осталось на своих местах. Его могло выдать что-то, кроме этого? — Вряд ли тебе с непривычки была заметна эта деталь, но документы на столе… — начинает было немец, но тут же отсекается. — Нет, я не буду давать тебе возможность удачно замести следы, если ты вдруг осмелишься проникнуть в мой кабинет ещё раз. — ласково смеётся он и берёт русского за руку. — Увы, я заглянул только на обед, а потому не успею что-то сделать. Вам придётся дождаться моего возвращения в другом месте. Надеюсь, вы успеете придумать достойное оправдание, чтобы я не провёл вечер с вашими друзьями в пыточной. Пока Германия тащит его к выходу из библиотеки, Россия всё думает, где он прокололся. Он что, положил документы на миллиметр левее, чем было? Русский был готов поклясться, что они лежали как нужно. Им не приходится идти далеко — немец предсказуемо ведёт его в подвал. Спустившись с лестницы, они оказываются в светлой комнате. Здесь на столах стоит ещё больше колб и пробирок. Это — лаборатория Германии, Россия здесь уже бывал. Но впереди ещё одна дверь. Немец в прошлый раз сказал, что там подсобка. Русский ещё тогда засомневался в этом. Тогда у него не было идей, что может там находиться, да и предыдущий владелец резиденции ему не помог — при Пруссии подвал был обычным просторным помещением с хламом. Германия ведёт Россию в следующую комнату. Эти две комнаты создают контраст, потому что после яркой и светлой лаборатории новое помещение кажется беспросветно темным. Германия все же включает неяркий свет, и Россия вздрагивает. Он с ужасом осматривает ножи, скальпели, веревки, цепи, какие-то непонятные устройства и странный стул посередине. Немец мягко улыбается на его реакцию и аккуратно толкает на этот самый стул. Несколько угроз, и Российская Империя без лишних движений и слов смотрит, как на его ногах застёгиваются кандалы. Немного подумав, немец оставляет железное кольцо только на левой лодыжке. Потом делает шаг назад и рассматривает результат. Нежно улыбается. — Ты даже не представляешь, как красиво сейчас выглядишь. — с благоговением шепчет Германия, рассматривая искаженные раздражением черты лица, холодные глаза, бледную кожу, худую фигуру и железное кольцо на ноге. Русского хочется окружить любовью и заботой. Немец плавно забывает, что пять минут назад обвинил его в проникновении в свой кабинет. — Не переживай. Я вернусь через час. — он сначала целует руку России в перчатке, а потом вкладывает в неё ключ. Тот самый ключ непонятно от чего! — Это ключ от ванной. — поясняет Германия указывает куда-то в угол. Русский оборачивается и всматривается в темноту. Действительно, там есть ещё одна дверь, хоть она и почти сливается со стеной. Не так Россия хотел узнать ответ на свой вопрос, совсем не так… Немец уходит довольным. На самом деле, он не уверен, действительно ли русский был в его кабинете. Бумаги на столе действительно лежали едва заметно по-другому, но Германия мог списать это на ветер — он ведь всегда открывал окно перед уходом. Но… Немец не удержался от желания взглянуть на своего мужа в цепях. Было в этом что-то… Притягательное. Германская Империя возвращается ровно через час и двенадцать минут — он специально сверился с часами, чтобы убедиться, что не заставляет себя ждать. Сначала немец опускается на колени и спешит снять кандалы. Затем жмется щекой к острому колену русского и целует его прямо через ткань, одновременно поглаживая и разминая лодыжку после оков. Кровоток быстро возвращается в норму, но Германия не уходит, а лишь кладёт голову России на колени и заглядывает в глаза ласково, с любовью. Но Российская Империя даже не смотрит на него, испытывая лишь отвращение и желание особенно сильно дёрнуть ногой, чтобы оттолкнуть Германию. Немца это не беспокоит: он в этой же позе смещает вторую руку на колено и гладит и его. — Как же я тебя люблю. — мурлычет Германская Империя. — Ты сейчас так красив. Так и хочется прижать тебя поближе и не отпускать. — он устраивается в неудобную позу на подлокотнике стула и осуществляет своё желание. — У меня появилась прекрасная идея. — вдруг весело сообщает немец. — Завтра у меня, к сожалению, неотложные дела, но потом я вполне могу отдохнуть неделю. — он понижает голос и шепчет с ещё большим восторгом. — Мы проведём эту неделю наедине. Вам понравится. — обещает Германия с мягким смешком. Он только что придумал, как убедить русского оставить попытки сопротивляться. Немцу нравится, как он воспользовался неоднозначностью ситуации с кабинетом. Теперь осталось лишь привести план в действие. У Россия не останется выбора, кроме как наконец-то принять его чувства. А пока Германия позаботится о своей драгоценности, которая столь очаровательна в своём бессилии.