утонуть в реке из слёз и печали

Годы спустя, когда немец размышлял, почему всё закончилось столь трагически, он пришёл к выводу, что началом конца оказалась именно та неделя, когда он взял отпуск и остался наедине со своим мужем. Конечно, много лет спустя Германия не смел так называть Россию даже в мыслях. Да и не хотелось: перед глазами часто мелькало живое напоминание, что у русского есть законный супруг, с которым он счастлив. Искренне счастлив. Но сейчас Германская Империя и не подозревает о своих будущих размышлениях, а потому вновь наслаждается утром рядом со спящим Россией. Немец шепчет что-то ласковое в надежде успокоить его — вдруг хоть это утро пройдет без кошмара? Но чаяния Германии не оправдываются: проходит несколько минут, и Россия, шатаясь, медленно уходит в ванную. Как и в предыдущие несколько дней. Немец не хочет к этому привыкать. Российская Империя, увы, сегодня не интересуется его делами. Германия вздыхает. А он ведь уже обрадовался! Мыслями немец возвращается ко вчерашнему дню. Русский вполне мог пробраться в его кабинет. Германия не желает рисковать, а потому решает, что настало время для сближения его мужа с колониями. — Я оставлю с тобой парочку колоний. Надеюсь, вы поладите. — сообщает за завтраком немец. Россия кивает и уходит в себя. Он заинтересован таким поворотом событий. Возможно, колонии ему чем-нибудь помогут? Не все из них ведь верны Германской Империи. Россия меняет свою точку зрения, как только видит Новую Гвинею. — Я так счастлив, что Германская Империя доверил эту честь именно мне. — самодовольно говорит Новая Гвинея, усаживаясь напротив России. Самоа, напротив, глядит с сочувствием. — Прошу прощения за дерзость, — чуть хмурится юноша, и русский чувствует, что ему не понравятся его слова. — Но я совсем не понимаю, зачем вам куда-то сбегать. Германская Империя же любит вас! — восторженно восклицает Новая Гвинея. Если бы у России были вопросы насчёт того, почему именно эта колония больше всех нравится немцу, то сейчас они бы исчезли. — Да, я заметил. — язвительно хмыкает Российская Империя, вскинув бровь. — Он точно убивал и мучил моих близких и меня от большой любви. — Но Британская Империя и вправду коварен! — с жаром возражает Новая Гвинея. — А если бы он навредил вам? Даже не представляю, что стало бы с Германской Империей от горя! — он с непритворной грустью опускает глаза. Россия закашливается. Горюющий немец звучит как оксюморон. — Мне кажется, что Российской Империи неприятны твои слова. — Самоа осторожно перебивает готового разразиться хвалебной одой немцу Новую Гвинею. Тот тут же замолкает и внимательно смотрит на русского. — Прошу прощения. — ещё раз извиняется колония, и Россия с облегчением выдыхает. Он бы не выдержал слушать такое до самого возвращения Германии. Однако, чувства вины Новой Гвинеи надолго не хватает. Россия уже не спорит. Он позволяет колонии восхвалять немца, а сам играет с Самоа в шахматы. Сосредоточившись на приятной беседе, русский успешно игнорирует упоенные восклицания на заднем плане. Германия возвращается домой позже, чем обычно, — наверное, ему пришлось переделать все дела заранее, чтобы отдыхать с чистой совестью. Немец неодобрительно косится на Самоа, севшую слишком близко к его мужу. Россия чувствует его тяжёлый взгляд и мгновенно отодвигается от колонии, натянуто улыбнувшись Германии. Немец выглядит довольным. Прогнав колоний, Германская Империя приобнимает супруга и нежно гладит его руки. Пока не замечает одну весьма неприятную деталь: на безымянном пальце его драгоценности нет кольца. Немец старается вспомнить, надевал ли русский своё кольцо хоть раз со дня свадьбы. Как так вышло, что Германия не обратил на это внимание? — Почему ты не носишь кольцо? — поначалу спрашивает безо всякого упрёка немец. Вдруг у России есть достойное оправдание? — Потому что оно мне отвратительно, как и его даритель. — пожимает плечами Российская Империя, не желая скрывать истинных чувств к Германии. Немца раздражает то, с каким легкомыслием русский бросает столь колкие слова. Германия молча отстраняется и поднимается в комнату России, чтобы забрать кольцо оттуда. Немец не сомневается, что оно там. Вернувшись, Германия подчёркнуто аккуратно собственными руками надевает кольцо на его законное место. России идёт золото. К вящей радости русского, после этого Германская Империя оставляет его в покое и заходит в библиотеку. Он не ищет дешёвой беллетристики, а проходит к шкафу с медицинской литературой. Немцу нужно освежить свои знания, чтобы помочь своему мужу справиться с кошмарами. Пока это не столь заметно, но Германия уже видит, как под глазами русского залегают тёмные круги. Точно! Россия плохо спит, и поэтому он так раздражителен! Конечно, он не ненавидит Германию. Всё дело в плохом сне. Немец не радуется найденному в книгах подтверждению своих мыслей. Разумеется, он может заварить русскому чай с ромашкой или что-то посерьёзнее. Но вся проблема в том, что о кошмарах нужно говорить, а Россия не настроен на разговоры. Может, если Германия пообещает ему после этого добрый сон, русский все же снизойдёт до ответа? Немец добавляет в вечерний чай приличное успокоительное и относит его русскому прямо в постель. Приглушает свет, устраивается рядышком, поправляет подушку за спиной мужа и кладет голову ему на плечо. — Поговорите со мной, mein Herz. — мурлыкает Германия, стараясь звучать как можно спокойнее, чтобы Россия лишний раз не переживал. Русский хранит молчание, но немец прекрасно знает, что его услышали, а потому продолжает. — Что вам снится? Если вы поделитесь со мной своими кошмарами, я найду способ избавить вас от них. — Поверьте, я пытался избавиться от кошмаров несколько десятилетий. — Российская Империя греет руки о кружку, краем глаза следя за немцем. Конечно, тот недоволен его словами. — Они уже давно стали частью меня. — горько усмехается русский. — Что беспокоит тебя? — настаивает Германия, перебирая волосы своего мужа. — Что-то должно меня беспокоить? — Россия уклоняется от ответа, чем подтверждает подозрения немца. Германия понимает, что сегодня не добьётся ответа, и откладывает этот разговор. Ненадолго. Он точно знает, когда будет более удачная возможность всё выяснить. За завтраком Германия просит русского приготовить вечером яблочный пирог. Это его маленькая мечта, осуществлению которой немец будет радоваться как ребёнок. Россия готовил для него только раз или два, но Германия надолго запомнил вкус тех восхитительных блюд. Немец доделывает последние отчёты и вечером спускается на кухню. Россия только начал готовить: ингредиенты пока лежат нетронутыми на столе. Германия внимательно следит, чтобы русский не добавил в тесто чего-то… Лишнего. Конечно, из рук Российской Империи немец с радостью принял бы и что-нибудь пресное, сгоревшее и невкусное, но все же предпочёл бы этого избежать. Германия оказывается на седьмом небе от счастья, когда пробует яблочный пирог. Россия ест с куда меньшим энтузиазмом, но немец даже не расстраивается из-за этого, будучи слишком занятым комплиментами русскому и похвалами еде. Германская Империя следующие несколько дней не отходит от своего мужа ни на шаг: он и так много времени проводит за работой, значит, нужно посвятить неделю отпуска России и только ему. Но русский совсем не рад этому. Прежде Германия не назвал бы себя тактильной страной. Но теперь, когда немец наконец увёл русского под венец, ему хотелось касаться его как можно чаще. Германия никогда не чувствовал себя более счастливым, как в те моменты, когда бережно, чтобы случайно не оставить синяков на хрупкой бледной коже, прижимал к себе Россию и чувствовал его размеренное дыхание и сердцебиение. Так немец снова и снова осознаёт, что сбылась его мечта. Но Российская Империя не разделяет его чувства. Ближе к концу недели он всё чаще хмурится на очередное слишком долгое прикосновение и даже пытается отталкивать Германию. Немец сходит с ума от ощущения, что теперь может подавить без труда любое сопротивление русского. Впрочем, Германию эти тщетные попытки забавляют, а не выводят из себя. — Я люблю тебя. — с удовольствием тянет немец в любой угодный ему момент, вновь стараясь продлить такие нужные прикосновения. Он шепчет все ласковые слова, что приходят в голову, в том числе и любимое «mein Herz». Россия всё ещё морщится, словно от головной боли. Возможно, у него и вправду болит голова. В одну из ночей Германии не спится, и он замечает, что Россия просыпается от каждого его резкого движения. Немец со вздохом обнимает русского. Сон его драгоценности слишком чуток. Или русский просто не чувствует себя в безопасности? Несмотря на то, что в пятницу Российская Империя открыто избегает его и отшатывается от любых касаний, Германия чувствует себя счастливым. Перед возвращением к работе ему нужно кое-что сделать, и он садится за документы. Бумажная работа всегда была скучна, и немец хочет, чтобы русский побыл с ним в кабинете. Россия молча наблюдает, как листы бумаги накрывают друг друга с тихим шуршанием. Германия просит чашку чая, и Российская Империя с радостью уходит из кабинета. Немец благодарен за чай и привычно тянется приобнять русского, но тот резко отстраняется, в последний момент успев поставить чашку на стол и ничего не пролить. — Мне не нравится твоё поведение в последнее время. — недовольно замечает Германская Империя, отложив документы в сторону и внимательно смотря на мужа. Россия не отвечает. Он незаметно дёргает плечами от отвращения. Русский был уверен, что легко стерпит немца на эту неделю, но всё оказалось куда хуже. Россия не может спокойно сносить омерзительные касания каждое мгновение. Он лишь хочет хоть на минутку сбежать из общества немца, и его успокаивает только то, что сегодня уже пятница. Ещё немного, и Германская Империя как и прежде будет пропадать на работе. — Тебе так сложно позволить обнять себя? — недовольство Германии растёт с каждой секундой, и Россия на всякий случай делает шаг назад. — Я понимаю твои чувства. — он пытается быть дипломатичным. Изо всех сил пытается. — Но мне нужно немного личного пространства. — Думаю, тебе нужно немного подумать о своих близких. — в тон ему фыркает немец. — Я думаю о них каждую минуту. Нет нужды шантажировать меня, и без этого тошно. Не понимаю, на что ты надеялся. Я не люблю тебя. — Российская Империя спокоен, в отличие от своего ненавистного супруга. — Когда ты уже поймёшь, что я забочусь о тебе? — неожиданно разъярённо шипит немец, поднимаясь из-за стола. — Я уже давно вырвал Британской Империи его лживый язык, но его речи до сих пор живут в тебе! — в сердцах восклицает Германия. Он прикусывает язык как в переносном, так и в буквальном смысле этого слова, но уже слишком поздно. Российская Империя, мертвенно бледный и растерявший дар речи, застывает в паре метров от него прекраснейшей статуей. — Ты… Сделал что?.. — русский нервно усмехается, моля небеса, чтобы он просто ослышался. Глядя на реакцию немца, Россия осознает всю реальность услышанного. В ужасе он делает шаг назад, когда Германия пытается к нему приблизиться. — Вы не так меня поняли, mein Herz. — пытается хоть как-то оправдать себя Германская Империя. Кажется, этим он делает ситуацию ещё хуже. Да и что можно придумать в такой ситуации? Сказать, что это была метафора? — Не убегайте. Нам нужно поговорить. — просит он как можно мягче. Немец вовремя успевает ухватить русского за запястье — не стоило надеяться, что тот прислушается к просьбе. — Уберите руки. — холодно требует Российская Империя, но Германия не собирается прислушиваться. Его опьяняет одна мысль, что русский больше не сможет сбежать от него или выхватить шпагу. Немец крепко прижимает свою драгоценность к себе. Русский теперь не оставит его. Не уйдет. — Если бы вы были хорошим мужем, я бы никогда не тронул вашего «друга». — шепчет Германская Империя с глубоким сожалением (притворным сожалением — он бы лишил британца языка в любом случае). Он гладит спину России в бесплодных попытках успокоить. Ему не нравится, что русский дрожит в его руках. Его мужу должно быть спокойно. — Обещаю, никто больше не пострадает, если вы ответите на мои чувства. — воркует немец, уже зная, что не сдержит своего обещания. У него ведь были большие планы не только на британца. Российская Империя хочет что-то сказать, но не находит слов и отворачивается. Германия слышит тихий всхлип. — Не нужно так расстраиваться, mein Herz. — мурлыкает немец со всей мягкостью. Ему не нравится плачущий русский. В его доме он должен быть счастлив. — Просто позвольте мне сделать вас счастливым. Российская Империя молчит. Но в его глазах Германия видит куда более ясный ответ на свои слова. — Я ведь поклялся, что вы возненавидите наш брак. — вспоминает русский то, что сказал в день свадьбы. Он почему-то задумчив. — Ничто не заставит меня пожалеть об этом. — смеётся немец, не восприняв его слова всерьёз. Россия в этот момент принимает одно из самых важных для себя решений.