утонуть в реке из слёз и печали

Российская Империя впервые чувствует себя так неуютно в доме швейцарца, хотя здесь обычно царит располагающая атмосфера. Сам Швейцария, сидящий рядом с ним в гостиной, молчит. Вопрос ему, очевидно, не понравился. — Да, я это сделал. — неожиданно заговаривает швейцарец, подтверждая тем самым авторство слухов. — И я не собираюсь ни перед кем оправдываться за это. — добавляет он, нахмурившись. Привычная вежливая улыбка на его лице сегодня кажется неестественной. — Я и не прошу вас оправдываться. — заверяет его Россия. — Я лишь хочу узнать причину. Пруссия был моим другом, и я не хочу, чтобы вокруг его смерти не стихали споры. Швейцария снова не отвечает. Русский уже собирается поторопить его с ответом, когда швейцарец резко встаёт на ноги и хватает со спинки кресла белый халат, который надевает на ходу. — Следуйте за мной. — велит Швейцария и идёт дальше по коридору. Российская Империя по пути не без любопытства осматривается: в эту часть дома швейцарец редко водит гостей. В конце коридора — дверь в подвал. Россия спускает вслед за Швейцарией и с удивлением замечает, что в подвале тоже имеется коридор с несколькими комнатами по обе стороны. Почти все знакомые русского хранят в подвале ненужные вещи, а швейцарец приспособил его под свою работу. В конце мрачного серого коридора — ещё одна дверь. Швейцария останавливается возле неё и звенит связкой ключей в поисках нужного. — Ждите здесь. — бросает швейцарец, даже не взглянув на русского, и скрывается за дверью. Он чем-то грохочет пару минут, прежде чем впустить Россию. Российская Империя неприятно удивлён, и это ещё мягко сказано. Холодная комната оказалась моргом, а перед ним лежит бездыханное тело Пруссии, до шеи накрытое белой тканью. — При объединении земель не остаётся тела, ведь так? — тихо спрашивает русский. Он не хочет разочаровываться в Германии. Швейцария кивает и откидывает ткань чуть ниже, указывая на глубокие колотые раны на груди, на животе и даже чуть ниже шеи. Всё это наталкивает Россию на однозначные выводы. — Королевство Пруссия сблизился со мной после смерти Австрийской Империи. Как видите, теперь я в очередной раз проклинаю себя за то, что вышел за рамки деловых отношений. — наверное, это второй за всю жизнь раз, когда русский видит, как с лица швейцарца сползает фирменная улыбка дельца и заменяется скорбью. — Пруссия погиб не своей смертью, и его сын точно замешан в этом. Вы говорили с ним? — Я уже второй день не могу застать его дома. — качает головой Российская Империя. Конечно, Германия никогда не испытывал к отцу глубоких светлых чувств, но… Разве мог он убить Пруссию? Швейцария убирает тело обратно в морозильную камеру, и обе страны торопливо уходят из холодного подвала в тёплый дом. Швейцарец ведёт русского в свой кабинет. — Поговорите с Германской Империей. — просит он, наливая в свой стакан воды что-то из маленькой бутылочки. — Он доверяет вам. Россия без раздумий соглашается. Вот только куда мог запропаститься немец?

***

Босния не ожидает проснуться утром в полном одиночестве. Не ожидает он и услышать посторонний голос на первом этаже. Конечно, голос принадлежит Германской Империи. Кто, кроме него, мог столь нагло заявиться в резиденцию великой державы так рано? — Jó reggelt. Nem tudom, miért jött. — негромко говорит Австро-Венгрия, на мгновение отвлекаясь от беседы с братом. Босния не удивлен: в стиле немца заявиться без приглашения. Босниец коротко приветствует Германию и готовит завтрак на двоих: австриец, судя по тщательно скрываемым зевкам, тоже проснулся не так давно. — На чем мы остановились? — продолжает Австро-Венгрия, вернувшись к немцу. — На документах, которыми ты должен был заниматься всю эту неделю. — машинально отвечает Германия. Он краем глаза наблюдает за Боснией. У него ведь были планы на автономную территорию его брата. — Ах да, бумажная работа, которую ты свалил на меня. — тон австрийца наполняется раздражением: ему и боснийцу приходилось работать с утра до ночи. Австро-Венгрия встаёт из-за стола и идёт в свой кабинет. Немец и босниец остаются одни. — Российская Империя в порядке? — спрашивает Босния, как только шаги австрийца достаточно отдаляются. Германия мягко улыбается. — Конечно, в порядке. Что с ним может случиться? — он пожимает плечами. И с теплом в сердце вспоминает яблочный пирог. Нужно попросить русского приготовить его ещё раз. — Ты не знаешь, давно ли ему снятся кошмары? — спрашивает Германская Империя в надежде найти ключ к проблемам своего мужа в далёком прошлом. — Не знаю. — без раздумий уклоняется от ответа босниец. На самом деле, он уже не помнит времена, когда Российская Империя не объяснял Сербии тёмные круги под глазами кошмарами — настолько давно русский мучается дурными снами. Немец кивает и уходит в свои мысли, ожидая возвращения австрийца. Австро-Венгрия с громким стуком опускает перед братом стопку обещанных документов. Германия, к счастью, не задерживается и уходит. Австриец откидывается на спинку стула и вздыхает. Босния садится рядом. Австро-Венгрия обнимает его под шкворчание яичницы на плите. — Я бы хотел, чтобы всё закончилось. — негромко говорит австриец. — Я не думаю, что Германия забыл про наши попытки заключить мир с Антантой. Сейчас он занят другими странами, но вскоре наверняка доберётся и до нас. — его прогнозы на будущее с каждым днём становятся всё мрачнее и мрачнее. — Если бы он хотел сделать что-то, то уже сделал бы, да? — а вот Босния настроен гораздо оптимистичнее. Он не видит причин, по которым немец мог бы позволить Османской Империи и Болгарии забрать в свой дом нескольких стран, если потом он собирался бросить в подвалы дворца и их. Австро-Венгрия пожимает плечами. Он задумчив в последние дни. И не только из-за свалившейся на него работы. Во-первых, он не стал рассказывать Боснии про то, что Германия лишил британца языка. Во-вторых, понимая, что осман и болгарин не станут скрывать это, он попросил боснийца не звонить им какое-то время. Конечно, Австро-Венгрия корит себя за это. Он не знает, что будет делать, когда «какое-то время» истечёт. Австриец не хочет снова запрещать Боснии звонки, но… Даже ему, великой державе, тошно от последних новостей, а как на них отреагирует юноша? Австро-Венгрия больше думает о себе и Боснии, чем о пленных странах, но и о них он переживает. Он видел, в каком состоянии теперь Великобритания. Он знал, что следующим будет Франция. Даже если с немцем что-нибудь случится, и все наконец заживут счастливо, сможет ли австриец смотреть в глаза всем этим странам? Вряд ли. Австро-Венгрия уже пару недель по надуманным причинам не встречался с эрцгерцогом. Они договорились поддерживать общение, но… Австриец уходит в себя всё больше и больше. Он даже не покидает пределы резиденции без необходимости. Австро-Венгрия чувствует, что грядёт что-то ужасное. Австро-Венгрия надеется, что немец никогда не узнает, что он иногда думает и про русского. Австриец не сомневается, что тот жив. Жив, но здоров ли? Если и здоров, вряд ли это надолго — Австро-Венгрия испытал на себе умение Германии ломать личность. Австриец где-то очень глубоко в душе боится в один прекрасный день увидеть Российскую Империю безвольной куклой в руках немца. Австро-Венгрия рад, что Босния остаётся с ним. Теперь, когда Германия правит бал, австриец как никогда ценит каждое их совместное утро. Печально, что развитие их с боснийцем отношений выпало на лихолетье. Но они вместе, и Австро-Венгрия знает, что они справятся. Всё когда-нибудь закончится, даже произвол немца. — Хочется сходить куда-нибудь. — говорит Австро-Венгрия, отрываясь от тяжёлых раздумий. Босния ставит тарелку возле раковины и вопросительно смотрит на него. — Мы даже в театр ни разу не ходили вместе. Конечно, и не сходим в ближайшее время, но… — А сам Германская Империя куда-нибудь ходит? — интересуется босниец насмешливо. — Я бы не удивился, если бы он запретил покидать город нам, но постоянно делал это сам. — Германия ходит только на работу. — качает головой австриец не без сожаления. Если бы немец хоть иногда отлучался из города, было бы немного легче. — Сам же знаешь, он с Российской Империей… — Австро-Венгрия морщится и неясно машет рукой. Разумеется, Германия говорит, что с русским всё в порядке. Но кто знает, что происходит у него в доме на самом деле? — Готов поспорить, хоть одна из оставшихся на свободе стран периодически сбегает отсюда. — с досадой фыркает Босния. Он даже не подозревает, насколько прав. — Мы не будем сбегать из города. — тут же протестует австриец. Босниец не собирается спорить: не стоит подвергаться такому риску без необходимости. Остаток завтрака проходит в молчании. Ощущение победы Германии в войне вытягивает из каждой страны положительные эмоции. Австро-Венгрия и Босния поднимаются в кабинет, чтобы заняться работой. Рутина хорошо помогает переживать дни. Но сегодня кое-что идёт не по плану. Открыв дверь, они вместе с привычной мебелью и кучей бумаг видят троих детей. Мальчика и двух девочек. Австро-Венгрия рассматривает своих наследников с недоумением и молча. — A nevem Magyarország. — первым тишину нарушает мальчик. Он делает шаг вперёд и придирчиво разглядывает новоиспеченного отца. Затем его автономную территорию. Босния под взглядом юного венгра чувствует себя слегка неуютно. — Österreich. — вслед за ним представляется рыжеволосая девочка. Боснийца она не удостаивает и взглядом. — Нераздельно и неразрывно, да? — бормочет Австро-Венгрия, и дети, ещё не знающие общего языка, хмурятся. Босния тянется к связи, чтобы узнать, рад ли австриец наследникам. Чувства Австро-Венгрия пока смешанны. Прежде всего он растерян, и Босния хорошо его понимает. Вторая девочка смотрит на него с восторгом. Именно на него, не на Австро-Венгрию. — Моје име је Југославија. — восклицает она, больше обращаясь к боснийцу, чем к австрийцу. Австро-Венгрия от души ругается на общем языке, пользуясь тем, что понимает его только Босния. — Значит, у Сербии все же получится объединить южнославянские государства? — изумляется босниец. Конечно, он верил в брата. Но верить — это одно, а видеть живое подтверждение — совсем другое. Югославия расстроена реакцией Австро-Венгрии, и Босния спешит успокоить её. И австрийца тоже — тот совсем не рад тому, что Сербия будет хозяйничать на территории его страны. — Нам нужно поговорить. — резко заявляет Австро-Венгрия и тянет Боснию в коридор. Босниец едва успевает бросить на трёх языках просьбу подождать. Австриец ещё раз ругается на общем языке и прислоняется спиной к стене. Затем трёт переносицу и начинает бродить туда-сюда по коридору. — Нужно сделать так, чтобы Германия не узнал о них. — произносит Австро-Венгрия, как только берёт себя в руки. — Неудачное они выбрали время, чтобы появиться… — Может, лучше спрятать их за пределами города стран? — подключается к рассуждениям Босния. — Тогда нужно обустроить для них подходящее место. — кивает австриец с облегчением, но тут же мрачнеет вновь. — Но кто-то должен будет присматривать за ними. Мы не сможем уходить надолго, но нельзя же оставить маленьких детей одних?! — Возможно, у меня есть план… — неуверенно тянет босниец. Австро-Венгрия оборачивается к нему с надеждой.