утонуть в реке из слёз и печали

«43 дня до часа икс, » — удовлетворённо отмечает Германская Империя на отрывном календаре, смяв в левой руке вчерашний листок и не глядя бросив его в урну. Босния наблюдает за его своеобразным ритуалом уже неделю и теперь сгорает от любопытства. — Вы встретитесь с Российской Империей через сорок три дня или что? — пытается угадать причину радости немца босниец. Германия лишь качает головой, задумчиво рассматривая цифры. — Хотелось бы. Но это вряд ли. — вздыхает он и уходит к своему скрипучему дивану, чтобы допить кофе. Сегодняшний день обещает быть хорошим. Не для самого немца, конечно, а для Боснии. Сегодня тот должен выбраться из этой части города и зажить нормальной жизнью. Германия даже не рассматривает вариант, что босниец останется здесь. Австро-Венгрия в своём стремлении вытащить возлюбленного из этого гнилого места слегка… Переусердствовал. Значит, все точно пройдет как нужно. Да и последняя неделя прошла удивительно неплохо. Независимое Государство Хорватия был подозрительно осторожен в своих действиях. Когда хорват узнал, как решил проводить время в отсутствие немца Босния, то решил пока что лишь понаблюдать. И успешно придерживался своего плана: куда бы ни пошёл босниец, хорват обязательно был совсем рядом, буквально в паре шагов. От активных действий Хорватию удерживали — кто бы мог подумать — Режим Недича и остатки здравого смысла. Режим Недича открыто наслаждался сложившейся ситуацией. Конечно, боснийца он по-прежнему ненавидел. Но драгоценный для него Сербия оценил бы своеобразную заботу о своём брате. К тому же Режим Недича составлял компанию Боснии не за просто так. Босниец рассказывал марионеточному режиму о том, как сложились его отношения с братом и как они привели к ещё одной войне. Кто бы ещё рассказал Режиму Недича про самую важную в его жизни страну? Самой приятной частью рассказа Боснии для Режима Недича оказались югославские войны, в ходе которых босниец сильно пострадал. Режим Недича даже не собирался скрывать, насколько его радовал этот факт. Боснии было неприятно и противно, но за счёт родства с Сербией марионеточный режим по-прежнему был для него наименее ужасной кандидатурой из всех имевшихся в этой части города. Хорватия же терпеливо выжидал чего-то, и это тревожило Боснию. Но сегодня босниец спокоен. Он наконец-то увидится с австрийцем, навестит остальных членов семьи и впервые за неделю заснёт спокойно, чувствуя себя в безопасности. От мечтаний Боснию отвлекает болезненное шипение Германии. Тот стоит в дверном проёме на кухню, потирая больную ногу. Хромота немца никуда не делась за эту неделю, и это вызвало у боснийца миллион вопросов. Увы, он не знал, как задать их потактичнее. Впрочем, ответ приходит к нему гораздо раньше, чем юноша рассчитывает. — Как я должен добраться до Уэссекса сегодня? — спрашивает Босния, чтобы разрядить атмосферу: Германия косится на него со смешанными чувствами в глазах. Ему явно не нравится проявлять слабость перед кем-то. — Надеюсь, я больше не увижу ту пугающую страну. — размышляет Босния вслух. — Какую? — резко уточняет Германская Империя, обернувшись. Босниец пересказывает, как в его первый день здесь в эту часть города его привела незнакомая ему страна в темных одеждах и как проходящие мимо страны игнорировали происходящее. Немец мрачнеет с каждым словом. — Он угрожал тебе? Причинил боль? — требует он ответа с искренним беспокойством. Босния недоумевающе мотает головой. — Если ты встретишься с ним ещё раз, просто сделай то, что он хочет. Даже не думай рисковать ещё раз. — Германская Империя немного успокаивается и наконец входит на кухню и оставляет кружку в раковине. — Это Сассекс. Родственник Уэссекса. — поясняет он, не дожидаясь вопроса Боснии. — Он, скажем так, следит за порядком в городе. — немец морщится, показывая, что думает об этой формулировке. Дальше он не продолжает. Вместо тысячи слов он лишь подтягивает левую брючину, обнажая толстый слой бинтов на лодыжке. Босниец ничего не смыслит в медицине, но даже ему заметна неестественная форма ноги немца. — Вот что случается, если ты чем-то не угодил ему. Германия никак не поясняет своих слов и чем-то шуршит на кухне, пока Босния, вздрогнув, думает о его словах. — А… Ваша регенерация? — растерянно вопрошает он, указывая на бинты. Немец же сказал, что прошло несколько недель? — Вывих несложен для моей регенерации. — подтверждает Германия с тем же безразличием. — Если бы я хоть день не напрягал ногу или мог бы найти костыли, у меня бы все зажило. Но никому не интересно здоровье мешающей всем страны, поэтому я продолжаю каждый день ходить на работу, иначе я совсем потеряю возможность бывать в городе. Лучше так, чем быть вечно запертым здесь, как другие страны. — он фыркает с мрачным выражением лица и наконец возвращается к вопросу боснийца. — Тебя должен сопроводить Эссекс. Не разговаривай с ним, если не хочешь испортить себе настроение. Босния кивает. Он уже не удивляется тому, как сильно отличается семья Британской Империи от его рассказов. Британец запомнил того же Уэссекса совсем другим. Босниец охотно ему верил: вряд ли кого-то вроде Британской Империи могли воспитать потерянные страны. Или всё-таки могли? В дверь неожиданно стучат с такой силой, будто хотят её выбить. Немец не ведёт и бровью и лишь спокойно надевает верхнюю одежду. Босниец делает то же самое, и они вместе выходят на крыльцо. Прямо за дверью их поджидает ещё одна незнакомая Боснии страна. Судя по кислому выражению лица немца, это и есть Эссекс. Он смотрит с раздражением не только на немца, но и на боснийца. — Снова взялся за старое, Германия? — небрежно спрашивает Эссекс. — Думаешь, если недельку полюбезничаешь с зависимой территорией своего брата, он простит тебя? — немец на это лишь брезгливо морщится и не отвечает. — Здесь есть зависимые территории кроме вас? — как можно доброжелательнее интересуется Босния у Эссекса, осматриваясь по сторонам. Мысленно он кается, что совсем не подумал перед тем, как сказать это, но было уже поздно. — Кажется, вы несколько веков были под влиянием Мерсии, а потом сами передали своё государство Уэссексу. — В моё время зависимые территории знали своё место. Похоже, тебя этому так и не научили. — надменно бросает Эссекс, схватив боснийца за плечо. — Ничего, Хорватия скоро это исправит. — Убери от него руки. — одновременно с ним рычит хорват, появившись из переулка около соседнего дома. И уже не удивляя этим боснийца. Эссекс неохотно отходит назад, и Хорватия, быстро забыв про него, мило улыбается Боснии. — Прежде чем ты спросишь: да, я кое-что придумал, чтобы ты остался со мной совершенно законно. Прости, в твой первый день здесь я совсем забыл, что ты любишь всякие… Формальности. — Вы двое… — босниец переводит взволнованный взгляд с Хорватии на Эссекса. Потом на немца. — Ja ga osobno ne volim, ali može mi dati ono što trebam. — тут же заверяет Боснию хорват, пользуясь тем, что Эссекс не знает его языка. Босниец не слушает. — В каком смысле «законно»? — спрашивает он у Германии срывающимся голосом. Тот раздумывает минуту или две перед ответом. — Если бы существовал действительно законный способ забрать бывшую зависимую территорию, я бы в своё время наделал много глупостей. — качает головой Германская Империя. Эссекс только фыркает на его слова. — Ты и так это сделал. — смеётся он. Германия бормочет несколько немецких ругательств и тянет Боснию за руку в сторону выхода из этой части города. Эссекс неторопливо следует за ними. За колючей проволокой их уже ждёт Австро-Венгрия. Он нервно поглядывает на часы каждые несколько секунд. Ему не становится спокойнее даже когда он видит приближающуюся тройку стран. Когда они оказываются за пределами забора, Германская Империя что-то тихо говорит по-немецки брату, а потом молча поворачивает направо и уходит. Австриец провожает его обеспокоенным взглядом и качает головой. — Jó reggelt. — наконец приветствует боснийца Австро-Венгрия с облегчением на лице. Босния сразу обнимает австрийца. Он соскучился по нему за эту неделю. Но недовольный взгляд Эссекса мешает им, поэтому они неохотно отстраняются друг от друга и идут за ним. — Как ты себя чувствуешь, kincsem? — спрашивает Австро-Венгрия по дороге и тут же усмехается. — Ох, извини. Я хотел сказать leendő férjem. Босния с трудом сохраняет спокойное выражение лица, и австриец этим более чем доволен. Ответы боснийца успокаивают Австро-Венгрию, но ненадолго. Босния обещает рассказать ему кое-что важное вечером, и австриец не уверен, стоит ли ему волноваться. Небрежное пояснение «дела минувших дней» совсем не настраивает на лучшее. Они быстро добираются до резиденции Уэссекса. В этот раз они не остаются в гостиной, а проходят в другую комнату на первом этаже. Уэссекс и Франкское Государство сидят за столом, а Австро-Венгрия и Босния садятся на один из стоящих в ряд диванчиков чуть дальше от них. Босниец нервничает, вспоминая свой первый и пока единственный разговор с Уэссексом. Присутствие Эссекса тоже тревожит: кто знает, что наплел ему Хорватия и что теперь он может сделать или сказать? — Всё будет хорошо, не переживай. — австриец, заметив напряжение Боснии, берёт его за руку, и тот честно старается успокоиться. Вскоре появляются страны, которые должны будут убедить Уэссекса в доброжелательности боснийца. Первым приходит Российская Империя. Босния не сразу узнает его. Русский пышет здоровьем и будто бы выглядит гораздо моложе, чем в их последнюю встречу. Больше нет измученного вида, кругов и мешков под глазами, шаткой походки и болезненных вздохов. Российская Империя кивает Боснии в знак приветствия и солнечно улыбается — так, как улыбался задолго до появления Германской Империи. Русский кажется счастливым. Затем в зал входит привычный Боснии дуэт в лице Османской Империи и Болгарского Царства. Осман выдыхает с облегчением при виде сына и сразу крепко обнимает его. Австро-Венгрия чуть отстраняется и с радостью наблюдает за семейной встречей. Не только потому, что рад за Боснию, но и потому, что рассчитывает породниться с этими странами в ближайшем будущем. Австриец на мгновение представляет, как его родители и отец Боснии будут обсуждать их свадьбу, и хихикает. Зрелище будет незабываемое. Когда часы с маятником показывают ровно десять часов, Уэссекс захлопывает книгу, которую читал последние полчаса, и обводит взглядом собравшихся стран. Он предлагает высказаться Российской Империи. Тот охотно высказывает своё мнение о Боснии. Сам босниец слушает краем уха: он слышит за дверью звук шагов. Причем звук шагов сразу нескольких стран. — Всем доброго утра, надеюсь, мы не опоздали? — в зал входит Австрийская Империя, следом за ним — Королевство Венгрия. А после них появляется Священная Римская Империя, и Босния окончательно выпадает в осадок. Говоривший до этого русский замолкает и отчего-то тихо смеётся. Осман и болгарин переглядываются. Болгария хихикает. — Я знал, что ты сделаешь всё, чтобы вытащить моего брата оттуда, но чтобы настолько? — обращается он к Австро-Венгрии с уважением во взгляде, и тот самодовольно усмехается. Священная Римская Империя бесцеремонно хватает стул и садится не в зале, как остальные, а прямо напротив скривившегося от его присутствия Уэссекса и Франкского Государства. — Quousque tandem abutere, Rex Occidentalium Saxonum, patientia nostra? — спрашивает он по-латински. Босния не знает этого языка, но знает Уэссекс, судя по ещё большему недовольству на его лице. — Уже в который раз я оказываюсь в этом зале по просьбе Австрии и Венгрии. И я продолжу приходить, пока ты не придумаешь способ работать с недавно прибывшими странами, который не выходит за рамки здравого смысла. — Ты хотя бы видел Боснию и Герцеговину до этого момента? — спрашивает Уэссекс после долгой паузы: он подпёр ладонью лоб и что-то обдумал, прежде чем вернуться к беседе. — Не буду скрывать — у меня не было возможности пообщаться с ним при жизни. — пожимает плечами Священная Римская Империя, краем глаза глянув на боснийца. — Но я знал его мать и отца, и не сомневаюсь, что они воспитали достойную страну. — Мы с матерью Боснии были близки в своё время, поэтому я подтверждаю его слова. — соглашается с ним Королевство Венгрия. — Я была подругой и его отца, и мы с Боснией иногда беседовали, когда он был совсем юн. — Про османа я знаю, а когда ты успела спеться с матерью Боснии? — заинтересовался Австрия, не сумев вспомнить чего-то подобного. Венгрия только фыркнула. — Ещё в двенадцатом веке. — старший австриец только махнул рукой: он мало интересовался, чем жила венгерка до встречи с ним. — Тогда будущая Боснийское Королевство была моим вассалом. — Венгрия вдруг картинно вздохнула, и Австрия почувствовал, что сейчас будет шпилька в его адрес. — Хорошее было время. Только я, Боснийское Королевство и Византия, тоже претендующая на ее территории. И никаких проклятых австрийцев на горизонте. Австрийская Империя только закатил глаза. После стольких лет ему все меньше верилось, что когда-то у них с Венгрией были нормальные отношения. Он поспешил бросить ответную колкость. Босния ненадолго отвлёкся от ожесточенного спора Уэссекса и Священной Римской Империи, чтобы понаблюдать за родителями возлюбленного. Интересно, что они думают про их отношения? Не против ли они? — Всё, убирайтесь отсюда. Я не желаю продолжать этот бессмысленный спор. — вдруг гаркнул Уэссекс, пока Священная Римская Империя самодовольно ухмылялся. — Босния, ты можешь жить в городе. А теперь убирайтесь. — Одну минуту. — включается в разговор Эссекс, и ушедший было в себя Уэссекс смотрит на него с недоумением. — Я считаю, что Боснии стоит остаться в той части города. — Пусть пересчитает. — раздражённо шепчет босниец. Встревоженный поведением Эссекса австриец, увы, его шутку не оценивает. Мог ли Германия предупредить его о таком варианте развития событий? — Зачем? — озвучивает мысль всех присутствующих Уэссекс. — У Боснии есть… Невыполненные обязательства перед кое-кем. Не так ли, Босния? — Эссекс с намёком смотрит боснийцу в глаза, пока тот на ощупь ищет руку австрийца и сжимает ее в своей. — Я ничего не должен Хорватии сейчас и не был должен тогда. — отвечает Босния спокойно, на этот раз тщательно обдумав свои слова. Ему стоит быть осторожнее сейчас. — С каких пор ты потакаешь тем, по кому плачет виселица? — слишком резко осведомляется Франкское Государство. Босниец уже забыл про ее присутствие, но ему кажется, что она на его стороне. Эссекс же даже не смотрит на женщину. — Я ведь видел, как он смотрит на тебя. — Эссекс обращается к боснийцу так, будто бы разговаривает с ребёнком. Босния только хмурится на его слова, как и большая часть присутствующих. — Он любит тебя. — Он не умеет любить. Он — марионеточное государство. — холодно цедит Босния, не выносивший, когда кто-то смел называть месяцы пыток любовью. К его большому сожалению и раздражению, таких личностей было достаточно. — Это просто стереотип. — закатывает глаза Эссекс, явно считая себя экспертом по марионеточным государствам. — Хорватия смотрит на тебя как на самое драгоценное сокровище, так ли важно, марионеточное ли он государство? — Я прекрасно знаю, как Хорватия на меня смотрит. — Босния вдыхает и выдыхает несколько раз, чтобы успокоиться. Австро-Венгрия гладит его ладонь большим пальцем, по-прежнему не отпуская его руку. Австриец не сомневается в честности боснийца даже после слов Эссекса, и это ободряет лучше любых слов. — Вот только… Он смотрел на меня так же, когда я просил оставить меня в покое. Когда я умолял не ломать мои кости. Когда я умолял хотя бы дать мне обезболивающее. Когда я умолял не трогать мои ещё не сросшиеся рёбра, чтобы одно из них не навредило моим лёгким. Когда я умолял вернуть мне возможность видеть и слышать. — под конец голос Боснии надламывается, и он опускает голову, чтобы скрыть наворачивающиеся на глаза слёзы. Босниец по-прежнему не может вспоминать те годы без постоянного гнетущего чувства страха и беспомощности. — И вы так просто потакаете Хорватии и даже не пытаетесь разобраться, почему его презирает половина стран того времени. Хотя чему я удивляюсь? Ворон ворону глаз не выклюет. — Босния цепляет вежливую улыбку, пока Эссекс кривится в раздражении. — Довольно, Эссекс. — снова вмешивается Франкское Государство. — Ты безумен, если считаешь, что я позволю этому случиться. — она оборачивается к Уэссексу. — Твой брат с каждым годом всё больше походит на тех, кого сторожит. — Уэссекс только качает головой и сурово косится на брата, но тот не обращает внимания. — Не разговаривай со мной в таком тоне. — Эссекс гневается всё сильнее и нависает над женщиной, схватив ее за руку. — Я не собираюсь считаться с твоим мнением на этот счёт. Босния и Хорватия должны наладить отношения. Это пойдет на пользу им обоим. — Пока Босния не скажет глядя мне в глаза и при свидетелях, что пойти к Хорватии — его добровольное, искреннее и заветное желание, я ни за что на свете не позволю тебе этому способствовать. — Франкское Государство брезгливо отталкивает Эссекса и смотрит на боснийца. Тот быстро мотает головой, стараясь не выдавать свою панику, и женщина кивает. — Вам с Уэссексом, который спускает тебе с рук твоё дрянное поведение, не следует забывать, что с моим мнением стоит считаться. Мне напомнить, что случилось в последний раз, когда вы двое этого не сделали? — Нет нужды, госпожа Франкское Государство. — неподходящим для их отношений официальным тоном отказывается Уэссекс и за руку тащит брата к выходу. Оставшиеся страны в тишине переглядываются. — Всегда знал, что на ваше здравомыслие можно рассчитывать, Regnum Francorum. — прерывает молчание Священная Римская Империя. Заметна разница между его фамильярным обращением к Уэссексу и уважительным — к женщине. — Я приношу свои извинения за этот инцидент. — выдохнув и успокоившись, говорит Франкское Государство Боснии. — Сомневаюсь, что простого предупреждения Эссексу будет достаточно. Обращайся за помощью ко мне или к остальным родственникам Уэссекса как только случится что-то ещё. Она выходит из зала, едва Босния кивает и благодарит её. Австро-Венгрия потирает ноющие виски. — Ты хотел рассказать мне об этом… Хорватии? — интересуется он у боснийца по-прежнему без тени осуждения. Но черты лица австрийца все равно пропитаны болью — ещё с того момента, как Босния затронул тему своих пыток. — Тебе необязательно. Я и так всё понял. — Австро-Венгрия крепко обнимает Боснию, растерянно глядя на родителей. Австрия и Венгрия разделяют его чувства. — Если, кхм… — неуверенно начинает Австрийская Империя, коснувшись плеча боснийца. — Если у тебя остались проблемы со здоровьем после… Тех времён, скажи мне. Я могу помочь. Венгрия успокаивающе гладит боснийца по голове без слов. Босния шепотом благодарит их обоих и смотрит на отца и брата. Османская Империя, не изменяя старой привычке, ходит кругами вокруг боснийца. И он в ярости. — Не убивайте Хърватия, той вече е мъртъв! — пытается успокоить его Болгария с переменным успехом. Но Османская Империя не торопится брать себя в руки. — Вечером я жду тебя на семейный ужин, и там ты все мне расскажешь! — требует осман у Боснии. — А сейчас мне нужно кое-что сделать… — шипит он не хуже змеи и тоже уходит. Болгарин бросается за ним. — Итак, я рад, что ты выбрался из этого ужасного места. — уже увереннее продолжает Австрийская Империя, провожая дуэт взглядом. — Надеюсь, вы с Австро-Венгрией сдержите своё обещание. А теперь нам с Венгрией тоже пора идти. — Какое обещание? — с подозрением уточняет Босния у младшего австрийца. Тот неловко улыбается. — Отец очень помог мне с твоим освобождением. И за это он хочет как-нибудь поговорить наедине с тобой и твоим отцом. Я и сам бы хотел пообщаться с Османской Империей, честно говоря… — скороговоркой выпаливает Австро-Венгрия. Босниец быстро догадывается о целях этого мероприятия и краснеет. — Да-да, хочу попросить благословение у твоего отца. Если ты, конечно, не против, leendő férjem. — смеётся австриец, снова довольный реакцией на свои слова. — Я не против. — говорит Босния как можно спокойнее, и Австро-Венгрия целует его в макушку. — Я не представляю, как я буду разговаривать с твоими родителями. — тут же признаётся босниец шёпотом. — Не волнуйся. Ты им нравишься. — уверяет австриец, тихо посмеиваясь. Ему нравится смотреть, как смущается Босния. Так из зала наконец уходят и они, каждое мгновение стараясь смутить друг друга посильнее. Краснеющими и смеющимися их застаёт Российская Империя у ворот в резиденцию Уэссекса. — Рад, что у вас всё хорошо. — улыбается им обоим Россия. Австро-Венгрия кивает ему и хихикает, вспомнив особенно удачную шутку боснийца. — Босния, я бы хотел поговорить с тобой. — сообщает русский уже серьёзнее, но не слишком: он желает лишь праздной беседы, ничего слишком важного. — Не хочешь составить мне компанию сейчас? Или, быть может, в другой раз? — Не переживай об этом. — кивает Австро-Венгрия, когда босниец неуверенно смотрит на него, одновременно желая остаться с возлюбленным и поговорить с русским. — Most még mindig bőven van lehetőségünk egyedül lenni. — лукаво прибавляет австриец, и Босния в очередной раз заливается краской. Австро-Венгрия оставляет их наедине. Босния следует за Россией в незнакомую ему часть города. Здесь красиво, особенно после серых видов «неблагополучной» части. Босниец заворожённо наблюдает за яркими зданиями, неоновыми вывесками на некоторых из них и прогуливающимися странами. Некоторых из них он даже не узнает. — Что ж, полагаю, теперь у вас все хорошо? — любопытствует босниец, отводя взгляд от пары ругающихся незнакомцев. — Теперь у меня всё прекрасно. — с улыбкой подтверждает его предположения русский. — Я счастлив с Францией, меня уже много лет не мучают кошмары и мне больше незачем постоянно тревожиться о безопасности моих близких. Надеюсь, и ты станешь счастливым здесь. — Я уже. — радость Боснии может омрачить только напоминание о Хорватии, но сейчас он мало волнует его. — Уход из той части города — хороший повод для радости. — соглашается с ним Российская Империя. Русский сам избежал этой участи, но он не может сказать то же самое про многих своих близких. — Ты был там в безопасности всё это время? — Германская Империя приютил меня. — осторожно поясняет босниец. Он не уверен, стоит ли разговарить о нем с Россией. Тот мрачнеет едва заметно. — Он изменился за эти годы? — спрашивает русский без особого интереса. Босния неловко пожимает плечами. Он бы ответил положительно любой другой стране, но не России. — Мне хотелось бы в это верить. Германская Империя… Казался спокойным, когда мы разговаривали в последний раз. — Это связано с тем, что он может покидать пределы колючей проволоки? — вспоминает слова немца Босния. Тот как раз велел ему спросить это у русского. — Да. Буду честен с тобой: я совсем не в восторге от этого. — Российская Империя, конечно, не спешит оправдывать высказанных боснийцу надежд немца. — Но… Он не сделал ничего ужасного за эти годы, так что, быть может… — он тратит минуту или две, чтобы подобрать подходящие слова, но в конце концов просто машет рукой и пожимает плечами. — И во всем как всегда виновато безрассудство Эссекса… Если бы не он, ничего бы не поменялось. — тихо добавляет Россия с раздражением. — Давай сменим тему. Босния с облегчением заводит разговор о техническом прогрессе. Русский ожидаемо с трудом привыкает ко всяким новшествам. Босниец не осуждает — он и сам не сразу начал пользоваться всеми достижениями современной науки. Российская Империя и Босния останавливаются около огромной оранжереи. Босниец с восторгом рассматривает цветы и невысокие деревья всех цветов. Русский выглядит польщенным. — Я здесь работаю последние пару лет. Так случайно получилось. — объясняет он в ответ на вопросительный взгляд. — Это по-прежнему лучше, чем возиться с документами каждый день. — коротко усмехается Российская Империя и пропускает Боснию перед собой. Русский с чем-то возится в подсобке, не прекращая разговор. Однако их уединение быстро нарушают. — Срочно: как послать страну к чёрту с помощью букета? — дверь в оранжерею распахивается так резко, что босниец на мгновение заволновался: не случится ли что со стеклом? Из-за деревьев на входе появляется Третья Французская Республика, и он выглядит взбешенным. — Этот идиот снова… — Добрый день, господин Французская Республика, давно не виделись. — плавно перебивает его Босния. Француз берет себя в руки и смотрит на него, щурясь. Теперь он видит гораздо лучше, но привычка с давних времён никуда не делась. — Здравствуй, Босния. Действительно давно. С того самого дня, как Рейх разгромил мою страну, а Вишистская Франция добила ослабшего меня. Ножом в спину. Буквально. — Третья Республика фыркает с напускной небрежностью, и это тоже привычно. Почти каждая страна так говорила о событиях того времени. — Есть полосатая гвоздика — разочарование, герань — глупость и безрассудство, иберийка — равнодушие и безразличие… — возвращается к его вопросу Российская Империя, быстро пролистывая каталог, лежащий на одной из скамеек поблизости. — Отлично, мне нужен букет из всех этих цветов! Если они не сочетаются друг с другом, будет вообще прекрасно! — Третья Республика воодушевлённо потирает руки, уже предвкушая, как будет вручать букет какой-то стране. Русский вздыхает, но молча скрывается за деревьями на другом конце оранжереи. Кажется, ему не слишком нравится занятие француза. Босния и Франция в ожидании возвращения России не сразу замечают, как по аллее сюда неторопливо идёт Французская Империя. Зато явно замечает русский, судя по счастливой улыбке. — Пойдём со мной, mon chéri, ты должен кое-что увидеть. — понимающе кивает Третья Республика и за руку тянет Боснию к выходу. Тот не возражает: ему интересно, кому француз собирается вручить столь нелестный букет. — Третья Республика опять хотел какой-то неприличный букет? — насмешливо спрашивает Французская Империя, наблюдая сквозь стекло оранжереи, как его потомок под руку с боснийцем заходит в кондитерскую. — Он в последнее время только за этим и приходит. — с улыбкой подтверждает Россия и двигается к нему ближе за поцелуем. Француз разделяет его желание. — Не хочешь сегодня вместе пообедать? — Tu sais, je suis toujours d'accord. — Французская Империя мягко обнимает его и любуется светло-голубыми глазами супруга. Уже много лет он не видел в них боли и страха, и это делает француза счастливым. К их общей радости, он даже не помнит, когда последний раз успокаивал русского после кошмара. А кошмаров у того было много. И пусть он больше не видел в них смерть француза, её место заняли все кровавые деяния Германской Империи. И старые страны, считавшие своим долгом назвать Россию каким-нибудь унизительным словом за отношения с немцем, совсем не способствовали нормальному сну. Но теперь всё наконец-то хорошо. Они оба наслаждаются каждым мгновением друг с другом, и больше ничто не может им помешать. Французская Империя улыбается своим мыслям и флиртует с супругом, совершенно не обращая внимания на прохожих. Всё хорошо.