утонуть в реке из слёз и печали

Проснувшись, я минуту или две лениво ворочаюсь в кровати, настраиваясь на выполнение всех своих планов. Потом, кое-что вспомнив, резко вскакиваю с кровати и выбегаю на морозную улицу в чем был — в тонких штанах и футболке. Заглядываю в почтовый ящик, хватаю письмо и возвращаюсь в тёплый дом. Не такой уж и теплый, на самом деле, но старенький обогреватель пока не подводит меня, и слава богу. Сажусь за стол и неаккуратно вскрываю неподписанный конверт. Из него достаю долгожданное письмо от Эссекса. Было бы куда проще, будь у того мобильный телефон, но, как и большинство старых стран, он отрицает новые технологии. Впрочем, меня это мало волнует до тех пор, пока он способствует моему воссоединению с Боснией. Пробегаюсь глазами по угловатому почерку Эссекса. Пока ни одной хорошей новости, но я не расстраиваюсь. Rim nije sagrađen u jednom danu, как говорится. Отговорки, отговорки, ещё отговорки… Ох! Восторженно выдыхаю, глядя на самый конец письма. Внимательно рассматриваю набор цифр и подпись к нему, чтобы убедиться, что мне не показалось. Глаза не подводят меня — это и в самом деле номер телефона Боснии. Я сразу же записываю его в каждый блокнот в доме, пробую выучить наизусть и, конечно, сохраняю в списке контактов. Но не звоню сразу: хочу немного подумать и подобрать подходящие слова. А пока готовлю себе кофе и нехитрый завтрак — горячие бутерброды. Устраиваюсь в кресле возле окна и наблюдаю за происходящим на улице сквозь зеленоватый тюль с безвкусными завитушками (выбирал его не я — у меня-то вкус есть). Моё внимание сразу цепляет Режим Недича. Он раскуривает сигару на крыльце своего дома, подпирая спиной стену. И, что для меня важнее, пристально смотрит в мое окно, будто знает, что я наблюдаю за ним. Хотя… Наверняка так и есть. И как марионеточное государство, я отлично понимаю его. Если бы Босния сказал, что ему нужно заполучить Сербию, я бы тоже следил за Режимом Недича как за потенциальной угрозой. С одной стороны, стоит мне представить, как я оберегаю Сербию, и моё лицо тут же само по себе кривится в отвращении. С другой… Воображение живо рисует вежливую просьбу БиГ сделать это, и вот ситуация уже не так отвратительна, а скорее наоборот… Впрочем, о Сербии я и так слишком часто думаю в последнее время. Пока Босния рассказывал Режиму Недича их с Сербией историю, я, не особо скрываясь, подслушивал (мне стоило огромных усилий не восклицать каждые пять минут «я же говорил, что этот серб не приведет тебя ни к чему хорошему!»). Мне не совсем понятно, зачем Босния все ещё нужен Сербии. Отомстить? Навсегда удержать рядом? Поговорить и простить? Про себя усмехаюсь от наивности последнего предположения. Так или иначе, у Режима Недича свои интересы в сложившейся ситуации. Мне стоит учитывать, что он может вставить палки мне в колёса. Как и Австро-Венгрия (его брат и семья БиГ не кажутся столь значительным препятствием). Со стороны наверняка кажется, что от самого факта существования Австро-Венгрия я не испытываю ничего, кроме ярости и ревности. К сожалению или к счастью, это даже близко не так. Эссекс в подробностях пересказал мне свою беседу с БиГ. Тот сказал, что я не умею любить, потому что я марионеточное государство. Босния сказал чистую правду. И это не какая-то дурацкая метафора из романов. У меня действительно некоторые проблемы с чувствами. Я ощущаю лишь то, что Рейх посчитал полезным. Возможно, на войне в этом был смысл. Сейчас это только мешает — возможно, умей я испытывать такое чувство, я бы сожалел о том, что в своё время сделал с БиГ, и раскаивался. Но мне совсем не жаль. Если бы он знал, как красиво плачет, то понял бы меня. Я ненадолго прикрываю глаза, воскрешая в памяти этот образ. Сразу вспоминаю, как успокаивал Боснию после кошмаров, представляю, как глажу его по голове, а потом он спокойно засыпает. Душа ноет от тоски. Все эти годы я чувствовал, что мне не хватает самого важного, а теперь, даже когда он наконец-то здесь, я с болью понимаю, что все равно нескоро увижу его. Но скоро услышу. Прикидываю, как начать разговор. Пробую поставить себя на место Боснии. Что бы беспокоило меня больше всего в такой ситуации? Наверное, неизвестность. Ему пока не ясно, что я планирую делать и планирую ли. Думаю, будет хорошо, если я кое-что проясню. Днём готовлю себе еду и продолжаю размышлять о предстоящем разговоре. Внутренне сгораю от нетерпения. Хочется бросить загорские штрукли и позвонить Боснии прямо сейчас. Но само ожидание разговора слишком приятно, чтобы от него отказываться. Да и разве мне не часто приходилось терпеливо ждать… Всего связанного с БиГ? Вспомнить хотя бы, сколько я ждал нашей первой встречи. А сколько времени прошло, прежде чем он сказал мне пару слов по-хорватски! Жаль, что теперь Босния не хочет говорить со мной по-хорватски. Даже если он переходит с общего языка, то это всегда боснийский. Наши языки, конечно, похожи, и я могу не обращать внимание на какие-то особенности произношения и отдельные слова, но… Все равно мне хочется, чтобы это был хорватский. Хорошо, что нам обоим не интересен футбол, иначе разговоры о нём превратились бы для меня в сплошное мучение. За работой по дому время проходит быстро, да и ждать больше не хочется. Я быстро набираю номер телефона Боснии (я уже выучил его наизусть!). Представляю, как БиГ полминуты гипнотизирует взглядом незнакомый набор цифр на экране, прежде чем принять звонок. Наверняка он уже знает, чей голос услышит. — Znao sam da nećeš moći odoljeti svojoj znatiželji, moje najdragocjenije blago. — говорю спокойно, но не удерживаюсь от нотки самодовольства. Босния не спешит отвечать, и я уже начинаю беспокоиться. — Откуда у тебя мой номер? — первым делом спрашивает он. Его голос едва заметно дрожит. — От Эссекса. — охотно поясняю я: вопрос ожидаемый и справедливый. Ласково улыбаюсь, довольный неплохим началом разговора. — Но меня беспокоит, что он так легко согласился дать мне твой номер. — добавляю уже с ноткой раздражения. — Что если тобой заинтересуется какой-нибудь… Недоброжелатель? — Вроде тебя, да? — с деланным равнодушием бросает Босния. Я почти уверен, что он уже нащупывает кнопку выключения на своем телефоне, совершенно не думая о том, что после такого я буду звонить ему вдвое усерднее. — Босния, я хочу для тебя только лучшего. — вздыхаю. — Я знаю, о чем ты думаешь. — легко предугадываю его обоснованные возмущения. — Но позволь мне кое-что прояснить. Да, я причинил тебе немало боли. — Босния только фыркает. Что, удивлен, что я этого не отрицаю? — Я не буду говорить, что мне жаль или что я изменился: это совсем не так, а я не хочу лгать тебе. — Я и не сомневался в этом. — цедит БиГ, чем-то шурша. Отмечаю это, но пока не слишком интересуюсь. — Ты бы знал, как красиво ты плачешь. — тихо говорю я мечтательным тоном. Я солгу, если скажу, что это было не самое прекрасное зрелище в моей жизни. — С удовольствием взглянул бы на это снова. — Ну всё, с меня хватит. — бормочет Босния и отключается. Чёрт, кажется, моя последняя фраза была лишней. Наверняка он уже заблокировал мой номер телефона, но меня это точно не остановит. Небольшие манипуляции с телефоном, и я звоню ему снова. — Но тогда ты хотел лишь сбежать. — продолжаю как ни в чем не бывало. Усмехаюсь, когда слышу боснийские ругательства. Мне они тоже понятны. — А потом, когда я перестал причинять тебе боль… — я говорю бесконечно тепло и ласково, но по-прежнему ровно, не переходя к одержимому шепоту, как в нашу первую встречу. Вряд ли Боснии так станет спокойнее, но попробовать стоит. — Ты остался. Знал бы ты, как я изумился, что ты хотел быть рядом без всяких оков. Я никогда не был счастливее. Ты позволял обнимать тебя, проводить с тобой время, утешать тебя после кошмаров. — Которые появились из-за тебя. — вставляет свои пять копеек Босния. Я не обижаюсь: во-первых, я не умею, во-вторых, я знаю, что ему не хочется признавать, что подобное случалось и что ему и вправду было спокойно рядом со мной. — А потом ты ушёл. — продолжаю упавшим голосом. И это не актёрская игра: до сих пор расстраиваюсь, когда вспоминаю об этом. Босния вздыхает, но не перебивает. Наверняка хочет понять, зачем я ему все это говорю. — Сначала я был в ярости: у нас ведь все было хорошо. Почему ты ушел тогда, Bosna? Босния не отвечает, а я не тороплю его. Я уверен, что он хотел вернуться как минимум первые несколько дней. Быть может, наша с ним связь работала неправильно (ещё один минус марионеточных государств), но я не мог не почувствовать его слишком яркие сомнения и тревогу. Клянусь, я бы не тронул его, вернись он в тот же день. Я был бы в восторге. — Хорошо, не отвечай. — говорю, когда пауза неприлично затягивается. — Просто знай, что мне тебя не хватало. — Босния снова не отвечает. — Думаешь, я обижусь на твоё молчание или разозлюсь? — интересуюсь насмешливо. — Единственное, что мне сейчас может не понравиться в тебе или твоих поступках, это Австро-Венгрия. — Я не удивлён. — наконец говорит Босния. В моей душе разливается елей от одного его голоса. Слушал бы его целую вечность. — Я могу смириться с этим. — свое мнение на этот счёт я тоже решаю прояснить, но даже не пытаюсь скрыть свое разочарование. — Ты хочешь, чтобы тебя любили. Увы, это одна из немногих вещей, которые я никогда не смогу дать тебе. Но… Почему австриец, Bosna? Воплощение страны, веками угнетавшей хорватский народ? — Я недавно узнал, что ты знаешь обо мне чуть больше, чем я думал. Разве не должен ты тогда знать, почему я полюбил его? — отвечает вопросом на вопрос Босния. Меня раздражает, когда кто-то так делает, но в устах БиГ это звучит слишком прекрасно, чтобы злиться. Настолько отвлекаюсь на это, что едва не пропускаю мимо ушей тот факт, что Босния теперь знает мою небольшую тайну. И почему он так недоволен? Как я, по его мнению, знал обо всем, что ему нравится? И о том, чего он боится? Последнее я часто использовал в своих целях. И это БиГ ещё даже не подозревает, сколько я знаю про Рейха. Многие пытались выяснить, что случилось с Австрией после 1938. Я вот знаю. Но не вижу смысла кому-то рассказывать. — Я знаю лишь сухую информацию, Босния. Не твои чувства. А без них, боюсь, я не пойму, что тебя так впечатлило в его ухаживаниях. На мой взгляд они были довольно… Посредственны. — я тихо усмехаюсь: это я ещё мягкое слово подобрал. А пока Босния рассказывает мне на родном языке, какие неприличные вещи мне стоит сделать со своим мнением, я неожиданно возвращаюсь к нашей изначальной теме. — И чем дольше тебя не было рядом, тем хуже мне было. Всей своей сутью я чувствовал, что совершил ошибку, что должен вернуть тебя любой ценой и долго извиняться, убедить тебя остаться и никогда не отпускать. Но тебя нигде не было. Должен признать, ты слишком хорошо прятался. И теперь, когда ты здесь… Я ни за что не оставлю тебя. — обещаю я Боснии. Конечно, ему это не понравится. Но ему придется вернуться, хочет он того или нет. Ничего, в этот раз я попробую по-другому. — И я уже пробую кое-что организовать. — так и хочется похвастаться уже имеющимся небольшим прогрессом, но лучше пока не распространяться об этом. — Конечно, вряд ли у меня что-то получится с первого раза, но я буду пытаться столько, сколько потребуется. — Почему я? — спрашивает БиГ так несчастно, что я на мгновение теряюсь. — А кто? Не Сербия же. — отшучиваюсь, хотя прекрасно понимаю, что он спрашивал не об этом. Но мне нужно ещё несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. — Почему не Рейх? — ожидаемо перефразирует Босния. — Это было бы намного проще для тебя. И тебе стало бы легче. Тебя бы никуда и ни к кому не тянуло. И… У тебя с ним куда больше общего, чем со мной. — Неправда. — искренне негодую я. — Его вообще ничего не интересовало кроме его идей! С тобой у нас всегда были общие интересы. И я готов интересоваться всем, что интересно тебе. — ничуть не кривлю душой. Иногда приходится идти на уступки. БиГ вздыхает. Кажется, под «общим» он имел в виду не совсем это. — Кто вообще между тобой и им выберет его? — теоретически, я мог бы припомнить несколько таких стран, но я бы точно не вошёл в их число. А ещё Рейх, скорее всего, убьет меня, если я подойду слишком близко к его дому, не то чтобы я туда собирался. Зачем, когда есть Босния, с которым я чувствую себя самым счастливым в мире? — У тебя ничего не выйдет. — возражает Босния. Кажется, он больше старается успокоить себя, чем лишить меня мотивации. — Я мог бы забрать тебя хоть сейчас, Bosna. — мягко замечаю я, крепко сжимая телефон в руках не то от нервов, не то от раздражения. Конечно, не на Боснию — на местные порядки. — Я знаю, где ты живёшь. И знаю, что Австро-Венгрия вернётся лишь через пару часов, а ты к тому моменту можешь быть очень далеко. Со мной. — я не вкладываю угрозу в свои слова, но Босния явно воспринимает их именно так: я слышу его быстрые шаги, щелчки замков, нажатие дверных ручек. — Если ты заберёшь меня сейчас, меня найдут рано или поздно. — говорит БиГ нарочито спокойно. — Из этого города никуда не деться, и здесь не так много мест, где можно спрятаться с похищенной страной. К тому же на тебя подумают в первую очередь. — он, конечно, прав. Но у меня есть план и на такой случай. Правда БиГ о нем знать необязательно. Пусть успокоится и убедит себя, что в безопасности. — Именно поэтому я не тороплюсь. — довольно подытоживаю я. — Я хочу придать всему этому вид законности. Если я этого не сделаю, кто-нибудь постоянно будет нам мешать. Все скажут, что я удерживаю тебя против твоей воли. И хоть это будет недалеко от истины, — я усмехаюсь. Разве будет волновать меня общественное мнение, если Босния будет рядом? — Никто ведь не станет уточнять, почему я так поступил. Ты не можешь быть уверен в том, что у меня не получится — ты ведь на своем опыте узнал, как все здесь работает. И даже если у меня не выйдет завтра, через неделю, через год, — такое долгое ожидание может оказаться даже приятным. В самом деле, зачем торопиться? Вдруг я придумаю что-нибудь, что убедит Боснию прекратить избегать меня? — У меня целая вечность впереди, чтобы это сделать. — и кто знает, сколько всего может измениться за столько времени… Может, через пару лет мне и не придется что-то придумывать, чтобы забрать БиГ. — Подумай о моих словах, moje najdragocjenije blago. Имей в виду, я высоко оценю, если ты придёшь сам. — а на этой ноте, я думаю, стоит оставить Боснию наедине с собой и позволить ему все обдумать. Сомневаюсь, что он действительно придёт, но ведь всякое случается. Вспоминаю, что забыл кое-что сказать. Это не проблема: воспользуюсь сообщениями. «Кстати, я бы на твоём месте ждал через несколько дней весточку, » — печатаю и отправляю. Что ж, а теперь можно спокойно провести вечер за книгой. Я сказал всё, что хотел, пусть и разговор несколько затянулся. Впрочем, так ведь даже лучше.