Роза ветров

Я был взволнован. Казутора ушёл ещё вчера. Нервы были на пределе. Эмма сидела рядом, читала Брэдбери "Золотые яблоки солнца" в оригинале. И с виду была вполне безмятежна, только вот, края страниц все были загнуты и потрепаны, хотя обычно она была очень аккуратной. Ран звонил всего десять минут назад, сказал что все относительно неплохо. "Раненые конечно есть, но ничего смертельного." Это должно было успокоить, но с каждой минутой я нервничал все сильнее. Стоп, надо успокоиться, остановиться. Нельзя ни в коем случае поддаваться волнению. Паника - худшее что можно сделать в такой ситуации. Паника - худшее, в любой ситуации, в общем-то. Резко встав с дивана, я ловлю встревоженный взгляд Эммы и стараюсь ободряюще улыбнуться. Кажется у меня не очень получается. На кухне завариваю горячий чай, вообще-то он должен настояться, но у меня совершенно нет желания ждать. Кипяток жжет губы, но я не обращаю внимания на это. Он не настолько горячий для полноценного ожога, а значит все нормально. Когда чай выпит, а нервы приведены в порядок. Эмма откладывает дочитанную книгу. Улыбается мягко и хлопает рядом с собой предлагая присесть. Ложу голову ей на макушку, а она обнимает меня за плечи. Ран звонит через десять минут. Он говорит и говорит. Я вроде бы слышу и наверное даже понимаю его. Но не осознаю. Когда вызов заканчивается, мобильный летит в стену и разлетается на множество мелких кусочков. С шумом падает на пол. - Рë! Эмма подскакивает следом, хватает за плечи и заставляет посмотреть ей в глаза. Золотые, подобные солнцу. Надо успокоить и ехать в больницу. Если Казутора в критическом, то его повезут в ближайшую больницу, а в том районе только одна такая. - Документы. - Что? - Нужно, как можно быстрее собрать все документы и ехать в больницу. - Да. Эмма кивает и в ее глазах решительность вместе со страхом. В комнате, в верхнем шкафу на полке у меня лежали папки на каждого члена семьи, в каждой папки были все документы. И господи, как же я рад своей педантичности, прямо сейчас. Больница в двадцати минутах езды на автобусе. На такси всего десять. Отлично. Эмма вызывает его, пока я проверяю папку с документами Казуторы. А также беру некоторые из своих. Полиция точно будет и лучше с ней разобраться по быстрому. Женщина за регистрационным столом хмурит брови, когда видит, как мы с Эммой резко врываемся. А после отводит глаза, когда я спрашиваю о Казуторе. Просит подождать. Через пять минут мы сидим в кабинете глав. врача с полицейскими. Их было двое, но говорил только один. Спрашивает, пытается выяснить, как можно больше, пока второй проверяет документы, оба хмурят брови и о чём-то переглядываются. Я сижу и отвечаю на эти чертовы вопросы и чувствую, как время утекает сквозь пальцы, как тишина сжимает пространство. Эммы сжимает мою руку и это ощущение такое далекое. Я чувствую что опаздываю, но ничего не могу изменить. - Вы знали что сегодня будет это побоище? Да. И я ничего не сделал. - Нет. Казутора не хотел говорить о своих делах. А я...не воспринимал это достаточно серьезно. Он довольно замкнутый и одинокий ребенок, так что я был рад, что он нашёл приятелей. Я знал что это, одна из банд. Но в последнее время их так много, и большинство из них не несет какого-то вреда. Просто группа подростков. - Вот как. Что же, я думаю на этом все. Вы можете быть свободны. - Постойте. У меня тоже есть вопросы. Как и где был обнаружен Казутора? Какое у него состояние? И я знаю, что в банде у него был друг, Кейске Баджи, что с ним? Эмма сжала мою руку сильнее. Я мог подставить Баджи, своим заявлением, но с этим можно было разобраться потом. - Это не та информация, которую я могу распространять. - Попрошу, я являюсь законным опекуном Казуторы. И насколько мне известно, просветить меня вы не только имеете право, но и должны. Ведь Казуторе только шестнадцать. Хмурит брови, кривит губы. Гримасничай сколько хочешь, я знаю что говорю. - Рë, я оставлю тебя и Уро - сан наедине. Эмма быстро уходит, вместе со вторым полицейским. Тихо выдохнув, этот, снова хмуро смотрит на меня. - Скорая прибыла на место раньше, они сразу же увезли Ханемию и другого юношу в реанимацию. Вероятно, это и есть ваш Кейске Баджи. Но стопроцентной гарантии я дать не могу, нами сейчас выясняются все обстоятельства. Идет допрос всех кто попался. Но вероятно это ни к чему не приведет. Вы можете написать заявление и в случае смерти Ханемии, я обещаю...мы сделаем все возможное. - Почему...почему Казутора может умереть? - Мы разговаривали с врачами. Тот второй был практически в порядке, если исключить многочисленые ушибы и ссадины. Изначально подозревалось внутреннее кровотечения, но нет. А вот Ханемия, он...его состояние критическое. В скорой у него останавливалось сердце на несколько секунд. У него переломы, вероятно сотрясение и обильное внутреннее кровотечение. Я не медик, но даже я понял что парень...в общем в плохом состояние. Так что держись. Уро сжимает руку на моем плече. Как давно она там? Глаза отводит и выходит из кабинета быстро и не оборачиваясь. Никто, никогда не оборачивается, когда говорит о смерти. В кабинете тишина. Мир размыт и я ничего не слышу. Эмма появляется неожиданно. Я должен что-то сказать, что-то придумать, как-то поддержать. Но не могу сказать ни слова. Эмма молчит, обнимает. Мы на полу. Почему? Нужно успокоиться, нужно собраться. Казутора еще не мертв. Визг тормозов. Горячая кровь на моем лице и одежде. С крана капает вода. Тихий шум. Холодная и липкая кровь, что уже частично застыла. Эмма. Мы идем по коридорам больницы, и шаги отдаются эхом. Тишина. Эмма не плачет, но ее руки дрожат. Я сильнее сжимаю ее ладонь в своей. Она смотрит на меня, и я пытаюсь улыбнуться. Казутора еще не мертв. Не надо....отчаиваться раньше времени. Эмма отходит, говоря что возьмет нам кофе. Дверь от нужной мне операционной должна быть впереди. Только вот...там уже кто-то сидит. Светлые волосы падают на лицо, но мне не нужно это, что бы узнать кто там. Ран позвонил, когда мы ехали в такси. Он рассказал все что знал и видел. И он вызвал скорую. - Манджиро? Черные глаза напротив. Пустые. - Что ты тут делаешь? Он отводит взгляд. - А? Рë?...Знаешь мой друг Баджи, он сильно пострадал в сегодняшней потасовке. И когда я пришел и спросил об этом, мне сказали что над одним из пострадавших ведется операция. Так что да...вот я и здесь. Он сидит здесь.? И ждет Баджи? Смешно. Господи, как же смешно. Смешок срывается с губ. Манджиро удивленно выкидывает голову. - Да, знаю. Меня вызвали именно из-за этого. Манджиро, единственный кто сейчас находится при смерти - это Казутора. Чужие глаза так широко распахнуты. - А Кейске Баджи...что же, знаешь он отделался синяками и ссадинами, а самое серьезное, как я подозреваю у него, так это шок. Знаешь, когда человек теряет контроль над телом и не может даже моргнуть. Облегчение. В его глазах облегчение... - Так что да, с Кейске все хорошо, его никто толком не тронул. А вот ты, Казутору не пощадил. Ну как? Отомстил? Облегчение сменяет на смятение, а потом и на злость. - Ты не знаешь о чем, блять, говоришь. Казутора, заслужил это. - В самом деле? Казутора, заслужил смерть? Хах. Эй, Манджиро, а давно ты богом заделался? С каких пор, ты решаешь кому жить, а кому умереть? - Казутора убил моего брата и он напал на Баджи. Все это видели и все это знают. - В самом деле? А вот я знаю немного другую версию событий. Нет, конечно меня там не было, но знаешь, если человек с мозгами, то ему хватит и информации. Так, вот. Сначала вы с Казуторой подрались, ты вырубился, а Казутора исчез. Кисаки и другие члены Тосвы, встали вокруг желая защитить. Потом Кейске пришел и раскидал их, пытаясь убить Кисаки. Но, Казутора, не дал ему это сделать. Он остановил Кейске, а в следующий момент, Баджи схватил шок. И вы, конечно же, все решили что Казутора убил Баджи. Ведь, это так, сука, логично, неправда ли? И ты, одолеваемый жаждой мести за брата, а теперь и за друга, решил, что имеешь право убить Казутору? Ты бил и бил его. Раз за разом заносил руку для удара. Уверенный, что Казутора убийца и должен заплатить за свои грехи. Только вот, он уже заплатил. Казутора принял наказание суда, он отсидел. А вот ты нет, ты до сих пор здесь Манджиро, радуешься что Кейске жив. А вот Казутора умирает, и это твоя вина. Ты убийца, Манджиро. Черные глаза напротив, близко и опасно. Чужие руки хватают меня за воротник, притягивая ближе. - Да что ты можешь знать? Что ты, блять, понимаешь? Даже если Казутора не тронул Баджи, он убил Шиничиро! Убил моего брата, которые никогда не делал ничего плохого! Ты когда-нибудь, кого-нибудь терял? Конечно, нет! Посмотри на себя, идеальный пай-мальчик. Уверен, что вся твоя жизнь похожа на ебанную сказку! Так что я просто отомстил, сделал то что нужно! Его голос срывается на крик. Все эти слова...такие пустые. - О? А ты любишь поспешные суждения, да? Знаю ли я какого-то терять дорого человека? Хах, конечно да. Я потерял почти всех, кого любил. Моя сестра умерла ради меня, чтобы я имел шанс на счастливое будущее! А мать покончила с жизнью прямо на моих глазах! Так что, да, я блять, знаю что такое терять дорогих людей! Был ли я зол? Конечно. Растерян? Напуган? Потерян? Да, да, да! Хотел ли я отомстить? Да. Но я ничего не сделал. Потому что любой, даже самый поганый человек имеет собственную жизнь! И я не вправе ее отнимать! Я не играю в блядского бога! Тишина. Я ненавидел тишину. Дверь была закрыта, но звукоизоляция здесь хуевая, честно говоря. Именно поэтому мы оба услышали этот писк. Писк, говорящий, что сердце Казуторы остановилось. Глаза Манджиро так широко раскрылись. А зрачки задрожали. - А ты видимо заигрался. Мне стоило уйти. Дать себя время, собраться с мыслями. Но я смотрел на это лицо и эмоций было так много. Непобедимый Майки? Хах. Он отпустил ворот рубашки, но все еще стоял достаточно близко. Я не заносил руку для удара, просто и резко, без размаха. Хруст. Манджиро падает на пол и никак не реагирует, даже встать не пытается. Его глаза широко раскрыты и смотрят в никуда. Писк. Писк. Писк. Этот отвратительный звук, чем-то похожий на мелодию звонка телефона. - Майки! Дальше по коридору крик. Парни из Тосвы, Дракен, Мицуя, Пеян, Такемичи. Дракен срывается с места, занося руку для удара. Но Эмма оказывается быстрей. Выбегает из-за угла, становится между мной и ими. Дракен, едва успевает остановиться. - Эмма? - Если кто-то из вас, хочет тронуть Рë, то сначала ему нужно убить меня. Манджиро смотрит снизу в вверх, его глаза широко раскрыты, а в черных глазах отражается свет ламп. - Никакой ты не "Непобедимый", обычный мальчишка. Эмма подходит ближе, берет за руку и тянет дальше. Фигуры все меньше. Мир размыт. Мне нужно время, чтобы понять что я плачу. Что мир вокруг чертовски размыт. Черные точки пляшут перед глазами, соединяются в хороводы. Я не могу ничего слышать, только собственное дыхание и как отчаянно быстро бьется сердце. Казутора....мертв? Противный писк не прекращается даже, когда дверь операционной далеко позади. Это моя вина. Я ведь знал, знал что что-то случится. Но я оставил его. Я бросил его. Я ..... убил его. Хахах, разве не смешно? В конечном итоге...это я убил их всех. Мори умерла ради меня, а мама не смогла с этим справиться. Казутора умер потому-что я чертов идиот. У меня было все что-бы изменить это, но в конечном итоге...я так ничего и не смог. Я бездействовал, а это тоже преступление. Мори была холодной. Ее тело было бледным и очень худым, кости торчали, а вены в тот день были так отчетливо видны. Холодной, она была такой холодной. А вода из - под крана все капала и капала. Мама была горячей, по крайней мере на тот момент. Солнце отражалось в ее глазах, переливалось в волосах. Она была красивой, даже тогда. Бледная, осуновшееся, с синяками под глазами и постоянным тремором рук. От нее пахло табаком и цитрусом, этот запах...он перекрывал кислый, яркий запах металла. Но в тот день, под пронзительный визг тормозов, под крики толпы, запах навсегда отпечатался где-то в коре мозга. Я всегда его помнил, всегда чувствовал. Казутора....вероятно он будет уже холодным, когда я смогу его увидеть. Мертвые быстро остывают. Бледный, у него кости выпирают на запястьях и лодыжках. Его тело...оно ведь наверняка будет изувечено... Тот полицейских говорил, что у него переломы и сотрясение. Ран не вдавался в детали, но на воображения я никогда не жаловался. Я мог представить, как будет выглядеть деформации. Как будут выглядеть закрытые глаза и уже белые губы. Я мог представить, как буду разбираться с бумажками, ходить в органы. В похоронное бюро. Как Казутору положат в деревянный ящик. Я знаю, что все будут плакать, но это будет беззвучный плач, с редкими, едва слышными всхлипами. А потом...гроб опустят на дно. И крышка будет плотно закрыта. На нее с тихим стуком упадет сначала один клочок земли, а за ним и второй. И так земля будет падать и падать, пока полностью не скороет гроб, пока яма не будет полна земли. А потом все разойдутся. Эмма уведет Кейске, который захочет оставаться там до последнего. Но не в этот раз, сегодня моя прерогатива. Я буду стоять там, у надгробия, смотреть на даты. На этот маленький промежуток между рождением и смертью. Казуторе шестнадцать. Всего шестнадцать...это ведь так мало. В этом возрасте не умирают, в этом возрасте творят глупости, влюбляются, попадают в неприятности, гуляют до утра и громко хохочут. Но Казутора уже этого не сделает никогда. А на кладбище меня будут ждать уже три могилы. Три могилы...как много... Ветер. Холодный. Я сижу на ступеньках, но впереди не машины, а что-то вроде парка. Задний двор больницы? Но как я тут оказался? - Рë? Ты очнулся? Слышишь меня? Эмма. Конечно, Эмма. Везде и всегда. Живая и теплая, с покрасневшими глазами и искусанными губами. - Прости. Эмма резко кидается ко мне. Стискивает в объятиях. Я слышу надрывное дыхания, практически чувствую, как бьется ее сердце. - Господи! Как хорошо, что ты очнулся. Я боялась что придется звать врачей. Когда мы ушли, ты сначала начал задыхаться, а потом и вовсе потерял сознание! И я так испугалась. Акане с Тэтсуо должны вот-вот приехать и я совершенно не знаю что им говорить. И я...я так...я не знаю... -Все хорошо Эмма, все хорошо. Я сам скажу им что Казутора..что он.. - Он жив! Эмма перебивает меня, хватает за плечи и слезы текут по ее лицу. Ей ведь тоже больно и страшно. - Эмма, я понимаю... - Нет! Я говорила с медсестрами, всего семь минут назад! Операция прошла успешно и на данный момент жизни ничего не угрожает! Жив? Это звучало странно. Не логично, я ведь слышал писк, сердце остановилось. Но Эмма бы не стала обманывать. А значит...значит Казутора жив... Жив, жив, жив, жив, жив.. Значит, к черту логику. Ведь если Казутора жив, то все хорошо. Конечно он в плохом состояние, но с этим можно что-то сделать, это можно вылечить. Смерть, вылечить нельзя. Но Казутора жив и глаза жжет с новой силой. Глаза уже болят, но я не могу перестать плакать. Притягиваю Эмму и обнимаю. И она обнимает в ответ. Смеется, истерично и надорвано. Я смеюсь так же. Жив, жив, жив, жив, жив. Черт возьми! Казутора жив! - Рë, ты не поедешь домой? Акане ложит руку на голову, перебирает пряди. Не улыбается, на улыбку у нее сейчас нет сил. Она их все выплакала. Тэтсуо с Эммой стоят в коридоре, я могу видеть их через палатное окно. Разговаривают. - Нет. Я буду здесь пока Казутора не очнëтся. - Хорошо. Акане поджимает губы, хмурит брови, но в итоге соглашается. Обнимает напоследок и выходит в коридор. С Эммой я поговорил еще до их приезда, когда успокоился. Так что они обе уходят. Тэтсуо заходит в палату. Смотрит потемневшими глазами. - Ты все сделал правильно. - Нет... - Да. Ты ведь сам сказал что не играешь в бога? Верно же? Так и не пытайся. Ты человек. И ты не можешь взять на себя ответственность за все и всех. - Не могу. Но Казутора не "все". И я знал о том что должно случится. Я бездействовал. Тэтсуо положил руку на мою голову, давит несильно, но ощутимо. И я чутка сгинаюсь. - Какой же ты... С этими словами, он взъерошивает мои волосы. И уходит, шаги у него тяжёлые. Он зол и напряжен. Напуган. Интересно что он хотел сказать? Зная Тэтсуо это может означать все что угодно. Казутора лежит на кровати. Весь в бинтах и проводах. Кожа белая, как бумага и едва теплая. Дышит он медленно и с трудом, грудная клетка едва приподнимается. Доктор сказал что у него сотрясение, сломано два ребра, три пальца на руках, нос тоже сломан, губы разбиты, рваная рана на лопатках. И это если не считать того, что Казутора по факту это одна большая гематома. На часах двенадцать ночи, но я не хочу спать. Я вообще ничего не хочу. Рука Казуторы холодная, и я постоянно держу пальцы на его пульсе, хотя тут и есть прибор для этого. Но я хочу сам быть уверенным в том, что Тора жив. Что он правда выжил. Что моя ошибка, моя глупость не обернулась чем-то непоправимым. Когда медсестра заходит в шесть утра, я все еще не сплю. Я отхожу от Торы, не хочу мешать ей. Но она застывает на месте, смотрит на меня. И ее лицо на несколько секунд становится таким жалостливым. Прекрати. Не надо меня жалеть. - Доброе утро. Голос звучит хрипло, надо бы сходить взять себе что - то попить из автомата. От приветствия она дёргается. - Доброе. Вы..его опекун верно? - Да. Я чем-то могу помочь? Надо что-то заполнить или... - Нет, нет... Я просто...мне было любопытно. Вы ведь ровесники. Но уже считаетесь юридически взрослым...и сейчас... Вы знаете, большой молодец. Многие бы не смогли сделать и половину того что вы... Так что не убивайтесь вы так. Улыбка, правильная и мягкая. Другие в самом деле не смогли бы сделать того же что и я. - Благодарю за заботу, но я не могу не беспокоиться. Ведь Казутора часть моей семьи. Но я не они. Я знал на что шёл, я сделал выбор самостоятельно, осознавая риски и последствия. Ведь это все, ради дорогих мне людей. И я готов убиваться ради каждого из них. Я не люблю кофе. Но в автомате, только он и газировка. Горький, сколько сахара не ложи и с этим ужасно долгим послевкусием. А из автомата, он был словно вместо воды залит мочой. Но не в моем положении выбирать. Когда я возвращаюсь обратно в палату медсестра уже ушла. В десять, когда начинается время посещений, заходит Акане. - Доброе утро. - Ты не спала. У нее глаза красные, а кожа под глазами бледная. Я достаточно хорошо ее знаю, чтобы увидеть это все сразу. - Ты тоже, но это вежливо. Она поджимает губы, хмурит брови. - Глупо. А потом смеется, тихо и далеко не весело. - Ты всегда такой настоящий, когда не высыпаешься. Дикий мальчишка, прямой как палка. Прямой как палка. Хорошо. Ненавижу ложь в любой ее ипостати. Есть ложь, когда ты скрываешь какой-то не принадлежащий одному тебе секрет и это можно понять. Но вся остальная ложь, даже во благо...это все еще ложь. Какая ирония, что ненавидя ложь, я вру так часто и много. Почти смешно. Акане присаживается на край кровати, склоняется над Казуторой, проводит пальцами по закрытым векам. - Он так и не проснулся.. Это не вопрос. На него не нужен ответ. - Да.. Врачи сказали что у него тяжелое состояние, но это не кома. Он должен очнуться в течение недели. Акане кивает, едва заметно наклоняя голову. Прислоняется своим лбом, к лбу Торы. - Бедный, бедный ребенок... Шепот тихий, надрывный. Я выхожу из палаты, вчера на это не было времени. Ну а сегодня она имеет полное право на нечто подобное. Тэтсуо сидит рядом, откинув голову назад и зажмурив глаза. Ресницы склеились от влаги. Я иду по коридорам, сейчас тут много людей. Я выхожу на задний двор больницы, здесь гуляют люди. Но они дальше. Ноября. Холодное солнце, холодная земля. Но это не то что меня беспокоит. Небо сегодня такое чистое. Ярко голубое. Листья оранжевые, желтые, зеленые, красные и коричневые. Деревья гнутся под ветром, скрипят. Солнце лучами ложится на кожу, слепит глаза. Я смотрю на него еще немного, до черного круга, а потом все же закрываю глаза. Яркие цветные пятна рождаются на внутренней стороне век. Вот бы это состояние длилось подольше. Чья-то тень закрывает мне солнце. Приоткрыв глаза, я вижу больничную одежду, спутанные черные волосы и красные белки глаза. Прошло меньше суток, а я уже так привык к этому виду. - Кейске? Я наверное должен чувствовать злость или хотя бы раздражение. Но я не чувствую ничего. - Я...Казутора...он правда жив? На ступеньках маленькая фигура. Эмма. О чем ты думаешь? - Да. Облегчение Кейске настолько сильное, что ощущается почти физически. Он падает на колени. И фигура Эмма дергается, но все же остаётся на месте. Хватает руками траву. И шепчет, шепчет, шепчет. - Слава богу. Тора...живой...спас... Тихий шепот отдаётся в голове набатом. Я перевожу взгляд обратно на солнце. Мелкие ветки трещат в сжатых кулаках. Я мог бы сейчас отдаться на волю эмоций, мог бы много чего сказать, морально уничтожая. Точно так же, как сделал с Манджиро...но я не имею на это право. И вчера тоже не имел. Даже если я обижен, зол, огорчен, в отчаяние, даже если я сломан...не имею никакого права ломать других. К тому же, вчера я сорвался на Манджиро частично из-за его...назову это упрямостью. Он не хотел видеть ситуацию, скорее всего в этом виновата чертова "судьба", но вчера меня это мало волновало. Твердил про вину Казуторы и что сделал все правильно. А это было неправильно. Потому что Манджиро..в самом деле заигрался, пусть не в бога, но в "непобедимого" так точно. Черное солнце становится розовым, потом голубым и снова черным. Ладонь ложится на мои глаза. Пахнет дешевым кремом и карамелью. - Ослепнешь, Рë - чан. А ты Кейске, хватит нюни разводить. Я тебя вообще-то не просто так притащила. Узнал что Казутора жив? Убедился в правдивости моих слов? А теперь пошли, врач будет недоволен если ты не вернешься в палату к осмотру. Проморгавшеесь, убираю руку Эммы. Цветные пятна все еще кружат в уголках глаза, но это быстро пройдет. Кейске уже стоит на ногах. Пристыжено отводя взгляд. - Я хочу к Казуторе. - Сейчас к нему нельзя. Сначала осмотр, потом Казутора. Идём, Эмма, зайдем в буфет пока твой непутевый брат будет на осмотре. - Океей. Кейске сзади возмущается, но это не звучит серьезно. Так что большую часть пути мы проделываем в тишине. Эмма держится за мой локоть и ее руки слегка дрожат. Синяки под глазами и плохо замаскированный отек на лице. Она тоже плакала всю ночь не так ли?...Нет...у Эммы, дома еще Манджиро, уверен, что она первым делом проверила, как он. - Все хорошо? - Относительно. Я не могу сказать что все плохо. Потому что это не так. Все живы и не случилось ничего непоправимого. - Как...как себя чувствует Манджиро? Я не жалел о своих действиях, но я был зол и не контролировал то, что говорил. - Не переживай. Он сбит с толку, не понимает ничего, но он скоро прейдет в себя. - Хорошо..вот и хорошо. В буфете пахло хлоркой, кофе и чем-то молочным. Эмма берет себя крепкий кофе, а я беру чай. - Почему тебе так нравится чай, Рë - чан? - Почему чай?...Не уверен, что знаю ответ. Просто чай...это неизменная константа в моей жизни. В детстве Мори всегда заваривала мне чай, потом это делал я сам, а иногда и мама. Потом появился Моро - сан и его чай....он был восхитителен. Покорил меня с первого глотка. Я пробовал много разных напитков. Но именно чай нравится мне больше всего, он знаешь...создает такое родное ощущение тепла. И даже если мир вокруг будет рушиться, чай останется. Эмма мягко улыбается. Смотрит с нежностью. - Рë - чан? - Да? - Все будет хорошо. Врачи еще вчера сказали что все будет хорошо, Акане, Тэтсуо, Эмма, все говорили что все будет хорошо. Я и сам понимал что самая тяжелая часть закончена. Но..почему-то поверить в это могу только сейчас. Возможно дело в том, как это говорит Эмма, в ее голосе, выражение лица, возможно в том что у меня было время, чтобы успокоиться и взять себя в руки. А возможно это просто чай творит чудеса. Кто знает? Главное что сейчас все будет хорошо, по крайней мере какое-то время. Когда мы заходим в палату, Акане и Тэтсуо сидят рядом с кроватью. Уже гораздо более спокойные. - Как ты, выдра? Тэтсуо прерывает тишину, и я чувствую огромную благодарность. Говорить не хотелось. Он говорит в своей обычной манере, хотя его голос кажется немного более звонким чем обычно. А еще у него трясутся руки. Но это почти незаметно. - Все хорошо. - В самом деле? А эти твои...ничего не сделали? Акане выгибает брови. Она зла...но она так же уважает Эмму. И понимает что срываться на людях, пока они далеко, неправильно. Хочешь что-то сказать, скажи, но смотря в чужие глаза напротив. - О? Нет...они были шокированы и растеряны, но они не тронули бы меня. Ни за что - Такая уверенность... Акане отводит глаза, смотрит вновь на Казутору. Хочет сказать что-то злое. Но понимает, что так нельзя, а потому молчит. - Они... Эммы хочет что-то сказать, хочет защитить. Но понимает что говорить ей нечего. - Хватит. Все трое смотрят на меня. И только взгляд Тэтсуо выглядит обеспокоенным. Эмма и Акане слишком погрязли в пучине эмоций. - Вы двое...я все понимаю, правда. Но потому прошу, идите и прогуляйтесь, заодно и обсудите все то что тревожит вас. Тэтсуо, ты иди с ними. А я буду тут, приходите, когда сможете разобраться в произошедшем. Никто из них не выглядит удивленным. Но...возможно обеспокоенно? - А ты? Ааа, теперь понятно. - А я собираюсь оставаться тут, пока Казутора не очнется. А теперь идите уже. Голова, итак, раскалывается. Эмма сжимает мою ладонь, в своих ладошках. Тэтсуо проходя, треплет по волосам. Акане, ласково поправляет их, хотя ее движения немного дерганные. Когда дверь закрывается, а в коридоре постепенно стихают чужие шаги, я позволяю себе выдохнуть. И чувствую, как усталость валится мёртвым грузом, не дает дышать. Казутора все так же недвижим. Значение аппаратов, такое же как когда я уходил. Я не знаю что делать теперь. Кейске приходит спустя полчаса. Заходит молча, и также садится по другую сторону от кровати. Берет Тору за руку, проводит пальцами по тыльной стороне ладони. Сидит так, сжав его ладонь. Час за часом. За окном сумерки. Медсестра заходила уже трижды. Но Кейске никак не реагировал на нее. Продолжал сидеть, молча сжимая руку Казуторы. Ну точно немой страж... Могло бы быть смешно, но меня почему-то лишь тошнит. Казуторе не нравились часы, сейчас я понимаю почему. Стрелки отсчитывали каждую секунду, проведенную здесь. Без пяти двенадцать. Кейске заснул, все еще сидя, но поджав колени к груди и обхватив их одной рукой, второй продолжал сжимать руку Казуторы. Голову опустил, уткнулся лбом в колени. В половине третьего утра я выхожу в коридор, к автомату. Беру два горьких стаканчика. Мы стоим у окна палаты, холодный ветер дует в лицо. В кармане пачка сигарет. Старые, мамины сигареты, которые привезла Эмма. Я не курил, но запах цитрусового табака придавал сил. Пачка была старой, как и сигареты. Все те же, что и несколько лет назад, когда мне их отдали сотрудники больницы. Сигареты, упаковка жевательных конфет, и несколько мелких монет. Вот и все. - Эмма, сказала что ты забрал Казутору. Оформил опеку, предоставил ему все условия, заботился. Но...она не сказала, почему? Почему? Хороший вопрос. Вряд ли Эмма знает ответ. Я сам его не знаю. Просто, когда я посмотрел в эти глаза напротив, то увидел...что-то знакомое. Потерянное и убитое. Я мог бы уйти. Я̶ х̶о̶т̶е̶л̶ у̶б̶е̶ж̶а̶т̶ь̶. Но остался. Почему? Понятия не имею, может они все были правы, и я в самом деле сумасшедший? - Причины нет. Считай это моей прихотью. - Из одной прихоти, такое не делают. - Такое? - Не устанавливают опекунство, не ходят по больницам, ища, как бы помочь, не сидят в палате несколько суток, ждя, когда очнется, не теряют контроль. - А сам? Кейске замирает, а после усмехается. Выхватывает из моих рук пачку сигарет, с зажигалкой внутри. Зажигалка новая. Поджигает, а после делает первую затяжку, сразу после начинает кашлять. - Что за чёрт? - Этим сигаретам лет пять, не ожидай многого. Кейске смеется. Возможно из-за моего ответа, возможно из-за ситуации. - Ты его любишь? Замолкает. Резко, открывает, зажмуренные до этого глаза. Смотрит со злостью и потерянностью, как бродячий щенок, честное слово. Как Эмма говорила? " Псина Дикая", ну почти верно. Кейске делает еще одну затяжку. Выдыхает дым немного резче, чем следовало бы, но в этот раз не кашляет. - Больше жизни. Он...моя несбыточная мечта.. - Несбыточная мечта? На лирику потянуло? - Нет. Просто это так. Казутора стал моей мечтой, тем чего мне всегда не хватало, тем, в ком я нуждался, с первого взгляда, как жаль, что я осознал это...слишком поздно. - Не бывает "поздно". - Думаешь? Кейске наклоняет голову, щурит глаза и делает еще одну затяжку. - Пока человек жив, да. Он выдыхает цитрусовый дым мне в лицо, а после отворачиваются. Смотрит на многоэтажки, на практически пустую дорогу, на деревья. Смотрит, но не видит. Хочется смеяться и я смеюсь. Возможно мой смех - это нечто истеричное, но пускай..пускай. Пока человек жив, "поздно" быть не может. Утром медсестра снова проводит осмотр. Кейске стоит у стены, нахмурив брови, наблюдает за ее действиями. А потом говорит, что ему тоже следует пройти в палату для осмотра. Кейске молча отворачивается. - Не любишь врачей? - Не люблю, когда ко мне лезут. - Разве, она не просто делает свою работу? - Свою работу, можно делать молча. Не лезя в мою жизнь. Ты бы видел, как жалостливо она на меня смотрела, когда я только очнулся. И до сих пор. Бесит. Кейске не любил жалость, я знал это еще от Эммы. Он никого не жалел сам, и не желал жалости других. Я мог понять это. Ближе к десяти, Эмма пишет что они задержаться, и подойдут попозже. А еще пишет, что мне следует подготовиться. К чему? Вряд ли к хорошему... Что же, проблем не избежать, так что следует расправиться с ними поскорее. Кейске вернувшись с осмотра, почти сразу же заснул. Сидя. Я уложил его на койку к Торе, она конечно маленькая, но уж лучше так. Стук в дверь, тихий и сбивчивый стук. - Б..Баджи - сан!? Чужой голос кажется пронзительным, надорванным. За дверью стоит Такемичи и еще один. Блондинистые волосы, зеленые глаза...и это "Баджи - сан", если не ошибаюсь, то это должен быть Мацуно Чифую. - А, ох, простите...Я наверное палатой ошибся.. Чифую растерянно смотрит. Отходит назад. Такемич в непонимание хмурит брови, смотрит на меня. Но прежде, чем он заговорит, я прикрываю глаза и делаю тяжелый вдох. - Нет. Если вам нужен Кейске Баджи, то вам сюда. - А?! В самом деле? Чифую удивленно вскидывается. - Да, но боюсь сейчас он спит... Меня уже не слушают, рывком заходят в палату, бросаясь к кровати, и останавливаются всего в метре от неё. Чифую Мацуно выглядит потерянно, разбито, отчаянно. И мне жаль его. Но.. - Баджи - сан...? Почему... - Почему тут? Все просто, знаете ли, Баджи любит Казутору. В глазах этого мальчишки нечто большее, чем просто дружба. Но и не любовь. Даже не влюблённость. Ряд смешанных, непонятных чувств, который мог бы перерасти во что-то большее.. - Что? Но..но ведь Казутора пытался убить Баджи...и.. - Ты ведь не знаешь всей истории верно? Казутора не пытался убить Баджи, он пытался его остановить и защитить. Я стараюсь говорить, как можно мягче. Но мой голос тверд. .. Они могли бы перерасти во что-то большее, возможно, могли бы когда-нибудь найти взаимность...но я не позволю этому случится. - Знаешь, ведь у них все взаимно, Казутора любит Кейске, а тот любит его. И это...побоище, лишь доказывает это. Казутора всегда старался сделать, как лучше.. Сделать одного друга счастливым, спасти другого... И что он получил в ответ? В конечном итоге только Кейске был всегда рядом с ним, никогда не отворачивался и всегда любил. Это ложь. И я отлично это знаю. Но я также знаю, что для Торы, Кейске, это не просто "Несбыточная мечта". Кейске, "надежда" Казуторы, тот кого он так сильно любит. Тот, кто так сильно нужен ему. Прости, Мацуно Чифую, я не хотел бы этого делать. Я мог бы хотя бы сказать что-то в оправдание, что-то вроде, "у тебя все, еще может быть впереди, а у них это вечное", но не стану. Потому что даже если это правда, сейчас, говоря это, я лишь потакаю своему потоку эгоизма. Я говорю и говорю, много и частично ложно. Но Чифую, не может этого понять. Я вижу, как заставляю его ломаться, как разбиваю "это нечто". И мне жаль. Но я в самом деле разделяю чувства Кейске к жалости. "Не жалейте меня, ведь я не жалею других". Эгоист до мозга костей. Эмма однажды сказала, что я похож на Кейске. Тогда я не понял, а сейчас да. Чифую что-то говорит, тихо, на грани шёпота. И сбегает. Фигура Кейске дергается, но он остаётся на месте. Такемичи стоит у двери, растерянный и потерянный. Заходя внутрь, он закрывает дверь. Вероятно, чтобы человек рядом не услышал наш разговор. - Рë? - Да, Такемичи? - Почему ты... - Так жестоко поступил с Мацуно? Все просто, Такемичи, я эгоист. Я не соврал ему, просто выразил это в гораздо более жесткой и резкой манере, чем заслуживает того Мацуно. Но...Казутора для меня важнее. Он часть семьи. Как и ты. -О..о, ясно. Такемичи все еще выглядит сбитым с толку и потерянным. Кладу руку ему на голову. - Прости, со всем этим, времени у меня не было даже, чтобы спросить, как ты? - А?..я? - Конечно ты, тебе ведь тоже досталось. Такемичи улыбается, невесело, но достаточно уверенно, что бы я мог поверить в искренность улыбки. - Спасибо, Рë, все хорошо. Я практически не пострадал. Отделался синяками, да парочкой ушибов. - Это не "хорошо".. Хватаю за щеку и тяну в ее сторону, несильно, но ощутимо. - Это все еще раны, а ты все еще человек. Так что не пренебрегай отдыхом, лекарствами и хорошей едой. Такемичи смеется, щурит голубые глаза и согласно кивает. - Конечно. А теперь, прости, но я должен идти. Попробую найти Чифую, да и Мицуя - кун вероятно хочет поговорить с тобой. О? Так это Мицуя? Я предполагал что Дракен. - Хорошо. Только, Такемичи, давай встретимся через несколько дней. Мне надо с тобой поговорить. Следует разобраться уже с этим. Больше, я откладывать не намерен. - А? Ага, хорошо. Такемичи выходит. Кейске все еще притворяется спящим, покрепче прижимая к себе Казутору. Мицуя заходит минут через семь. - Добрый день, Рë. Как всегда, он выглядит вежливо и расслабленно. Но меня не обмануть, я вижу, что его тело частично напряженно. А в глазах, настороженность. - Здравствуй, Мицуя. Как ты себя чувствуешь? - Не плохо. А ты? Знаешь, выглядешь ужасно. Это не подкол. Не попытка задеть. Мицуя констатирует факт. Я не спал несколько дней, нормально не ел, много нервничал. Я выгляжу дерьмово, хотя это конечно не предел. - Удовлетворительно. И все же...почему пришел Мицуя? Если бы он просто беспокоился о Кейске или, возможно желал узнать о состояние Торы, это можно было сделать по другому. К тому же сообщение Эммы...нужно будет поговорить с ней. Мицуя на мой ответ наклоняет голову. А потом бросает взгляд на Баджи. - И долго ты собираешься делать вид, что спишь? А? Кейске встает аккуратно, чтобы не потревожить Тору. А потом скалиться, тянет рот в улыбке. - А тебе то какое дело, Мицуя? Нахуя приперся? Майки прислал? О? Это возможно. К тому же Кейске, явно должен лучше их знать. Улыбка на губах Мицуе застывает. Он бьет Кейске сначала по ноге, а следом даёт подзатыльник. - Посмотрите на него. Я тут значит пришел проведать его. Мы все, знаешь ли все это время беспокоились о тебе. - Только обо мне? Голос Кейске тихий, настороженный, серьезный. - Нет. Но...ситуация не простая. И ты прекрасно это знаешь. - Знаю. И все же, ты пришёл. И никуда то, а именно в палату Казуторы. Был ли я лишним в этом разговоре? Бесспорно. Но уходить, и оставлять Казутору с ними, я не собираюсь. И Кейске знает это, кидает на меня всего один взгляд. Я отхожу к окну, открываю створки настежь. И не слушаю, что они говорят. Потому что у меня нет никакого желания лезть в это дерьмо и необходимости тоже нет. Они говорят долго, Кейске срывается местами на звериный рык. Мицуя старается голос не повышать. Но иногда тот звучит слишком звеняще. Я считаю листья на дереве. Когда они заканчивают, я останавливаюсь, тысячи триста два листа. Это не полная и не очень точная цифра. Но важно ли это? Кейске выходит, громко топая, дверь закрывает с лишней силой. О, так уже время второго осмотра. Мицуя задерживается. - Скорая приехала раньше полиции. Он находится визави. Щурит глаза. Мицуя был хорош в драке, но он также был достаточно умен, хотя в основном его ум был интуитивным. Он понимал людей, он мог их поддержать, понять, принять. А еще у него была странная...аура "старшего брата", по крайней мере, так говорила Эмма. Я не совсем уверен в этом, но ощущения от него было немного странно - комфортным. Так что возможно, она права. - А еще они приехали очень быстро. - Вот как? Что же, видимо нам всем повезло. - Удача? Прости, Кавай - кун, но я не верю в удачи, когда в деле замешан ты. - Что за подозрения Мицуя? Меня там не было, знаешь ли.. К тому же, я ведь просто человек. - Говори что хочешь, я останусь при своем мнение. Но...Спасибо. - Спасибо? - Я не мог остановить Майки...и нет...я не хотел его останавливать. Даже понимая что это не правильно...я думал, что Казутора получает то что заслужил. Я даже не пытался ничего сделать, только стоял и смотрел. Спасибо, что скорая приехала так рано. Спасибо, что взял ответственность. Спасибо. За все спасибо. Ты был прав тогда, но не только один Майки заигрался в бога, мы все... За это тоже Спасибо. - Мицуя...в отличие от других ты все же кое-что сделал. Как сказал Баджи, ты пришёл. Ты пришёл сюда в палату к Казуторе и встретился визави к реальности. Это уже что-то. Мицуя застывает на пару секунд. А после уходит, быстро и не оборачиваясь. Это не было пустыми словами поддержки. Это была правда. Я, считаю, что для того что бы сделать первый шаг, нужно гораздо больше сил, чем для всех остальных. Потому что делая первый шаг, ты переступаешь через прошлого себя. И через все то что связывало тебя сейчас и тебя раньше. Эмма является через пятнадцать минут. - Акане осталась с детьми, а Тэтсуо у Моро - сан. - А ты караулила у входа? - Ага. Хотела удостовериться что все пройдет хорошо. Садится рядом. Кладёт голову на плечо и вздыхает. - Как ты? - Думаю, хорошо. - В самом деле? - Ага. Я все еще чертовски напряжен и частично напуган, но я....я думаю что все идет гораздо лучше, чем я ожидал. - Ты просто, иногда чëртовски сильно пессимистичен. - Это называется реализм. - Реализм включает в себя и хорошие варианты, а ты в основном рассматриваешь только плохие. Я не спорю, только тихо фыркаю. Эмма улыбается. Кейске возвращается в палату, застывает у двери. - Давай - ка Рë - чан, сходи и возьми нам все что-нибудь перекусить. Эмма подталкивает меня к двери, практически выгоняя из палаты. Вот ведь наглая. Изворачиваюсь, и растрепываю ей волосы. - Ладно - ладно, только давайте тут без истерик и выяснения отношений, окей? - За кого ты, меня принимаешь, Рë - чан?! Я сама рациональность. - А я тогда танцор диско. Дверь возмущенно захлопывается перед моим лицом. В больничном буфете, я беру две чашки кофе и одну чая, захватывая заодно и пару булочек. Все это занимает минут десять. Но дольше задерживаться я не собираюсь. Эмме я доверял даже больше чем себе. Баджи Кейске правда был идиотом моментами, но тоже заслужил часть моего доверия. И все же, я должен был убедиться. Быть...уверенным что когда Казутора проснется, все будет хорошо. Что он проснется. Когда я все таки возвращаюсь, Эмма в палате была одна. - Мадам Баджи забрала его. Она все еще не может смириться с выбором Кейске. Мадам Рëко, Эмме не нравилась. Она была неплохой матерью. Сыну желала только лучшего. Но именно поэтому иногда просто не понимала его, а потому и принять его желания и действия не могла. Эмма же принимала всех, Кейске, Манджиро, меня. И никогда не просила измениться. - Рано или поздно, она сделает это. Если Кейске не откажется от своего выбора, то ей придется принять, если не хочет порушить отношения с ним. - Во - первых, Кейске не откажется. А во-вторых, я понимаю это....но Кейске...он всегда выглядит таким чертовски потерянным после разговоров с матерью. Эмма поджимает губы, крепче обхватывая стаканчик с кофе. Наверное стоит что-то сказать, но я понятия не имею что. В таких ситуациях, я обычно использую фразы из книг по психологии, но все это, Эмма и сама прекрасно знает. Так что мне остаётся только молчать. И ждать пока Эмма, сама до чего-то дойдет. - Ладно, итак, в последнее время все идет дерьмово, так что нечего накручивать себя еще больше. С этим, она допивает остывший кофе, одним глотком и подходит к мониторам. - Показатели все те же. Эмма поставила пустой стаканчик на тумбу, и допив я поставил свой туда же. На мои слова, она слегка кивает. - Это хорошо? То что его состояние стабильно? - Да. Но мы все еще не знаем когда Тора проснется. Врачи говорят, что на этой неделе. Бледное лицо Торы, на больничных простынях кажется еще более светлым. Громко стукает дверь. Кейске быстро оказывается возле кровати и хватает Тору за руку. По нему видно, что он зол...но еще...это выражения лица, оно выглядит....разбитым. В самом деле, совсем не похоже на то что Кейске обычно напяливает на свое лицо. И все же то как он держит руку Казуторы. - Агш.. Какого хуя, ты меня по руке ударил?! - Не хватай его так, он тебе не кукла тряпичная. Кейске смотрит зло. Но берет руку Торы гораздо аккуратнее. Эмма уводит Кейске спустя минут двадцать. На прощание сжимая мое плечо и ободряюще улыбаясь. Акане и Тэтсуо приходят спустя час. Акане склоняется над Казуторой, целует в лоб. - Привет, Тора. Вглядывается в лицо еще пару секунд перед тем, как отойти. Тэтсуо становится возле окна, неотрывно смотрит на мониторы. Акане присаживается рядом со мной. Обхватывает лицо ладонями и всматривается. После качает головой, так же целуя в лоб. Она выглядит немного лучше. Но вероятно сегодня она смогла поспать. А также разобраться со своими эмоциями, приведя их в порядок. Мы сидим молча. Акане все так же держит меня в объятиях, хотя это далеко не самая удобная поза. А Тэтсуо не отводит глаз от мониторов. Он хорошо разбирался, как в анатомии, так и в физиологии. Растения, животные, люди, он хорошо понимал все. И у него были основные медицинские знания. Иногда мне интересно, как бы могла сложиться его судьба, если бы не отец. Мог ли он стать врачом? Биологом? Или может ветеринарном? Если бы все его детство не состоял из бесконечной череды тренировок... Он наверно бы вырос другим. Не стеснялся бы своих эмоций и знаний. Был бы более открытым и живым, таким, каким и должен быть подросток...нет...наверное больше подходит юноша? молодой человек? Странно звучит если честно... А кем бы могла быть Акане? Что если бы этого пожара никогда бы не случилось? Она была, да и есть, умная и начитанная. Добрая и отзывчивая, после происшествия, она стала более закрытой? отстранённой и...хмм не то чтобы грубой, но более резкой. Могла бы Акане в конечном итоге вырасти прекрасной, молодой девушкой? Стать воспитателем? Учителем? Библиотекарем? Или ее будущее было бы другим? А Эмма? Какая бы у нее могла быть жизнь? Она умная и хорошо знает языки, могла бы она стать переводчицей, или же стюардессой? Могла ли она посвятить свою жизнь боевым искусствам? Или нашла бы себе другую нишу? Рико, Ай, Йори, они могли бы вырасти прекрасными людьми, и они вырастут, я уверен, но они могли бы расти с нормальными родителями, счастливые. Так же, как и Казутора. А какой исход мог бы быть у меня? Даже если допустить факт моей жизни...я не могу представить себе другую жизнь. Она мне и не нужна. И все же это не важно...то что случилось не изменить. Жизнь абсолютно не смешная шутка, но над ней все же стоит посмеяться. В молчание и раздумьях проходит почти час. Акане крепче обнимает меня на прощание. После поправляет волосы у Казуторы. - До завтра Тора. Тэтсуо напоследок сжимая мое плечо. Потом тоже склоняется над Казуторой, проводит рукой по его волосам, возвращая их к беспорядку. - Давай Тора, просыпайся. Мы все ждём не дождемся тебя. Голос Тэтсуо хриплый. Он уходит. В палате мы снова только вдвоем. На часах восемь вечера. Эмма вероятно, тоже ушла домой, а Кейске вероятно придет до десяти. А до этого момента, я предоставлен сам себе. В девять с половиной проходит последний на сегодня обход, следующий только в час. А через семь минут, я слышу стук в дверь. Странный стук, резкий и прерывчатый. Это, точно не Кейске и не кто-то из персонала. Но гостей в больнице быть не должно. Я открываю дверь. А за ней меня встречает темнота чужих глаз. - Больница закрыта для посетителей, Манджиро. - В самом деле? Какая жалость. Он может казаться резким и грубым, но то как он себя ведет, как говорит, стоит, смотрит...да даже то что он заявился сюда среди ночи. Совесть замучила? Последнее я говорю в слух, Манджиро не отвечает. Смотрит не отрывая глаз и не моргая. Я могу просто закрыть дверь или позвать персонал. Я отхожу в сторону, пропуская Манджиро. Я ему не доверяю. Но люди....есть люди. И иногда им нужно давать еще один шанс, или два, или пять. Или столько, сколько понадобится. Потому что люди - это люди. И им нужна помощь. Им нужен второй шанс. Им вообще-то много чего нужно, и я готов дать им все что у меня есть. Кому-то больше, кому-то меньше, но абсолютно всем я готов дать еще шанс... Но только при условии, что он сделает шаг на встречу, что не побоится, что придет, возьмет ответственность, а не будет трусливо прятаться и отнекиваться, хотя если кто-то сбежит...я тоже не буду осуждать. Он подходит к Торе и с каждым разом его шаг все меньше, а движения все медленней. От двери до Торы шесть шагов, около десяти секунд, чтобы дойти неспешным шагом, шесть, если идти быстро, максимально за три с половиной секунды. Но Манджиро делает десятый шаг за пятнадцатую секунду, его и Тору разделяет всего один обычный шаг. Манджиро едва двигается, глаза опустил в пол и смотрит только под ноги. Он стоит так минуту, а потом один из приборов пиликает. Не в первый раз, приборы тут хоть и хорошие, но иногда могут начинать пиликать, тикать или жужать, но в столь напряжённой тишине этот звук, кажется оглушающим. Манджиро вздрагивает, резко вскидывая голову, он утыкается взглядом прямиком на Тору. И застывает. Я не вижу его лица у двери, а потому отхожу к окну, где возможность обзора получше. Он выглядит напуганным и растерянным одновременно. Смотрит широко раскрытыми глазами. А потом резко дергается вперед, хватаясь за заднею часть койки. Склоняется ближе к Казуторе, заглядывает ему в лицо. Оно безмятежно, будто он просто спит. Но его лицо, частично покрыто бинтом с одной стороны, и мазью на другой, что была нанесена на синяки и гематомы. Одеяло чуть сбилось за день, потому сейчас видно и шею, на одной стороне отпечатки пальцев видны, так чертовски хорошо. И Манджиро застывает, смотря на них, кажется даже не дышит. Тянет руку к горлу и я вижу, как сильно его трясёт. Я оказываюсь рядом, но не останавливаю, он кажется меня даже не заметил. Кладет руку, осторожно не надавливая или сжимая, и вот чудо - то, отпечатки идеально подходит. Чудеса. Хочется смеяться или сломать эту ебанную руку к чертям собачьим. Я не делаю ничего из этого. Манджиро белеет, и сейчас его цвет кожи почти идентичен белизне Казуторы. А потом его лицо сереет, и трясти его начинает еще больше. Я толкаю его всего за пару секунд, до того, как его выворачивает, не на Казутору и то неплохо. Он опирается на колени руками и дрожит, стараясь ухватить ртом воздух. Я обхожу кровать, оказываясь рядом с ним. - Ну как? Завораживающее зрелище, неправда ли? Человек заслуживает помощи, заслуживает вторых шансов. Он много чего заслуживает. Но он в первую очередь должен научиться брать ответственность, за себя, свои слова и поступки. - Заткнись.. Голос Манджиро дрожащий и хриплый. Что же, он все-таки пришёл, а потому я сделаю небольшое исключение. Я помогу ему принять ответственность. - Почему я должен молчать? Почему я должен слушать, что ты говоришь? Я уверен у Казуторы тоже нашлось бы что сказать, но ведь ты не дал ему это сделать. Никто из вас не дал. Люди склонны совершать ошибки, Казутора совершил одну, да серьезную, да....ту которая касается тебя в первую очередь, он совершил ошибку, которая оставил в твоей душе глубокие раны. И ты поставил на нем крест, вы все. Я хватаю его рукой за затылок, не тяну, но заставляю посмотреть на меня. - Я не осуждаю тебя за это, нет. Я могу понять, правда могу. Но в чем же тогда проблема? В том что ты вцепился в это. Ты раз за разом вскрываешь едва зажившие раны, выдавливая оттуда все больше гноя из боли и скорби, а уж из этого родилась злость, а за ней и ненависть. Бесконечный, порочный круг...как печально. Ты не пытаешься бороться, ты не пытаешься смириться, ты вообще ничего не делаешь. Просто закрыл глаза, постарался загнать это чувство куда-то вглубь себя, сделать вид, что все хорошо. Но ведь это не так. Я смотрю в его глаза, и вижу, как зрачки то расширяются, то сужаются. Его трясёт. И скорее всего его сейчас опять вырвет. Он пытается вырваться, отвести взгляд. Я сжимаю волосы на затылке и он шипит, перевожу руку с затылка на подбородок. С силой сжимаю руку, вероятно останутся синяки. - Казутора был таким же. Погрязшим в этом грехе, он тонул, задыхался. Но он сделал шаг вперед. Он получил свое наказание, он отсидел. Он принял свою ошибку, а главное он ее понял. Казутора ходит к психотерапевту, Манджиро, чтобы разобраться с собой, что бы собрать себя по кусочкам. Ты же ждешь, когда кто-то, склеит тебя. - ..Ты помог ему...и все те кто был, вы все помогли ему... - Не строй из себя одиночку, у тебя есть близкие, которые бы сделали все, чтобы помочь, но ведь ты сам их не пустил. И моя помощь была, но Казутора сам понял и принял, он сделал шаг, он принял ответственность и сломался окончательно, но лишь, для того чтобы собраться заново. Ты нет. - Я не хочу....не хочу чтобы они страдали из-за меня. Никто...никто из них не должен страдать из меня... Казутора не должен страдать из-за меня.. Но...я также не хочу страдать. Манджиро снова выворачивает на пол, чужая рвота остаётся на моей обуви. Пахло желчью. Кажется, мы движемся в верном направление, но Манджиро начинает сворачивать в не ту сторону, самоненависть...Я мог бы ему позволить, но Эмма вероятно расстроиться, да и не заслужил он этого. - Тогда почему ты ничего не делаешь? Может прекратить все это? И попробуешь что-то сделать. Манджиро смотрит прямо на меня. Как долго? Понятия не имею. Его лицу вначале возвращается более здоровый цвет, а после прежняя безмятежная маска. Он становится ровно. Вытирает рвоту с подбородка. Вырывается из хватки и оборачиваются к Казуторе. Склоняется над ним еще раз, выглядывает в его лицо. Касается плеча. - Да... Он сказал это не обернувшись, так тихо, что я вряд ли бы услышал, если бы мои чувства не были бы так обострены. Он отходит от Казуторы. Покачивается, с носка на пятку. Бросает на меня последний, пустой взгляд и уходит. Что же, я сделал все что мог, хотя нет, мог бы я и больше...но не захотел. Манджиро, не моя ответственность, не тот ради кого я мог бы пойти на что - то большее, чем разговоры и немного действий. Он лишь чуть выше в ряду чем Тачо, и то, только потому что является братом Эммы. Я делаю шаг вперед, чужая рвота хлюпает под ботинками. Ох, черт, а я уже и забыл об этом. Часть пола залита, надо убраться. Нет, конечно можно было бы позвать персонал, придумать что-нибудь и сказать им это. Но мне стоит чем-то занять себя, ведь меня тоже трясет. Найти подсобку оказалась легко, как и взять нужные мне вещи. К счастью я не встретил персонал больницы, разговаривать не хотелось. Тряпка с хлюпом упала на пол. Что же, это не сравнится с тем, что мне пришлось убирать, чтобы Моро - сан принял меня к себе. Так что больше действий и меньше мыслей. Кейске приходит в двенадцатом часу ночи. Я предпочитаю не заметить его покрасневшие глаза и трясущиеся руки. Я все еще не доверяю ему. Но мне нужен воздух. А оставить Казутору одного я не мог. В коридоре я встречаю одного из дежурных врачей. На меня он бросает усталый и незаинтересованный взгляд. Возможно он слишком устал, или уже слышал обо мне и моих "ночевках", но все же это халатность. Я сам так делаю, а потому понимаю насколько опасно, это может оказаться. Наверное я звучу как лицемер. Но это правда моей жизни. Дверь на задний двор должна быть заперта на ночь. Но она, конечно, была открыта. В холодном свете луны, тени вытягивались. Опавшие листья шелестели под ногами, а ветер трепал во волосам. Следующие полчаса, я трачу на то, что хожу по земле, практически не отрывая ног и шелестя листьями. На улице прохладно, а у меня нет времени на болезни, так что я возвращаюсь в палату за три минуты до следующего дня. Кейске все еще сидит на койке Торы, держа его за руку, поглаживая тыльную сторону ладони. У меня, если честно, никогда не было однозначного мнения о Кейске Баджи. Когда до четвертого ноября остаётся меньше минуты, я думаю, что в принципе у меня никогда нет однозначного мнения. - С днем рождения Кейске. Он дёргается. Часы пробивают полночь. Мы молчим. - Это правильно? - Ты родился в этот день. Так что, по факту это можно воспринимать, как констатацию факта. Но если бы Казутора не спал, он бы поздравил тебя. Потому что считал бы этот день, настоящим праздником. Кейске молчит еще пару минут. - Спасибо. - Что было вчера, пускай останется вчера. Кейске, от неожиданности резко дергает головой, по совиному хлопая глазами. А после растягивает губы в привычной ухмылке. - О? Не знал, что у тебя, есть чувство юмора. - Да у меня вообще талантов много, знаешь ли. - Охотно верю. Все последующие часы, мы с Кейске молчим. Он потому что не знает, что ему дальше делать со своей жизнью. У меня каких-то прям объективных причин нет. Я просто устал. Видимо сказались четвертые сутки без сна. Как-то я размяк за это "спокойное" время. В детстве я мог не спать неделю и в принципе неплохо себя чувствовать. А потом появились:Эмма, Моро - сан, Тэтсуо и Аканэ, которые принялись следить за тем чтобы я спал хотя бы часик и ел хотя бы раз в сутки. Раньше я не совсем понимал почему так, бесспорно, здоровье это важно, но я себя знал и знал сколько могу нарушить без особых беспокойств. Сейчас я понимаю их, намного лучше. Аканэ приходит ровно в десять. И встречается в дверях с Кейске. Который также возвращается в палату Торы. Она хмурит брови, поджимает губы. Но пропускает его в палату. Заходит следом и закрывает дверь прямо перед носом Тэтсуо. Я понимаю все по одному взгляду, а потому молча выхожу. В ответ, ловлю благодарный, но все еще хмурый взгляд. Тэтсуо стоит, прислонившись спиной к стене напротив двери. - Пойдем -Куда? - Выпьем кофе, а то как-то не по себе. На это Тэтсуо насмешливо фыркает. - Не по себе? Ты здесь уже четыре дня обитаешь, при этом питаясь только кофе, да булочкой раз в день. И я готов поставить собственную печень на то что ты, блять, ни секунды не спал с того момента, как приехал. Другой бы давно ебнулся, а тебе всего-то "не по себе". - Ой, да не утрируй ты. В детстве бывало и хуже. - В твоем детстве, вообще знаешь ли не бывало "лучше", одно сплошное дерьмо, да страдание. - Не надо преувеличивать, у меня было вполне неплохое детство. - Ага, конечно. Мое детство по сравнению с твоим, является настоящей сказкой. - Ты снова утрируешь. - Нет. Просто ты отказываешься признавать суровую реальность, а она такова, что все твое детство можно поместить в папку для психотерапевта. Люди по пути на нас странно смотрят, но не лезут. Так что ладно. В столововой чай все еще плох, но пья его я чувствую уже почти родное отвращение. А булочки тут вообще вкусные. Вот даже Тэтсуо замолчал. Наше импровизированное чаепитие не заняло больше двадцати минут, но на обратном пути в палату встретилась знакомая медсестра. - Поздравляю! Она хватает меня за руку, широко улыбаясь. И первуе секунды две я не понимаю что происходит. А потом до меня доходит, вырвав руку, весь оставшийся путь я пробежал менее чем за минуту. Дверь распахнулась с грохотом. На меня уставились четыре пары глаз, Акане, Баджи, доктор и Казутора... Казутора. У него были красные глаза и мокрые щёки, растрепанные волосы. А еще приборы в палате сменили свой однотонный писк на нечто новое. Но Казутора очнулся, Казутора жив. - Рë? Его голос звучит хрипло и тихо. Лицо начинает болеть и я понимаю насколько широко улыбаюсь. - С пробуждением, Казутора.