Домашний очаг

Мужчина гладит ребенка по голове, садится перед ним, заглядывает в темно-голубые глаза, всматривается в них, отмечает привычный красный отблеск, сдерживает дрожь неуверенности в руках и мягко обнимает мальчика, тот утыкается в шею мужчины, а потом со смехом отстраняется: - Старик! - радостно восклицает он, - Я уже взрослый, старик! Мужчина хрипло смеется, взъерошивает волосы на голове ребенка, отчего тот дуется, и мужчина снова не может сдержать приступ хохота. - Тогда докажи мне это! - он встает и смотрит на ребенка, будто оценивает его. Тот тянет край своей футболки, хмурится и выкрикивает: - И докажу! - Пока меня не будет, ты обещаешь не включать плиту и пытаться приготовить что-нибудь сам? - сурово спрашивает священник, мальчик кивает, - Ты дождешься остальных? Ребенок хмурится, думая о потерянном шансе на сюрприз, но снова кивает - он держит обещания. - Они будут всего через час, - мягко улыбается экзорцист, - потерпи совсем чуть-чуть. - Хорошо! - подпрыгивает Рин. Он - взрослый, что бы кто ни говорил, ему уже семь, и остальное не важно, и если они не верят, то он просто докажет им это! Он почти силой заставляет себя сесть на кровать вместо того, чтобы помчаться на кухню или на улицу, где его ждет новый велосипед. Он обещал! Достает Джамп и нетерпеливо листает страницы, поглядывает на часы, хмурится. Снова принимается за выпуск Джампа, но он быстро надоедает, и ребенок обращается к книжке с картинками кролика. Та тоже недолго занимает ребенка, и вскоре он обращается к коробке с игрушками и безделушками, которые привозили отец и обитатели храма. Он бережно расставляет фигурки лис, которые его отец привез из одного из храмов, ставит в ряд небольшую коллекцию из машинок, отдельно кладет даруму, которая зло смотрит на него, и он, не сдерживаясь, хмурится в ответ, следом за куклой следуют несколько коробок с конструкторами и пазлами, которые так любит Юкио, потом он с трепетом вытаскивает настоящий патрон, который он подобрал в одном из карманов отца во время большой стирки. Патрон - сокровище, самый что ни на есть настоящий и тяжелый! Рин с трепетом перекатывает его в руке прежде, чем вернуть на дно коробки, и смотрит на выложенные вещи, раздумывая чем же убить время. Ребенок снова хмурится и недовольно рычит, а потом неловко заваливается на бок. Сознание уплывает. Сердце делает один удар, второй, а потом внутри отчего-то все начинает гореть, вспыхивает синее перед глазами, а потом все и вовсе гаснет. Наверное, он погиб - кажется ему, и он больше не успевает ничего придумать или понять прежде, чем перестать осознавать себя. Перед его взором церковь Отца Фуджимото, Рин морщится, кричит от боли, он оглядывает помещение широко раскрытыми глазами, смотрит на свои маленькие и горящие руки, на свою горящую плоть и ползет-идет, перед ним, позади, справа и слева все плавится, горит и трещит. Пламя пожирает все, а он оглядывает свой дом, покинутый около года назад. - Черт! - воет он от боли, смотря на то, как плоть начинает трескаться, - черт, - шепчет он, теряя сознание. Тело рассыпается, шипит пламя и трескаются окна от высоких температур, а потом гремит взрыв. Здание сотрясается, и падают все барьеры. Посреди главного зала монастыря всплывает сердце, объятое синим пламенем, и медленно спустя минуту встает на ноги беловолосый грустный ребенок, оглядывая будущее пепелище. - Черт... - почти плачет он. Все вокруг него объято огнем, он оглядывается: все шипит и трескается, догорают занавески, и температура настолько высокая, что под рамами окон образуются небольшие стеклянные лужи. Рядом с ним трещит дерево скамеек, а под ногами топорщится, обламывается и разрушается такой же деревянный пол. Температура его не беспокоит, но щепки больно впиваются в босые ноги, он осматривает себя, свою догорающую любимую толстовку, остатки обуви и обхватывает себя руками. - Погасни, - тихо просит он, но пламя бушует, - погасни, - снова шепчет он, - погасни, - слезы катятся из его глаз, пламя не поддается толком контролю, но самые сильные языки пламени наконец гаснут, и он знает, что сейчас очень горячий - его следы оставляют небольшие тлеющие отпечатки, но он упрямо бредет в свою комнату. За ним идет и огонь, стремится за хозяином и стелется по земле, приветствует его и ликует - они так давно не виделись, но Рин просто плачет: это его часть, с которой он был разлучен сразу же после рождения. Но ему кажется, что лучше бы и не встречались. Ступени трещат, древесина врезается в пятки, и он не знает, что будет делать потом. Ребенок долго стоит за две ступеньки до входа в их с Юкио комнату, просит снова и снова пламя отступить, и только когда огонь чуть-чуть отходит назад, он быстро врывается в детскую, берет почти первые вещи, которые видит, и знает, что должен спешить. Он и так потратил много времени. Заглядывает в комнату отца, но ключа так и не находит, забирает все деньги, которые может найти, и, наконец, стремится к черному входу. Пламя снова мчится за ним, он крепко прижимает меч и сумку из плотной кожи к себе и жмурится - только бы оно не следовало дальше за ним. На улице пламя не отступает, и он в отчаянье замирает и кричит ему: - Пожалуйста! Собственная сила не слушается, взволнованно ревет, а потом с неба почти потоком его омывает волна дождя. Это выглядит настолько неестественно, что он приподнимает брови и широко раскрытыми глазами смотрит на небо над ним, потом оглядывается на чуть погаснувшее пламя и бежит. Полные свинцовой тяжести чернильно-тёмные тучи разворачиваются огромной спиралью над головой, цепляя шпили высоток и радиовышек, закрывая свет дня и обрушивая на город непроходимую, ледяную стену дождя. Огромные, тяжёлые капли больно бьют по спине, плечам и макушке, словно пудовые кулаки. Рин чувствует, как вода пропитывает начинающие тлеть вещи и тут же закипает, слышит шипение испаряющейся влаги и летит, не чувствуя ног, в подворотни. Пелена дождя закрывает обзор, размывая мир на расстоянии вытянутой руки, но ему всё равно. Он знает этот город как свои пять пальцев и способен промчаться по нему с закрытыми глазами, знает, куда люди никогда не посмотрят. Ему нельзя привлекать внимания. Нельзя. *** - Отец Фуджимото! - в тир влетает пожилой священник, отвлекая его от объяснений Юкио. - В церкви произошёл взрыв! Широ замирает как вкопанный, у него вздрагивают руки, что-то вскрикивает Юкио, а сам он может только смотреть-смотреть-смотреть-смотреть на появившегося человека, больше всего на свете желая, чтобы это было дурной шуткой. - Ч..что произошло? - спрашивает он напряженным голосом, позволяя профессионализму вести его. Он вот-вот сорвется, но он должен, должен держаться хотя бы ради ребенка, дергающего его за руку. Юкио чуть успокаивается, заслышав вопрос Отца, и обращает свой взор на подошедшего пожилого мужчину, тот постоянно комкает платок, дрожит и тихо говорит совсем непонятную Юкио фразу. - Очевидцы говорят, был взрыв, - Юкио не понимает, в доме нет взрывчатки, - пламени, - голос священника достигает невероятный высот, - голубого, - его голос резко пропадает и сипит. Отец Фуджимото отшатывается назад, в поясницу больно впивается угол огнестрельного рубежа. *** *** Дождь барабанит тяжёлыми каплями, закрывая весь мир, размывая и пуская по дорогам мутные реки, несущие мусор, пыль и грязь летнего города. Шелест воды забивается в уши непрестанным шелестом, приглушая голоса людей и шум машин, проносящихся по автостраде. Кажется, будто небеса решили утопить погрязший в грехах человеческих душ город. Ледяной ветер так и норовит забраться под полы плаща, цепляется за меховой подбой. Мефисто целенаправленно шёл вперёд, держа над головой раздражающий абсолютное большинство экзорцистов – и особенно любимый за это – отвратный розовый зонтик. Демон щурил глаза, продвигаясь сквозь высокую мокрую траву. Он мог бы не заморачиваться и использовать более быстрые способы перемещения и обнаружения, но... честно говоря, даже он не знал, как отреагирует тот, кого он искал. Вот только драки и привлечения ненужного внимания Ватикана им и не хватало. Тихий треск и шипение испаряющейся воды отвлекли от нерадужных мыслей. Фель повернул голову в сторону звука и усмехнулся. Ну, конечно... - А ты хорошо спрятался, маленький брат, - шепнул он, заставляя настороженно вскинуться свою находку. Под автострадным мостом, обнимая слишком большой для него меч, в грязной, наполовину истлевшей футболке и таких же грязных, измазанных пеплом шортах сидел семилетний Окумура Рин, обернув длинный хвост вокруг босых, явно мёрзнущих ножек. На земле вокруг него кое-где тлели отблески синего пламени, совсем не уберегающие от сырости и холода - слишком маленькие были. Синие глаза расширились, сверкнув алой точкой на дне. - Ме-ф-фисто? - замёрзшие губы дёрнулись в подобии улыбки, и детские руки сильнее сжали Курикару. - М-мне... с-следовало д-догадаться, что без т-тебя... не об-бошлось... - Ну, я ведь Повелитель времени, всё-таки, - Фель фыркнул, внимательно рассматривая мальчишку. В белоснежных волосах вспыхивали и гасли синие искры, несмотря на скрытый в ножнах меч, одежда дымилась, не способная выдержать жара, но ребёнок всё равно мёрз. Демон вздохнул, касаясь рукой в перчатке ворота своего плаща, и совсем не свойственно для того, каким знал его Окумура, и сказал без насмешки и веселья. - Ты совсем замёрз, младший брат. Нам стоит уйти отсюда до того, как члены Ордена заметят тлеющую в дождь траву. И не позволяя Рину ответить, накинул на него свой плащ. Завернул ребёнка в мягкую белую ткань и поднял на руки. Ткань местами начала тлеть, а Рин вырываться, Мефисто насмешливо улыбнулся и прижал ребёнка ещё сильнее. - Пусти! - дернулся Рин - Ну и ну, - промолвил Фель, - ты хочешь упасть в грязь? - Рин замер, смотря на Мефисто широко раскрытыми глазами, пока тот открывал дверь, ведущую в его пентхаус. - Будь терпеливым, маленький брат, - на удивление серьёзно отметил он, - ты в безопасности, - ржавая дверь, ведущая раньше под мост, скрипнула, - тебя никто не убьёт. Рин вцепился со всей силы в пиджак Мефисто, пламя чуть взвилось вверх, он процедил: - Откуда ты знаешь? - Я - демон, - просто усмехнулся Фель. Окумура крепче сжал зубы, но промолчал. Да и что он мог сказать? Сердце колотилось как бешеное и хотелось рычать. А ещё драться. Разрушать, ломать, двигаться. Тело трясло от напряжения сдерживаемого гнева. И боли. В сердце. Казалось, там до сих пор сидела пуля Юкио, перенесшаяся с ним во времени. Так не должно было быть!.. Плащ Мефистофеля затлел активнее, и Рин вынужденно прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на счёте. - Вот так, - непривычно тихий голос ректора прошелестел над ухом, по спине прошлась большая рука, горячая и сильная, даже сквозь подступающую истерику. - Держи себя в узде, маленький брат. Ты владелец своей силы. Ты ей командуешь, не она тобой. От мягких интонаций сделалось только горше, Рина отчаянно затрясло, и он уткнулся лбом в чужое плечо. С губ сорвался совсем уж жалкий всхлип. Стало вдруг неважно, куда его несёт Мефисто и зачем. Важно было, что он просто был. Большой и сильный. Не насмехающийся и не язвящий. Просто рядом. Они идут по коридору куда-то в глубь дома, и Фель несёт его на руках, как совсем маленького, хотя в этом возрасте их даже Фуджимото перестал так таскать. Запах палёной ткани мешается с запахом карамели и сладостей, вечно окружающем демона и перебивающим его природный — похожий на запах самого времени, аромат. Что-то вроде старых книг, тонкого слоя пыли, свитков в библиотеке. Мир качается в такт уверенным шагам, а Рин только и может, что цепляться за светлый пиджак и дышать на счёт. Глаза жжет собирающимися слезами, но он отказывается давать им волю. Ведь он уже не ребенок. Демон подходит к резной деревянной двери, чуть притормаживая и перехватывая ребенка поудобнее, поворачивает ручку, проходя в огромную, отделанную мрамором купальню, уже наполняющую воздух горячим, влажным паром. Воздух сразу же становится тяжёлым и жарким, добавленное в воду ароматное масло придает ему хвойный аромат. Рин поднимает голову от чужого плеча и оглядывается, любопытно вертя головой, в носу шмыгает, когда Фель подходит к ванне, в которой и взрослого можно утопить, не то что его-теперь-совсем-мелкого. - Вот так, - мужчина стягивает с него превратившийся в тряпку плащ, откидывая в сторону: всё равно теперь только выкидывать. - Давай приведём тебя в порядок. Рин крепко сжимает меч, что больше его самого почти на десяток сантиметров, всё ещё не уверенный, что ему делать. Хвост нервно проходит по ногам, нервно подрагивает белая кисточка. - Давай-давай или тебе помочь? - усмехается Мефисто, стягивая прожжённые перчатки и такие же прожжённые, некогда белоснежные пиджак и рубашку, под которыми проступают уродливые ожоги, оставленные дичащимся пламенем. - Я и сам могу! - бурчит Рин и отводит глаза в сторону, укладывая, наконец Курикару себе под ноги, перемазанные пеплом, землёй и грязью. Он знает, что его пламя опасно, знает, что будь Фель человеком, вероятно, уже не смог бы двигать руками, знает, что на высшем демоне всё заживёт само максимум к завтрашнему дню, но... всё же, он не... Мефистофель усмехается, и молчит. Непривычно и почти неправильно. - Кидай в общую кучу, - распоряжается ректор, пока мальчик стягивает с себя чёрную, рассыпающуюся в руках ткань. - Потом поищем тебе что-нибудь, что продержится на тебе подольше. - Ага... что-то вроде "огнеупорные футболки для ваших детей от семи и старше"? - нервно фыркает Окумура после водного плеска за спиной. - Конечно, - соглашается Мефисто и, подхватив его подмышки, сдёргивает в воду. - Не дёргайся, здесь для тебя глубоковато. - Эй! - Рин обиженно смотрит на демона, сбивая с волос тут же нахлобученную шапку пены. Фель фыркает и смотрит. Смотрит будто бы с грустью и сожалением, так, как смотреть не должен, и, казалось раньше, не умеет. Этот взгляд пробирается в душу. Смотрит. Смотрит. Смотрит. Сейчас Рин готов поверить, что демоны умеют видеть человеческие души и касаться их вот так - только взглядом. Мальчик передёргивает плечами и на мгновение ныряет, смывая пену и уходя от этого пронизывающего, понимающего взгляда. Горячая вода смыкается над головой, с шипением гася оставшиеся языки пламени. Так лучше. Мефисто перекидывает ему смешную мочалку с заячьей рожицей, когда он снова вдыхает полной грудью. Сажа, пепел и грязь с трудом отмываются от его белой, словно мелованной кожи. Даже интересно, она всегда такой будет или сойдёт со временем за человеческую? - Ну, вот, - мужчина поднимается с шумом стекающей воды и помогает выбраться Рину, когда тот заканчивает промывать светлые волосы, накидывает на них обоих огромные, мягкие махровые полотенца, свалившиеся прямо из воздуха. - Осталось только отобедать и отправить тебя отсыпаться. - Только чур готовлю я! - выкрикивает Рин, позволяя укутать себя в банный халат и терпеливо перенося попытку помочь с полотенцем на волосах. - А то я помню, как ты готовишь! - Отлично! - в голос демона возвращается весёлая дурашливость, он откидывает мокрое полотенце куда-то в сторону и снова подхватывает ребёнка на руки, игнорируя возмущение. - Значит, отведём тебя на кухню! - Я сам могу идти! - возмущённо сопит в его объятиях Окумура, старательно отводя взгляд от ожерелья ожогов на его шее. - Ну-ну. Ты сам предложил мне свою готовку, а это стоит того, чтобы сэкономить время по дороге, - насмешничает мужчина. Он, разумеется, всё видит и знает. Готовить для кого-то для Рина не только радость, но и язык, на котором он говорит больше, чем словами. Способ сказать важное, способ успокоиться, когда дрожат руки... способ извиниться и выразить признательность. Мефистофель уже видел, как Рин готовит — там, в иной линии времени. Как преображается, священнодействуя с пищей, как отдается искусству всей душой. С какой радостью он творит и совершенствуется. И всё же, кажется, где-то он успел упустить нечто важное. - Ты готовишь с помощью Синего Пламени? - право, Фель не был уверен, шокирован он таким святотатством или же восхищён. - Ага! - Рин сверкнул улыбкой, проводя ладонью, объятой синими языками над запекающейся рыбой. - Получается даже лучше, чем обычно. По крайней мере на вкус пока никто ещё не жаловался, а это самое главное. И они даже проверяли на демоническую энергию, поливая святой водой пожаренные над кулаком сосиски. - Держи! - мальчик пододвигает Фелю первую порцию, утаскивая вторую себе на тарелку. Он прекрасно знает, что Мефисто легко мог бы заказать себе обед из лучшего ресторана страны и не особо заморачиваться, но также он знает, что из возможных вариантов ректор всегда выбирал то, что готовил он. - Иттадакимас! Он подхватывает палочками аккуратный, пропечённый кусочек белого мяса, исходящий золотистым соком, и с должным почтением помещает в рот. Еда смертных удивительная, а приготовленная младшим братом, ещё и восхитительна! Рыба тает на языке, рассыпаясь тончайшим веером вкусов. Не сдерживая чувств Мефисто стонет, почти захлебываясь слюной. Божественно! Он облизывается и больше не смеет отвлекаться от священнодействия, подтягивая к себе новую порцию. - Я сделаю тебя своим поваром! - восклицает Король Времени, вызывая у ребенка тихий смешок, спрятанный за палочками. Всегда приятно, когда хвалят за дело. Когда искренне восхищаются твоим творением, благодарят за него. Рин фыркает, и шевельнув пальцами, зажигает маленький огонёк под заварным чайником. Сейчас пламя послушно, легко следует за мыслью. Он поднимает глаза на веселящегося старшего брата, и взгляд против воли прилипает к его бледной шее, выглядывающей из пушистого, махрового халата. - Ого... - выдыхает он и поясняет, видя вопросительно поднятые брови Мефисто. - Я и не знал, что высшие демоны исцеляются настолько быстро… Король времени удивлённо опускает взгляд ниже, осматривая ожоги. Всего полчаса назад глубокие, красно-чёрные, с обуглившейся корочкой, они внезапно розовеют и затягиваются прямо на глазах. Неприятные, стянувшиеся от крови и сукровицы, они рассасываются и растворяются, словно сахар в горячей воде. И это после Синего пламени-то... - Знаешь, я тоже это как-то не так привык видеть... - рассеянно признаёт брат. Концепция старшего брата для Рина нова и неожиданна. - На мне все заживает быстро - чуть тянет гласные Рин, - но не настолько, - с сожалением роняет он, а потом хитро щурится, - может, ты чего-то не знаешь? Мефисто задумчиво откидывается на обитую розовым бархатом спинку стула и смотрит перед собой, потом опускает взор в собственную тарелку, зачерпывает когтистым пальцем остатки соуса и пробует, на секунду жмурится, стараясь не концентрироваться только на вкусе, а потом смотрит на ребенка: - Что здесь за ингредиенты? - настойчиво спрашивает он. - Ты изменил рецепт? Ребенок растерянно пожимает плечами: - Да самый обычный рецепт, продукты твои, пламя мое, - снова чуть качает головой в явном непонимании, - все как обычно. - Пламя, - благоговейно выдыхает демон, - младший брат, - мягко начинает Самаэль, - ты просто чудо. Рин лишь растерянно смотрит на него.