Праведник

Чонгук не выпускал из своих объятий Чимина. Тот неспеша поглаживал его бёдра, которые слегка прикрыты чёрным шёлком. В остальном омега был гол. Он лежит на его животе и упирается подбородком, рассказывая новую историю. Чонгук уже успел получить выговор за свою ненасытность в пролитии крови, ловя на себя слабые удары своего чёрта. Он целует его в макушку и продолжает поглаживать, пропуская по телу табун мурашек. Альфа исцеловал каждую ранку, каждый синяк, подарил удовольствие. Чимин почти засыпает на его груди. У того дыхание размеренное, спокойное. От него приятно пахнет, нет того страшного запаха крови. Есть только привычный орех, что обволакивает разум и дурманит получше всякой крови. Чонгук тоже напивается омегой. Он и подумать не мог, что разлука может так на него подействовать, заставит соскучиться и почти сведёт с ума, ибо не чуял того возле себя. Их покой никто не нарушает, никто не посмеет. Слышится далёкое лязганье оружия, приглушённый говор людей. Лёгкий, еле заметный ветерок пробирается и щекочет открытую лодыжку, из-за чего Чимин недовольно мычит, ближе жмясь к альфе. Он ни о чём не думает, с Чонгуком хорошо, теперь тепло, теперь розовый весенний сад зацвел, и цветы в нём распустились. Его обычно холодная натура остыла, приобрела иную форму, даже касания отличаются, поцелуй другим стал. Видимо, не показывая внешнего своего беспокойства, Чонгук слишком извёл себя внутренне, то, что скрыто ото всех, но доступно для чёрта. Сейчас и Чону не хочется думать, что войну почти завершили. Он уже одержал главную победу. Вызволил своего чертёнка. Теперь ничто не имеет значение. Он берёт его руку в свою и заносит над головой. Чимин внимательно смотрит за действиями альфы. Тот целует ему безымянный палец и вновь заносит руку, тихо проговаривая: — Здесь бы хорошо смотрелось кольцо, — Чимин выпадает. Услышать внезапное предложение не входило в его планы. Он высвобождает руку и усаживается на колени. Оставшаяся ткань спадает с его ягодиц и теперь лежит на пятках. Если кто-то войдёт, то ему здорово достанется, потому что омега господина откроется перед ним с голым видом. Чимин сглатывает и на Чонгука сверху ложится. Чего тот удумал. Чонгук руки к себе прижимает и будто говорит, что нужно быть спокойным. Чимин их перехватывает и над головой альфы заносит. Он удобно оседлал его грудь и взглядом впился в ночную бездну. — Чего ты так реагируешь? Я думал, что давно пора подумать о свадьбе, но я помыслить не мог, что ты так отреагируешь, — выгнув бровь, бормочет Чон и резко омегу под себя кладёт. Он сжимает его бёдра и к себе тянет, чтобы слюну на такой кусочек пустить. Чимин шипит и просит его отпустить, но Чонгук не намерен так быстро с ним расстаться. Он наклоняется к его шее и нежно целует. А у Чимина аж ноги дрожат, он к себе колени прижимает, ударяя Чона по спине. Альфа не останавливается и продолжает долго и сочно целовать шею омеги, вырывая из него стон то ли удовольствия, то ли недовольства. — Чонгук, пожалуйста, — хрипит Чимин и руками пытается отодвинуть от себя того, но сам не замечает, как расслабляется в этой хватке. Но бороться никогда не поздно. — Чонгук, меня сейчас стошнит, — альфа на секунду останавливается, что позволяет Чимину выиграть время. Омега не врал, что ему сделалось дурно. Конечно, это объяснимо из-за чего, но пока он Чонгуку тайну свою не раскрыл, хотя уже пора, ибо не скажет он тому, когда их ребёнок заговорит. Чимин берёт первую попавшуюся посудину и вырывает весь свой съеденный обед, которым он наслаждался из рук альфы, а сейчас он опустошает свой желудок. Чимин долго нависает над предметом, а после, приложив руку ко рту, ложится обратно, тяжело дыша. Чонгуку не нравится такое. — Ты болен? Может, позвать врачей, чтобы тебя посмотрели? — ага, его болезнь называется беременность. Чонгук берёт лицо омеги в руки и осматривает, будто врач и знает, что делать. Конечно, он беспокоится о нём и уже собирается звать доктора, когда Чимин закрыл ему рот ладонью. Сам он еле успокаивает своё дыхание и когда очередной рвотный позыв заканчивается, он обращается к Чонгуку. — Да, я очень и очень болен, Чонгук. Но знаешь, кто причина этой боли? — Чонгук продолжает всматриваться в болезненное лицо омеги, как тот подрывается с места и заставляет Чона встать. Он тянет его к зеркалу, заставив встать за собой. Он берёт его руку и прикладывает к своему животу. Альфа не упускает ни кусочка. Внимательно всматривается в каждое движение омеги, которое тот только производит. Видит, как тонкие пальчики скользят сначала по груди и останавливаются на уровне живота, видит, как омега начинает поглаживать впадинку. Долго молчал, даже ни в одном письме не сообщил о новости, потому что боялся неизвестности. Чимин считает до трёх, чтобы понять, когда до альфы дойдёт намёк. Он молится, чтобы его не прибило, но, как ни странно, ничего не происходит. Чонгук разворачивает его к себе лицом и взгляд опускает ниже. — Оно, — от тычет в живот, — жить не будет. При всей своей любви к тебе, Чимин, я не позволю этому случиться. Снова тонкая нить, держащаяся на тонком волоске, пошатнулась. Он не переступит через себя, свои принципы. Для него дети подобны смерти, в них он видит то ли опасность, то ли сам страшится. По словам Тэхёна, тот не хочет стать подобием отца и воспитать таких же детей. Но ведь должно учитываться мнение и омеги, Чимин имеет своё право на сохранение ещё не родившегося существа. Он невольно жмётся к холодному зеркалу спиной и заставляет свои губы и тело не дрожать, рука касается живота, будто защищая от так спокойного альфы, решительность из которого разит через край. Чонгук понимает, что поступил довольно грубо, что надо было помягче выразиться, но только почувствовав «это», в нём его Монстр заиграл, ему стало омерзительно, противно, что это руки посмели касаться живота, в котором есть тот, про которого альфа и не думает. Ребёнок. У него будет ребёнок. И будет он от Чимина. Он надеялся на благоразумие того, хотел, чтобы тот не портил себе жизнь его рождением, но омега же у него упёртый, точно не послушает да кричать начнёт, а если силой взять и принудить, то снова в опалу попадёшь. Поэтому Чонгук растерянно глазами по телу Чимина водит и прекрасно видит, что тому не сколько страшно за себя, а за того, кто зародился и наглейшим образом живёт в нём. Объяснить, что этот ребёнок ни за что не будет им обласкан и признан, альфа не сможет, потому что последнюю нить обрубит. Чимин берёт себя в руки и отпихивает альфу, уверенным шагом идя к своей одежде. Чонгук не оборачивается и через плечо видит, как спешно натянув низ, Чимин выскакивает из шатра, на ходу натягивая рубашку. Всё-таки ему удалось внести разлад. Снова. Снова от себя отбрасывает. Снова позволяет своему греху власть взять. Чонгук пару раз ударяет по стеклу, но так, чтобы не разбить, чтобы после не заставить своего чёрта беспокоиться, ибо это ничто, потому что пострашнее раны есть. Например та, которая грудь разорвала. Чонгук стоит пару минут и подрывается следом за омегой. Казалось, что вечность прошла после их небольшой ссоры, в которой Чимин пытался и участия не принимать. Как только альфа вышел, то тот в него врезался и кричать начал. Юсуф, который видимо, пытался образумить омегу, вёл его к Чону, но прытким оказался чёрт. Чонгук начал по сторонам смотреть, чтобы понять возбуждение своего омеги, потому что тот не перестаёт ронять слёзы и снова и снова бьёт Чона в плечо. Альфа хватает его за кисти и слегка встряхивает, чтобы в чувства привести. — Что с тобой? Кто посмел… — Вы его убили, вы убили Дракена, как ты мог… — захлёбываясь слезами говорит омега и и постепенно обмякает в руках альфы. Чонгук успевает его подхватить и не дать упасть. Он немедленно подзывает Юсуфа, который и так был рядом. Чонгук доверяет ему своего омегу, на что тот гарантирует полную защиту. Он заносит его в шатёр. Причина плохого самочувствия ясна, как день, поэтому сейчас стоит поговорить с братом, а омега и так под чутким контролем. Чонгук не знает, что стоило Хосоку это решение. Он знал, что те были очень близки, что в речи Хосока иногда проскакивало слово «брат», направленное к Дракену, тот всегда с особым возбуждением рассказывал про него. А сейчас он взял и собственным приказом повелел того убрать. Убить. Лишил себя самого преданного слуги, любимого и верного брата, простого друга, который никогда до этого дня не предавал, который никогда не ослушивался приказов и действовал исключительно по определённым указаниям Хосока. Сейчас в шатре Змея тихо. Тишина смерти поглотила округу. Никто не смеет и слова вставить против. Было известно и о странной связи Дракена с Баджи, но на это Чон решил закрыть глаза, ведь работу тот выполнял беспрекословно, его личная жизнь ничуть не мешала ведению дел государства, поэтому Чонгук и разрешил эту близость. Но вот что сейчас с его поданным, ведь если он действительно полюбил Дракена, то, должно быть, ему тяжелее всех. Ибо лишаться своей любви, значит, лишать себя самого жизни. Альфа видел, как выносили тело некогда могущественного воина. Ему не привыкать видеть смерти, но ему надолго запомнится этот умиротворённый и кроткий взгляд теперь навечно заснувшего. Не многие способы принять смерть, самолично принести себя в жертву, но верный слуга завсегда рад и плечо подставить и голову приклонить. Такие люди редкость, поэтому их следует ценить, но Хосок не может иметь подле себя того, из-за которого его омега столько мук перенёс. Никто не смеет прощать предательства. И Дракен это понимал, но не отступил. Ему казалось, что своим молчанием он приостановит стихию, но она не подвластна ему, ибо братья не умеют подчиняться. Они, как горный поток, стремятся вниз, больно ударяясь о скалы и выступы. Проследив за тем, куда унесли тело, Чонгук видит ещё пару разбитых глаз. Баджи. Тот не станет кричать, не будет громко скорбеть. Находясь рядом с Чоном, он привык к тишине внутри, поэтому тот молча провожает глазами своего «врага», с которым столько лет играл. Даже его смерть не посмеет пошатнуть ни преданности, ни верности. Баджи вернётся в привычный ему ритм, будет также выполнять приказы Чона, но это будет уже другой альфы. Тот, кто потерял. Чонгук отворачивается и, кинув последний взгляд на удаляющееся шествие, заходит к брату. Зайдя внутрь, он замечает Хосока, что сидит на стуле и устало трёт переносицу. Ему больно отпускать, но ещё больнее осознавать, что такой родной человек воткнул нож в спину. Хосок бы подумал на кого угодно, но не на своего человека, ведь ему казалось, что тот умеет их выбирать, но видимо, и у победителей бывают проигрыши, но далеко не военные. Подняв свой усталый взгляд на вошедшего Чонгука, которому будто неловко, тот никак не может найти нужный слов. Он молча подходит к брату и берёт левой рукой его плечо, слегка надавливая. — Я знаю, что тебе сейчас тяжело, но я хочу, чтобы эта ситуация не выбивала тебе из нормальной работы. Ты нужен нам, Хосок. Ты нужен Юнги, ты нужен своей империи, ты нужен брату, ты нужен всем, — кроме Чонгука, думает Хосок, потому что брат своего имени так и не называет. Ему нужен Хосок, чтобы добиться своих целей, ему совершенно плевать, что сейчас чувствует брат. — Эта боль пройдёт, но мы не перенесём ещё одну потерю в виде непобедимого Змея. — Я проиграл свою главную битву, Чонгук. Я оказался настолько слаб, что позволил им убить своего брата, — Хосок резко поднимается и зарывается рукой в волосы, сжимая их у корней. Он начинает мельтешить из стороны в сторону. — Эй, ты не потерял что-то ценное, — вдруг выдает Чонгук. Они становится друг напротив друга. Слова Чонгука режут слух. Хосок не собирается их проглотить. Обстановка накалена, время будто замерло, не слышно даже шума с улицы. Требовалось разрядить обстановку, но этого не произойдёт. — Ты не понимаешь, каково терять близких тебе людей, потому что ты можешь распоряжаться чужими жизнями, как хочешь. Только представь, что с тобой стало, если бы, например, Чимин умер? — Хосок выгибает бровь. Научился бить по больному он у брата. Чонгук не сводит сурового холодного взгляда. Самому не верится, что Хосок ещё живой и на ногах стоит. Альфа толкает язык в щёку и зло хмыкает. Венки на руке, как и на шее, вздулись. Удар. Прямо попадание — тело падает. Удар. Болезненная точка. Он удобно расположился на нём. Удар. Сломанный нос. Хосок специально его не останавливает, ждёт, пока тот свою ненависть выльет. Ему обыденны новые раны, новая физическая боль, а уж тем более от брата. Чонгук видит эту кровавую ухмылку перед собой. Он прав, он чертовски прав, потому что, потеряв сейчас чёрта, он лишится всего. Но не только это раздражает Чона, но и правдивость других слов, давно уже сказанных и должных исполниться. О них и думать не хочется, поэтому, ударив брата ещё раз, он слезает с напряжённого тела. Хосок, собрав себя, садится на пол и утирает разбитое лицо, а вернее кровавое месиво. Он самостоятельно вправляет себе нос, не выдав ни единого стона боли. Всё-таки его брат совершенно не умеет поддерживать. Хосок ложится на спину и заливается истерическим смехом.

***

Чимин специально делал вид, что спал. Ему не хотелось ни с кем разговаривать, его жгла обида. За что так поступать с человеком? Что Дракен сделал плохого, из-за чего его жизни лишили? Потому что был верен и никогда в своей преданности не давал повода усомниться? Если раньше у Чимина была хоть капля уважения к Хосоку, то сейчас и её нет. Как, наверное, сейчас Баджи тяжело, как будет больно Юнги, ведь Дракен столько лет был и рядом с ним, тоже оберегал. Братья Чон распоряжаются жизнями так, как хотят. Рядом с Чимином сидит Юсуф и глаз не спускает с омеги. Чон сказал за ним приглядеть, что он и делает. Юсуф пытался разговорить Чимина, но тот отнекивался и просил его не беспокоить, но альфа не намерен сдаваться. Ему хочется подружиться с ним, несмотря на его колючую натуру. Он понимает, что таким его сделал Чонгук, это результат его деятельности. Вся грубость, жестокость у омеги передалась от него. Юсуфу лучше знать о праведниках, нежели другим. — Отношение одного человека к другому должно основываться на милосердии, — тихим протяжным голос начинает говорить Юсуф. Чимин даже на минуту прерывает свои размышления, замерев и вслушиваясь. Поняв, что омега заинтересовался, альфа продолжает. — Семья — это единое целое, она едина и не рушима. Поданный должен сражаться за свою семью так, как борется тело, если один из органов заболевает. Но порой бывает, что спасение не найти. Если не отсечь больному руку, недуг разойдётся по всему телу. Оно начнёт гнить и погибнет. Измена ранит душу, поэтому измена и бунт должны пресекаться на корню. Человек, объединившийся с врагом и предавший семью, должен быть казнён во имя мирового порядка. Юсуф заканчивает, а Чимин палец руки кусает. Он разворачивается к альфе всем телом и смотрит своим невинным взглядом. Значит, Дракен посмел предать, а за это его и наказали. Чимин вытирает своё лицо и садится, одеяло спадает с его плеч. Он видит перед собой чистого человека. Совершенно спокойного и будто великого. Но своё величие он получил не из-за громких побед, а из-за красоты внутренней. Мудрый. Чимин хочет сказать это слово. На вид тот молод, но кажется, что прошёл и изведал немало трудностей. Чимину он нравится, поэтому он улыбается уголком губ и тянет ему свою руку. — Меня зовут Чимин, — слабым и охрипшим голосом проговаривает Чимин, и прокашливается. — Просто недавно нам не удалось нормально поговорить, поэтому так. Прости за прямоту, но ты похож на лису, — Юсуф начинает смеяться. Его догадка оказалась верна. Даже здесь Чон смог внести изменения и сделать подобие себя. — Что, Чонгук так тебя назвал? — Да, у вас удивительное сходство. — Это вряд ли, я не такой жестокий тиран, как он, — фыркает омега и тянется за тарелкой с сухофруктами, которую любезно ему поддаёт альфа. Чимин начинает закидывать сушёные фрукты в рот и параллельно разговаривает. — Я фэ не был аким, профто флияние Фукука. — Сначала поешь, а потом расскажешь, — Чимин проглатывает еду и тянется уже за орехами, поставив первую тарелку рядом с собой. — Это всё тот Монстрище поменял меня, я вообще могу не узнать себя, — активнее переламывая орехи, бубнит Чимин. А Юсуф любуется этим созданием. Он подпирает рукой подбородок и смотрит. Несмотря на схожесть с Чоном, тот ещё не успел убить в нём человека. Доев вторую тарелку, Чимин тянется к нарезанным свежим фруктам. Он смачно начинает жевать яблоко и уже тянется к персику. — Ты так проголодался? — интересуется Юсуф. Он подставляет тарелку ближе и смотрит, как тонкая рука подбирается к нему самому. Чимин угощает его кусочком яблока. Альфа принимает подношение омеги и отправляет его сразу же в рот. — Ты мне нравишься, будешь меня от Чонгука защищать, — смеясь, говорит Чимин. Юсуф рад, что смог поднять настроение ему, ведь видеть его грустным просто ужасно. Да и говорить, что яблоки он не любит, тоже не стал. Он молча принимает всё, что даёт ему омега. Они проводят весело время вместе. Чимин рассказывает о своей жизни, о встрече с братьями, как оказался во дворце и прочие истории, начиная от страшных оскорблений и дней проведённых в темнице, до найденных друзей и любящего, но очень грозного альфы. Он рассказал и о том, что умеет драться на мечах, на что Юсуф вставил своё слово, подтверждая, ибо как он ловко отобрал у него оружие в крепости. Чимин соглашается и говорит, что это часть того, что он видел. Юсуф тоже решил поведать ему о своей жизни и рассказать свою историю. Он никогда не должен был становиться повелителем, потому что у него был старший брат, но тот скоропостижно скончался, поэтому беззаботные дни остались лишь в мечтах. Альфа думал, что вечность проведёт в душной обстановке, но до него взошло великое и прекрасное существо. — Я знал одного праведника, Чимин. Он даже был моим возлюбленным, — омега подбирает под себя подушку и устремляет свой взор на Юсуфа, что также спокойно сидел на своём месте и таким же спокойным голосом говорил. — Но я думаю, ты знаешь, что праведников не любят, считают ненужными и колдунами чуть ли не нарекают. Я был у власти, моя жизнь была видна каждому, обо мне говорили все, кому не лень. Конечно, все знали, кем является мой возлюбленный. Я заметил, что вы, Праведники, меняетесь только после встречи. Изначально вы чистые, непорочные, но когда дело доходит до общения с такими, как мы. Например, с грехами, то изменения касаются и вас, — Чимин сглатывает и начинает нервно теребить концы своей рубашки, всё внимательнее вслушиваясь. Он понимал, про что говорит ему Юсуф, ибо сам это видел. Смотрит не на своё отражение, живёт не своей жизни. Всё его существование стало другим, нет больше беспечного ребёнка. Есть только закалённый временем Праведник. — Он был чудесный. Казалось, что даже я не смогу его поменять. Не смог я, а смогли обстоятельства. Но они поменяли не его, а меня… Моя кроха была со всеми осторожна, никогда не грубила. Но люди… Они… Они видят только плохое, они верят глупым сказаниям. Они испугались, что я могу сделаться монстром, который ухудшит их жизни, который принесёт разруху и хаос… И всё потому, что я любил только одного. Я ни слушал ни чьих советов, но в итоге они лишили меня самого ценного. Они убили его, отравили прямо на моих глазах жизнь оставила его. С тех пор я не люблю фрукты, потому что мой кроха мог есть их порциями. Чимин вспоминает, что сегодня угощал Юсуфа яблоком, а ведь он даже не мог подумать, что тому тошно смотреть. Но альфа даже слова не сказал. Чимин думал, что сила проявляется в другом, но оказывается, что сильный духом человек намного лучше и стойче. Омега срывается с места и бросается обнимать альфу. Возможно, ему не нужна эта поддержка, не нужны это объятия и слова, но Чимин хоть как-то с ним поделиться теплом, как тот сегодня дарил ему. Омега не отлипает от него, даже когда тяжёлая рука касается его спины и слегка поглаживает. Они сидят так пару минут, а потом отлипают друг от друга. — Чонгук меня убьёт, — тихо произносит Юсуф и тормошит омегу по волосам. Чимин вновь возвращается на своё место. — Неа, он не любит охотиться на лис. Ему по душе непослушные и обидчивые черти, — выдает Чимина, слыша ледяное хмыканье почти рядом. Пара реагирует на звук. В проёме стоит Чонгук, скрестив руки на груди и наблюдая за неловкой сценой. Он подходит ближе к омеге. Чимин не пытается отползти, а только глаз не сводит. Утонуть бы в этой бездне, раствориться навсегда. Чонгук подходит вплотную к Чимину и берёт того за подбородок, устремляя свой пронзительный взгляд прямиков в душу. — Да, я не охочусь на лис, но могу сделать исключение, Юсуф, — он неторопливо поворачивает голову в сторону склонившегося альфы, не убирая свои рук от лица Чимина. — Ты иди, дальше с чертями я разберусь и с их состоянием. Приглядывай за Тэхёном, он мне нужен живым, хотя, зная его, он ни за что не умрёт просто так. Ступай, — приказывает его альфа, и Юсуф, кинув последний взгляд на Чимина, который так и говорил видом, что это у них не первый такой раз, уходит, пообещав, что выполнит всё наилучшем образом. Только тень скрылась, как Чонгук вновь возвращается к Чимину. Он надавливает большим пальцем на нижнюю губу, тем самым приоткрывая рот. Он ведёт пальцем по зубам и царапает десну. После резко наклоняется и уничтожает омегу только одним раздражённо-спокойным голосом. — Ты расстраиваешь меня, чёрт. Я только тебя нашёл, а ты уже снюхался с моим слугой, — Чимин ничего не отвечает. Он ещё обижен, во-первых. А во-вторых, слова сами не идут, будто он родную речь забыл, она встала комом в горле. Чонгук небрежно убирает руки с лица омеги и отходит. — Мы расстались на неприятной ноте, поэтому. — Я ни за что не убью этого ребёнка, — решает сразу же присечь монолог альфы по поводу необходимости убийства зародившейся жизни. — Я никогда ничего не делал, чтобы тебя огорчить, постоянно старался быть приемлемым тебя и твоего статуса, но что я получаю? Пожалуйста, Чонгук, — омега слезает и быстро подходит к альфе и начинает смотреть на него снизу вверх. Он не давит на жалость, он говорит искренне, — я знаю, что в тебе есть сердце. Вот, — он прикладывает руку к груди Чонгука, и снова глаза поднимает. — Оно бьётся, оно есть, оно чувствует! Чонгук, неужели ты действительно сможешь это сделать со мной, — это было концом. Чонгук разрывается. Его омега великий стратег и тактик, ему бы в походы ходить с таким-то умом. Он умеет наносить удары и бить прямо в цель. Чонгук кладёт руку на макушку Чимина и поглаживает пряди цвета дождливого неба. Он прижимает его к себе, заставляя почувствовать спокойное биение сердца. Чимин затаил дыхание. Он слушает, как заворожённый. Прикрыв глаза и обвив руками торс альфы, омега пытается ни о чём не думать, а только слушать удары. Удары, что заставляют успокоиться. Удары, что позволяют понять, что и у Чонгука есть сердца. Удары, которые присущи всем живым существам, оно присуще и ледяному сердцу Чона. Чонгук пересиливает себя из-за него, будь это кто-то другой, то он и не только этого ребёнка убил, но и омегу, ибо он изначально всех предупреждает, что продолжать род не намерен. Но этот чёрт, этот маленький воин попросил — он выполнил. Любое его слово, любая прихоть будет выполнена, естественно, в мерах дозволенного. Просит самого себя переступить через то, что сам построил. Через эти стены не так легко перелететь, но если этого требует его омега, то он готов. Чонгук понял, что он не подвластен этой крохе, что может сделать для него и за него всё, что только возможно. Даже, если это будут собственные принципы, убеждения. Он дорожит Чимином, не хочет, чтобы тот снова в нём угрозу видел, но и властвовать над собой он не позволит. Если омега так хочет оставить этого ребёнка, то пусть так и будет. Только Чонгук никогда не станет тем идеалом отца, которого омега хотел бы увидеть. Ничего, кроме крови, у них не будет общего. Он не станет тратить своё время на него, не будет воспитывать или учить. Ему будет всё равно, потому что он и так сделал милость, сохранив ему жизнь. — Я хочу спать, — шепчет в грудь омега и слабо кусает Чона за одежду, оголяя свои маленькие клыки. Чонгук хмыкает и берёт того на руки, неся на кровать и удобно укладывая. — Только ты не уходи, хорошо? Лучше расскажи, где ты был столько часов, — Чимин ложится к нему спиной, кладёт его руки на животе, из-за чего теперь альфа постоянно будет вздрагивать, и накрывает своими, постепенно, под тихий говор Чонгука, который усыпляет, засыпает мёртвым сном. Чонгук ходил и проверял Намджуна, который уже пришёл в себя и над которым теперь можно шутить. Рядом с ним сидит Джин, с которым те пока что в нейтральных отношениях. Джин просто помогает альфе, ничего более. Хотя Чонгуку кажется, что больше есть куда. Следом он заходит к Баджи, который выглядел почти также, как и обычно. Он расспрашивает его о причастности к преступлению Дракена, на что альфа ответил, что если и был в подобном замечен, то сразу бы обратился к Чону, даже не взирая на чувства к Дракену. Чонгук оценил преданность на словах и поверил, потому что Баджи не способен врать своему господину, ибо просто не выходит. Если врать для дела, специальной операции, то он включит в себя лучшего сказочника, но перед Чонгуком он чист, никакого греха на нём нет. Чонгук проводит с ним ещё пару часов, обсуждая дальнейший план. Ему надо поскорее отбить небольшие огни, с которыми помочь должен Баджи. Тот, естественно, соглашается и сообщает срок в неделю. За эти дни он разобьёт врага и принесёт наконец-то желанный мир. Им удалось избавиться от Инуи, значит, дело за малым, за его пешками. После тяжелого разговора, а по-другому его не называть, альфа идёт к последней цели, а именно к Тэхёну. Омега не бежал, не пытался оправдаться. Он склонил голову и выслушивал грозную речь от Чонгука, иногда подрагивая от его рукоплесканий, боясь, что тот посмеет его ударить. Но как сказал Чонгук, он впредь не посмеет прикоснуться к такому ничтожеству, как он. Тэхён не обижался на эти слова, он понимал, что крупно оплошал, поэтому ждал дату своей казни, но Чонгук сказал, что решение вынесется в столице, ибо это из-за небольшой благодарности, что он помогал Чимину. Будь это Чонгук год назад, то он сразу же задушил омегу своими руками, из-за чего тот и пискнуть не смог. К Хосоку он так и не заходил, потому что дал время брату справиться с утратой, поэтому после Тэхёна направился к Чимину, который времени зря не терял, ему понравилось его проводить с Юсуфом. Чонгук хоть и любит охоту, но никогда не ходил на лис, но кажется, пора меняться. Несмотря на то, что альфа спас ему жизнь, он будет за ним следить. Никому не позволит с чёртом сблизиться, а тем более альфе, раньше бывшему врагу. Альфа зарывается в макушку Чимина, который уже крепко спал и вдыхает аромат, принадлежавший только ему, только ему Монстру и Гордыне. Чимин морщится во сне, когда рука альфы пролезла через ткань и начала поглаживать немного выпирающий животик. Чонгук хочет сжать пальцы, но сам себя останавливается и спешно руку убирается, аккуратно перевернув к себе лицом Чимина. Тот сразу же закинул свою ногу на чонову и ближе льнуть стал, мурлыкая что-то несвязанное во сне. Чонгук его не отпускает и удобнее расположив, он сам прикрывает глаза в надежде, что сегодня заснёт спокойно.

***

Чонгук сидит посередине стола и читает какие-то бумаги, не останавливаясь даже тогда, когда чужие пальцы легли на его плечи и начали массажировать. Это то, что и требовалось. Омега умело работает руками, спускаясь ниже и кладя свою голову на плечо. Чонгук отставляет бумаги и перехватывает омегу, сажая того к себе на колени. Он убирает выпавшие пряди за ухо и, жадно смотря на губы, впивается в них. Чимин обвивает его шею руками, охотно отвечая на поцелуй. Он расставляет ноги в стороны и клонится ближе. Руки альфы пробрались под одежду и поглаживают нежную кожу. Поцелуй получается долгим и мучительным. От удовольствия Чимин не сдерживается и стонет в чужие губы. Чонгук борется с назойливым языком омеги и пару раз хватает его губами, немного посасывая. Вдоволь насытившись своими губами, они медленно отстраняются и оставляют нить слюны, которую Чонгук ловит и ещё раз углубляет омегу в поцелуй. Прошла неделя, и сегодня они должны выехать домой. Как и следовало ожидать от Баджи, он блестяще справился со своей задачей. Неверные сдались и сдали ключи от своих крепостей, как сообщает в письмах альфа. Чонгук доволен работой Баджи, поэтому обязательно наградит, когда тот вернётся. Превозмогая боль в душе, он не оставляет своих обязанностей и показывает своё мастерство. Сейчас Чонгук решил впервые собраться с семьёй, отпраздновать нашумевшие победы. Но разделить их со всеми, с теми, кто помог ему доставить их. Довольно непривычно получать от него такие приглашения, но все согласились, даже Хосок, губа которого распухла, будто целый рой пчёл обозлился на него. С носом же всё было в порядке. Немного ссадин и лёгкие синяки — всё, что красовалось на остром лице. Все восприняли приглашение с опаской, потому что не до конца верили в искренность намерений Чонгука, но когда Чимин пытался объяснить Джину, что это просто семейный ужин и ничего более, многие согласились. Чонгук, конечно, чувствовал себя некомфортно, ибо привык есть либо один, либо с Чимином, либо вообще не есть. Но, веря словам Чимина, что это должно хоть как-то сплотить их семью, альфа успокоился и уверил себя, что ничего страшного на ужине произойти не должна. Пытались позвать Юсуфа, но он сказал, что с радостью проведёт время с Тэхёном. Они сблизились в последнее время, альфа при удобном случае начинает интересоваться у Чимина, что нравится омеге, что может его развеселить и прочее. Чимин пытался не придавать значению этих слов, поэтому отвечал сухо и с ноткой нежелания, потому что о Тэхёне хотелось говорить меньше всего. Юсуф был благодарен и ничтожной информации. Намерения того неизвестны, но тот их умело скрывает. На самом деле никаких злых намерений на Тэхёна не было. Юсуф просто хотел ему помочь, хотел, чтобы за оставшиеся дни жизни, омега понял, что не один и что всё вокруг не так мрачно, он пытался возродить того человека, которого убили остальные. Ужин протекал в расслабленной обстановке, никто не сидел с грустным лицом или пытался выказать недовольство. Чонгук без устали шутил над Намджуном, который недавно на ноги смог встать из-за сильных ранений, которые внесли большой разлад в его организм. Чимин сидел справа от него и положил голову на его плечо. Он наелася ещё до ужина, поэтому пока желания есть у него отсутствует. Омега устало смотрит на присутствующих и мысленно радуется этой небольшой победе. Да, благодаря ему сейчас все сидят здесь, потому что он подтолкнул Чонгука в этому шагу, сказав, что будет отлично, если после таких громких побед, альфа соберётся в кругу семьи и отметит такое событие. И сейчас Чимин ликует, потому что ему снова удалось. — Эх, скорее домой, так по Юнги соскучился, — тянет Чонгук и отпивает вина, удивлённо смотря на Хосока. Для него любое упоминание о Юнги подобно смерти. Чимин зло шипит, потому что всё может испортиться в один момент, зная нравы альф. — Ты ещё соскучился? — спрашивает Хосок, не сводя взгляда с брата. Тот пожимает плечами и снова тянется к вину, довольный своими действиями. — Ну а что, мало ли, уже ни Юнги, ни ребёнка. — Чонгук, — орёт на него Чимин, почуяв неладное. Альфа хлопает омегу по бедру и довольно потягивается, словно кот. — Ну а что, всё-таки он там один, может, сходит погул… Чего? — с шатёр зашёл стражник, говоря, что срочное письмо из столицы. Все сразу же повернулись на Чонгука. Изумительное совпадение. Тот ничуть не удивляется и просит подать письмо. Проходит будто вечность. По лицу Чонгука невозможно понять, что написано в письме, что за вести до них дошли. Но после минутного прочтения, альфа поднимает свой взгляд и окидывает им каждого. Специально оттягивает, чтобы поиздеваться. — Я почти угадал насчёт ребёнка. Теперь Юнги его лишился, — улыбаясь, проговаривает Чон и тянется за кубком, делая длинный глоток. Чимин громко сглатывает и пытается удержать себя в трезвом уме. Хосок не может поверить, что это произошло снова, что Чонгук с таким довольным оскалом говорит ему это. Неужели его это действительно радует. Нет, альфе нужны ответы, а не сухое предложение. Только он хотел открыть рот, как Чонгук его опережает. — У тебя родился сын-альфа, которого Юнги назвал Селином. Что в переводе означает «луна», — передавая письмо брату, говорит Чонгук. Он доволен тем, что смог их слегка напугать. Вздох облегчения повисает в воздухе. Джин бьётся головой о плечо Намджуна, не веря тому, что Чон Чонгук настолько жесток, и поражаясь его чувству юмора, которое полностью отсутствует. Хосок читаем между трок, смотря лишь на имя своего омеги и теперь и сына. Он стал отцом. Теперь у него появилось целых два смысла возвращаться из затяжных походов. Но всё равно поверить не может. Не слышит издёвок Чонгука, поздравлений от Намджуна и прочего. Его малыш так далеко, к нему нельзя прикоснуться, нельзя поздравить, нельзя почувствовать новое тепло. Хосок кусает нижнюю губы, пытаясь привести себя в чувства и не показать всю свою слабость, вызванную этим событием. Скоро сможет увидеть. Хочет прямо сейчас подорваться с места и отправиться к Юнги, чтобы тот смог ему радостную новость рассказать, чтобы сына показал. Омега явно в обиде, потому что имя для ребёнка они договорились, что даст его Хосок, но, видимо, Юнги решил, что вправе решить это самостоятельно, чтобы таким образом наказать альфу. Ещё пару минут стоит в немой позе, Хосок приходит в себя и отдаёт письмо Чонгуку. Чимин его берёт и перечитывает для себя. — Думаю, нам нужно как можно скорее отправиться в столицу. Да, Хосок? — Да, ты прав, поэтому если ты не против, то я желаю отправиться сейчас же, — голос у брата твёрд, против него не пойдёшь, да Чонгуку и не хочется. Он сам встаёт с места и объявляет о скорой отправке домой. Путь не близкий, поэтому пора выезжать. Чимин немного нервничает. Он стоит и всматривается в ночную мглу. На улице холодно, но благодаря мехам Чона он постепенно согревается. Угораздило же его навлечь на себя беду, что и в плену, и в бою побывал. Жизни Чимина не позавидуешь. Он смог пройти через всё. И он надеется, что больших испытаний ему судьба не уготовила, хотя зная её россказни, у неё всё возможно. А верить и надеяться, что теперь всё нормально, глупо, потому что живя в этом мире нужно быть готовым ко всему. Будет и новая боль, и новые испытания, новые трудности и прочие невзгоды, которые принесут разное. Это может быть приятная весть, новая и счастливая жизнь, в которой лишь солнце и запах розового сада, а может и быть шторм, страшные бури и ураганы, обрушившиеся на невинное создание. Но Чимин всегда находил выход из этих ситуаций, всегда собирал себя из кусочков, не переставал идти, даже если было тяжело. Он, скрипя зубами и сжимая кулаки, шёл дальше, не падая в грязь лицом. Омега сцепляет руки в замок на животе и вслушивается в шаги. Он рад новости о Юнги, наконец-то свет появился и у друга, жаль, что он не смог быть рядом в такой момент, но ещё прощение попросит и скажет, чтобы сильно не бил и не расстраивался. От этой мысли Чимин тепло улыбается. Скоро он его увидит и посмотрит на малыша Селина. Омега выбрал красивое имя. Сейчас, смотря на луну, Чимин думает, что и в день рождения малыша была такая же луна. Завораживающая. Пленящая. Заставляющая не отрывать от себя взгляд. Обретёт ли Чимин такое счастье? Что будет, когда он сам станет родителем, ведь Чонгук яро настроен по этому вопросу. Ничего, время покажет, что они получат в итоге: счастье или вечную скорбь. Почувствовав родное тепло, омега откидывает голову и касается холодных ремешков. Чонгук обнимается его и скрещивает свои руки с чужими, зарываясь носом в тёплую шею. Чимин морщится он холодного прикосновения, но после приятное тепло разносится по телу, из-за чего ноги слегка потрясывает в судороге. — Скоро мы будем дома. Скоро я смогу сделать тебя своим, чёрт, — шепчет Чонгук, а у Чимина дар речи пропал. Он понимает, про что говорит альфа, но от этой мысли боязно становится. В неё почти невозможно поверить, что тот, кого кровавым называют, кого боится весь мир, на кого страшно лишний раз взор кинуть, сейчас может стать таким нежным и заботливым. Он хочет сделать Чимина только своим, чтобы каждый знал последствие, если посмеют дорогое забрать. — Ты так этого хочешь? — шёпотом спрашивает Чимин, повернувшись к альфе и смотря на него снизу. — Я думал, что мы хотим этого вдвоём, — проговаривает Чонгук, выдыхая омеге в губы. — Думал, что и ты этого хочешь, — его губы легонько касаются чиминовых. — Но раз мой чёрт не хочет, то… — Хочет, — Чимин накрывает его губы своими, утянув в долгий и глубокий поцелуй. Не хочет врать самому себе, что не хочет этого брака. Он хочет, до безумия хочет стать самым главным омегой сердца Чонгука, хотя это давно случилось. Он предназначен ему судьбой, он не станет рушить её коварные планы.

***

Чимин тепло укутался в мех и уже спал, когда кто-то потянул его за лодыжку. Он мгновенно распахивает глаза и всматривается к пробудителя. Довольный Чонгук стоит и скалится, поднимая руки. Не хотел напугать, но это удалось. Он протягивает омеге руку. — Пошли, уже рассвет, я хочу тебе кое что показать, — Чимин уже не знает, что придумала светлая голова альфы, но соглашается, недовольно вылезая из-под тёплого укрытия. Только ступив на землю, Чонгук ловит его и в крепких руках куда-то несёт, словно на казнь. — Чонгук, куда мы так рано идём? — омега протирает глаза внутренней стороной ладони, а другой рукой за шею альфы удерживается. Чонгук ничего не отвечает, а продолжает куда-то уносить омегу. — Все черти нетерпеливые? — отвечает вопросом на вопрос Чонгук, оставив лёгкий поцелуй на кончике носа. Чимин морщится и собирается ответить укусом, но ничего не выходит. — Ты много чертей видел? — в шутку обижается Чимин. Он ближе жмётся к Чонгуку и расстраивается, что они быстро дошли до места и теперь тот ставит его на землю. Он разворачивает Чимина лицом от себя. — Смотри, — альфа показывает рукой, а Чимин рот даже приоткрыл. Он видит прекрасное. Восходящее солнце на речной глади. Оно отражается в воде и дотягивается прямо до чиминовых рук. Красиво. Даже слишком. Слышны лёгкие шелесты листвы, вода тоже пробуждается и поддаёт признаки жизни, пуская волнение. Восход отображается в изумрудных глазах, что никак не сводят взгляда. Чонгук подводит его ближе, к самому берегу. Наверное, вода холодная, но рядом с Чонугком всё становится адовым, горячим. Чимин поверить не может, что альфа специально его разбудил, чтобы показать алый восход, что так сочетается с кровавой душой Чона. Омега закусывает губу и хитро улыбается. Он поворачивается к Чонгуку и берёт его шею, притянув к губам, чтобы тот точно услышал каждое слово. — А ты знал, что черти любят купаться в кровавых заревах солнца? Ведь мы, — Чонгук не видит, но чувствует, что ему расстёгивают одежду. Тонкие пальчики постепенно расстёгивают ему верхние пуговицы, пропуская по телу еле уловимые мурашки. Чонгук облизывает нижнюю губы, уже предвкушая дальнейшее развитие представления. Его омега решил немного поиграть, — черти, таковы, что привыкли в пламени купаться, — Чонгук ждать не любит, поэтому грубо хватает Чимина и снимает с его плеч накидку и тёплые вещи, сейчас тот и так сгорает в его руках. Всё падает на песчаный берег, тихо ложась. — А ещё мы любим, — альфа, когда срывает с него одежду, заставляет того немного пискнуть, но продолжить говорить, обжигать чоновы губы каждым новым словом, — когда с нами купается сам Дьявол. Чимин дёргает альфу на себя и, окольцевав его торс ногами, а расположив руки в крепкой хватке на шее, набрасывается на губы. Альфа реагирует моментально, отвечая на страстный поцелуй. Чимин очень ненасытен, как и он сам. Сейчас те готовы разорвать друг друга, предаться страшному греху, в котором давно уже плавает один, а другого постепенно за собой влечёт и топит. Чонгук заносит их в холодную, ледяную воду, но оба не замечают этого. От них пар исходит, они поднялись из-под земли, из самого далёкого уголка Ада, чтобы явить миру воё распутство. Чонгук кусает нежную шею, оставляя на ней свои отметины, получая мычание, пытающееся звучать не так громко, чтобы никого не пробудить. Они почти доехали, осталось пара жалких часов, и они увидят своды дворца, виднеющегося издалека. Скоро смогут свидеться с теми, по ком соскучились. Скоро начнётся новая жизнь, в которой чёрт будет занимать главную роль. Чонгук лижет свою метку и по новой кусает её, не давая ей возможности зажить. Чимин отвечает яростным поцелуем, специально кусая губы до крови и полосуя отросшими ногтями спину альфы. Омега выгибается в спине, когда хватка чужих рук становится сильнее, а напор зверским. Чонгук лишь усмехается, но махинации продолжает. Рука разводит упругие половинки в стороны, пробираясь внутрь. Вода и так им помощник в этих делах, поэтому много времени на подготовку не стоит тратить. Пару минут тот трётся своим возбуждённым членом меж половинок, вырывая у Чимина протяжный стон прямо над ухом. Желание. Прошение. Он хочет, чтобы Чимин попросил, чтобы завыл и начал выстанывать пару слов. Я хочу тебя. Вот, что ему нужно, вот что загорается в глазах омеги, когда тот приоткрывает рот и судорожно цепляется глазами в чужую бездну. Молит, чтобы тот поскорее помог ему, хочет его целиком, всего в себе и как можно дольше и приятнее. Чонгук приподнимает омегу и без лишний слов постепенно насаживая его на свой член, чувствуя, как на его плече сомкнулись зубы в знак боли. Чимин терпеливый и больнее было, а это только цветочки, сравнивая его другие мучения. Резким движением он входит полностью, специально заставив омегу вскрикнуть от неудобства, а после, чтобы не слышать ругательств в свой адрес, он начинает активно насаживать. Приподнимает. Получает мелодичный стон над ухом и горячее дыхание. Насаживает до самого основания. Получает зверский укус и мычание от удовольствия. Ускоряется. Получает ответную реакцию в виде движениями бёдрами. Он рычит от узости внутри, от небывалого ответа. Чимин упирается в плечи и сам приподнимается, закусив нижнюю губу и показав альфе свой разгоряченный вид. Чонгук опускает губы на красивое тело и накрывает новой порцией поцелуев грудь омеги. Он хватает бусинку соска и начинает активно его сосать и слегка прикусывать, слыша, как по округе разносится новый стон. Утреннее зарево ложится на мокрое лицо омеги, ослепляя того своими кровавыми лучами. Грудь того вздымается, словно он бежал несколько километров, а сейчас оказался загнанной мишенью, что поглощает в своём омуте глаз альфа. Альфа отрывается от покрасневшего соска и просто отстраняется на пару сантиметров, чтобы хорошенько рассмотреть его. Того, кто в месте с ним погряз, того, кот готов вместе с ним пойти на любые извращённые действия, того, кто будет сладко стонать от каждого новая толчка его имя до пропажи голоса. Чонгук облизывает уголок губы и по новой вгрызается в израненные, истерзанные, кровавые губы омеги. Он продолжает сильнее ноги разводить и насаживать на себя. Охрипший Чимин продолжает насаживаться на его член и поскуливать от того, насколько сейчас альфа груб и ненасытен. Всё-таки они не виделись несколько месяцев, но они уже занимались этим в лагере, но с голодом Чонгука ничего не поделаешь. Альфа сбавляет темп и заставляет Чимина немного поработать самому. Омегу зло шипит, но почувствовав крепкое сжатие по бокам, теперь сам задаёт нужный ему темп. Он движется плавно, без боли или агрессии, его движения приносят наслаждение. Чонгук откидывает голову назад и прикрывает глаза, ибо ощущать себя внутри чёрта подобно самой лучшей сказке. Когда губы того касаются открытой шеи, то Чонгук и вовсе растворяется в этой воде. Он будто невесомым становится, Чимин заставляет его расслабиться, забыться и не думать ни о чём. Как бы не хотел Чимин приглушить свои стоны, но их будет слышно за километры, кто-то подумает, что кто-то стонет от боли, но знающие своего императора знают, что сейчас он наслаждается процессом. Он отослал каждого, ему не нужны лишние глаза и уши, он хочет быть со своим омегой. Быть в нём, постоянно ускоряясь и сажая всё глубже. Его чёрт умеет приносить удовольствие. Красный закат весит прямо над ними, ослепляя своим адовым пламенем, ничуть не ослепляя, ибо существа Ада привыкли жить в этом пламене. Чонгук резко выдергивает его из толщи воды и несёт на сушу, кладя небрежно на песок, не размыкая поцелуя. Он сцепляет чужие руки и заносит над головой, сильнее сжимая, заставляя песку вьется между ними. Чимин разводит ноги как можно шире, позволяя альфе взять себя грубо, жестоко, без особой нежности и трепета. Чонгук сильнее наваливается на хрупкое тело и впечатывает то в песок. Он больно шлёпает омегу по бедру и сразу начинает мять и сжимать. Во рту неприятный вкус песка, с ним перемешалось всё, но они не останавливаются, а наоборот, напор становится всё сильнее, словно это последнее их время вместе, словно те могут расстаться на бесконечное время и больше не увидеться. Чонгук высасывает все соки из Чимина, который отдаёт не меньше, который не уступает ненасытности и зверству. Чимин проводит по спине Чона ладошкой, скребёт ногтями и не выносит представления, что спина того извивается, словно змея. Чонгук резко переворачивает омегу на живот, но стараясь не сделать больно, ибо всё-таки, как отец, он должен помнить о своём чаде. Как только перед ним раскрылась милая поза, то он продолжил свои действия снова, с той же жестокостью и напористостью. А Чимин молчит, ничего, кроме душераздирающих стонов не являет, да еле повторяет губами, заветное «ещё» твердит. Чонгук дарит ему это наслаждения. Вновь пристроившись в раскрасневшуюся и растраханную, истекающую смазкой, что текла по внутренней стороне бедра и бережно спадала на золотистый песок, обдавая его своей влагой, дырочку, Чонгук, взяв омегу за бёдра, резко дёргает на себя. Чимин от нового витка боли вспыхивает и болезненно стонет, сильнее въевшись в землю, что так и наровила пропасть через считанные минуты. Альфа возвращается к привычным размашистым движениям бёдрами. Он наклоняется к вспотевшей шее и слизывает бусинки пота, обдавая тело новой порцией мурашек и заставляя ноги Чимина невольно содрогнуться и расслабиться. Чонгук ведёт носом от линии роста волос, его язык будто скребёт, режет. Тот проходится по позвоночнику, вновь возвращаясь к тонкой шее, на которой бы давно могла красоваться либо верёвка, либо чужие пальцы. Чимин, глаза которого будто в пелене, а вернее в плену чужих глаз, в которых тот плавает, тонет, о спасении молит, спасается и выныривает, чтобы вновь утонуть, поворачивает голову и тянется к губам. Чонгук остервенело на них набрасывается и пробирается дальше, его языке исследует каждую область, любой зуб, всю полость. Чимин чуть ли не валится, когда Чонгук хватает за ягодицы и сильно сжимает, будто специально, чтобы сделать больно и себе, и омеге. Чимин в блаженстве прикрывает глаза, когда рука касается его немного выпирающего живота и с осторожностью поглаживает, спускаясь ниже, к изнывающего члену, который требует к себе внимания. Чонгук легонько касается его и надавливает на истекающую головку смазкой, начиная проводить большим пальцем, углубляясь. Он ехидно улыбается, когда Чимин откровенно просит помочь ему. Видеть страдания своего омеги впредь он не намерен, поэтому в такт своим движениям проводит рукой по члену Чимина, доводя того до оргазма. Чонгук делает последние толчки и изливается в омегу, срывая с его губ долгий хриплый стон, вновь набрасываясь на губы, высасывая из них последний спелый сок. Чимин обессиленно валится на промокший от них песок. Побыв ещё немного в Чимине, он снимает его с себя и разворачивает лицом. Он такой маленький перед ним, всё тело исполосовано грубыми, страшными, но в то же время прекрасными и особенными отметинами от альфы. Они упирается лбами, тяжело дыша каждый. Они счастливы, что смогли скоротать жалкое время таким приятным занятием. Чонгук мокрой рукой проводит по волосам омеги, из-за чего тот приподнимает голову. Альфа накрывает его губы, но теперь оставляет нежный и трепетный поцелуй. Он аккуратно водит языком по полости и легонько кусает язык, который пробирается к нему. Чимин шире рот приоткрывает и позволяет альфе сделать с собой всё, что только тот захочет. Чонгук закутывает Чимина в тёплую одежду. Та неприятно липнет к мокрому телу, но по-другому не получится. Они ложатся вновь, но только теперь в обнимку. Солнце вовсю светит, приятно ложась но взмокшие тела. Чимин перебирает пальцами по тёпло-холодному песку и зарывается носом в шею альфы, слушая его размеренное дыхание. Чонгук целует его в макушку и перебирает пальцами небесно-чёрные пряди, тонет в этих изумрудных глазах и умиляется злому оскалу. Его чёрт доволен такому подарку, тот его оценил наилучшем образом. — Это было ненормально, но до безумия приятно, — шепчет Чимин, доставая из одежды руки, рисуя на мокрой и мощной груди Чонгука узоры, в которые тот не вкладывает особого смысла. — С тобой по-другому не получается, чёрт, — оставляя нежный поцелуй на виске омеги, говорит Чон и привстаёт, чтобы начать одевать Чимина. Закончив с одеждой, Чонгук вновь подхватывает Чимина на руки и несёт обратно в лагерь. Они уже почти рядом, осталось всего лишь несколько часов до их приезда. Чимин утыкается лицом в плечо альфы и засыпает, потому что его сон нарушили ранее. Он думает, как его встретит Юнги, как покажет ему своего сына, как, наверное, будет рад Хосок, как будет кривить рот Чонгук, как Намджун будет уговаривать Джина завести такого же ребёнка. Вся семья будет в сборе.

***

Они приехали утром следующего дня, потому что в дороге возникли некоторые трудности. Чонгук усадил на своего коня и Чимина, который не спал всю ночь, ибо было неспокойно, было много шума, а сейчас он держится из последних сил, чтобы не заснуть. Столица встречает Чонгука и братьев победителями. Все выходят на улицы, кричат добрые слова Чонам, осыпают их цветами. Чимин от такого количества пыльцы даже чихает. Ему неловко, что и на него смотрят, но все начинают кричать и восхвалять своего господина, не обращая внимание на омегу. Кто-то бросил в Чонгука венок из ярко горящих полевых цветов, альфа словил его и поместил на голове своего чёрта, который губки недовольно дует и пытается лицо спрятать. Чонгук звонко смеётся и ускоряет шаг своего коня. Он изредка оборачивается на брата, который с особой яростью сбрасывает назойливые цветы и с волос, и с коня. Он понимает его нетерпение. Его омега совсем рядом, тот хочет к нему. И сейчас Чонгуку не хочется брата специально изводить. Чонгук продолжает смотреть на своих братьев. Глупо говорить, что это победа только его. Она принадлежит им, они вместе разделяют его плоды. Но это пока дело не дошло до деления территорий, там уже каждый покажет свой характер. Чонгуку нужны земли близ рек и небольшой клочок, где прекрасное месторождение не только ресурсов, но и отличная почва для выращивания плодов. Он сделает всё, чтобы эти земли стали его. Остальные, малонаселённые и менее плодородные, могут достаться братьям, на них претензий он иметь не станет. Они добираются после шумных улиц до ворот дворца. Вот здесь сердце Хосока бешено и забилось. Он как опьянённый смотрит на заветные ворота и не верит, что всё-таки дошёл и сейчас сможет к омеге прийти. Их встречают воины, которые отдают честь своему господину и поздравляют с победой. Чонгук отдаёт им лошадь, сказав, чтобы за ним хорошенько присмотрели, ибо тот славно потрудился. Чимин наконец-то выдыхает с облегчением. Он дома. К нему подбегает радостный Джин и обнимает, продолжая идти в таком положении. — Честно, я думал, что умру там, но оказалось, что не всё так страшно. Мы дома, Чимин-а, — потянул он радостно и потрепал омегу по голове, немного распустив его венок. — Хочется к Юнги наведаться, он, наверное, переживает из-за моего внезапного исчезновения, — жмётся Чимин, получая лёгкий удар от Джина, что говорил, мол, сейчас их друг обрадуется, будет немного удивлён, но счастлив, что все вернулись в добром здравии. Джин тот грех, который не унывает и не поддаётся паники, потому что сам недавно перешагнул через своё тяжёлое бремя. Чимин до сих пор поверить не может, что омега смог отрубить голову Лэю. Да, Чимин тоже мог ему и порезать, кровь пустить, но чтобы идти на такие меры, то тут тот бессилен. Казалось, что убить Чимин может только за Чонгука, либо же самого Чонгука. Но он всё равно восхищается Джином, он не может считать себя сильным, когда тут представитель её, прямо перед ним. Чимин радуется, что друг смог перебороть свой страх, смог доказать всем, что способен быть и нести тот сан, который сейчас у него. Он не просто омега, а настоящий воин. Чимин уверен, что Джин войдёт в историю как первый омега, что смог подчинить под собой столько земель и показать своё могущество. — Ну, первыми мы точно не будем, — Чимин отвлекается от своих мыслей и смотрит на Джина, что кивает в сторону Хосока, который наплевал на своих братьев, бежит к Юнги. Чимин видит огонь, что разгорается в чужих глазах и мысленно радуется за друга, что скоро обретёт полное счастье. Альфа чуть не сбивает ничего не понимающих омег, расталкивает стражу, встречается недоумевающим взглядом с Каином, который ожидал приезд намного раньше. Он перешагивает через три ступени, сдирает пуговицы, которые сдавливают и душат шею, замедляя дыхание. Проверяет оружие, которое чудом не падает, потому что альфа пару раз чуть не падал от нетерпения. Он чует его, он совсем рядом. Его маленькая кроха, которая также с нетерпением его ждёт, уже почти рядом, близко. Хосок минует коридоры и проклинает этот дворец, что здесь столько ходов. Он поступил некрасиво, оставив братьев, но разве это имеет значение, когда Юнги его ждёт. Хосок становится возле дверь и, не отдышавшись, врывается внутрь, чем слегка пугает своего папу, что стоит с какой-то миской или тарелкой. Хосок снимает пояс с оружием и бросает тот на пол. Он и с папой не здоровается, потому что ручки чужие тянутся к нему. На глазах Юнги слёзы, но они несут облегчение, что тот дошёл, что тот живой, что тот его крепко держит и от себя не отпускает. Омега крепко сжимает его шею и не перестаёт плакать. Не думал Хосок, что так мучительно будет без родного тепла. Без своего малыша. Хосок видит бледное личико, худые руки и живот. Тот совсем плох, но его исцелением он скоро займётся, поставит на ноги и пухлые щёчки вернёт, за которые было приятно тянуть и тыкать. Грудь предательски стягивает, дышать всё тяжелее, а напор яростнее. Руки у Юнги немного трясутся, сильнее сжимает волосы альфы и втягивает родной запах, что обволакивает, заставляет глаза прикрыть и давать возможность послушать тяжёлые всхлипы. Юнги немного успокаивается, его глаза рассматривают побитое лицо. Он целует альфу в губы, и новый поток слёз окутывает его. Тот пришёл к нему, как и обещал, живой и невредимый, пусть и с небольшими царапинами и синяками. Хосок пробует солоноватые губы на вкус и приподнимает уголки губ. Его муж ужасный плакса в такие моменты. Но он даёт ему время, чтобы успокоиться, делится и собой. Полная отдача исходит от него. Руки Юнги спускаются ниже, и он сжимает одежду Хосока сильнее и сильнее, будто не веря, что это реальность, что его альфа вновь с ним. Отстранившись от него, омега крепко обнимает ещё пару минут, чуть не задушив Хосока, а потом садится вновь на кровать, приводя себя и своё состояние в нормальную работу. — Ты пришёл, — говорит он, еле шевеля губами. Хосок тепло улыбается и тыльной стороной ладони вытирает самый дорогие бриллианты империи, которые стекают из глаз. Юнги льнёт к тёплой руке Хосока и своей накрывает. Не хочет, чтобы тот вновь ушёл. — Я не мог не прийти. Ведь я дал тебе обещание, что вернусь. А Змей всегда исполняет их, — Юнги слабо улыбается и выдыхает. Он столько его ждал и наконец-то выиграл, переиграл время ожидания. В этом бою нет равных омеге. Хосок бы ещё что-то сказал ему, но в проёме появляется счастливый папа, которые держал свёрток на своих руках. Обеспокоенный Хосок приподнимается и смотрит. Он оборачивается на спокойного Юнги, который ему кивает. Альфа подходит к папе, перед которым тупо улыбается, он извинится позже, когда невиданное счастье отступит, и, словно голодный зверь, облизывает губы и сглатывает слюни. — Ты возьмёшь своего ребёнка, или мне надо ещё одного родить? — кричит ему Юнги. Присутствие альфы пошло ему на пользу. Хосок вытирает свои руки об одежду, будто от этого они станут чище. И, затаив дыхание, аккуратно берёт свёрток, не дыша. Там что-то живое, там что-то подаёт признаки жизни, там кто-то мычит. И этот кто-то — ребёнок непобедимого Змея. Хосок смотрит, как заворожённый, и в голове проскальзывает мысль, что он готов тоже пустить слезу, но сразу вспомнив, кто он, эту идею оставляет. Ему страшно повернуться, потому что боится. Ему до этого не приходилось иметь дело с детьми, поэтому он не знает, как это нужно делать надлежащим образом. Руки легонько подрагивают. Не верит. Смотрит в глаза напротив и не верит. Это его ребёнок. Маленький змеёныш, что ещё не увидел свет, но родился в такое тяжёлое для его родителей время. Маленькие ручки лезут ко рту, а личико сморщивается. У его мальчика пшеничного цвета волосы, такие светлые, как и его папа. Глаза лунные и большие. Словно в противоположность грубому и жестокому Змею. Не передать всех эмоций, которые испытывает сейчас. Он то смотрит на ребёнка, то на Юнги, который впервые такого мужа растерянного видит. Хосок пытается как можно тише двигаться, пытаясь не делать лишних движений, а то мало ли, что может случиться от резких движений. Он долго ждал этого ребёнка, он корябал и себя, и омегу, столько те пережили, что не вымолвить словами. Хосок аккуратно ступает по полу и садится на кровать рядом с Юнги, который кладёт голому ему на плечо и волосы сына указательным пальчиком трогает. — Ты назвал его Селином, но я не понимаю почему. Он родился, когда была луна? — Хосок вопросительно смотрит на омегу, который полностью растворился в сыне. Юнги приподнимает голову и усмехается. Сейчас он поведает историю того, почему их ребёнка так зовут. — В тот день, когда ты спас меня, тогда была луна, Хосок. Я хорошо запомнил её блеск в твоих глазах. — Вот как, значит, Селин, ты носишь это имя только благодаря своему отцу, — он наклоняется и целует сына в лоб, из-за чего тот морщится и чихать начинает. — Ба, да он больной у вас, — Чон Чонгук не упустит возможности поиздеваться над чужими детьми. В комнату заходит Чимин, Джин и Намджун, который тепло улыбается и обнимает своего омегу со спины. — Только тебя тут не хватало, — зло кидает ему Юнги. Но его злость сходит на нет, когда в проёме он видит Чимина… Тоже живого. Юнги подрывается с места и бежит к другу. Он чуть не падет вместе с ним. Омега забывает обо всём, ведь его друг стоит перед ним, такой живой, мягкий, злой и милый. Это его Чимин. — Я тебя прикончу, Чимин, — в тисках сжимая друга, говорит Юнги. Он думал, что Чимин погиб, ну вообще ему это сообщили, а сейчас тот стоит перед ним и глупо улыбается и краснеет, наверное, из-за нехватки воздуха. — Ты бы знал, что я перенёс, как я страдал, — теперь Юнги оставляет лёгкие удары на плече Чимина и позже, довольный своей работой, отходит назад к вставшему Хосоку, который никак не мог наглядеться своим сыном. — Ну, и ты не хочешь посмотреть на моего ребёнка? — Чимин неуверенно жмётся, потому что не может подойти к Хосоку и взять то, что принадлежит ему. Но на помощь идёт Юнги, который бережно берёт своего ребёнка. Также он кивает Джину, который высвобождается из цепей Намджуна. Альфа облокачивается об косяк двери и не сводит насмешливого взгляда со своего брата, который нервно кусает губы. Чимин подходит ближе, замечая пристальный взгляд со стороны Хосока. Он заглядывает в ещё невинные, чистые глазёнки. Это лунные глаза поистине прекрасные. Чимин позволяет себе прикоснуться к золотистым прядкам и поглаживать головку. Внутри что-то начинает будто раскрываться. Чимину незнакомо это чувство, но видимо, он будет его чувствовать ещё, когда сам станет родителем. Интересно, что сейчас с Юнги, но по нему видно, что светится, что с облегчением глядит то на своего мужа, то на ребёнка. Чимин не хочет смотреть на Чонгука, который давно уже вышел, потому что ему не нравятся такие сцены, ибо сам недавно осознал, что станет отцом, да и разрешил оставить ребёнка. Не хочет смотреть на это умиротворение, смотреть на счастье, витающее в помещении. Чимин тоже понимает, что Чонгуку будет тяжело принять факт родительства, но тот пересиливает себя и идёт против своих убеждений. Становится страшно и не по себе. Даже несмотря на то, что Чонгук позволил ему оставить ребёнка, пытается делать вид, что ничего не произошло, сдерживает свой суровый нрав, но всё равно это наигранно, неправда, которую чувствует Чимин. В любви к себе омега не сомневается, а вот к будущему ребёнку вряд ли Чонгук станет что-то испытывать. Грустно посмотрев на этот золотистый комочек перед собой, Чимин желает, что у друга всё было лучше, чем у него, чтобы судьба его сына стала лучше, чтобы не встречал он особых трудностей. Но не может всё это вслух произнести, слова встали комом. Омега поджимает губу и отступает на шаг, становясь неловким. Юнги обеспокоенно смотрит на друга и не понимает его внезапного изменения. Чимин выдавливает из себя глупую улыбку и становится спиной к холодной стене, которая обдаёт его своим дыханием прохладным, заставляя проснуться. Джин также не понимает изменений в лице друга, но ничего тому не говорит. Видимо, это то, что не касается его. Хосок подходит со спины к мужу и приобнимет его за плечи. Какой-то разговор витает в воздухе, но Чимин его не поддерживает. Он не завидует другу, что у такого есть любящих и понимающий муж, но отчего-то обидно становится. Он спешно вытирает скопившиеся слёзы и, быстро извинившись за своё внезапное отлучение, выходит. Он не понимает, что нашло на него. Почему жгучие слёзы начали самопроизвольно литься. Чимин останавливается и одной рукой касается стены, пытаясь остановить внезапный порыв чувств. Он пару минут глубоко дышит и другой рукой вытирает слезу, текущую из левого глаза. Страшно от своей реакции, страшно от такого. Это не зависть… Нет, её не может быть, ведь он искренне рад за счастье Юнги, ему ничуть не обидно, что у самого другая судьба… Нет, о зависти и речи идти не может, ведь… Ведь Чимин не может по своей сущности быть таким, ведь он добрый, местами грубоват, но так он добрый и радуется любым приятным моментам друга. Юнги этого заслужил, как никто другой, но почему тогда он не радуется. Вот от этого Чимину и не по себе, в нём просыпается что-то чёрное, странное. От себя становится тошно, от своей гнилой натуры. Сейчас Чимин смог увидеть плоды трудов Чона. Он делается таким, как они. У него пропадают чувства, он зависим только одним, у него нет человечного. Если раньше это было шуткой, то сейчас вполне реально. Чимин породнился с ним.

***

Целых три дня альфа не может оторвать вид от дивной картины. Каждый день он видит своего светящегося омегу, который не устаёт рассказывать про себя, про их сына, которого, кстати, Хосок не выпускал из рук, постоянно пытался уловить хоть какую-то эмоцию ребёнка, он словно в нём спасение нашёл. Вдыхал его дивный аромат, что не полностью раскрылся, выцеловывал пальчики своего крохи. Малыш слабо держал грубый палец отца и иногда дёргал руками и ногами, показывая, что рад видеть его. Сейчас Хосок молча наблюдает, как Юнги отдаёт их сына сиделкам и устало валится на кровать к нему, который лежит на боку и смотрит на уставшего мужа. Юнги на пару минут прикрыл глаза, а потом резко раскрывает их и поворачивает голову к Хосоку, который приближается к нему и большим пальцем очерчивает подбородок. — Я так по тебе скучал, — шепчет Хосок, оставляя поцелуй на лбу. Юнги жмурится и ближе льнёт к мужу, подобрав под себя руки и уткнувшись в шею Хосока. Он не перестаёт это говорить, потому что насытиться им невозможно, потому что слишком друг от друга далеко были. Наверстать упущенное за три дня невозможно, поэтому Хосок будет питаться им каждый день, пока снова не покинет. — Я тоже, столько переживал, скучал, сколько плакал… — Юнги отвечает таким же теплом. Он целует альфу в шею, оставляя мокрый поцелуй после себя. Он испытывает терпение своего мужа. Кадык Хосока дёргается, а Юнги это ещё больше возбуждает. Его ловкие пальчики пробираются под одежду мужа и начинают очерчивать рельефное тело. Хосок напрягается, когда пальцы вырисовывают свои картины на его теле. Он сверху смотрит на омегу, который желанием горит. Альфа облизывает нижнюю губы, внимательнее рассматривая очертания лица Юнги. — Ну, теперь я не позволю тебе это делать, — тепло улыбается Хосок и заставляет Юнги к себе в глаза заглянуть. Хосок медленно приближается к чужим губам и накрывает их своими. Не встретив сопротивления, он заставляет Юнги приоткрыть рот. Неспеша и с особой нежностью он начинает целовать давно не пробовавшие губы и теряется. Словно мёдом покрыты, они такие сладкие и такие родные, что не хочется от них отрываться. Юнги рот шире раскрывает и позволяет мужу сделать над собой всё, что угодно. Он позволяет чужому напору взять вверх, чтобы наконец-то удовлетворить. Хосок хватает его за бёдра и нависает сверху, постепенно увеличивая напор и уже принося дискомфорт, но Юнги ничего не скажет, потому что сам по этому скучал, потому что это его любимый альфа, который страшно по нему скучал, а сейчас добрался и пробует. Юнги только для него себя хранит, только ему позволяет себя трогать. Хосок долго и смачно сосёт его губы. Рука пробирается под кофту и накрывает живот, неспеша поглаживая. Омега мычит в поцелуй, когда чувствует, что бугорок в штанах мужа упирается ему в бёдра. Альфа резко отрывается от любимых губ и начинает спешно снимать с себя рубашку, откидывая небрежно в сторону, вновь набрасываясь на израненные губы. Юнги хватает его за плечи руками и откидывает голову, открываю нежную шею для красных отметит, для новых алых цветов. Хосок мгновенно реагирует и вылизывает шею любимого, параллельно сдёргивая с того штаны, пробираясь дальше. Юнги чует, что самому не в моготу, но терпит только ради него. Хосок уходит ниже, продолжая покрывать напряжённое и разгорячённое тело новыми отметинами, новыми горячими поцелуями. Как же они обжигают. Юнги даже невольно дёргается. Отвык от таких ласк, отвык от таких касаний. Хосок борется с собой, чтобы не наброситься и не взять грубо, с этим комочком только нежно надо, чтобы больно не было, чтобы не канючил от боли и получил только удовольствие. Он останавливается в паре сантиметров возле изнывающего члена Юнги и приподнимает хитрые глаза. Омега кидает на него стеснительный взгляд и отворачивается, а Хосок довольно хмыкает и пускает тонкую струйку на головку, из которой фонтанообразно стекала смазка. Специально не уводит взгляда, видит стеснение рядом, пунцовые щёки. Сколько бы они не занимались этим, но Юнги постоянно будет таким. Невинным. Чистым. Ангелом. Он тянет к нему руки, впивается в руки и пытается оттянуть, но хватка у него слабая, вялая, но он пытается оторвать его от себя, но тщетно, ибо Хосок нацелился, ничего, кроме желания у него нет. Хосок приподнимается и тянется к губам. Юнги выдыхает с облегчением и примыкает к губам. Рука Юнги бродит по спине, чувствуя неприятные шрамы, то, как лопатки мужа сжимаются и соприкасаются, чувствует неприятного Змея, что растянулся по всей спине и в душу к Юнги заползает, заставляет творить страшные вещи. Омега мелодично постанывает, когда наконец-то чувствует горячую плоть, что тихо входит внутрь, заставляет зажмуриться и вцепиться в простыни. Слёзы скапливаются в глазах, но Хосок их спешно стирает и бережно целует носик, прося успокоиться. Юнги хватает мужа за шею, чтобы не заглушить внутри себя что-то больное, большое. Хосок движется неторопливо, неспеша, чтобы дать привыкнуть к своим размерам, ведь омега был не тронут столько времени, поэтому он не может упрекнуть его в этом. Только поняв по смягчающейся хватке, тот решается ускориться. Он берёт Юнги за бёдра и сам задаёт нужный темп. Омега довольно мычит и пытается свой затуманенный взгляд с Хосока не уводить. Тот такой красивый. Рельефное тело покрыто маленькими шрамиками, Юнги кладёт руки на живот альфы и очерчивает его тело. У Хосока глаза зажигаются, и он активнее входит в Юнги. Юнги готов плакать от до этого непонятного счастья. Он много плакал, когда на свет появился Селин, ведь переживал за своего альфу, который на месте сидеть не может, постоянно в бой режет, да и знает, что кровью тот не может насытиться. Постоянно сидел возле окна и вглядывался в неизвестность. Так ещё набросилось на него пропажа Чимина, которую он тяжело перенёс, ведь только он мог как-то вытягивать из дум о Хосоке. А тут в один из дней пришла новость о его пропаже. Да омега спокойно на месте не мог сидеть, постоянно накручивал и придумывал себе всякое. Благо папа Хосока не давал падать духом, постоянно подбадривал и говорил о лучшем. И Юнги пришлось поверить, пришлось держаться. Ночи почти не спал, только тихонько ронял слёзы. Плохо ел, потому что ничего в горло не лезло. Не гулял и не общался ни с кем, потому что не было сил и желания. Наверное, мысли о ребёнке тоже его подкрепляли, да и письма альфы, которые он перечитывал каждый час и вновь впадал в разбитое состояние. Он не находил себе места, иногда был груб и недружелюбен, огрызался даже с Дон Уком, но было всё равно. Юнги походил на смерть, которая пришла по чужие, давно потерявшие веру, покой души. Он пытался не выходить из покоев, поджимал под себя колени и сидел на подоконнике, держа в руке письма и некоторую одежду альфы. С каждым днём становилось всё невыносимее, постоянное накручивание самого себя не давало успокоиться. Юнги стал принимать лекарства, чтобы нормализовать сон, чтобы хоть как-то привести своё здоровье в порядок. Но ночью его одолевали кошмары, он страшно кричал, но родные руки накрывали его лоб и начинали перебирать прядки. Юнги утыкался в руки Ли и засыпал, чуя хоть какую-то связь с альфой. Старший омега очень переживал за него, пытался не оставлять, насыщать того оптимизмом и лишь добрым, хотя у самого чужое чувство закралось. Его сыновья далеко отсюда, Чимин пропал и никто не смог его найти, Юнги губил себя и чах на глазах день за днём, но Ли просил его не унывать и не забывать о сыне, которому тоже нужны силы, поэтому Юнги через силу ел, иногда гулял и не находил большей той красоты в природе, что была рядом с Хосоком. На него стали косо смотреть из-за внешнего вида, но никто не рисковал и слова сказать. Даже если Змея убьют, то за своего омегу он и с того света отомстит. Хотя пропустят ли его туда? Юнги постоянно разговаривал с сыном, чтобы не потерять дар речи, рассказывал про его отца, про то, какой он замечательный. Случались и короткие разговоры с Ли, но это было что-то вроде: « — Юнги, ты хочешь есть? — Нет. — Юнги, может ты что-то хочешь? — Нет. — Не хочешь сегодня погулять? — Нет». Так продолжалось часто, так продолжалось почти до самых родов. За неделю до них Юнги совершенно отчаялся, он считал, что потерял всех, что остался один, ибо нет ни Чимина, нет ни весточки от Хосока, нет никаких новостей, что гнетёт и убивает. Но сейчас Хосок с ним. Тот отдаёт себя ему на растерзание целиком и полностью. Хосок не нежен местами, ибо уже отвык от такого, ибо долго возле себя не чувствовал омеги, но тот и не пискнет, тот и не выскажет своего недовольства. Хосок никогда не делает больно осознанно, специально, он либо теряется в себе и тонет в Юнги, либо случился тяжёлый день, который нужно разрядить с Юнги. Хосок не хочет, чтобы Юнги уставал, поэтому он делает ещё пару толчком и выходит. Он расставил руки по бокам от талии Юнги и неспеша начал проводить своим членом о его, чтобы довести до разрядки обоих. Омега судорожно ноги поджимает и громко выдыхает, когда по его животу бусинки начали растекаться. Хосок тянет омегу на себя и не выпускает из объятий. После некоторого молчания Юнги, приведя дыхание в порядок, решается спросить: — Хосок, я хочу спросить, — шепчет Юнги и, получив в ответ мычание, продолжает. — А где Дракен? Когда он приедет, а то и по нему я соскучился, — рука, что неторопливо гладила взмокшую спину Юнги, резко прекращает махинации. Он знал, что Юнги задаст этот вопрос, но не думал, что так скоро и в такой момент, когда они только утонули друг в друге и теперь лежат горячие и уставшие. Что-то придумывать и врать альфа не хочет, поэтому, какова тяжела правда не была, но он скажет её. Тем более он ещё умолчал о внезапном появлении Тэхёна. — Маленький, я отдал приказ, чтобы его казнили, — спокойным голосом отвечает Хосок, а омеге кажется, будто дышать тяжелее стало. Он отлипает от груди Хосока, который уже готов и настроился на дальнейший разговор. — Ч-что? — запинаясь, произносит Юнги, и паника по новой окутывает его. Он нервно облизывает губы и тяжело дышит. Ему могло послышаться, но только не от Хосока, который не только говорит чётко и громко, но и никогда не шутит и не врёт. — Он оказался предателем, за что я его и казнил, — Хосока будто режут. Но обычные удары бы тот вынес, но не от Юнги. Его омега пытается переварить информацию. Но тот уже видит, что тому даётся она тяжело. Хосок накрывает чужую руку, но Юнги спешно одёргивает её и полные глаза слёз поднимает на мужа. — Как… Как ты мог?! Нет, главное, что он сделал?! — истерика охватывает омегу, от которой тот просто не может избавиться. Хосок привстаёт и тянет Юнги на себя, то тот вырывается из захвата и одаривает его жгучей пощёчиной. Никогда ещё он не смел ударить Хосока, никогда так не был на него зол, никогда ещё не было так больно. Юнги считал Дракена своим верным другом, хорошим человеком, с которым можно чувствовать себя в безопасности. Да он уже решил, что учить военному мастерству его сына будет именно он, но Хосок рушит все планы. Юнги не понимает, как можно убить того, кого братом считал. Какое бы сильное не было предательство, нужно разобраться в истоках. — Успокойся, пожалуйста, иначе… — Иначе что?! Ты и меня прикажешь казнить, — плюёт ему прямо в лицо Юнги его же фразой. Омега сползает с кровати и быстро натягивает штаны и тянется к рубашке. — Когда ты насытишься? Когда ты уже напьёшься чужой кровью. Ты ведь не просто человека убил, ты своего брата погубил. На твих руках его кровь… Ты… Ты убил… — Юнги прижимает руку ко рту и судорожно мотает головой из стороны в сторону. Хосок неторопливо сам становится на пол и подходит к мужу. Юнги отходит назад, видя приближающегося Хосока. Он вдруг упирается в зеркало, вжимаясь в него спиной, не сводя глаз с хосоковых. — Я всегда делал всё для тебя, — шипя произносит Хосок, а Юнги и глаза закрыть не посмеет, взгляда не уведёт. Теперь перед ним не его муж, а тот, кого за Змея считают. Такого он видит его впервые. — Я не смел даже подумать, чтобы сделать тебе больно, — сквозь стиснутые зубы произносит он и нависает над маленьким комочком. Он резко берёт омегу за щёки и сжимает. — Все мои действия не направлены на то, чтобы огорчить тебя, — горячие слёзы стекают по ладони Хосока и обжигают его. Кожу разъедают, вскрикнуть заставляют. Такое ощущение, что Хосока поместили в чан с горячей водой, из которого он никогда не выберется. — Хосок… Мне б-больно… — мычит Юнги и пытается вырваться. Глаза Хосока будто не его, да и все его движения будто не принадлежат ему. Его альфу словно чернота сжирает прямо на глазах. Юнги кажется, что тот ему челюсть раздробит, ибо хватка мертвецкая. Хосок даже не реагирует на просьбы и мольбу омеги оставить его. — Дракен был увлечён в предательстве, за что и поплатился. У тебя есть вопросы ко мне? К моим решениям, приказам? — срывается альфа на крик, заставляя омегу испугаться и не на шутку. Юнги уже ничего не видит из-за слёз перед глазами, которые взялись уже не от известия о казни Дракена, а из-за сущности мужа, которая впервые явилась ему и проявила себя в самом ужасном виде. Благо, что Хосок не на шее руки сомкнул, не то Юнги точно был бы задушен, хотя и сейчас дышать нелегко из-за горести. Внезапная перемена в альфе губит Юнги, разрывает на тысячи кусочков без надежды на сборку. Он не видит в нём просвета, хотя и увидеть не может из-за постоянных слёз. Хосок не сдерживается. Он больно сжимает омежьи щёки и прижимает того плотнее к зеркалу. Юнги казалось, что он слышит, как в его кожу впивается тысяча осколков. Но только не те, которые за спиной, а в глазах и касаниях его альфы. Хосок сам на себя не похож. Маска доброго, местами строго и заботливого альфы пала, а явилась миру другую, совершенно новая для Юнги, но знакомая для остальных. Его гнев одержал над ним вверх. И под руку попал его любимый омега, который жадно ртом воздух ловит, ибо пальцы Хосока сдавили горло и с силой сжимают его. У Юнги глаза полны слёз, он молится, чтобы Хосок пришёл в себя, пытается хоть что-то сказать, но это будто только выбивает альфу, и он жадно набрасывается на раннее израненные губы. Этот поцелуй не похож на остальные, да его и поцелуем нельзя назвать, он рвал его губы. Мокро и больно. Не слыша даже стоны омеги и его слабые удары по плечу. Альфа перехватывает руки и сжимает запястья, получая в поцелуй немой крик. Юнги кажется, что ему слышатся звуки переламывающих конечностей. Слезы рвутся из глазниц. Хосок опускается в плечу и смыкает свои зубы. Там когда-то была его метка, что со временем начала пропадать, но небольшой след все же оставался, а сейчас Хосок предал ей цвета, насытил и окрасил. Юнги кричит, ему плевать, что могут услышать. Дышать все тяжелее, а руки Хосока сильнее сжимают запястья. Горячее дыхание обжигает шею, язык лижет метку и с окровавленными губами Хосок целует, терзает, мучает. Юнги противно от запаха и вкуса крови, его тошнит, хочется не видеть этого образа. Но Хосок не останавливается. Руки вдруг отпускают запястья и спускаются к ягодицам, грубо их сжимая и надавливая, точно следы останутся. Ещё никогда его альфа не был с ним так груб, так жесток, а особенно в постели. Обычно Хосок лишнего вреда боится причинить, печётся над ним, если что-то болит, а сейчас тот будто всё это забыл. Только и несёт в себе сплошную боль. Боль, которую Юнги раньше от него и не знал, только тепло перенимал, не понимал, как родной, любимый, заботливый муж может совершать над омегой зверства. Он не понимал Чимина, его мук и страданий, которые оказывал на него Чонгук, но сейчас, кажется, понимает. Он это на своём опыте чувствует. Хосок предал его. Самым зверским образом предал. Все слова, что Хосок не причинит боли, что у них цепи не рушимы, что у них никогда не могут возникнуть такие ситуация, в которых омега страдал бы — всё это ложь. Сейчас Хосок это всё опроверг, он предал Юнги. Сейчас терзает и играет с его телом, пытается хоть как-то свой гнев задушить, над собственным омегой глумится и разбивает его ангельскую душу. Перемена мгновенная, Хосока за пару минут Он смог захватить и одурманить. И альфа не смог Ему противостоять, пошёл его дорогой, вступил на его след. Его даже слёзы и прошения омеги не берут. Больше Хосока и нет. Он отрывается от губ, свободной рукой проводит но нижней губе и давит на сочащуюся кровь, перемешанную с солёными слезами, которые лучший вкус придают. Специально надавливает. Ему плевать на слезы Юнги, он даже не пытается их стереть. Он размазывает кровь по лицу и, как изголодавшийся зверь, носом водит по щекам, спускается ниже и больно кусая шею. Любое его касание — осколок в сердце Юнги. Казалось, что омега не вынесет большего, но было к чему идти, было это самое «большее». Он уже не пытается вернуть своего Хосока, он пытается другого остановить. Но тщетно. Это проигрыш омеги. Хосок резко дёргает Юнги за запястья, на которых его следы остались и которые чудом ещё могут шевелиться, и валит на кровать, нависая сверху. Он рвёт одежду на Юнги, который пытался остановить его, он плачет и просить мужа остановиться, но его Хосока уже нет. Этот альфа видит перед собой только желание, которое родил Гнев. Хосок срывает штаны и больно бьёт омегу по рукам, который пытался прикрыть свою наготу. Впервые ему не хочется, чтобы Хосок его видел в таком виде, впервые проклинает его касания, впервые так больно и так хочется умереть, чтобы не чувствовать, как Его руки касаются тела, как оставляют нежеланные синяки и больно сжимают нежную кожу, даруя субтильному тельцу новые отметины. Альфа входит одним грубым толчком, не заботясь, что Юнги будет очень больно, ибо после родов следовало быть аккуратным и более одного раза в неделю этим не заниматься. Хосок накрывает своей широкой ладонью рот омеги и начинает двигаться, постоянно увеличивая темп. По его руке текут горячие слезу, будто лава палит его, но ему все равно. Оо взял вверх над разумом. Сейчас есть только дикое, животное желание. Его Змей впервые кровь омеги попробовал. — Х… Хо… Хосок, — хрипит Юнги, когда альфа очередным грубым толчком входит в него. Хосок берет омегу за волосы и тянет на себя, чуть не вырывая клок. Золотые пряди покрылись кровью, они стали покрыты чужой сущностью. Хосок даже не думает, что Юнги может быть больно. Он ничего вообще не думает. В голове нет никаких мыслей. Впервые он делает ему больно. Альфа кусает шею, больно сжимает бока и оставляет следы от своей ладони на нежной коже. Он никогда так с ним не обходится, никогда не мог сделать больно, но сейчас он это делает. Грубо втрахивает его в кровать и зло рычит, словно зверь, который наконец-то поймал свою жертву. Юнги закрывает глаза чтобы только не видеть перед собой любимый образ, своё божество, которое столько месяцев ждал, сколько слёз горьких пролил и молился, чтобы живым вернулся, который делает ему больно. Он закрывает глаза и надеется, что Хосок скоро закончит. Он не придаёт значение жгучей боли и не только физической. Больнее всего в груди, где сердце, где альфа столько лет жил. Сейчас Хосок рубит их цепи, которые, казалось, нельзя было разрушить ничем. Но он смог. Юнги старается не думать, что творят с его телом. Его бьёт обида, но не чувствовать это невозможно, ибо у Хосока много силы. Вряд ли, что он прикладывает половину, но уже из-за этой части невыносимо больно. Юнги было предпринимал попытки слезть с него, но получил звонкую пощёчину. Дальше он почти ничего не помнить. Что-то тёплое и липкое скатилось из носа и попало на подушку, которая была вся пропитана слезами омеги. Юнги прикрыл глаза вновь и на этот рад пожелал себе их больше не открывать. Он вспоминает те страшные времена, когда ещё не был знаком с альфой. Кошмар возвращается. А его личным палачом сделался любимый альфа. И тут он слышит то, что точно он не хотел услышать, не хотел даже про такое думать, что Хосока хоть когда-нибудь скажет такое. — Ты жалкая шлюха, твоё предназначение — раздвигать ноги, — это звонкая пощечина для Юнги. Ещё никогда не было настолько больно, ещё никогда так не хотелось умереть, ещё никогда так не хотелось выбросить из своей жизни Хосока. Тот напомнил его ужасное пятно в жизни, от которого сам же и спас, но теперь… Теперь делает то, что когда-то делали другие. Он вытирает ноги об Юнги, грязно с ним обходиться и указывает на то, кем он на самом деле не является. Только не от него такое услышать, только не такой удар от любящего и любимого альфы получить, только от него это может не просто ранить, но убить. Убить и не иметь возможности воскреснуть, не иметь возможности дальше жить, просто не иметь возможности на всё… Хосок смог разрушить всё, смог напомнить о ранах прошлого, смог убить омегу собой. Любимый оказался настоящим Змеем в обличии греха. Утром Хосок раскрывает неспеша глаза и немного жмурится от яркого света, что бьёт в глаза, он невольно шипит и начинает устало тереть глаза, вдруг резко остановившись. Он чувствует на своих губах привкус крови, но не своей. Хосок привстает и осматривается, приводя себя в чувства. Он медленно поворачивает голову и вдыхает аромат. Он не верит самому себе. Перед ним лежит его омега, а вернее жалкие остатки от него. У того изодраны губы, лицо опухло из-за постоянный слез. Ресницы подрагивают, а нос морщится, Юнги мычит, а точнее стонет. Видимо, ему снятся далеко не ясные дни. Хосок смотрит чуть ниже, видит свои укусы на нежной шее, следы своих пальцев. Альфа шумно сглатывает и пытается вспомнить, что вчера было. Вначале всё было прекрасно, они провели время с ребёнком, после Хосок соскучился по телу омеги, а дальше… Дальше Хосок вспыхнул. Смог позволить своей сущности взять верх. Альфа стонет от злости и сам себя ненавидит. Он резко приближается к спящему омеге. Он убирает пряди с его лица и замечает небольшой участок с запекшейся кровью, возле виска. Приподняв одеяло, Хосок не может скрыть ужаса. Всё аккуратное, красивое, тонкое тело, которое только тронь, так и синяк и ранка останется, теперь оно все красное, в порезах и покрыто тяжёлыми ударами. Хосок берёт чужое запястье и всматривается внимательнее. Он вырезал на нём свою метку греха. Он посмел вытворить такое с Юнги, смог его разбить, сломать. Вдруг в голову бьёт холод. Повсюду кровь, её много, запястье ещё сочится. Странно, что омега смог выжить. Нет клочка, на котором был бы живой уголок. Хосока бросает в пот, омеге нужно немедленно помочь. Он быстро подрывается с места и требует к себе лекаря, он не решился помочь ему лично, потому что в такой ситуации он не уверен, что не нанёс внутренних повреждений. Хосок подбегает к омеге и хватает его болезненное, избитое лицо, пытается хоть слово из него выведать. У того вид ужасный, не просто болезненный, а убитый. Юнги постепенно раскрывает глаза. Нижняя губа произвольно начинает дёргаться, а глаза становятся стеклянными, стоит моргнуть, так из глаз слезы повалятся. Хосок нежно касается красной щеки и вытирает спустившуюся слезу. От самого себя противно. Он смог прикоснуться, смог зверски избить и получить тело, словно дикарь. Ему больно смотреть на своего Юнги. — Не… Не… Трогай меня меня. П-пожалуйста… Не надо… — жалобно стонет Юнги. Ему дышать тяжело, грудную клетку будто сжали, на нее будто сел огромный груз. — Юнги, я… — всхлип останавливает его от дальнейших слов. Он вспоминает ужас той ночи вновь и вновь, которая кажется кошмаром. Сам себя останавливает и не смеет прикоснуться, ибо считает себя настоящим зверем. Он видит в глазах омеги страх, тот сжимается и закрывает снова глаза. Ему не хочется говорить, потому что каждое слово — боль, любой взгляд на него — боль, любое движение — боль. Хосок сам себя боится, он пересиливает себя и тихонько приподнимает углы одеяла и видит Юнги, который даже смотреть на него не сможет, утыкается носом в мокрую подушку и хнычет, роняет слезы. — Юнги… маленький, я… — эти слова пропадают в громком всхлипе. Юнги не хочет это слушать, он помнит всё, что сказал ему прошлой ночью Хосок. Каждое обидное слово, грязное касание и утробный рык — всё помнит, всё ещё свежо, всё ворошит раны. Юнги шевелить языком не хочется. Он даже смотреть на альфу не может, который нежно гладит его щёку большим пальцем. — Уйди… П-п-пожалуйста… Уйди… Теперь страшно видеть его нормальный образ. Сорвался. Поддался ему. Слабым оказался. Своего омегу напугал. Маленький комочек теперь станет его бояться. Врагом считать начнёт. Юнги продолжает плакать, обжигая кожу альфы ими. Как раскалённым железом его плавят, заставляют по нему ходить, специально кипяток льют. Хосок чувствует это. — Прости, маленький, прости, — не перестаёт шептать он своим голосом, возвращаясь в свой образ. Сегодня Хосок впервые понял, каково это испытать всю сущность своего греха. До этого дня он сдерживался, не поддавался ему в присутствии Юнги, но сегодня не смог. Когда омега ударил его, то зелёный свет появился, что дал старт. Альфа не упустил этой возможности, он по полной показал свою сущность. Перед Гневом не устоять даже ближнему. Он жесток, спасайтесь, вы не справитесь с его силой. Бегите, иначе с его клинком познакомитесь да в собственной крови захлебнётесь. Не так страшен Змей, как его… Хотя нет, он страшен, особенно в своём лучшем проявлении в образе смертного греха. Может ли грех уничтожить грех, заставить страшиться и трястись от ужаса? Конечно может, Юнги сейчас это на своей шкуре испытал. Может ли он быть нежным? Конечно, потому что человек живёт внутри. Может ли человечность победить грешность? Не может. Это свято. Это факт. Это не рушимо. В комнату входят лекари, которых пригласил Хосок, но уже успел забыть. Они просят отойти альфу, чтобы оказать помощь Юнги. Он не противится и даёт сделать свою работу. Хосок стоит возле проёма, и глаза прикрывает. Хотя бы с Юнги всё было хорошо, чтобы его здоровью ничего не угрожало. А уже про то, что произошло, они ещё поговорят, сейчас надо оказать ему помощь. Хосок обрёк себя на одиночество. Омега впредь не станет протягивать ему руку.

***

Эй, падишах наших тел, эй, драгоценное творение, которое, сжалившись над нами. веселит и смешит нас. Эй, дарующий нашим глазам видеть. Эй, Господь, что предаёт дыхание нашим душам. Ты оживил нашу душу, но подверг его мучениям. Порой делал его любящей одиночество, порой заставлял идти за красивым пиком и наказывал разочарованием… Эй, бедняга, сколько ты ещё будешь бегать босым в терновнике этого мира, в том мире мы открыли для тебя двери в сад роз. Сад роз, в которые я открыл для тебя врата, такой сад, что там оживлены даже ветви и платья деревьев. Они говорят друг с другом… Знай, что всё живо. Сад, не имеющий душу, не понравится и не предаст жизни человеку. Жизнь — это странный ручей. Иногда он становится водой, а иногда кровью. Порой превращается в реку из вина, порой — из молока, порой она приносит плоды, как яблоня, порой она выращивает тыкву, иногда даёт яд, иногда благодать. Иногда жизнь даёт болезнь, а иногда и исцеление. Порой она превращается в терновник, а порой в цветник, порой в уксус, порой в вино… Ты остался в этой жизни среди змей и скорпионов в обличии людей. Ты живёшь вместе с ними… Где твоё спасение?.. — Господин, — Чонгук перестаёт вертеть в руках кувшин с вином и задумчиво вглядываться в пол. Он поворачивает голову на сказавшего и встречается с лисьими глазами. Чонгук отставляет вино и тянется, разминая конечности. — Ты что-то хотел? — выгнув бровь, спрашивает Чон и всматривается во взгляд Юсуфа. Пытается прочитать, что на лице того написано, что того гложет и интересует. Тот смиренно руки сложил и голову клонит. Почтение выказывает. А нужно ло оно Чону? Возможно, ведь он император, повелитель и его судьбы, поэтому он просто обязан выполнять все эти махинации, чтобы спасти свою жизнь и расположить Чона к себе. Альфа усмехается и внимательно слушает, что хочет ему донести его новый друг, подчинённый. Для Чонгука это одно. У него и братья — это его слуги, поэтому разницы нет, кто такой Юсуф. — Простите мне моё любопытство, но я рискну спросить, — Чонгук напрягается и привстаёт. Что тот может попросить, что ему любопытно узнать и за что смерть может словить. — Ну попробуй, если жизнью брезгуешь, — пытается предупредить, но видит, что ничего не выйдет из этого. Оппонент настроен решительно. Будто готовился. Чонгук вновь расслабляется и откидывается на спинку дивана, наслаждаясь возможной расправой. Плохо, что этот человек не боится его, ведь тогда бы и страхом напился. Вино то оно сладкое, а вот человеческие эмоции — высший вкус. — Я хотел бы поинтересоваться по поводу Тэхёна, — Чонгук кажется, что ничуть не удивлён сказанным. Он внимательно всматривается в лисьи глаза и терпеливо ждёт, но уже нервно сжимая перстень на большом пальце. Юсуф понимает, что можно продолжить. — Вы же его казните? — брови Чона сходятся, а взгляд тяжелеет. Ему меньше всего хочется разговаривать сейчас о Тэхёне. Он сделал ему милость, назначив казнь в столице. Но зачем он Юсуфу, какой интерес у него. Чонгук толкает язык в щёку и ехидно улыбается. Неужели тот влюбился в омегу. Да это просто смешно и по-детски. Какой же альфе прок с этой любви, если прекрасно знает, что омега принадлежал когда-то Чону, что предал и перешёл на сторону врага. Неужели Юсуф настолько ослеп. Интересно, чем же это закончится. — Зачем он тебе? — всё-таки выдаёт свой вопрос, что сам себя попросился спросить. — Помнится, когда я спас вам жизнь в тунелях, вы сказали, что теперь передо мной в долгу… — Я помню всё, что я говорил, я и сейчас тебе благодарен, но что же ты в итоге у меня попросишь? — терпение у Чонгука на пределе. Его начнут шантажировать, что не позволительно, ибо перед Юсуфом не просто какой-то вояка, а император, он ему подчинённый, который посмел напомнить об обещании. Чонгук прекрасно знает, что тот затеял, но хочет услышать это от другого. У него будут просить, ему напомнили о долге. Юсуф первый человек, который посмел что-то просить у Чонгука. Он ещё один безумец в коллекции Чона. — Я бы хотел взять небольшую отсрочку от казни, скажем, неделю или того мен… — Что? — Чонгук резко встаёт и в два шага оказывается рядом с Юсуфом, который своим лисьим взглядом не повёл. Он продолжает смотреть перед собой, не спеша заглянуть Чону в глаза. Тот тяжёлой тучей нависает над ним, пытаясь на страх вывести, пытаясь пробудить его, заставить пожалеть о своих словах. Но перед ним не очередной слабый соперник, будто перед ним он сам, но в ином обличии, и это Чонгука и радует, и раздражает. Он сухо смеётся и отходит от ничуть не дрогнувшего альфы, давая возможность глотнуть воздуха, который с момента приближения Чона был на пределе. — То есть ты просишь перенести казнь, которую я уже наметил. То есть ты смеешь противиться моей воли? — Чонгук, стоящий к нему спиной, поворачивает голову вбок и спрашивает. Юсуф обходит его и становится прямо перед ним на расстоянии вытянутой руки. — Мой господин, неужели ваше слово было пустым в тот момент? — подлец. Он решается пойти таким мерзким способом и выиграть. Поистине лис, человек в его обличии. Чонгук пару минут просто смотрит и думает, что же лучше предпринять. И он озвучивает свой приговор: — Через неделю будет моя свадьба, чёрт сопротивляться не станет. Вот через неделю я хочу, чтобы ты исполнил мой приказ, Юсуф. Ты, — Чонгук достаёт из-под пояса флакон с янтарной жидкостью, — исполнишь мой приказ. Пусть он поживёт неделю, но его палачом станешь ты.

***

Тэхён стоит возле небольшого озера, в который тот бросает мелкие камешки. Он поджал ноги к себе и лениво склонил голову. Его пряди спадали на лицо, прикрывая красивые глаза, что способны околдовать не одного альфу. Тэхён пару раз проводит рукой по тёплой воде и вздыхает. Странно, что ему разрешили прогуляться, ведь скоро точно приведут палачей или убьют другим зверским способом. Омега знает, что Чон не оставит предательство просто так. Странно, что ещё никого не привели. Только подставили какого-то альфу с лисьими глазами, который сильно напрягает. Но Тэхён не может не радоваться собеседнику, они хоть и вяло, но перебрасывались парой слов. Омега оценил его рвение к разговору, у того приятный и мягкий голос. Он также красив, у него короткие волосы, крепкое телосложение, а самое главное, что тот тепло с ним обходится, остро не реагирует на статус предателя, ведь точно знает, что Тэхён сделал, просветили, в этом нет сомнения. За всё время, что тот был под его присмотром, альфа не был уличён в чём-то ужасном, он постоянно выполнял капризы Тэхёна, не обижался на острый нрав, на постоянную перемену настроения. За эти дни он привязался к нему. К его смеху. К его касаниям. К его разговорам. У того и запах приятный. Пахнет малиной. Сладкой, сахарной. Тэхён хоть и не ест в больших количествах сладкое, но такое он готов вкусить и не переставать есть. Омега невольно облизывает губы и устало выдыхает. Расстанется и с этим альфой. Жалеет ли он о случившемся? Ну, отчасти, потому что его подтолкнули к этому предательству. Но он обсчитался, посчитал себя сильнее и умнее, что делать не стоило. Ведь знал Чонгука столько лет, знал его рвение и пыл, поэтому уже давно подписал указ о своей смерти. Не хочется думать о том, что было, вспоминать своё прошлое. Он был использован на протяжении всей своей жизни. Тэхён тянется за палочкой и рисует на земле. Выводит неровные линии, рисует какое-то очертание. Он увлекается и уже осознанно что-то рисует, полностью сев на землю, не задумываясь, что запачкает одежду. Ведь зачем думать о этой мелочи, ибо скоро смерть заберёт его с собой. Его пальцы напряжены. Он поджал губу и упирается руками на землю, но чтобы не упасть и не испортить. Он полностью отдаётся процессу, растворяясь в нём. Омега не слышит шаги позади себя и продолжает дальше рисовать чей-то портер, измазав лицо, Тэхён довольный встаёт с земли и оценивает образ. Он нарисовал своего спасителя, как посчитал. Получился похожее лицо Юсуфа. На шее того покоится медальон, который сам придумал омега, но также на ней лежат лепестки ромашки, ведь на самой голове покоится венок из них. Они будто каплями спадают на него. Удивительно, что получилось так восхитительно получился портер на земле обычной палочкой. — А я красиво получился, теперь я люблю ромашки, — Тэхён охает и случайно наступает рисунок, навсегда убрав его из мира. — Эй, ну теперь весь твой труд напрасен, — Тэхён отходит в сторону и смотрит на свои браслеты, которые держит в руке альфа. Он снял их, чтобы те не испортили рисунок. Юсуф протягивает ему руку, а Тэхён, словно дикий зверёк, с опаской к нему подходит и выхватывает свои украшения. Он спешно их надевает и устремляет свой недовольный взгляд на альфу. — Что, ты привёл палача, чтобы казнить меня? А может, ты и сам им являешься? — Почему сразу о смерти… — А о чём ещё, если она мне только и грозит, — кричит на него Тэхён и обходит, больно толкнув в плечо. Юсуф поворачивается в сторону омеги и ловит того за запястье, потянув не себя. Тэхён корчится от внезапного захвата, ни на секунду не останавливаясь, пытаясь выбраться. — Юсуф, пусти, живо, — требует омега, и хватка альфы сразу же слабеет. Тэхён чувствует, что не может удержать равновесие и уже падает. Всё-таки не стоило просить Юсуфа бросить захват. Сейчас не хочется падать, ударяться. Тэхён зажмуривает глаза и прижимает руки в груди, уже готовясь упасть, но… Но ничего не происходит, то есть он не падает, потому что он упирается носом в чужую мощную грудь. Омега несмело поднимает глаза и встречается с лисьим оскалом. Он не дал ему упасть. — Зачем ты это делаешь? — шепчет Тэхён, смотря Юсуфу в глаза. Ему непонятный цели альфы, чего тот хочет добиться обхаживая Тэхёна. Омега смотрит, а на глаза слёзы наворачивается. Наверное, сейчас это самые искренние слёзы за всю жизнь. Тёплая рука смахивает их с розовых щёк. Он обхватывает лицо омеги и не позволяет куда-то в сторону смотреть. Почему он ведёт с ним себя так? Он чего-то хочет, играет, врёт? Тэхён забыл, что такое искренние чувства, потому что постоянно жил во лжи, потому что перед ним никто не был искренен и не пытался… Полюбить? Расположить к себе… Все играли с ним, вертели, делали марионеткой, но этот альфа отличается от них всех. Он чего-то хочет, и эта цель далеко не плохая, она праведная, чистая. — Ты что-то хочешь от меня? Возможно, переспать, сыграть в свои игры? Давай, пошли, я могу дать тебе себя, — Юсуф не верит. Ему хочется немедленно закрыть рот Тэхёну, чтобы не смел такое произносить. Этому омеге вбили голову, что он словно какая-то вещь, которой можно пользоваться, которую можно выбросить, когда захочешь. Тот не видел красоты мира, он постоянно жил то в страхе, то в грехе, то потерянным сделался, вступил не на ту тропу. Тэхён проиграл самому себе. И Юсуфу больно видеть, что омега жил в этих оковах, цепях жизни в этом мире. Он бы никогда не позволит подобному случиться, берёг бы, интересовался состоянием. Но всем до него нет дела, не было интереса. Его забыли, а это не тот омега, который перенесёт это. Тэхён не привык, что его могут бросить, тот требует постоянного внимания к себе. И это не только из-за своего убеждения и желания, но и из-за сущности. — Тэ, — мягко говорит Юсуф и выпавшую прядь за волосы заносит. Только от него приятно слушать своё имя, так ещё укорочённое. — Я не несу тебе зла, не хочу сделать больно, — омега знает, понимает, верит, видит. Но всё равно уверяет себя, что не может так бескорыстно с ним поступать, ведь неужели он кому-то дорог или нужен? — Нет людей, которые бы мне помогли или хотели… Я жалкий предатель, последний мерзавец, никто меня ненавидит. — Тэ, ну ты чего, я разве такое сказал? Нет… Пожалуйста, не плачь, маленький, — он вытирает ладошкой новую скатившуюся слезу. Альфа наклоняется ко лбу омеги и нежно целует, Тэхён прикрывает глаза и после упирается в плечо. — Я знаю всё, что ты сделал, но это не значит, что ты не заслуживаешь прожить хоть несколько дней, сделать их лучшими. Я хочу показать тебе иной мир. Он не состоит только из боли, мрака и серого цвета, в нём есть и другое. — Ты что, занимаешься благотворительностью? — Нет, я просто влюблён в падшего.

***

Тэхён идёт по саду в сопровождении альфы. Вчера тот пообещал, что сможет показать Тэхёну иной мир, но что-то пока он то не замечает, хотя благодаря этому альфе можно и поверить в другой мир. Тот неторопливо ведёт его по своему маршруту и рассказывает что-то приятное своим ровным и спокойным голосом. Он даёт успокоиться, прикрыть глаза и подставить лицо под солнечные лучи. Тэхён так и делает, резко останавливается и откидывает голову, ветер ерошит его слегка кучерявые волосы. Омега приподнимает уголки губ и пытается ни о чём не думать. А зачем? Сейчас на душе спокойно, как ещё никогда не было. Рядом человек, от которого не веет страхом и опасность. Есть только внутреннее умиротворение и покой, который старательно искал Тэхён. Он протягивает руки к солнцу и старается поймать его лучи, которые теперь не кажутся ему назойливым и противным светом. Хорошо дышать полной грудью, пропустить через себя запах свободы. Но свободы особенной, Тэхён теперь не зависим ни от кого, теперь он волен сам себе. Совершенно неожиданно Тэхён оказывается в нескольких сантиметрах от земли. Он вскрикивает и пытается опору найти. Омега впивается руками в плечи альфы, который довольный стоит и улыбается. Он крепко держит его под ягодицы и обещает не отпускать. — Ты должен быть ближе к солнцу, ибо ты такой же светлый, — Тэхёну не нравится находиться в чьих-то руках, хотя не может не признать, что именно в этих более комфортно. Но сейчас нельзя показать альфе этого, надо до последнего держаться, демонстративно воротить нос и не давать повода. Тэхён кусает Юсуфа за подбородок, что позволяет немного расслабить схватку, но заканчивается это следующим. Тэхён, не удержавшись за опору в виде плеч альфы, клонится вперёд, и теперь они вдвоём, тяжело дыша и совершенно не ожидая такого поворота, лежат на траве и смотрят друг на друга. Тэхён сидит на груди у альфы, упёршись руками всё о те же плечи. Юсуф придерживает его за бёдра и не отрывает взгляда. Тэхён немного испугался, что сможет причинить вред не только себе, но и альфе, поэтому никак не может унять своего волнения. Он всматривается в приоткрытый рот Юсуфа и слегка наклоняется вперёд, сам не ведая что творит. Хочется прикоснуться к чужим губам, попробовать их на вкус. Безумная мысль, потому что Тэхён даже не думает о последствиях. Благо Юсуф реагирует мгновенно. Он подхватывает тельце и ставит на землю. Тэхёну вдруг становится неловко, отчего-то уши и щёки покрываются краской. Он только что хотел наклониться и поцеловать его. Безумец. — Пошли я тебе кое что покажу, но для этого тебе надо будет закрыть глаза, — омега закусывает нижнюю губу и достаёт из чужого кармана повязку. Юсуф не против, ведь Тэхёну можно всё. — Что ты задумал? — альфа позволяет закрыть себе глаза. Он ощущает дыхание Тэхёна на себе, когда тот старательно закрепляет повязку. Пальцы омеги касаются волос, а Юсуф немного вздрагивает, потому что касания другого подобно удару, порезу, смерти. Когда перед глазами ничего не видно, он полностью отдаётся омеге, верит и идёт за ним. Тэхён вкладывает свою руку в его, что снова вызывает у альфы новые эмоции, как и у самого Тэхёна. Омеге тоже непонятны эти ощущения, которые рождаются в нём день ото дня, проведённых с ним. Тэхён тихо сглатывает и сам прикрывает глаза, когда чужая рука легонько сжимает её. Он не позволит ему упасть, доведёт до своей цели, до конечного маршрута. С ним хорошо, хочется прижаться плечом и обвить талию Юсуфа. Но нельзя, запрет. Зачем давать такую надежду, если знаешь, что ничего не получится, что ты скоро смерть на себе ощутишь. Но пока Тэхён с ним, он не хочет думать об этом. Сейчас впервые есть желание быть собой, провести время с этим человеком. Пока есть возможность. Тэхён аккуратно убирает ветки деревьев, чтобы те не ударили Юсуфа. Он проводит его вглубь и останавливается, когда достиг цели. Омега просит Юсуфа остановиться и пока подождать. Альфа хмыкает, но ждёт. От этого омеги что угодно можно ожидать. Юсуф думает, что тот задумал, а ещё куда тот его привёл. До ушей доносится плеск воды, а если провести сапогом, то можно почувствовать ровную землю с песком. Да, наверное, то был он. Он внюхивается и ловит на себя чужой запах, еле уловимый, но приятный. Спокойствие сразу чуешь, глаза в наслаждении прикрываешь, хотя этого и не видно под повязкой. Мелодичный голос возвращает к жизнь. Тэхён просит идти неспеша, сделать три шага и остановиться, а после снять повязку. Альфа считает вслух три раза, а после, остановившись на нужном месте, снимает с глаз повязку, так и замерев с ней в руках. Перед ним ничто не сравнимое. Тэхён точно падший, ибо описать эту картину невыносимо тяжело. Омега, оставшись в одной тонкой блузе белого цвета, стоит по пояс в прозрачной, абсолютно всё являющее миру воде и с хитрецой в глазах глядит в чужие. Юсуф теряется, продолжает так и стоять и смотреть на пунцового омегу. Давление поднимается, грудь самопроизвольно вздымается. Альфа не позволяет себе смотреть ниже, чем пояс, ибо точно будет тяжело удержаться. Он впервые видит полуголого Тэхёна. Вода припечатала одежду к груди. Через блузу виднеются выпирающие соски, которые сводят альфу с ума. Одно плечо оголено, его Тэхён вперёд выносит. Юсуф хотел просто помочь этому омеге, потому что видел отчаяние в его глазах, потерянность, но он никогда бы не смог подумать, что влюбится в него, сможешь хоть раз позволить себе увидеть его обнажённое тело. Невероятно и непривычно. У Юсуфа была одна любовь, которую он ни за что не сможет забыть, но то, что творится с ним рядом с Тэхёном, описанию не надлежит. Он ведь не предает память своего крохи, но ему невыносимо находиться рядом с этим омегой. Тэхён видит растерянность альфы, и это заставляет его улыбнуться. Он понимает, что прекрасен, даже когда пал. Он берёт всё в свои руки, неспеша передвигается в воде и в несколько шагов оказывается рядом с альфой. Он встаёт в полный рост, снова заставляя Юсуфа глаза прикрыть от дивной картины. Он закусывает губу и тянет того за собой, не заботясь, что на том тяжёлая одежда, которая в воде принесёт дискомфорт. Тэхён резко дёргает его на себя, и они оба оказываются в воде по пояс. Руки альфы ложатся на талию Тэхёна. — Тэхён, — охрипшим низким голосом произносит заветное имя Юсуф, сильнее сжимая бока, когда омега опускается к его шее и языком по ней проводит. Тэхён знает, что этот захват будет крепким, поэтому и продолжает играть. Он хватает его за затылок, заставив смотреть на себя. Тэхён очень хочет прикоснуться к этим губам, хочет услышать ещё раз своё имя из этих уст. Он специально имитирует толчком бёдрами и слышит сорвавшийся стон и вновь своё имя. — Тэхён, нельзя, — хрипит Юсуф и не даёт омеге к своим губам прикоснуться, за это тот награждает его более активным движениями бёдрами, но и это не срабатывает. Начинает раздражать, потому что другой бы альфа поддался этим махинациям. — Почему нельзя, — выдыхает в самые губы, почти прикасаясь с чужими. Юсуф поджимает их, даже когда Тэхён касается их и пытается поцеловать. — Юсуф… — Нет, Тэ, — альфа вытаскивает его из затуманенного мира. Тэхён сразу же отходит от него и просит бросить себя. — Пусти, — злиться на него омега и больно бьёт в грудь, выбираясь и выходя на сушу. — Ты делаешь это из-за благодарности, — объясняет вмиг погрустневшему Тэхёну. Тот надевает остаток одежды и, не окинув альфу последним взглядом, уходит прочь. Юсуф остаётся наблюдать за стремительно удаляющимся омегой, а после, когда след того простыл, снимает верх и выжимает одежду. Он его смог расстроить, но это ненадолго, он ещё сам прощение попросит. Юсуф не хочет потом жалеть, Тэхён привык отдавать себя, давать себя, чтобы им жестоко пользовались. И альфа хочет его от этого избавить. Переспать можно в любой момент, но тогда то, к чему стремится Юсуф, просто разрушится. Это не искренне, а уже привычно для Тэхёна. А это не устраивает альфу, он сможет изменить такое отношения Тэхёна к самому себе.

***

Чимин сидит в покоях Чонгука и наслаждается принесённым недавно обедом, у омеги последнее время зверский аппетит. Альфа только и успевает приказывать накрывать на стол. Но он не может не умиляться подобному, он рад, что до этого худощавый и бледный Чимин стал избавляться и от бледности, и от худобы. Конечно, Чонгук понимает, почему у него проснулся такой аппетит, но ему лучше думать о другом, нежели о зародившейся жизни внутри чёрта. Сейчас он сидит и разбирается в бумагах, у него слишком много работы последнее время, он старается и время омеге уделить, и про дела государства не забывать. Он хмурит брови и не слышит, как Чимин его зовёт. Слишком много проблем в последнее время, но он не скажет об этом Чимину, чтобы лишний раз его не расстраивать. Он надеется, что скоро вернувшийся Баджи поможет разобраться с проблемами, а то одного Юсуфа и братьев мало. После третьего зова Чонгук отрывается от документов и смотрит на возмутившегося омегу. Тот хмурится и руки на груди скрещивает. Чонгук ему тепло улыбается и откладывает работы, устало потерев переносицу. Он окидает Чимина своим взглядом и встаёт из-за стола. Неторопливо передвигается и оказывается рядом с омегой, который нос от него воротит. Альфа усаживается рядом и притягивает Чимина на себя, взяв того за подбородок. — Ну чего ты? — выгнув бровь, спрашивает его альфа и касается губ, думая, что этого будет достаточно, но это не так. Поцелуй углубляется и становится неряшливым. Чонгук сажает на себя омегу и с особым голодом начинает врываться в рот. Чимин хватает его за волосы и сжимает у самых корней, пытаясь сделать больнее, но это для Чонгука только лучше, приятнее, когда собственный омега во время зверского поцелуя в твои волосы зарывается и с силой сжимает, показывая, что ему очень хорошо. Омега рот шире открывает и не успевает даже воздух поймать. Чонгук запросто бы мог разложить его здесь, на этом столе, но сейчас не хочется, он сам себя останавливает, потому что переутомлять Чимина не желает. Тому сейчас и так тяжело с пузом, а учитывая их бурные ночи, то омега герой, что ещё терпит. Вдоволь насытившись любимыми губами и ещё раз проведя по ним языком, слизывая еле уловимые капельки крови и облизывая свои губы, чувствуя на себя привкус горького шоколада, от которого скручивает всё внутри, Чонгук отстраняется и зачёсывает почти чёрные волосы назад. От небесных прядей почти ничего не осталось, с каждым днём те теряют свой цвет, что очень огорчает Чона, ему очень не хочется, чтобы последняя небесная прядь окрасилась в чёрный, ибо… — А я хотел Юнги навестить, но мне сказали, что он плохо себя чувствует, — грустно выдаёт Чимин и начинает играться с верёвками на одежде альфы. Он разворачивается, чтобы взять тарелку с фруктами и, немного отъехав, усаживается поудобнее на Чонгуке и начинает поедать мандарины, угостив при этом долькой и самого альфу. — Да? — вопросительно спрашивает Чон, прожёвывая любезно поданную дольку мандарина. — Ага, я хотел увидеться с малышом Селином, но не получилось. Может, что-то случилось? — хлопая невинными глазами, интересуется он у Чонгука, будто тот знает ответ. Чимин сейчас чистый и невинный, хлопает ресничками и беспокоиться о состоянии друга. Только Чон может видеть его истинную сущность. — Я узнаю у Хосока, что случилось, а то я не хочу, чтобы на нашей свадьбе были похороны Юнги, — Чимин давиться новым фруктом, что закинул в рот и смотрит на невозмутимого Чонгука, который абсолютно спокоен и говорит всё с полной серьёзностью. Он никак не привыкнет, что альфа может говорить про смерти чужих, как о погоде за окном. — Пожалуйста, — с ноткой беспокойства говорит Чимин, замечая, что губы начинают подёргиваться, — не надо так шутить, Чонгук… — Ну ладно, хорошо, — Чонгук утыкается в плечо Чимина и его отпускает, весь груз падает с плеч. Он пропускает через себя любимый запах, который его останавливает от всего. Он целует шею омеги и проводит по ней носом. Чимин его главное лекарство, которое может в любой момент не только пыл уменьшить, но и все заботы и проблемы с ним уходят на второй план. — А ещё лучше возьми Джина и отправьтесь на прогулку. Сегодня вечером я сделаю тебе подарок. — Чонгук… — начинает канючить омега, альфа и так понадарил ему разных украшений, даже подарил набор любимых оружий. Но Чимину всё не то, ему дорог сердцу единственный кинжал, что принадлежал папе Чона и катана, с которой Чимин не расстаётся, она лежит рядом с кроватью и сон охраняет. — Цыц, не смей отвергать то, что я тебе даю. — Да как я могу, мой господин, — оставив лёгкий поцелуй на губах Чонгука, Чимин встаёт и сообщает, что лучше он сам наведается к Юнги и никакой Хосок не нужен для выуживания информации. Чонгук оставляет лёгкий поцелуй на его виске и говорит, чтобы тот слишком не переутомлялся. Как только омега ушёл, Чонгука вновь охватили раздумья, улыбка с лица спала, а весь разум охватило новое переживание. — Союз Греха и Праведника — вещи несовместимые. Если первый сможет зачать ребёнка, то второй обретёт себя на страшную агонию, перерастающую в… Смерть. Оставив Чонгука одного в гордом одиночестве, Чимин решается сначала сходить к Юнги и узнать, что с его состоянием, а потом они, вдвоём, зайдут за Джином и обязательно совершат прогулку. Но это пока Чимин не знает истинной болезни друга. Он, полный хорошего настроения, ещё ничего не подозревающий, ступает по ступеням дворца и даже улыбается омегам, которых раньше видеть не мог. Сейчас не хочется ни ругаться, ни скандалить, ни испытывать терпение Чона, которое пока что нормализовалось. Чимин после того раза, когда виделся с Юнги, отошёл быстро, он понял, что просто никогда не сможет такое ощутить на себе, но и это не расстраивало, ведь жизнь у него друга, судьба у него другая и прочее. Чимин не хочет жаловаться на свою судьбу, поэтому искренне рад и будет верить, что всё, что сделалось, ничуть не несёт в себе плохих последствий. Он чаще стал задумываться о своей сущности, о предназначении. Он знает, что он Праведник, что несёт в себе силу, он остался единственным на земле, наверное, чуть ли не король. О себе он знает мало, в книгах почти нет никакой информации, только узнавал от Чонгука сухие факты, которые толком не помогли. Он создан для единения, но Чимин не знает кого. Его волосы с каждым днём чернеют, а объяснить ему это тоже не могут, просто говорят, что это сущность Праведника, что это с возрастом бывает. Но Чимину боязно, мало ли, что от него скрывают. Ему надоело жить в неведении, ему уже кажется, что умалчивают о его скорой кончине. Единственное, за что можно было уцепиться, так это пророчество, но Чонгук говорит, что там нет ничего, что могло заинтересоваться омегу. Снова подозрения закрадываются в Чимине. Даже если они скрывают что-то страшное, то он готов вынести и это. Всё, что можно, Чимин уже вынес, а какую-нибудь новость вынесет запросто. Какое-то предназначение пугает. Как он, простой человек, сможет справится с непойми с чем. Неприятный осадок остаётся. Про него никто толком ничего не может сказать, постоянно утаивают всё, а Чимину хочется хоть что-то узнать, ведь это ново для него. Даже изменяющийся цвет волос иногда пугает, ведь с самого рождения только и видел небесные прядки, а теперь те покрылись мраком, как и сам Чимин, как и сама его душа. Да, он породнился с Гордыней, а это значит, что светлого станет всё меньше, его поработит мрак, с которым уже так приятно находится и с которым ты чувствуешь себя в безопасности, хоть и чувствуешь иногда неприятную горечь. Но Чимин полюбил и беса внутри Чонгука, и его грех, и все его действия. Он понял, что изменить ничего уже невозможно, поэтому он будет любить его и его Монстра, который присмирел и больше не скалится на омегу. Конечно, это всё непривычно, все эти события, которые выбивают из равновесия, но Чимин настолько уже к ним привык, что, кажется, в боли родился да в мучениях адовых. Он не понимал, как могут люди выживать в мире грехов, но сейчас, как никто другой, это понимает. Живя с ними, ты невольно приобретаешь их повадки, характер, нрав. Сам становишься таким же тёмным и мрачным, в тебе пропадает светлое, которое было при рождении. Нет больше красоты, которая тебе бы нравилась. Есть только твоё убеждение красивого и уродливого. Ты почти не разделяешь человеческих эмоций, тебе безразличны их слёзы. Грех убивает, заставляет забыться и прибывать в постоянном покое. Человеческое отмирает, а грех прогрессирует. Не хочется думать о плохом, поэтому лучше провести время у друга, поговорить о разном, затронуть момент свадьбы Чимина, которая уже скоро. Чимин очень расстроен, даже с Чонгуком по этому поводу поссорился, тем, что его семья не сможет приехать на свадьбу. Чонгук сказал, что посылал своих людей, чтобы просмотреть деревню, из которой привезли Чимина, но там им сообщили, что семья уехала, а куда — не сообщили. Чимину стало обидно, он целый день проплакал, не мог поверить, что его семья покинула его, оставила… Но, наверное, так будет для них лучше, они ушли от войны, от агрессии Чона, хотя если бы находились здесь, то Чимин бы не позволил злости Чона распространиться на свою семью. Пусть Чимин думает, что его семья уехала, а знать, что как уже несколько месяцев те мерты, омеге не обязательно, ибо это разрушит и так тонкую нить, и Чимин закроется ото всех, а Чонгук не позволит ему от себя оторваться. Чимин доходит до дверей друга и, широко улыбнувшись, вламывается в его покои, громка крича: — Юнги-я, хватит болеть, я пришёл развеять, — он осекается и смотрит на Юнги, — твою тоску, — еле шевелит он губами, когда видит, что осталось от Юнги. Омега стоит возле зеркала с приподнятой рубашкой и мажет свежие раны, которых бесчисленное количество, они на каждом клочке тела. Чимин подбегает к нему и судорожно задирает рукава, ничего не понимающего и растерявшегося Юнги. Тот даже попыток пока не предпринимает вырвать руку. На глаза сразу выступают слёзы, что Чимин такое смог увидеть, что сейчас, наверное, кричать начнёт. — Юнги, — шёпотом произносит Чимин и поворачивает Юнги спиной, чтобы всё внимательнее рассмотреть. — Это… — у омеги дар речи пропал, слова не выговаривается, Чимин не верит своим глазам. Ведь несколькими днями ранее его друг был абсолютно целый, без малейшей даже царапины, а сейчас… Сейчас тело того одна сплошная боль, от которой и Чимину больно. Он старается сильно не прикасаться к ранам, слёзы удержать также тяжело. — Кто с тобой это сделал? — Юнги даёт волю слезам и набрасывается на друга, сжимая его в своих объятиях. Омеги оседают на пол, Чимин пытается успокоить Юнги, который пуще прежнего заливается слезами. Он не выпускает друга из хватки, но Чимин и не позволил бы. Он поглаживает золотистые волосы и успокоить пытается, хотя сам на грани истерики. Он представить не мог Юнги хоть когда-нибудь в таком состоянии. Такого зверства Чимин ещё не видел, даже когда его бросили в темницу, то у него вид был лучше. Один вопрос беспокоил омегу, кто это сделал, хотя, учитывая следы пальцев, ладоней, укусы, то несложно догадаться. Только Чимин не понимает, что могло заставить альфу выпустить зверя, что могло его подтолкнуть к такому зверству. Юнги всего трясёт, он намочил всю одежду другу и останавливаться не намерен. Он наконец-то родное тепло почувствовал, настоящего друга, который хоть как-то сможет его спасти, уберечь от страшных монстров. Несмотря на то, что Юнги сам является грехом, но он так и не научился с демонами и чертями жить. Те смогли его уничтожить, собой поработить, а точнее уничтожить, убить и дать трещину невинной душе. Чимин ближе к себе Юнги подтягивает, и тот утыкается в его шею и вдыхает аромат ореха с горьким шоколадом, два запаха переплелись. Как не странно, но это хоть немного, но успокаивает. Юнги хочется побыть слабым только перед Чимином, показать свою слабость и ничтожество. Он знает, что Чимин не упрекнёт и не будет злорадствовать. — Юнги, это он сделал? — Юнги перестаёт плакать спустя, наверное, минут десять. Чимин не мог не спросить, ему надо узнать больше. Юнги не отрывается от тёплой руки друга, которую прижал к себе и продолжает утыкаться в шею, начиная неспеша, прерывая свой рассказ короткими всхлипами. — Я, — заикаясь говорит тот, — я спросил его насчёт Д-дракена… Потом он будто стал не своим… Не было моего Хосока. Я видел Его… Того, кого Гневом называют, — повествование даётся Юнги тяжело, Чимин просит его молчать, остальное он додумывает сам. Он наглумился над телом божества, посмел своему греху взять вверх над разумом и попробовать желаемое. Но не то, что хотел Хосок, а то, что давно желал Грех, зверски облизывался и готовился к нападению. Чимин думал, что всё, это предел, Хосока больше ненавидеть нельзя, но нет. Оказывается, что есть. — Эй, слушай, — Чимин отодвигает от себя заплаканного Юнги и вытирает его слёзы двумя большими пальцами. — А давай-ка я прикажу, чтобы к нам принесли Селина. — Мой сынок… Я сов-всем бросил его… — Юнги теперь сам ладонью вытирает лицо и встаёт на ноги. — Какой я ужасный родитель, — сразу начинает тараторить он, а Чимин улыбается ему и тоже встаёт. Он усаживает омегу на кровать, легонько надавливая на плечи, давая указания. — Ты сидишь здесь, а я иду за Селином. Пожалуйста, Юнги, дождись нас, — он делает акцент на последних словах на всякий случай, потому что он боится, что друг сможет наложить на себя руки. Но Юнги ему несколько раз кивает и ломано выдавливает из себя улыбку, сейчас улыбаться хочется меньше всего. Чимин обещает, что вернётся быстро. Юнги, оставшись один, смотрит на комнату, которая теперь только боль приносит. Здесь его убили, растоптали и сровняли с землёй, здесь нет больше хорошего. Всё напоминает о ужасе той ночи. Омега смотрит на порез на руке, который был сделан ножом альфы. Уже не так сильно ноет, но боль ещё есть. Юнги мажет всеми разными средствами, чтобы хоть как-то избавиться скорее от ужасного напоминания, но раны будто не хотят этого, они хотят вечно прибывать на его теле и показывать, к чему может привести чрезмерное доверие к любящему и заботливому. Хосок не оставляет его, но всегда Юнги делает вид, что спит и не хочет начинать разговор, хотя понимает, что рано или поздно, но это наступит, но пока он хочет оттянуть его. Он не может привести ясность своих мыслей, всё скомкано и непривычно. Его впервые так сломали, что сил на восстановление практически нет. Живет Юнги только мыслью о сыне, про этот комочек он старался не забывать, но ни вчера, ни сегодня не было сил его даже увидеть. Как же хорошо, что есть Чимин, который всегда окажется рядом. Чимин говорил правду, когда сказал, что быстро вернётся. Он входит с маленьким свёрточком в руках и не перестаёт светиться. Накопившиеся за время его отсутствия слёзы Юнги стирает и уже протягивает руки, чтобы забрать своего малыша. Чимин аккуратно отдаёт ребёнка папе, предварительно чмокнув в лобик. Селин будто понимает, что папе сейчас плохо, поэтому не плачет, а только резвиться, заставляя Юнги приподнять уголки губ. Он подносит его к своим губам и целует в то место, где Чимин ещё недавно оставил поцелуй. Держа ребёнка одной рукой, второй он берёт его пальчики и тоже целует. Вновь слёзы охватывают его, но это уже слёзы счастья, что у него есть такое чудо, которое его понимает, которое является его частичкой и частичкой Змея. Но Юнги считает его только своим, поэтому даже тому готов противостоять, если посмеет обидеть этот комок. Чимин любуется этой картиной и не сразу замечает, что улыбка спадает с лица Юнги, а глаза в страхе начинают бегать по комнате, будто ища спасение. Чимин не понимает изменение в поведении друга, но когда ощущает на себе тяжёлый взгляд пары глаз, то сразу всё становится на свои места. Омега поворачивается и встречается с змеиным взглядом Хосока, тот стоит и желает пройти к своему мужу, но на это раз Чимин не позволит сделать ему больно. Плевать, если будет больно самому Чимину, но друга тот не бросит. — Пошёл вон, — плюёт он в лицо альфе, когда тот тучей навис над ним, пытаясь на страх вывести. Но он глуп, если думает, что у Чимина он остался. Ничего, кроме решительности, в нём сейчас нет. — Мало ты ему боли доставил, ещё пришел? — Тебя это не касается, — чеканя каждое слово, говорит Хосок и снова желает обойти Чимина, но тот перегорожает ему путь. — О нет, касается, я не позволю и этому ребёнку, — Чимин указывает пальца на спокойно лежащего в руках Юнги Селина, — принести боли. Иди, ты ему противен. — Кто ты такой, — Хосок надвигается на смелого омегу, который и с места не думает сдвинуться. Чимин говорит себе, что Хосока не стоит бояться хотя бы потому, что есть Чонгук, который в разы страшнее. Только единственное, за кого переживает в этот момент омега, так это друг, который уже новые всхлипы издаёт. Альфа смог его сломать, но до конца завершить злодеяние Чимин не даст. — Кто ты такой, чтобы перечить мне?! Ты лишь одна из подстилок моего брата, которую он сразу же выкинет, когда та родит, — у них это семейное, по крови, наверное, передаётся, бьют прямо в сердце, самыми жгучими и ядовитыми словами бросаются, но попадают точно в цель. Чимин губы поджимает, чтобы хоть что-то ответить, но не успевает. Он чует его. Он рядом. Он прямо за спиной Хосока. И он очень и очень зол. Ещё никогда запах ореха не был так приятен, желанное спасение настигло и Чимина, и Юнги, который кажется разум потеряет с этой ситуацией. Чонгук идёт медленно, звук его сапог разносится по помещению. Каждый затаил дыхание. Хосоку достанется. Чонгук разворачивает его за плечо к себе лицом. Это столкновение двух сильнейших грехов. Казалось, что Гордыня не была так зла никогда, что проявление Гнева не было настолько ощутимо. Холодный голос Чона заставляет даже стену содрогнуться. За окном начинает идти дождь. Слышится гром. Виднеется удар молнии. — Мне нужно с тобой поговорить, Хосок, — и, не встретив сопротивления, Чонгук уводит Хосока за собой, оставив омег одних прибывать в страхе. Закрыв дверь и немного отойдя от покоев омег, Чонгук резко прижимает Хосока к стене, сильно сжимая того поперёк горла локтём. Ярость так и брызжет из его глазниц, он готов брата прямо здесь уничтожить и никто ему ничего не скажет, потому что он сам властен над чужими судьбами. — Ты забыл, кем жизнью обязан, — зло шипит на него Чонгука. Хосок сдвинуться пытался первые секунды, но потом бросил эту затею, потому что перед злым Чонгуком никто не сравниться, а уж тем более, когда речь о его омеги. Хосок сам навлёк на себя беду. — Чего ты молчишь, мразь?! — орёт и, отодвинув от стены, вновь припечатывает брата, из которого исходит характерный стон. Во дворце навострили уши и попрятались по углам, у их господина ужасное настроение, поэтому под руку никто не хочет попасться. — Не тебе я жизнью обязан, — хрипит Хосок, когда рука брата начала его шею сдавливать. Казалось, что секунда, и жизнь покинет тело, потому что хватка у Чонгука страшная, в один хруст может забрать жизнь и не успеть моргнуть. Ему всё равно, что перед ним родной брат, сейчас он для него подобие врага. Он посмел так грязно опорочить Чимина, так ещё к тому же прикоснулся к Юнги. Всё бы ничего, но так как омега на территории империи Чона, то тот за него в ответе, и он не может позволить Юнги так мучаться. — Не мне? Не мне?! — постоянно повышая голос, кричит Чонгук. Он походит на сумасшедшего, которого не смогли вылечить. В глазах до этого дня не было того пламени, на губам не играл звериный оскал, а руки не смели лишать брата жизни. Чонгук бы также и сжимал шею брата, который точно с жизнью успел попрощаться, но это было бы слишком просто. Чонгук тот ещё Монстр, но не до такой степени, чтобы омегу альфы лишать, чтобы целую империю без правителя оставлять. Но и не понаслаждаться хрипами и красным лицом он не может себе отказать. Он упивается кровной болью. Но его останавливает обеспокоенный голос позади. Чонгук глаза прикрывает и хватку усиливает. — Чонгук, пожалуйста… — это Чимин. И он просит его остановиться. Просит помиловать своего недруга. Чонгук теряет бдительность и ослабляет хватку, за что поплатился. Теперь они поменялись с Хосоком ролями. Чон оказался прижатым к стене своим братом, который выглядел не менее яростнее, чем он. — Прекратите, пожалуйста, оба, — на губам Чонгука заиграла улыбка. Его омега не может успокоиться и теперь орёт на них. — Вы, как два петуха, честное слово. Чего вы сцепились. Ну, обозвал он меня, Чонгук, — обращается омега к прижатому Чонгуку, — так ты меня сильнее оскорблял и ничего. А то, что у них случилось с Юнги, так это не должно тебя касаться, они могут решить это и без твоей помощи, — Чимин выдыхает и выносит себе приговор. — И без моей, — Хосок отпускает брата, который не упустил возможность ударить того в нос, попадая точно в цель. Но Хосок не отвечает, ибо знает, что следующий удар и он не встанет. — Слушай своего омегу, он иногда умные вещи говорит, — кивает он на Чимина и даже не задевает его плечом идёт в сторону покоев Юнги. — Чонгук, я… — омеге кажется, что он предал любимого, что сейчас выступил на стороне врага и посмел огорчить его. Но Чонгук мгновенно меняется в лице. Он притягивает за руку Чимина к себе и утыкается в его волосы, вдыхая запах, который может его на немного приостановить и заставить приостыть. — Всё хорошо, чертёнок, всё хорошо, — повторяет он, но Чимину думается, что не всё хорошо, потому что собственные кости ломают. Это так Чонгук пытается забыться и не думать ни о чем, спасение теперь он в омеге ищет. Чимин терпит эти переламывания костей и отходит от Чонгука. — Давай лучше мы с тобой погуляем, — пытается вывести Чонгука на улыбку тот, но ловит суровый вид, который мгновенно лишает желания улыбаться и светиться радостью. С Чонгуком постоянно так. Вот он может только одним своим видом настроение испортить. — Под дождём? Ведь заболеешь, чёрт, — Чимин недовольно дует губки и уже собирается уходить, когда слышит обречённое. — Ладно, пошли, — Чимин не верит, только что злая глыба дала трещину? Омега подпрыгивает на месте и льнёт к Чонгуку, спешно находя его губы и начиная те неистово целовать. Он давно хотел совершить прогулку с ним, наконец-то этот день настал. Одно страшно, что Юнги теперь в лапах этого зверя, но Чимин уверен, что Хосок ему ничего не сделает. Юнги сам его попросил оставить их наедине, чтобы начать такой неприятный разговор. Чимин немного посопротивлялся, но решение друга принял. Он посылает ему удачу и надеется, что Хосок своё получит в полной мере. Этот день никогда не закончится. Этот день только начался. Юнги сидит на кровати с ногами и играет с Селином. Он смог немного утешить себя присутствием сына. Он только для него звонко смеётся и улыбается, дарит самый тёплый и нежный поцелуй, не плачет и не показывает, что сильно расстроен. Ему предстоит серьёзный разговор с Хосоком, на который он настроился буквально за пять минут. Он увидел, насколько Чимин не боится его, насколько в нём много силы, поэтому решил попробовать повторить триумф друга. В конце концов хуже уже не будет. Юнги уже всё на своей шкуре изведал, и всё это произошло за несколько дней. Омега прекрасно слышит, как двери открылись, а по полу холод заиграл, благо, что Юнги подобрал под себя ноги и никакая стужа ему не страшна. Хотя сейчас больше пугает погода за окном, которая ужасает. Под стать сегодняшним событиям. Хосок подходит вплотную к кровати и упирается об неё коленями, всё ждёт, когда Юнги на него голову поднимет. А тот, ещё раз поцеловав сына, устремляет свой взор на мужа. Теперь в нём нет страха, а есть гнетущая, пугающая пустота. Хосок садится с другого края кровати, таким образом, они смотрят друг на друга, а их сын разделяет войну взглядов. — Сегодня буду говорит я, — подаёт голос Юнги и удобнее усаживается, рукой он проводит по груди Селина, не переставая слабо улыбаться. Если он посмотрит на Хосока сейчас, то не сможет сказать не слова. — Когда ты спас меня, то я думал, что лучше альфы нет на свете. Ты никогда не давил, ты всегда был заботлив ко мне и добр, ты никогда не позволял своей сущности взять над собой верх, — Юнги делает паузу. В этот момент повисает тишина, прерываемая шумом за окном. Хосок не сводит с него взгляда, прекрасно видя, что смог сломать без того хрупкого омегу. Никогда себе этого не простит. Никогда. Собравшись с силами, омега продолжает речь: — Я думал, что я люблю тебя, я думал, что ты любишь меня, но оказалось, что это простая благодарность с моей стороны. Я был брошен, но подобран тобой, ты помог мне стать на ноги, и я обрёл счастье в твоём лице. Ты сделался моим мужем, я не мог представить, что может быть ещё лучше. Теперь у вас есть Селин, — Юнги улыбается одной из своих самых искренних улыбок. Он смотрит на сына, который его за пальчик держит и не отпускает, а сам начинает засыпать, не задумываясь, что творится между своими родителями. Он ещё не подозревает, в какое время появился на свет, не ведает, что его ждёт. — И я не хочу, чтобы он пострадал от тебя, поэтому я принял решение, Хосок, — от этого альфа напрягается. Ничего хорошего это не несёт, точно что-то недоброе. Юнги даже на него взгляд поднял. Точно проиграл. Но он обязан выдержать глаза напротив. должен выстоять эту схватку. — Я тебя больше не люблю, Хосок. Всё закончилось, начиная прекрасным началом, но заканчивая печальным концом. Ты мне противен, Чон Хосок, и твоя любовь тоже. Я тебя больше не люблю… Ты мне противен… …и твоя любовь тоже. Противен. Не люблю. Не люблю… Хосок смотрит на него и ничего не говорит. Тысяча мыслей в голове, целая буря, казалось, не за окном лютовала, а внутри, в самой душе Хосока. Он не находит слов, чтобы что-то сказать, он не находит мыслей, чтобы высказаться. Больно. Очень больно. Да так, что дыхание перекрывают, языка лишают, здравомыслия и нет вовсе. Эти слова от Юнги равны смерти. Ещё вчера Хосок был его палачом, а сегодня ему самому вынесли смертный приговор. Его голова покатилась вниз, багровая кровь хлыщет в стороны, пачкая всё и вся, кроме невинного омеги, что сделался жертвой его греха, что смог его и здесь победить. Хосок смотрит на свои руки, которые также покрыты его кровью и не верит, что всё разрушиться смогло в один момент. Единственный, кто всегда его успокаивал и не давал опустить руки — его омега. Юнги всегда находится рядом, несмотря на скверный характер Хосока, Юнги всегда поддержит, когда на душе паршиво, Юнги — это Юнги, который с тобой до гробовой доски. Хосок никогда не сделает Юнги больно, потому что понимает, через что тот прошёл, поэтому будет как самое ценное сокровище беречь. Он воздержался от такого желанного тела, он ждал несколько лет, пока хрупкая, но уже окрепшая рука, не накроет его. Теперь они ступают вместе. Теперь они, как бы банально не звучало, но единое целое, потому что без Хосока Юнги тяжко становится, дышать тяжело, руки опускаются. А когда Хосок без Юнги, например, в новом походе, тот очень часто его мысли омегой и заняты. Ему жаль Чонгука, который так и не может найти и понять свою сущность любви. Зато для себя Хосок точно решил. Для него Юнги не просто его вечная и единственная любовь, но это его вечные силы, его воздух, его самый лучший меч. — Ты наивен, если думаешь, что я соглашусь. Я говорил и скажу ещё, что никогда тебя не оставлю, никогда не причиню тебе вреда и всегда буду рядом. Пожалуйста, запомни, что любить тебя — это не только за то, что ты будешь рожать мне детей и спать со мной. Нет, ведь я полюбил тебя за твою искренность, за твой характер, за внутреннего тебя. Возможно, сейчас они вспоминает времена, когда не знали ни горести, ни печали, когда в глазах была одна доброта, искренность и велике чувства. А обещание Хосок не выполнил. Причинил вред. Тяжкий. Моральный. Но Юнги больше не станет его мучать, отныне они друг другу никто. Змею вырвали сердце.

***

Чимин не может найти себе места. Настал тот день, который перевернёт всю его жизнь, которая и так переворачивается каждый день. Он сидит в своих покоях и приводит дыхание в порядок. Омега возбуждён сегодняшним днём, всю ночь не спал, придумал себе в голове сюжеты, что может сегодня случится. Сегодня тот день, когда он не просто породнится с грехом, но станет его частью, главное составляющей. И от этого боязно, ибо много чего может пойти не так. Омега валяется на кровати и, схватив подушку, начинает ту обнимать, а на деле душить. Он ворочается из стороны в сторону и недовольно скулит. Почему так скоро? Почему такое счастье выпало на его долю? Чимин провёл эту ночь один, Чонгука не было рядом, поэтому и бессонница взяла, а так бы альфа взял его. Он сказал, что завтра они не увидятся до целого вечера, поэтому почти сутки они живут друг без друга. А Чимин уже не может без него, без его бухтений и кряхтений, без его нежных, а иногда грубых, поцелуев, без его касаний и шептаний на ухо, из-за чего краска мгновенно выступает на лицо, без его улыбки. Чимин просто не может. Чонгук так въелся в него, что не выведешь его ничем, а омега и не требует. Он вполне доволен Монстров в плоти Гордыни. Даже солнце сегодня несчадно палит. Но и этому Чимин радуется, хоть какие-то лучи должны присутствовать. Он встаёт и распахивает массивные кремовые шторы, которые еле пропускали свет, а сейчас, когда Чимин их открыл, то в помещении поселился свет, который пока Чимина не раздражает. Он подходит к окну и раскрывает и его, выглянув и смотря вниз. Он вдыхает настоящий летний аромат и подставляет своё лицо свежему немного прохладному ветру. Настолько счастливым быть невозможно. Чимину даже дыхание перехватывает, но он успокаивает себя. Сегодня всё должно пройти наилучшим образом. Вся столица будет праздновать их с Чонгуком свадьбу. Не верится, что такое реально случилось. И довольно необычно, что Чон смог перебороть себя. Он сделал омегу своим, позволил оставить ребёнка и теперь у них свадьба. Невероятно приятно. Чимин садится на подоконник и осматривает комнату. Здесь много чего случилось. Здесь и на скрипке играл, и даже с Чонгуком пару раз спал, тут Чонгук его просил не бросать его и быть рядом, а на крыше целых два раза с Намджуном был. Много воспоминаний, но Чимин теперь живёт в покоях Чона, теперь там его жизнь. Омега цепляется взглядом на серебряную коробочку. Там новый подарок Чонгука. Серьги, украшенные крупным изумрудом. Снова под глаза, который так и остались блестеть своим вечным огнём. Чимин сегодня их наденет. Он долго восхищался подарком, а Чонгук не сводил довольного взгляда с лучистого лица. Чимин также касается взглядом скрипки, он практиковался на ней, дарил красивый звук. Новые воспоминания открылись. Сколько же здесь их. Чимин сегодня новую жизнь начинает, но старую не стоит забывать, она сделала его сильным, за что он ей благодарен. Дверь в покои открылась и в проёме появилось целых четыре макушки. Чимин всматривается и обнаруживает знакомые лица. Первый входит Каин, который несёт в руках много одежды. Наверное, надо будет выбрать. Следом заходит Ли, который вёл под руку Юнги и Джина. Первый выглядел плохим последнее время, омега коротко рассказал, что разорвал связь с Хосоком, но будет сохранять общение ради сына. Чимин не нашёл слов, чтобы подержать друга, но сказал лишь, что всё, что не делается, всё к лучшему. Сегодня Юнги хоть из покоев вышел, а то все эти дни закрылся у себя и сидел с Селином. Чимин сталкивался пару раз и с Хосоком, тот выглядит не лучше. У него серое лицо, мешки под глазами и в целом вид не из лучших. Чимин не может не переживать за друга, но тот просит не беспокоится и говорит, что всё образуется. — Вы пришли, — радостно говорит Чимин и слезает с подоконника, приближаясь к друзьям. — Да, а это, — заговорил Каин и указал на кучу одежды, — тебе надо померить. — Каин, — потянул Чимин и уткнулся в плечо Юнги, который ободряюще хлопает его по плечу. — Давайте все вместе выберем… — А давайте, предпочтение Чонгука мы знаем, — заговаривает Джин, взяв тарелку с гранатом и садится на подоконник. — Вот вам бы тоже следовало принарядиться, — делает укол в его сторону Каин, на что Джин пожимает плечами, начиная активно жевать. — Я не люблю ваши наряды, мне по душе штаны кожаные, — омега похлопал себя по бедру, — да рубашка с накидкой всё из того же материала. — Ты не исправим, — слабо улыбается Юнги и садится на софу рядом с окном. Он берёт у Джина немного зёрен и забрасывает себе в рот. — Хотя, учитывая вкус Чонгука, то тебе бы пошёл зелёный. Как раз под серьги, которые он тебе подарил. Чимин тяжело выдыхает и начинает рассматривать одежду. Выбрать цвет, который нравился бы Чону, слишком просто. Хочется и от себя что-то добавить. Поэтому омега останавливается на чёрном, больше траурном, нежели торжественном наряде. Блуза чёрного цвета, полупрозрачная, являя миру тело Чимина, вырисовывает очертания сосков и показывает выпирающий животик. Широкие рукава по бокам немного разрезаны, а на спине большой вырез, сплетённый из тонких верёвочек. Широкие штаны такого же цвета, но отделанные золотой нитью и поясом с зелёным камнем по всему диаметру. Это не траурный наряд, а самый, что ни на есть настоящий свадебный, как раз подходящий для их двух судеб. К наряду пролагается накидка, которая от самых полов и до капюшона сделана извивающейся линей изумрудного цвета, а внутри чёрные камни. Саму волну обошла тонкая золотистая нить, создавая контур. Чимин надеется. что хоть на голову ничего не прицепят, ему серёжек в ушах будет достаточно. Он показывает на выбранную одежду, его друзья кивают, подтверждая и одобряя выбор. Чимин устало валится на кровать, когда Каин убрал вещи и куда-то ушёл. Наверное, что-то ещё принесёт. — Тебе надо сделать макияж. Ты же помылся? — интересуется Ли, рассматривая бутылочки на столике омеги. Чимин отрицательно кивает головой. — Так, тогда тебе нужно помыться. Нам всем надо помыться. — Да я чистый, — Джин нюхает свою одежду и поднимает её к носу, потом поднимает руку и нюхает подмышки. — Я мылся. — Джин-а, ты дурак, — шутя обзывает друга Юнги и тащит его за собой. Бросать Чимина даже в бане нельзя, в такой ответственный день все должны сопроводить его. Поэтому под суровым взглядом Юнги, Джин встаёт и плетётся за другими, недовольно канюча. Вся свита будет сопровождать Чимина целый день, из-за чего ему некомфортно, всё-таки, наверное, у них есть свои заботы, а он их отвлекает. Но это никого не интересует, поэтому они все вместе заходят в баню и принимаются намазывать и намывать Чимина, который уже устал от свадьбы, которая только началась. Омега надеется, что разговоры скоротают время. Им приносят подносы с фруктами и винами. Расставляют разные баночки и флакончики, удаляясь и оставляя омег одних. — Слушайте, а как проходили ваши свадьбы? — спрашивает Чимин и опускается в ванну, довольно откинув голову и зацепив пару виноградинок. Ли, который сидел сбоку от него и натирал ему руку, смущённо улыбается и тяжело вдыхает. Напротив Чимина садится Джин, а вернее валиться, расплёскивая воду. Юнги садится слева, опустив ноги в тёплую воду, спокойно попивая вино. Он в наслаждении прикрывает глаза и даёт алкоголю затуманить свой рассудок. — Ну, когда у нас была свадьба с Хосоком, — Чимин и подумать не успел, что может этим причинить вред Юнги. Ведь он клялся не напоминать о Хосоке, а тут такое спросил. Но кажется, что на Юнги это нисколько не подействовало. Он вертит в руках свой бокал и кривит рот в подобии улыбки. С одной стороны ему приятно вспоминать времена их счастья с Хосом, а с другой — думать об альфе не хочется. — Я очень боялся этого дня, потому что думал, что меня не примет народ империи, но всё обошлось. Прошла церемония, начался праздник, а потом дело дошло до брачной ночи, — Юнги глядит перед собой пустым взглядом и кажется, что совершенно ничего не испытывает более. Каждому из присутствующих больно смотреть на это зрелище. Дон Ук даже пытался поговорить с сыном, но тот отнекивался и очень злился на него. Он был недоволен своим ребёнком, потому что тот позволил себе непростительное. Мерзким образом унизил и растоптал омегу. — Так вот, когда дело дошло до ночи, то я заперся у себя в покоях и никому не открывал. Естественно, об этом доложили Хосоку, который пришёл и увидел моё заплаканное лицо, — омега поджимает губы и пытается заглушить рвущийся ком крепким напитком. — Я сильно испугался, когда мне сказали, что мне предстоит сделать, я засмущался, испугался… Но когда пришёл Хосок, то весь страх пропал, я примкнул к нему и больше не смел отпускать. Он подхватил меня на руки, завернул в одеяло и понёс к себе. Он пообещал, что не сделает ничего, пока я этого не захочу, — по щеке Юнги потекла слеза, которую тот спешно вытер, делая вид, что это испарина пота от температуры в помещении. — Он занёс меня в своим покои, мы сели вместе на его террасе и всю ночь смотрели на салют, который пускали в нашу честь. Да, вот такая была у меня свадьба. Чимин дотягивается до руки друга и поглаживает ладонью, смотря в глаза, полные скорби и неостывшей боли. Юнги пару раз кивает и допивает свой бокал до дна, громко ставя его на мрамор. Всем своим видом показывает, что не расстроен, а воспоминания — это минутная слабость, из-за которых лучше не расстраиваться. — А вы? — Чимин обращается к Ли, который подносит к носу мочалку и думает. — Ну, нам траур не позволял провести великую свадьбу, — Чимин понимающе кивает и смотрит на Джина. — Про мою свадьбу ты знаешь. Намджун мне в первую брачную ночь изменил, — поднимает руки вверх омега, чтобы только от него отстали. — Да, — тянет Чимин и опускается с плечами под воду, оставляя только тёмную макушку, — наверное, уготовано судьбой мне иметь пышную свадьбу. — Вот и радуйся, что она вообще есть. Ты смог заставить Чонгука поменяться во взглядах кардинально. Ты заслужил похвалы, Чимин, — подводит итог Юнги. Чимин кричал на друзей, что он уже чистый и что никакие масла его не нужны, что если и надо будет спать с Чонгуком, то никаких дополнительных средств для этого не нужно. Этим самым омега поднял на смех свою «свиту», заставив улыбнуться каждого. Возле него сейчас хлопочет Юнги, что пытается сделать макияж, но никак не может ничего придумать, потому что Чимину и таким личиком отменно. Но придя хоть к какому-то выходу, Юнги слегка подводит глаза, немного теней по уголкам и краски на губы, подчеркнуть их сочность и пухлость. Закончив с одним, омеги принимаются за другое. Один Джин лежал на подоконнике и всматривался в улицу, ждя приезда Чонов. Ему были неинтересны все приготовления, потому что сам давно потерял к ним рвение. Сказывается сан, что носит. Омега сам надевает изумрудные серьги. Ему помогают завязать ленты блузы и закрепить пояс. Каин всовывает какой-то флакончик, прося нанести его на кожу. Чимину думает, что очередное масло и не ошибается, а нужно оно для того, чтобы усилить природный запах. Чонгук в любом случае бы его учуял, даже если обоняние потерял. Чимину не нравится, что ему навязывают накидку, которая просто, по его мнению, мешается, поэтому, откинув её на пол, тот выходит, хотя сам не знает куда, зато рвётся вперед, в завтра. Присутствующие ухмыляются, пытаясь остановить друга. — Куда ты идёшь? — спрашивает Юнги и останавливает его, Чимин вопросительно смотрит на него и искреннее не понимает вопроса друга. — Как куда, я иду к Чонгуку, — снова пытается развернуться он, но Юнги тянет его на себя и уводит обратно. — Балда, ты же не знаешь всей традиции свадьбы. Сначала праздник пройдёт во дворце, в гареме, потом ты отправишься к Чонгуку, а вернее тебя отведёт один из его братьев, — на этом моменте Чимин резко останавливается и с испугом смотрит на Юнги. — Да, это так, а если у императора не оказывается брата, то уже правая рука отводит. Считается, что самые преданные люди, хотя бред, ведь Хосок тебя готов убить. Но это неважно, — Юнги запихивает его в комнату, которая теперь была пуста. Видимо, остальные пошли готовиться к предстоящему вечеру. — После того, как тебя отвели к Чону, то там и совершается обряд, вас женят, а потом… А потом вы спите друг с другом, — выпаливает Юнги и тянется к кувшину с водой, спешно его опустошая. — Эм… А что мне до этого делать? — Сиди пока здесь, я могу составить тебе компанию, потому что не хочу сидеть на бессмысленном вечере, можем позвать Джина и Ли, чтобы… — Нет, ты пойдёшь на вечер и будешь там сиять, Юнги, — обрубает его Чимин. А Юнги смотрит на друга и поверить в его приказной тон не может. Чимин скрестил руки на груди, из-за чего его серебряные браслеты начали позвякивать. — Да, Юнги, ты правильно понял, это приказ. — Но Чимин, что мне там делать? — Радоваться, веселиться за меня, что наконец-то смог этого Монстра образумить. Юнги, пожалуйста. Уложи Селина спать и спускайся на вечер. Давай я нарушу все правила и отправлюсь вниз, чтобы ты не скучал, — гордо заявляет омега и хватает друга за руку, выводя из комнаты. Он фактически выгнал его. — Вот переоденешься, подкрасишь свои лисьи глаза и тогда я приду за тобой, — дверь перед Юнги с грохотом закрывается. Прямо, как сказал Чимин, перед лисьими глазами. Делать нечего, ведь от Чимина не отделаешься, поэтому Юнги вынужден подчиниться. Он плетётся в свои покои, в которых его ждёт сиделка. Омега сразу тянет руки к сыну и зарывается носом в любимые золотые прядки. Он бережно целует Селина в висок и говорит сиделке, что сам его уложит, тем нужно будет только за ним присмотреть, ибо Юнги идёт на вечер. Его мальчик очень послушный, понимает будто, поэтому спустя полчаса неторопливых рассказов Юнги, Селин прикрывает глаза и засыпает. Теперь его и войной не разбудишь. Юнги кладёт его в колыбельную, которая стояла рядом с кроватью, а сам подходит к шкафу, чтобы выбрать одежду. Наряжаться нет настроения, поэтому омега останавливается на красном наряде, с чёрной туникой с вырезом спереди. Краситься Юнги не станет, потому что пустая трата времени. Он спешно перевязывает поясом одеяния и выходит. Он закончил быстро, потому что его сын умеет входить в положение. Только Юнги собирался раскрыть двери, как из них вывалился Чимин, чересчур возбуждённый. — Он приехал, — только и выговаривает омега и падает на друга. Чимин дышать перестал, когда увидел знакомое очертание в окне, а после до него донесся запах ореха в перемешку с винами. Чонгук выпил ни одну бутылку. Чимин готов покляться, что готов был выпасть из окна, только чтобы добраться до альфы, которого целый день не видел. Конечно, компания друзей хорошо, но любимого никто не заменит. Чимин трясёт за рукав Юнги, который от шока отходит. — Да успокойся, дурачок, — ругается на него друг и хватает за щёки, слегка сжимая. — Ты чего это панику навёл? Это же хорошо, что приехал, значит, не бросит, — издаёт сухой смешок Юнги и берёт друга под руку, видя вниз. Раз они решили рушить порядки, то лучше идти до конца. По-хорошему, то лица Чимина никто не должен видеть до самой церемонии, но тот идёт и всем показывают свою довольную мину, не выпуская рукав красного одеяния друга. Они доходят до главного зала, где уже во всю идёт праздник. Никто даже не удивляется, что омега спустился, потому что от него можно знать всё, что угодно. Поэтому Чимин, пройдя к самому столу, на котором были его любиме угощения, удобнее располагается на подушках и сажает рядом с собой Юнги, который нехотя, но предложение сесть рядом принял. Он затаил дыхание и ждёт одного альфу, если приехал Чонгук, то и Хосок с Намджуном должны быть здесь. Юнги не хочется пересекаться со втором, все эти дни тот к нему не наведывался, а если хотел посмотреть на сына, то выбирал момент, когда омеги не будет. В тот день Хосок ничего ему не сказал. Юнги точно слышал, как разбиваются осколки хосоковой любви, если таковая была. Альфа молча встал и, не сказав ни слова, вышел из комнаты, заставляя Юнги погрузиться в размышления. А сейчас, на этом вечере они точно пересекутся, потому что по правилам те придут именно сюда. Юнги нервно теребит края своей блузы, когда слышит тяжёлые шаги. Одни плавные, спокойные. А другие — тяжёлые и губительные. Первый — Намджун. Второй — личный палач Юнги. Омега даже голову не поднимает, чтобы понять, что две пары глаз смотрят на него. В этот момент он готов начать ругать Чимина и себя, что согласился на такое дело. Но голос друга заставляет его содрогнуться и всё-таки поднять голову. — Ба, Чимин-и, что это такое? — спрашивает Намджун, прихрамывая добираясь до приготовленных для них места. Рядом оказывается Джин, которого альфа сразу ловит в своих объятия и дарит нежный короткий поцелуй, он придерживает его за талию и не смеет от себя отпустить. Слишком соскучился. — Да, я бунтарь, который решил наплевать на правила, — гордо заявляет Чимин и улыбается во весь рот Намджуну, потому что именно этому альфе хочется всегда дарить тысячу и одну улыбку. Но всё сразу же разрушает единственный «счастливчик» торжества. — Нет, ты идиот, который плюёт на вековые традиции, — Хосок опускается на подушки, сразу же наливая себе вино, не отводя взгляда от Юнги, который также на него смотрит. — Если тебе что-то не нравится, то можешь высказаться за дверью, — указывает ему Чимин, на что Хосок сухо усмехается и поднимает руки в знак поражения. Омега фыркает на невоспитанного и вновь садится рядом с Юнги, который тарелку судорожно сжимает и больше не смеет взгляда поднять. Глаза напротив пожирают его живьём, каждый клочок тела уже рассмотрел. А ведь Юнги даже не старался специально наряжаться или что-то такое, но взгляд альфы постоянно на нём. Ему от него дурно становится. — Эй, Юнги, — Чимин садится к нему плотнее и берёт его ладонь в свою, поглаживая большим пальцем. — Ты расстроился из-за Хосока? — шёпотом произносит это имя Чимин, а Юнги будто кипятком ошпаривает. — Послушай, я понял, наверное, это была плохая идея, чтобы ты… — Нет, что ты, Чимин. Всё хорошо, в конце концов, он мой муж, альфа, отец нашего ребёнка. Да и когда мы уедем отсюда, то будем жить в одном дворце. Всё в порядке, — Юнги уверяет, что всё в порядке, но на самом деле всё не так. Несколько часов тот не мог найти себе место, Чимин и Джин пытались как-то вытянуть из этого состояния, но почти ничего не удавалось. Омега сослался в конце на усталость и попросил прощение, но до конца от не досидит, поэтому, пожелав Чимину удачи, уходит прочь, последний раз окинув мутный взгляд Хосока от выпитого вина. Альфа провожает омегу взглядом и только собирается за ним идти следом, как всем сообщают, что церемония начинается, а это значит, что Чимин должен отправиться в покои Чонгука, а вернее его должны проводить, и омега шанса не упустит. Он нарочно выбирает сопровождающим Хосока, чтобы именно этот альфа его отвёл. Каждый из присутствующих прочитал молитву за Чимина. Хосок не рад, что выбрали именно его, но Чимин вполне доволен своей работой. Он не хочет вновь заставлять Юнги страдать, не позволит этому альфе травить ему жизнь. — Ты специально выбрал меня. Ты свободно мог выбрать Намджуна, учитывая ваши тёплые отношения, — произносит это Хосок таким голосом, что ноги невольно подкашиваться начинают, а глаза в панике разбегаются. — Ты прав, — отвечает Чимин, когда альфа касается его локтя, показывая нужную дорогу, потому что Чимин уже и путь в покои Чонгука забыл со всем навалившемся. — Я не хочу, чтобы Юнги было ещё больнее. — Больнее уже не будет, предел достигнут, — сухо усмехается Хосок и останавливается, когда до покоев Чона оставалось метра три. Альфа кивает ему, чтобы тот шёл дальше. Чимин было пошёл, но вдруг остановился и, схватив Хосока за локоть, останавливает. Альфа остаётся стоять на месте. — Пожалуйста, не иди к нему. Не сейчас только, ему нужно время. То, что он сказал тебе, что не любит, полный бред. Он погорячился, сказал лишнего, но его чувства к тебе ещё живы, он просто их теперь скрыл, потому что ты смог сделать ему очень больно, ведь он считал тебя спасителем, который оказался Змеем в его обличии… Пожалуйста, Хосок, время — это то, что вам нужно обоим, оставь его на какое-то время и не испытывай, — рука Чимина соскальзывает, а после и он сам растворяется. Хосок так и остаётся стоять, раздумывая над тем, что сказал ему омега. Впервые он не хочет убить этого омегу, а послушать его совет. Хосок думает, что у него горячка, потому что никогда бы не подумал, что станет Чимина слушать. Того, кого всем нутром своим ненавидит, а тут тот такие слова говорит. Правильные. Хосок пару минут думает, а после уходит, но не к Юнги, а к себе. Он взял себе несколько бутылок вина, чтобы не было так скучно и прекрасно проведёт с ними время, раздумывая над словами Чимина. Им нужно время. Чимин, отпустив и дав Хосоку возможность подумать, пропадает за углом и тяжело выдыхает. Теперь сердце спокойно за друга, а вот за себя… Сейчас перед ним раскроют двери, он зайдёт и увидит его. Того, по которому целый день скучал и ждал, того, кто в сердце поселился и место только для себя выбил, того, без которого жизнь не представляешь, прощаешь все ему казни и смерти, готов вместе с ним в крови утонуть, готов подставить себя под его безумие. Его безумие увеличивает храбрость и силу. В этом Чимин не сомневается. Силы и храбрости у Чонгука хоть отбавляй, тот голой рукой тебе череп раскроит. И это уже не так сильно пугает Чимина, потому что и он в этом безумии утонул, он попробовал и не захотел выныривать. Чимин выдыхает и, пожелав себе удачи, заходит внутрь. Никого нет, что странно и пугающе. Неудивительно, если Чонгук их всех вырезал, чтобы они только на образ омеги не смотрели. Еле открыв массивные двери, который поддавались Чонгуку с лёгкого касания, Чимин входит внутрь и, повернувшись лицом, утыкается в дерево лбом и закрывает то до конца, до заветного щелчка. Спастись возможности не будет. Да и не было. Оказавшись в руках Чона, он уже обрёк себя на безволие. Он прекрасно чувствует его взгляд на себе, его запах повсюду. Чимину кажется, что у него поднялась температура и теперь он бредит и лежит в лихорадке, потому что перед глазами всё плывет и дышать тяжело становится. Но любимый запах ореха заставляет глаза прикрыть и успокоиться. Он спокоен. В нём нет сейчас холода или жестокости. Он ждёт только его. И Чимин, наконец оторвавшись от дверей, поворачивается к нему лицом. Он неуверенно поднимает голову и встречается с бездной чонгуковых глаз. Как же он их раньше боялся, а сейчас тонет и готов захлебнуться, только в них. Омега переставляет ноги, но ему ощущается другое, будто ноги ватными сделались и он скоро упадёт и прямо в объятия Чона. Непривычно и до побеления костяшек страшно. Ведь сегодня начнётся новая жизнь, в которой они точно проживут ещё долго, но насчёт счастливо утверждать нельзя никогда. Альфа прекрасен, как и всегда. Словно статуя божества. На нём чёрный шёлковый халат и такой же комплект. Он спешно переодевался после дороги, потому что до безумия чёрта хотел увидеть. Было норовил плюнуть на все существующие традиции и прямо утром, схватит чёрта, впредь не выпускать и шептать только одно, что теперь навеки его, что теперь пусть попробуют его от Чона забрать. Но сам себя останавливал, аппетит разыгрывал. Только и делал, что подкреплял желудок лучшими винами империи. Он никогда не пьянеет, его разум остаётся чист и свеж, а особенно, когда перед глазами возникает образ Чимина, то всё мгновенно выветривается и появляется новый, чистый лист, который тот раскрасит его так, как захочет. Целый день ждал, чтобы на него взглянуть, ведь рано утром покинул, обещая, что скоро вернётся. Вот и вернулся. Стоит и смотрит на образ самого милейшего чёрта за всю историю. Единственное, чем альфа не доволен, так это нарядом. Слишком он откровенный, но и это поправимо, Чонгук не прочь после брачной ночи пару глаз повырывать, что смели на его чёрта глазеть. Но наверное, омега сделал это специально, ибо знает, что красив, знает, что заставит ни одну пару глаз на своё тело смотреть, от этого у Чонгука волосы на голове шевелиться начинают, а зубы прикусывают нижнюю губу, предвкушая, какое наказание последует. Чимин оказывается совсем рядом, и Чонгук невольно вдыхает очень хорошо раскрывшийся аромат горького шоколада. Подойдя ближе, он усмехается, видя панику в чужих глазах, беспокойство и неуверенность. Альфа берёт его за подбородок и заставляет от себя взгляда не уводить. Словно сжирает, словно изучает, словно впервые Чимина увидел. Он проводит большим пальцем по нижней губе, оттопырив её, демонстрируя прекрасные белые зубы. Чимин даже глаз не смеет прикрыть, ибо так ему сейчас хорошо. Чонгук наклоняется и, не убирая руки от подбородка, начинает его целовать. А Чимину от этого поцелуя плакать хочется. Он никогда не был настолько приятным и нежным. Альфа не настойчив, а наоборот будто себя удерживает. Он старается не увеличивать темп и давать возможность отвечать Чимину, что тот любезно и делает. У него больше напора, нежели у Чона, Чимин слишком изголодался по этим губам, поэтому, схватив Чонгука за волосы, он начинает неистово их целовать, будто впервые раз почувствовал их горечь. На языке вкус крови, вина и пороха, видимо, от этого альфа не избавиться никогда, как император. Эти три составляющие будут вечно за ним. Чонгук вдруг резко прерывает поцелуй и утыкается лбом в чиминов. Они оба тяжело дышат, и Чимин очень благодарен, что альфа прервал поцелуй, ибо ещё пара минут и точно задохнулся бы. Чонгук обхватывает его лицо руками и начинает шептать: — Теперь ты только мой. — Твой, — выдыхает Чимин в приоткрытые губы. Чимин прикрывает глаза и начинается паниковать. Вроде, не первый раз будет с альфой, но такой, как сегодня, будет точно первым. Сегодня Чонгук не похож на себя обычного, он не старается сделать всё быстро и резко, а наоборот растягивает и наслаждается. Он спускается к шее и там оставляет мокрые следы от поцелуев. Руки пробираются под одежду, бродя по нежной коже и заставляя её задрожать. Чимин голову откидывает не в силе терпеть такую муку. Чонгук специально сегодня поиздевается над ним, постепенно откусывать кусочки будет. Руки Чона касаются лент на спине и постепенно, одну за другой начинают её развязывать. Чимин вжимается в плечи альфы, чтобы не потерять равновесие, потому что от его касаний горячо становится каждому кусочку тела. Первый стон вырывается из омеги, когда Чонгука только прикоснулся к его метки. Он сегодня даст максимум удовольствия, не заботясь о собственном возбуждении и желание, которое явно читается в глазах. Чимин чувствует, как тело обдаёт холодом, потому что Чонгук наконец-то избавил его от верха. Альфа средним и указательным пальцем проводит по позвоночнику, пуская табун мурашек и выбивая Чимина из реальности. — Чонгук… — хрипит омега и отодвигает от себя Чонгука, упираясь в его мощную грудь дрожащими руками. — Чертёнок, скажи, что ты хочешь? — альфа очерчивает линию скулы большим пальцем, выуживая из омеги слова. Он наклоняется и целует от кончика глаз до подбородка. Чимин стонет, вновь отодвигая альфу от себя. — Хватит игр. Верни мне моего Монстра, — это зелёный свет для Чонгука. Он подхватывает Чимин под бёдра и набрасывается на припухшие губы, относя его к кровати. — Значит, хочешь, чтобы я показал своего Монстра? — выгнув бровь, спрашивает Чон и снимает с себя надоедливую рубашку, демонстрируя красивое, накаченное тело с множеством шрамов и порезов страшных. Чимин касается пальчиками недавнего глубокого шрама. Чонгук так и замирает с поднятыми руками. Ждёт пока его чёрт избавит от боли, которой давно нет, потому что рядом с ним всё уходит на второй план и приглушается, а чаще всего и вовсе пропадает. Чимин кладёт руки по бокам и вцепляется в простыни пальцами сильно, потому что готовит себя. Чонгук сдирает оставшуюся одежду с омеги и, схватив того на колени, сильнее разводит. Горячими губами он касается внутренней стороны бедра и старается пока не думать, что омега течёт от нетерпения и желания. Из колечка мышц вытекает природная смазка, окрашивая простыни в свой белый цвет и постоянно провоцируя Чонгука. Он ведёт языком снизу вверх, ловя приятный душе стон. Он чувствует напряжение Чимина и ухмыляется ему. Альфа смачно облизывает палец и, опустившись к зажмурившемуся омеге, начинает долго целовать и постепенно пропуская внутрь свой палец. Чимин даже не реагирует на это, потому что привык, хотя до последнего ненавидит пальцы Чона в себе. Он инстинктивно насаживается на палец и резко хватает Чона за волосы, больно сжимая. — Какой же ты нетерпеливый, — говорит низким голосом альфа, заставляя только от этого стонать в поцелуй. Чонгук отрывается от израненных губ. Он достаёт свой давно стоящий и изнывающий член и, пристроив головку, пускает смешок, и резко входит, утробно рыча и наслаждаясь узостью внутри. Он прекрасно чувствует, что Чимин сжимается и от этого ещё больший спектр окутывает его. Чимин начинает царапать спину альфы и стонать во весь голос. Он не думает в такой момент о стыде, ибо ему очень хорошо, столько эмоций и ощущений не было ни в один из их разов. Альфа хватает его за бёдра и на себя насаживает, постоянно ускоряя темп и растягивая толчки. Чимин только и может стонать имя мужа. Чонгук забывает и о нежности, и о безопасности, ведь его омега попросил не быть с ним другим, попросил явить другого, что Чон с удовольствием и делает. Шлепки двух тел не стихают ни на секунду. Звук выделяющейся смазки и тёплого семени, которое разливается внутри, создают хлюпающий звук, заставляющий новое возбуждение взять вверх. Чонгук не останавливается, на что Чимин претензий не имеет, а наоборот стонет «ещё» и заветное «Чонгук-а». Альфа сбавляет темп и касается губами набухшего соска, обводя его языком и небольно кусая. Под ногтями у Чимина кровь чужая скопилась, да она уже по всей постели расстилается. Омега прижимает Чонгука к себе ближе, прося не останавливаться. Чонгук и не намерен, он снова наращивает движения и доводя Чимина до очередного оргазма, заставляющего тело содрогнуться, пальцы на ногах поджаться, а хватку рук, что сдерживали Чона, расслабить. Чонгук изливается в омегу второй раз, но продолжает неспеша двигаясь. Теперь он с особым трепетом целует мокрые глаза, смакуя на языке солоноватый вкус. Он неспеша выходит из омеги и тянет того на себя. Чимин устало прикрывает глаза и приводит дыхание в порядок. Он садится на альфу, нарочно задевая возбуждённый орган, и опускается, утыкаясь носом в мокрую шею. Чонгуку хочется ударить его по ягодицам меж которых тонкой струйкой стекает по бедру и вниз его семя. Альфа оставляет лёгкий поцелуй в висок и вдыхает успокаивающий аромат. — Чёрт, — зовёт Чонгук, получая мычание в ответ, — ты как? — Я счастлив, — выдыхает Чимин и оставляет короткий поцелуй на шее мужа. — Я люблю тебя, Чон Чонгук. — Даже моего Монстра? — Чимин привстаёт, а Чонгук начинает накрывает его талию грубыми ладонями и резко кладёт под себя. — Ответ? — Даже твоего Монстра. Теперь и Монстр Чон Чонгука подвластен этой милой мордашке. Теперь нет ничего в Чоне, что было бы не подвластно Чимину. Чонгук сделался его рабом, а Чимин стал для него спасителем. Сейчас, спустя столько мук боли и неприятностей, они наконец-то оба смогли познать вкус банального человеческого счастья. Не только гнилое есть в Чонгуке, в нём тоже живёт человек, который не забыл и о человечности, и о понятии любви. Возможно, это не любовь для других, потому что никто никогда не поймёт, почему Чимин, пройдя столько мук и унижений от альфы, смог простить и полюбить такого монстра. А это никто и не поймёт. Это странная любовь понятна только этим двоим. Только они знают, что заслужили эту любовь. Но омега, постоянно давая шансы, смог наконец закончить то, что сказано в пророчестве, смог поступить по своему предназначению, смог действительно полюбить абсолютно всех чертей Чона. Праведник не тот, кто поступает правильно. Праведник — это тот, кто поступает правильно по-своему. Чимин не знал мира грешного, но только почувствовав её, посмотрев, что в мире не всё прекрасно и радостно, задумался и стал мыслить по-своему, по своему убеждению. Он понял, что грех не такой уж и страшный, если приложить усилие, чтобы оказать ему помощь. Он видит Юнги, который почти не властен своей сущности, ибо она у него проявляется в не типичной всем лени. Он опустил руки и не хочет бороться. Хосок показывает, что если сдерживать сущность, то она может разрушить жизни любимым. Намджун, который слывёт кутилой и пошляком, нашёл любовь, которую не мог рассмотреть раннее, когда грех только зародился. Он потерялся в Джине. Джин, который по своей сущности должен только есть и отдыхать, совершенно иной. Он наоборот показывает себя другого, но его неумеренность и жадность заключается в другом, он желает показать, что он ненасытен в правде. Он всем демонстрирует, что омега способен носить сан императора. Тэхён хочет владеть не чем-то дорогим, это даже не предмет. Ему хочется счастья рядом с Чонгуком, хочется его сделать только своим и быть рядом с ним, ему не хочется ещё с кем-то его делить. Но а Чонгук самый главный среди этой компании. Гордыня. Эгоистичен. Высокомерен. Жесток. Жаждет быть всегда и везде первым. Но и у этого греха есть предел с лице помехи. Чимин плюёт на его сущность и видит только человечное. А ведь эти самые грехи рождались из сущности человека. В каждом живёт свой грех, в ком-то он прогрессирует, в ком-то скрывается, но он есть во всех, от него никто не сможет убежать, даже несмотря на свою праведность. Что может случиться, чтобы дать трещину в грехе? Любовь.

***

— В твоих глазах отражается звёздное небо с тысячью маленьких звёзд, — Тэхён приподнимает уголки губ, когда чужие руки обвивают его талию, а мощная грудь упирается в спину. — Ты поэтом раньше был? Ты красиво говоришь, — зарываясь носом в одежду бубнит Тэхён и накрывает руки альфы своими, греть начинает. — Я просто не скуплюсь на комплементы красивым омегам, — Тэхён откидывает голову на плечо альфы и заглядывает снизу в его лись глаза, которые уже родными сделались. Омега очень благодарен за проведённые рядом дни, с этим альфой легче день ото дня становится, Тэхён даже спал спокойно, не заботясь, что его сон смогут нарушить, ведь его сон сама лиса охраняет. За эти дни тот позволил ему забыться и стать собой. Тэхён впервые чувствовал себя собой, он показывал своих скелетов, демонстрировал не только буйный характер, он был нежным, весёлым, самым настоящим. Он показал себя. Не думал, что нужно вновь начать играть, ведь Юсуфу это не требуется, он не любит ненастоящего омегу, ему по душе тот, кто и чувствовать может, и заботу проявлять, и любить по-настоящему. — Многим делал комплементы? — Только любимому омеге. — Мне? — Своему покойному мужу, — Тэхён прикусывает губу. Он знал, что альфа был женат, потому что он сам ему и рассказал, но никогда в подробности не вдавался и не пытался что-то разузнать. Сейчас неловко становится, Тэхён поступил глупо, за что мысленно даёт себе по лбу. Но тем не менее слова произнесены. — И тебе, — вдруг добавляет Юсуф и разворачивает к себе лицом омегу, который лунных лучах ещё лучше. Они стоят на небольшом холмике и вслушиваются в тихий шелест деревец, распространяющих шум по округе и приглушая голоса двоих. Тэхён вновь приподнимает глаза. — Тэ, — тепло начинает Юсуф и достаёт из кармана небольшой флакончик с янтарной жидкостью. До последнего оттягивал приказ, так не хотел его приводить в исполнение, но он должен, потому что покляллся в верности. Чонгук тогда сам убьёт омегу, снова сделает ему больно, а так, от его рук будет не так страшно и обидно. Тэхёну и без слов понятно, что это. Сам несколько раз такие в руках держал и столько же раз подливал. — У меня была неделя, чтобы дать тебе прожить настоящую жизнь. Сегодня… — …она должна у меня оборваться, — договаривает омега и тонкими пальцами берёт флакон с жидкостью, которая внутри начинает плескаться. Тэхёну не страшно и не обидно. Но вот отчего-то губы дрожат, а на глазах выступают предательские слёзы, которые тот спешно стирает. Он выдаёт улыбку и начинает слабо смеяться сквозь льющиеся слёзы, которые никак не перестанут идти. — Как же иронично, что я не смог убить Юнги с помощью яда, но теперь он убьёт меня. — Тэ, — Тэхён отрицательно кивает головой и просит альфу замолчать, потому что последние слова должны быть за ним. — Спасибо, Юсуф, что помог, я правда ощутил новую жизнь, смог хоть на неделю забыться, — колпачок открывает, и Тэхён бросает его на землю. — Я…Я… — омега запинается, а после выпаливает. — Я правда смог полюбить тебя, — альфа наклоняется к его лбу и оставляет короткий поцелуй. Тэхён держит дрожащими руками переливающую жидкость и постепенно приближает её к губам, постоянно плача и смеясь. Горлышко коснулось губ, а после вся янтарная жидкость оказался выпита. Даже здесь он решил показать свою преданность приказу Чона. — Я люблю тебя, — альфа подхватывает хрупкое тело и клонится к лицу, где сразу же находит губы и начинает их целовать. Он подарил наконец-то ему долгожданный поцелуй. Тэхён слабо отвечает, маленькая ёмкость падает на землю, а руки омеги зарываются в светло-каштановые волосы. Он не перестаёт плакать, потому что счастлив, что сможет умереть именно на его руках, такой палач по душе Тэхёну. Поцелуй горяч и тягуч, в воздух пар пускают от такого напора. Это последний раз, когда Тэхён может насладиться спелой малиной, что в кожу ему въелась и даже после смерти не отпустит. Он сам его поцеловал, омега даже не подозревал, что ему Юсуф сделает такой подарок. Он благодарен, что провожая в дорогу в один конец, он смог немного облегчить его участь. Вдруг хватка становится ещё слабее. Руки выпускают волосы, а губы отрываются от таких желанных и поалевших. Чонгук приучил его рвать, а Юсуф показал, что можно и получить нежный и тягучий поцелуй, не причиняя боли. Альфа оседает вместе с тельцем на землю и не отводит свои лисьи глаза. Он берёт руку Тэхёна в свою и к груди прикладывает. — Твоё бьётся…а моё и нет… — это последнее, что говорит Тэхён перед тем, как тёмная тень, что стояла весь вечер за деревом и ждала, забрала его. Тёплая улыбка не покидает лица омеги, из-за чего на лице Юсуфа у самого она отпечатывается. — Ты был не достоин этого мира. Смерть стала для тебя единственным спасителем. Я не могу приказать сердцу не биться, но оно остановилось вместе с твоим, — он прислоняется к холодному лбу омеги и целует его в нос, даря тепло, которое тому уже не потребуется. Тэхён не сотворён для этого мира, потому что не умеет управлять своей сущностью, он привык, что это сделают за него, подтолкнут или используют. Омега никогда не мог быть собой, не мог просить банального, не мог высказаться, потому что его мнение могло разрушить чужое. Но с Юсуфом он позволит себе и улыбаться, и смеяться, и радоваться, что жизнь прожил не зря. Нет ничего странного, что альфа смог полюбить омегу. Тот его очаровал своим бессилием, отчаянием и потерянностью. Он не смог пройти мимо такого сокровища, которое никто не ценил. — И я тебя, Тэ, — разносится по округе. Только Юсуф знает, на что он отвечает. Половина его души умерло на руках.

***

Чимин подтягивается на кровати и довольно стонет. У него была прекрасная брачная ночь, которую он ни за что не забудет. Его альфа оказался очень ненасытным, что впервые увидел Чимин. Он не думал, что Чонгук так опьянеет им. Но он ни о чём не жалеет, потому что самому понравилось, как и телу. Сегодня Чонгук не бросил его утром. Чимин разворачивается к нему лицом и смотрит. Смотря на него, он не может сказать, что тиран и палач сотен живёт в нём. Перед ним обычный, уютный его альфа, волосы его небрежно разбросаны по подушке, крепкие руки и вовсе под ней. Чимин видет яснее каждый шрам, видит напряжённые мышцы рук. У альфа очень крепкое тело, Чимин даже завидует, что по сравнению с ним он является маленьким и хрупким. Омега подкрадывается ближе и, приподняв левую руку, забирается под неё, кладя на себя. Чонгук корчится во сне, а потом постепенно раскрывает веки, чувствуя присутствие чёрта совсем рядом. Губы расходятся в довольной улыбке, а рука неторопливо поглаживает спавшие чёрные пряди на глаза омеге. Чимин закусывает нижнюю губу и наклоняется в лицу Чонгуку. Тот перехватывает омегу и вновь под себя кладёт, держа руки крепкой хваткой над головой. — Так нечестно, — канючит Чимин и извивается под Чонгуком, пока тот на него набрасывается с новым голодом. — Стоп, — резко выпаливает Чимин, чем пугает альфу, тот сразу же останавливается и обеспокоенный взгляд на Чимина устремляет, который обеспокоен не менее. Он вылезает из-под альфы и садится на кровати поудобнее. — Чимин? — спрашивает Чонгук и касается плеча. Глаза Чимина расширяются с каждой секундой, он устремляет свой взгляд вперед, ни на кого не глядя, а Чон не может понять причину перемены. Вдруг губ чёрта касается улыбка. — Чёрт, я не вынесу. Что с тобой. — Послушай, — омега нащупывает руку Чонгука и прикладывает к своему животу. Теперь время расширяться глазам Чона. — Это, — неуверенно начинает он, — он бунтовать начал? — Чонгуку непривычно такое говорить, ему даже думать об этом не хочется, но радостные, горящие глаза Чимина сменяют его настрой. — Пинается, первый раз, представляешь? — не переставая улыбаться, лопочет Чимин. — Нет, я же не могу забеременеть. — Тц, иди к чёрту, Чон Чонгук, — омега откидывает его руку от живота и слезает с кровати, обиженно дуя губки. Чонгук в своей манере может что-то высказать. Он неторопливо встаёт и, натянув на себя штаны и взяв халат для омеги, плетётся к нему. — Вот я и пришёл к тебе, — мурлычет Чонгук в шею, щекоча её своим дыханием. Он накидывает халат на плечи Чимина и сцепляет руки на его талии, сверху сразу ложатся другие. Они стоят напротив всё того же зеркала, всматриваются друг в друга. Чимин видит счастливого и другого себя, а Чонгук видит всё того же чёрного человека, который в кошмарах постоянно приходит. Он твердит одно, что чувства взяли вверх над разумом и губят Чона. — Неужели ты не можешь порадоваться хоть немножечко, что у тебя будет ребёнок, — грустно говорит Чимин и носом шмыгает. Чонгук снова не знает, что сказать. Ему удивительно всё, что связано с детьми. Но у него даже ничего не кольнуло, как, наверное, должно быть у родителя, когда он чувствует своего ребёнка. Ему всё равно, что где-то бьётся чужая жизнь. Ему не всё равно на омегу, который ждёт это. Ведь сколько тот должен пересилить, чтобы только родить. — Чертёнок, просто для меня это непривычно, — объясняет Чонгук, уложив голову на плечо мужу. — Я не знаю, что такое быть отцом. Попробую, посмотрю, может и понравится. — Ты говоришь так, будто дети какие-то вещи, которые можно выкинуть, — Чимин уже не рад, что завёл этот разговор, поэтому его надо быстро закончить, чтобы лишний раз себя не расстраивать. — Я хочу кушать, — бубнит омега и поворачивается к Чонгуку лицом. — Чего бы ты съел? — Чимин поджимает губки и, раскачиваясь из сторону в сторону вместе с Чонгуком, думает. — Пишмание, — хихикая, произносит Чимин. — Ты мог попросить лукум, ревани, джезерье, локму, но ты попросил просто пишмание. Ты не исправим, чёрт. — Ну, можно ещё принести всё, что ты назвал и плюс много орешков, — Чонгук начинает смеяться, а после, оставив поцелуй на лбу омеги, просит принести слуг всё, что только смог вспомнить из сладостей. Чимин удобно располагается меж разведённых ног альфы и поедает принесённые сладости. Сейчас организм требует только их, забывая о нормальной еде, но Чонгук позаботиться, чтобы рацион омеги состоял не только из сладкого. Чимин пробует желанную пишмание и в наслаждении глаза прикрывает, но сам пропускает момент, когда та падает на одежду и липнет к пальцам. Это удовольствие лучше сразу поедать, а не растягивать. — Вот же, — шипит Чимин, а Чонгук смотрит и хохотом заходится. Чимин весь перемазался и запутался в сладости. Теперь не только на одежде и пальцах, но и на лице длинные полосы, напоминающие волосы. — Чего смеёшься. На вот, — Чонгук выгибает бровь, а следом ощущает на своём языке сладкий вкус любезно отправленного на его лицо Чимином пирожного с вкусным белым кремом. Чонгук вытирает глаза и облизывает губы. — Чёрт, — зло выдает альфа, когда новая порция летит ему на волосы и лицо. — Это ты ругнулся или меня позвал? — Это я выбрал жертву для казни. Иди сюда, — Чимин быстро высвобождается из захвата альфы и на другую сторону стола переползает. Воспринимать Чонгука, всего перемазанного кремом, просто невозможно. Тут даже не скажешь, что перед тобой император сидит. Альфа утирается салфеткой и снова проигрывает, потому что Чимин решил вдоволь его накормить. — Тебе конец, — он резко подрывается с места и прижимает опешившего Чимина к полу, наваливаясь всем весом на тельце. Чимин скулит и просит отпустить, Чонгук расширяет глаза и, взяв со стола блюдце с мёдом, начинает выливать его на губы и щёки омеги. — Ты чего-то присмирел, чертёнок, — сверху альфа украшает своё творение миндалём и довольный продолжает держать Чимина, который стал для него завтраком в прямом смысле. Чонгук наклоняется к перепачканным губам и начинает лизать их, высасывать всю сладость мёда, которая сплелась с чиминовой. Омега рот приоткрывает и позволяет сладкому вкусу взять вверх. Руки вцепляются в испачканные волосы альфы и на себя тянут, показывая, что хочет ещё и как можно больше. Чонгук проходит языком по полости рта, пропуская медовую частичку везде. После набрасывается на манящие щёки и раскусывает орех, потонувший в мёде. Чимину от этих удовольствий дурно-приятно становится, он поджимает колени и окольцовывает торс альфы. Чонгук пробирается под халат рукой, как вдруг резко останавливается. Точнее его останавливают. Оба, покрасневшие и разгорячённые, они сидят и смотрят, как в Чимине что-то шевелится. — Ну, только выйди, я тебе покажу сладкую жизнь, — запугивает ещё не родившегося ребёнка Чон и взгляда от живота не отводит. Не появился, а уже мешает. — Видишь, чувствует, что его папу обижают, — довольный действиями ребёнка Чимин гладит свой живот и гордо приподнимает носик, по которому Чонгук мгновенно ударяет пальцами. Чимин зло трёт его и собирается наклониться к Чонгуку, чтобы отомстить, но в итоге валится на него сверху. — Заметь, — говорит альфа животу, — не я первый набросился, — и Чонгук набрасывается на приоткрытые губы новым поцелуем.

***

Было тяжело прощаться с друзьями, потому что это те лица, которые не позволяли омрачить день, находились рядом и своим присутствием дарили праздник. А теперь Чимин должен с ними расстаться на неизвестно какой срок. Он долго не выпускал из своих объятий Юнги, который стал ему чуть ли не братом. Он намочил ему всю одежду и постоянно повторял, что не хочет его отпускать. Друг тоже не хотел прощаться с ним, в ответ дарил не менее тёплые объятия и горькие слёзы. Чимин постоянно помогал, оказывался рядом, если только почует опасность и готов встать грудью, чтобы защитить, он даже его альфу не испугался, в перепалки с ним вступал. А сейчас Юнги должен расстаться с его улыбкой, не унимающейся энергией, постоянным светилом. Ему грустно, что их счастливые дни вместе сочтены. Теперь у омег начинается другая жизнь: Чимин должен достояно нести статус супруга, а Юнги должен уехать к себе домой, где полностью посвятит себя сыну. Джин, который старался казаться стойким, тоже обнимает друзей, которые оказались настоящими искателями неприятностей. Он точно будет скучать по крику Чимина и замечаниям Юнги, по вечным шуточным ссорам и всякой мелочки, которой не хватало его душе. Эти омеги смогли скрасить его начинающую покрываться глыбами душу. Чимин ни за что не забудет их с Намджуном сидения на крыше и его заботу в первые дни. Этот альфа хоть и предстаёт суровым, но на самом деле даже грех ему не помеха в расположении к себе. Чимин также прощается с Хосоком, который, кажется, немного смягчился по отношению к нему, что радует. Он протянул ему руку на прощание, которую альфа не оторвал, не сломал, не не обратил внимание, а пожал и ещё понимающе покачал головой. Внутренне Чимин ликовал. Намджун строго приказал своему папе, что тот поедет с ними, потому что не может родитель находится на большом расстоянии от своих детей, поэтому империя Намджуна всегда для него открыта. Но Ли сказал, что он привык к своему образу жизни, поэтому новый уклад для него будет непривычен и не угоден, потому что он поедет в свой маленький уголок, в котором никогда не забудет своих троих сыновей и их омег. Чимин понимает, что Чонгук его не бросит, но у этого альфы на плечах целая империя и находиться рядом с омегой тот просто не может, а друзья хоть как-то бы скоротали время. Но Чимин привыкает. Он находит себе новые и новые занятия. Постоянно прибывает в саду Чонгука, где пока тепло и можно понежиться на солнце. Компанию ему иногда составляет Юсуф, который внешне никак не изменился, но будто душа его тело покинула. Чонгук рассказал, что отдал приказ о казни Тэхёна и назвал его палача. Непонятно, но Чимину стало очень жаль и грустно за Тэхёна, пусть он совершил ужасный поступок, но ему было больно, ведь оказавшись во дворце Инуи, единственный, кто пытался ему помочь, был Тэхён, а сейчас того лишили жизни. Хосок ещё в первый день приезда просил Чонгука устроить казнь, но тот сказал, что она будет, но с оттяжкой, после чего братья страшно поссорились, и вылилось это всё в рукопашный бой, который стал характерен для этих альф. Омега даже ночью плакал, прося прощение у Тэхёна, что обходился с ним по-хамски. Месяц после Чимин начал пробовать и ощущать на себе привилегии мужа Чонгука. Ему удалось выбить от Чонгука разрешение на строительство благотворительного фонда, в которым бедным людям давали бы еду, вещи, оказывали первую помощь. Чимин долго бился с альфой, пару раз даже закрывался от него и не впускал в покои, когда тот пытался его поцеловать и рассчитывал на большее, то Чимин слал всё на головную боль и засыпал, довольный, что смог возбудить альфу, но при этом не дав больше. Чонгук треснул и позволил этому случится, а потом Чимин ещё долго расплачивался за своё доброе дело. Но он был рад, что смог хоть кому-то помочь, потому что голод, война, неурожай, стихия — всё это губительно для людей, а там они смогут найти хоть что-то, чтобы дальше жить. Каждый месяц семьям, у которых троё детей должны были выплачивать определённую сумму денег, Чимин добился того, что беспризорников отводили и строили для них специальные школы, образование стало доступно и для альф, и для омег. Чимин смог пополнить библиотеку Чона новыми книгами с других концов света. Он не боялся являться миру, чтобы просто поговорить, но всегда был на готове и держал кинжал Чона при себе, нигде старался ничего не есть и не пить, потому факт отравления тоже никто не отменял. Чонгук был недоволен чрезмерной открытостью омеги, но ничего не смог с ним поделать. Второй месяц Чимин вспомнил, что друзьям можно писать письма, но осознал он это только тогда, когда получил от Джина первое письмо. В нём омега рассказывал о всём, что случилось в приезд. Омега боялся, что Ен, так звали сына Джина, не сможет найти общий язык с Намджуном, что альфа будет его пугать. Но всё оказалось не так трагично, Намджун, как и всегда, всё сделал по-своему. Он подошёл к маленькому Ену, сел на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне, и сказал, что он его отец, на что ребёнок поинтересовался, почему он так долго не приходил, когда папе и ему было плохо, на это Намджун протянул свой указательный палец и попросил прощение и что теперь ни за что не бросит их. Чимин искренне был рад за друга и, как ненормальный, бегал с этим письмом, получая выговор от Каина, что внутри него растёт жизнь. Следующее письмо было от Юнги. Друг рассказал, что всю дорогу, что они ехали, Хосок ни слова ему не говорил, только перебрасывался парочкой, вроде, «не хочешь есть», «мы сейчас остановимся», «скоро приедем», «выходи». На большее альфу не хватило. Как только они приехали, то Юнги чётко решил, что пока маленький Селин будет жить в его покоях, на что Хосок не стал сопротивляться. Омега перебрался в свою комнату, в которой жил ещё до свадьбы, ибо он, как и Чимин, фактически поселился у мужа. Хосок часто пропадал, возвращался ночами и всё также не разговаривал. Он изредка приходил, чтобы поиграть с сыном, на Юнги не обращал никакого внимания, но омеге было достаточно его присутствия и заботливого взгляда к сыну. О большем счастье он не смел просить. Юнги очень разбит, но старается это не показывать, потому что не хочет, чтобы его малыш видел папу грустным. В конце Юнги пожелал, чтобы у Чимина родился красивый альфа с его глазами и тогда Чонгук точно его полюбит. Естественно, ответы друзьями полетели сразу же. Чимин рассказал всё, что успело случиться и не забыл упомянуть, что его тут насильно кормят, потому что в последнее время кусок в горло не лезет. А Каин ругается и говорит, что исхудал и стал щепкой. Третий месяц Чимин проводит, как и другие. Утром встаёт, умывается, завтракает с Чонгуком, не хочет отпускать его от себя, но потом сдаётся. Остаётся один, но потом находит увлечение. Либо гуляет с Юсуфом, либо с Баджи, от прежнего альфы не осталось ничего, смерть Дракена смогла погасить в нём абсолютно каждую частичку. Прежним безумцем и не пахло, тот стал более сдержаннее, холоднее и задумчивее. Казалось, что в него вселился Дракен. Потом, если это требовалось, Чимин ехал в свой фонд, где с радостью пропадал до вечера, а потом, весь раскрасневшийся, с удовольствием принимал ванну и новые замечания Каина. Он ужинал иногда один, а иногда с Чонгуком, потому что тот стал озабоченный какими-то вопросами. Если коротко, то назрел новый враг, который не может усвоить урок Инуи. Ну а ночью сон под обязательные объятия Чона, тот, если поздно возвращается, то обязательно целует уже спящего Чимина, получая в ответ короткое «убью», из-за чего улыбка на уставшем лице сама появляется. Четвертый, пятый месяц проходят в укороченном режиме для Чимина, потому что его живот стал намного больше, иногда он думал, что там поселились целых две жизни. Он бродил по дворцу, коротал время с Каином, если у того была возможность вырваться из постоянных хлопот, на улице январь, холодное время, когда погулять можно, если закутаешься в сто слоёв тёплой одежды, иначе контроль Каина не пройдёшь. Чонгук понимает, что омеге тяжело, поэтому частенько гуляет вместе с ним, позволяя купать себя в снегу и творить над телом разное. Альфа заинтересованно смотрит, когда Чимин, весь раскрасневшийся и уже с соплями, строит себе крепость из снега, которую альфу рушит в один шаг, потому что им пора возвращаться и много времени на морозе проводить нежелательно. Местами Чимину кажется, что Чонгук специально его не навещает, потому что он сделался ему противен, у него теперь настоящий шар вместо живота, волосы ещё более чёрными стали, лицо осунулось, зато глаза сохранили свой блеск. А может, это из-за ребёнка. Чимин не стал больше поднимать эту тему, потому что расстраивается очень. Но он верит, что Чонгук будет заботливым и любящим отцом для своих детей. В конце концов он же не откажется от них.

***

Чимин решил принять расслабляющую ванну и взбодриться. Он проспал пол дня, поэтому на дворе уже вечер. Чонгук утром предупредил, что явится поздно, потому что надо смотр войскам устроить и проверить их готовность. Быть императором тяжело, Чимин не знает, как его альфа справляется, потому что он бы точно не смог. Он прикрывает глаза и позволяет горячей воде забрать всю усталость и подарить новые силы и облегчение. Чимин ни о чём не думает. Иногда такое случается, когда просто хочется молча полежать и ни о чём не думать, не думать о проблемах, не думать о горестях, не думать о бедах. В голове нет даже хорошего. Просто белое полотно без красок даже. Вода тихонько льётся из-под крана, а по помещению разносится приятны запах масел. Наверное, это ваниль, миндаль, а может и цитрус. Чимин не заботится и об этом не думает, ему всё равно, чем тут пахнет, когда есть один запах, который невозможно побить. Орех прямо возле носа, пробирается в тело, приятно щекочет. Чимин улыбается, когда грубая рука касается его плеч, а потом нос в макушку зарывается и откровенно высасывает весь запах. — Ты сказал, что явишься поздно, — снизу вверх смотрит омега и берёт руку Чона, заставив того сесть рядом. Чонгук придерживает мужа за подбородок и, наклонившись, оставляет нежный поцелуй на поалевших губах. Он немного смакует их, пробует, а потом входит во вкус, начиная откровенно врываться в чужой рот. Омега громко мычит в поцелуй и готов поклясться, что точно упал бы, если Чонгук не придерживал. Оторвавшись от любимых губ, Чонгук проводит большим пальцем по ним и вытирает тонкую нить. — Я быстро всё закончил, чтобы только быть с тобой, — Чимин кладёт свою голову на колени альфы и внюхивается. Кровью пахнет, он сегодня убивал, но кричать и противостоять он не будет, ибо привык. Альфа неспеша гладит омегу по волосам и находит одну единственную небесную прядку. — Надо же, а я думал, что твои волосы полностью стали чёрными. — Хи, видимо, хоть часть прошлого меня решила остаться, — пожимает плечами Чимин и устало выдыхает. — Чонгук, скажи мне только честно, почему мои волосы окрасились в чёрный, ведь ты точно знаешь ответ, — сощурив глаза, спрашивает омега, получая поцелуй в нос. Альфа тяжело выдыхает и начинает тереть переносицу. — Есть пророчество, по которому ты должен умереть после того, как исполнишь предназначение Праведника. Твоя последняя прядка окраситься в чёрный, — говорит спокойным и ровным голосом Чонгук и перебирает смоляные волосы. — То есть я умру? — еле тихо произносит омега, а на глаза слёзы выступают. Альфа отрицательно качает головой. — Твои волосы перестали окрашиваться уже несколько месяцев, во-первых. Во-вторых, пророчества чаще всего врут, поэтому в них я не верю. А в-третьих, у Праведника и Греха не может быть детей, но ты доказал обратное, поэтому делай выводы, чёрт, — слова Чонгука успокаивают, хотя всё равно не внушают доверия. Он смог утаить такой важный момент, тем более момент касается смерти, а что было бы, если детей не было, а волосы были давно чёрными? Что, Чимин должен червей кормить под землёй? От этих мыслей омеге дурно, поэтому он старается на забивать этим голову. — Хорошо, а тогда… Ой, — Чонгук смотрит на Чимина, который вместо продолжения решил высказаться простым «ой». — Ой, — повторяет он, Чонгук напрягается и поднимает его. — Чонгук, — голос омеги дрожит, как и руки, глаза постоянно бегут, а дышать тяжелее. — Пожалуйста, не говори, что оно, — альфа тыкает на живот, что скрыт под толщей пены в воде, — готово показаться папочке. — Он не спросил разрешение, — жалобно стонет Чимин и за живот придерживается. Чонгук выдыхает и, совершенно не паникуя, хватает полотенце и поднимает во всю стонавшего Чиимна. Если бы это был стон от удовольствия, так ещё подаренный Чоном, то он был не против, но сейчас ситуация иная. — Терпи, чёрт, — сквозь стиснутые зубы проговаривает альфа и укутывает Чимина, после взяв его на руки, из-за чего стонать он начал больше. — Я бы посмотрел на тебя, когда тебя буквально разрывают на части, — кричит на него Чимин и в плечо утыкается, стиснув зубы и сильнее сжав одежду Чонгука. которая под ним намокла. — Не посмотришь, потому что у меня не может быть детей. Всё, молчи, — зло прикрикнул на него альфа, когда Чимин собирался что-то возразить. Альфа зовёт, а вернее орёт, чтобы немедленно пришли лекари и оказали необходимую помощь. Он заносит Чимина в свои покои и аккуратно укладывает на кровать, не отходя ни на шаг. Он не может вынести мук своего омеги, тот жалобно стонет, а иногад и крик вырывается из его рта. Чонгуку больно смотреть на страдания чёрта, ведь ещё минутой ранее он улыбался и целовал его, а сейчас корчится от боли и кричит, чтобы ребёнка быстрее достали. Чонгук уже придумывает наказания для еле идущих лекарей. Предвкушает, как их стоны с криками будет слушать. Как мучается его омега, так будут страдать и другие, но в больших масштабах. Чонгук шепчет на ухо Чимину, чтобы тот ещё немножечко потерпел и продержался, на что тот ему руку сильно сжимает и бьёт в грудь, надеясь, что так будет легче, но боль усиливается с каждым разом, и Чимин успевает проклясть всех и вся. Наконец-то заветная дверь открывается и в комнату входит целая делегация из врачей, каждого Чонгук запомнил, каждого на мясо пустит, но позже, когда Чимину помощь окажут. Чонгук целует его в висок и убирает бусинки слёз, когда его просят встать и выйти. Чонгук готов был шею каждому свернуть, но омегу не покинет ни за что. Лекари начали упрашивать, что-то ему доказывать, но выгнать его смогло только одно: — Чонгук, да выйди уже… И он выходит за дверь, но его вдруг останавливает один из мужчин, пока остальные заняты Чимином, тот спрашивает: — Мой господин, в случае чего, то кого нам спасать? — Чонгук смотрит на него взглядом безумца, готовый разорвать в клочья. Его ставят перед выбором и очень неудачным. — Омегу или дитя? — Я же не живодёр, — вскрикивает альфа и мгновенно замолкает, чтобы Чимин не услышал, хотя он сейчас так погряз в боли, что вряд ли услышит. — Спасите омегу, — и он выходит. Чонгук садится на пол возле дверей и начинается его собственная агония. Он вслушивается в каждый болезненный крик мужа. Повсюду тишина, никто не смеет выйти и поглазеть. Чонгук прикрывает глаза и он, который никогда никакие высшие силы не признавал, молится, чтобы с его омегой всё было в порядке, просит сохранить ему жизнь, а если встанет выбор, то пусть лучше его жизнь заберут, но омегу не трогают. Чонгук не перенесёт его кончину, он даже представить себя не может без него. Все эти месяцы он не мог налюбоваться им, его станом, его образом. Без его улыбки дни скучные и мрачные были, только тот кинет короткую, еле заметную улыбку Чону, то тот находил новые силы. Он борется только ради него, было столько моментов, когда хотелось всё бросить и опустить руки, но тут на помощь приходил Чимин, который вызывался помочь, а если это не выходило, то своим только присутствием давал альфе сил. Без него Чонгук не Чонгук. Даже его Монстр сейчас молчит и ждёт. Тот тоже привык к омеге и грустит, если тому плохо или сильно нездоровиться. Они искренне пекутся о Чимине, бояться за него, а сейчас, когда тот лежит и голос срывает, невозможно усидеть, но Чонгук не двигается с места, он повесил руки на колени и прикрыл глаза, стараясь унять свою дрожь. Она возникает впервые. Дикий страх за своему омегу, за единственное существо, которое тебя искренне любит и тепло дарит, за того, кто и Монстра и Гордыню полюбил, за того, кто изначально был маленьким и хрупким ребёнком, к которому не было никакого интереса, но сейчас Чонгук задыхается, потому что страх пробирается во все уголки его души и душит. Он борется и пытается не поддаваться панике. Прекрасно слышит, что Чимин кричит и о помощи молит. Не вносит этих мук, Чонгук уже хочет дворец обрушить на чужие головы, кровь на своих руках ощутить, но только, чтобы его чёрту было легче, чтобы хоть на минуту прекратил чувствовать боль. Неужели так чувствовал себя Чимин, когда Чон над ним издевался. Альфа не может поверить, как этот маленький воин смог всё вынести. Он возненавидел себя ещё больше, всю свою сущность и нутро. Сейчас в нём борется человек, который хочет помочь омеге, а нечем, потому что там тот сам должен справиться, сам должен побороться. Но когда альфа слышит своё имя, то его будто мечом разрубают, Чимин не перестаёт звать его, а Чонгук бессилен, сидит здесь и ждёт окончания его агонии. Уверен, что Чимин всю подушку умыл слезами, простыни своей кровью залил, ибо так сильно пальцы сжимал. Альфа смотрит перед собой и ничего не видит. Уже который час упивается криками Чимина, которому ни на минуту легче становится. Пару раз он подрывался, чтобы выбить дверь, но сам себя останавливал. Он отослал от себя и Баджи, и Юсуфа, которые только узнав новость, примчались. Сейчас Чонгуку не до других лиц, ему важно одно увидеть, которое лежит там и его имя шепчет. Чонгук готов забрать всю его боль себе, готов понести любое наказание, только чтобы его чёрт больше не проходил через такие муки. Чонгук уже сбился со счёта часов, которые сидит под дверью. Вдруг крик замолкает. Альфа мгновенно просыпается. В голову лезут далеко не добрые мысли, всплывает только плохое, ужаснейшее, самый страшный кошмар Чон Чонгука, который у него один и является. Он стоит перед дверью и звериными глазами смотрит перед собой, всё не решаясь раскрыть их. Что он там увидит, какой исход по итогу случился, стоит ли верить в худшее? Ему помогают решиться, дверь сама открывается, и тогда Чонгук, плюя на какие-то слова лекарей, подрывается к нему. Он валится возле изголовья кровати и сразу же нежно гладить взмокшее лицо Чимина начинает. Всматривается, изучает, нет ли какой-то раны или ещё хуже. Самое главное, что опасения Чона не подтвердились, его омега живой перед ним, с еле раскрытыми глазами, но живой. Чимин был бы и рад руку альфе протянув или улыбнуться, но по телу тогда пройдёт новый поток боли. Ему не хочется даже шевелиться, поэтому он надеется на понимание альфы. Чонгук примыкает к его губам, оставляя мокрый след после себя после, а затем утыкается в мокрый лоб своим. Он боялся, о как он боялся и ждал худшего исхода. Его маленький чёрт перед ним лежит. Альфа гладит его во волосам и не сразу понимает, что от него хотят стоящие рядом два человека. Он окидывает их яростным взглядом, от которого у тех ноги подрагивать начинают, но они не отступают. Держат что-то в руках, к тому же оно шевелиться. Чонгук встаёт с пола и не сразу осознает, что у них в руках. А потом, когда наконец он понял, то совершенно растерялся, потому не знал, что делать в таким ситуациях. Чимин, хрипя и вновь постанывая, превозмогая боль, садится на кровать и упирается спиной о спинку. Чонгук было подорвался к нему, но омега взгляда не уводит от свертков в руках. Омега протянул руки, куда ему сразу вручили малыша. Чонгук подошёл к нему, но Чимин вдруг произнёс: — А на второго не хочешь посмотреть? — кивает он на всё ещё стоящего доктора. Чонгук непонимающе смотрит на Чимина, который ему одобрительно кивает. Альфа вновь теряется и чувствует себя безумно ничтожным. Он потерялся в собственных детях. Он подходит и забирает комочек, сразу заглядывая в него. Малыш с изумрудами на дне смотрит на него своими большими глазёнками и молчит, но вдруг меняется в настроении и начинает плакать. Чонгук вопросительно смотрит на Чимина. — Я ведь ничего не сделал, — оправдывается альфа и отдаёт ребёнка Чимина, беря уже другого. У него целых два ребёнка. Чонгук поверить не может, что судьба решила такую злую шутку с ним сыграть. Тут одного не хотел, а появилась сразу пара. — Конечно, не сделал, да с таким лицом я бы тоже испугался, когда родился, — к Чимину начинают прибывать силы, и он начинает в шутку обижаться на альфу. Теперь тот рассматривает другой комочек и сразу губы в улыбке растягивает. Чёрная бездна перед ним в глазах, смоляные волосы и молчание. Перед ним его маленькая копия, Чонгук бы никогда не подумал, что будет радоваться ребёнку, который похож хоть чем-то на него, у того даже морщинки на лбу есть, как у альфы. Чонгук не перестаёт излучать тепло. Но и в этот момент ничего не щёлкает внутри, нет никакого возбуждения отца, нет какой-то особой любви, перед ним просто его копия, которая смогла вобрать внешность Чона, но большего он не чувствует. — Его зовут Кай, — подаёт голос Чимин и указывает на ребёнка, что аккуратно придерживает Чон за голову и спинку, сам не беря в толк, как сообразил именно так его взять. — Он омега, — продолжает объяснять Чимин. Чонгук одобрительно кивает, соглашаясь с именем, а ведь они даже их не обговаривали. — Имя альфы на тебе, — выдает Чимин и не возмутимо вглядывается в Чона. Тот не хочет расстраивать своего чёрта, поэтому, немного подумав, произносит: — Пусть его зовут Саулом, — выносит приговор Чонгук и обходит кровать, садясь рядом с Чимином, который голову на его плечо положил и сына из рук не выпускает, как и Чонгук. — Думаю, что Намджун назовёт своего первого сына Асмодеем, — хихикая проговаривает Чимин, а потом кашель начинает одолевать его. Чонгук обеспокоенно смотрит, но ничего, вроде, крови на губах нет. Только вот единственная небесная прядь заставляет содрогнуться, потому что она поубавилась в цвете. Чонгук не верит и не хочет верить своим глазам, он смотрит на слабо улыбающегося Чимина, который начинает посапывать на его плече, но всё также крепко держа в руках Саула. Альфа прикрывает глаза и проклинает всё своё существование, всю свою жизнь до момента встречи с чертёнком его сердца. Он ненавидит этих детей, которые смогли забрать у омеги последнее. Поправка в пророчестве: если Праведник носит ребёнка Греха, то и наказание получает стоящее. А единственное стоящее наказание для Греха — смерть Праведника. Он не хотел врать Чимину, когда сказал, что тот не умрёт. Он действительно верил, что эти дети ничуть не изменят его, ведь состояние у омеги было хорошее, тот ни на что не жаловался. Чонгук аккуратно убирает голову Чимина и забирает уже заснувшего сына. Он просит уложить детей и пока не мешать их родителям, слуги выполняют приказ надлежащим образом, потому что следом Чонгук добавляет, что каждого лично вздёрнет, если хоть один волосок упадёт с головы их детей. Вернувшись в комнату, альфа видит сонного Чимина, который пытается не впадать в дремоту, всеми силами себя удерживает. Чонгук подходит к нему и грустными глазами смотрит в горящие глаза напротив. — Чонгук, ты чего… — шепчет ему в шею омега, когда тот прижимает его к себе и сильно сжимает. — Прости, чертёнок, прости, — шепчет Чонгук и взгляда от изумрудного дна не может оторвать. Чимин начинает кашлять, а Чонгук глаза прикрывает не в силах видеть. Чимин замолкает, а после альфа вытирает рукавами своей рубашки кровь на губам омеги. — Чонгук, это… — голос Чимина слегка дрожит. Он пытается сохранять спокойствие, но это не получится, потому на глазах слёзы появляются, а в голове одно «не верю» слышится. — Нет. Ты же обещал… Говорил, — Чимин даёт волю слезам, уткнувшись в плечо Чонгука, когда новый кашель охватывает его. — Не хочу… Не… Я не хочу умирать, Чонгук, — повторяет одно и то омега. — Не умрёшь, тише, — врёт, противно от такого наглого вранья. Он целует Чимина в уголки глаз и обратно укладывает на кровать, к себе ближе притянув. — Дети… Ты… Я не хочу. — Чонгук дышит ровно, старается панике не поддаваться, но уже видит назойливую тень, которая в широкой улыбке рот раскрыла и ждёт. У неё своё время, пока Чонгук не отдаст, отстрочит смерть настолько, насколько это возможно. Чимина всего трясёт в его руках, слёзы всё никак не унимаются, а голос готов сорваться на крик. Он думал, что потерял все силы во время родов, но уже новые родились в нём. Омега кричит, уткнувшись в грудь Чона и слабо бьёт его по плечам, не веря в неизбежное. Не хочет, очень не хочет, только не сейчас, когда всё налаживаться начало, когда омега желанное счастье попробовал. Отчего так несправедливо, почему он должен страдать вновь, почему должен прощаться со своей жизнью, а главное, за что? За то, что он Праведник? Тогда судьба наградила его самым худшим подарком, потому он даже не знает, что сделал, чтобы совершить пророчество, какое деяние совершил. Хватка становится постепенно слабее, а голос утихает. Теперь Чимин только подрагивает плечами и руками нос вытирает. Ему холодно, он недавно в баню ходил, грелся в её воде, а сейчас от холода трясёт. Чонгук встаёт, чтобы взять тёплую одежду и мгновенно укутывает его, но теплее Чимину не становится, всему телу холодно, что дажа пожар не посмеет согреть. Чонгук жмёт его сильнее к себе и успокаивает, но теперь это сделать почти невозможно, когда такая правда явилась. А ведь он только что стал папой, даже не смог понять, каково это быть родителем. Он увидел своих малышей первый и последний раз, навсегда запечатлев их образ. — Чонгук, — шепчет охрипшим голосом Чимин, пытаясь встать, что удаётся с трудом. — Я хочу в наш сад… Пожалуйста, я хочу посмотреть на него в последний раз, — Чонгук пересиливает себя, чтобы не сорваться, чтобы не начать метать предметы, чтобы не проклинать всю землю. Он спокойно встаёт и выполняет просьбу омеги. Бережно закутав его в свою шубу, он берёт его на руки и выносит. Чимин обвивает шею руками и утыкается в шею, вдыхая аромат ореха. Надо запомнить всё: эти стены, которые стали родными, этот шум гарема, с которым Чимин так и не смог найти общий язык, голоса слуг, среди которых улавливает и Каина, и Баджи, и Юсуфа, приятный запах с кухни, которая постоянно выполняла его капризы и даже ночью готовила сладости. Чимин пытается приглядеться к мельчайшим деталям, даже запоминает, какого цвета рисунок в восточной части дворца. Он вдыхает аромат жизнь его, впитывая в себя и прикрывая глаза. Это его дом. Дом, в который его привёз Дракен. Дом, в который его вернул Чонгук. Альфа находит знакомую тропу и заходит внутрь. Здесь всё припорошило снегом, только веточки виднеются от кустов. Окно, которое также замело, пропускает всё новый и новый поток снега. Чимин, как и Чонгук, вспоминает первую их встречу здесь. Чимин идёт вглубь и попадает прямиков в рай, в целый рай цветов. Он даже рот слегка приоткрыл, для него сегодня слишком много открытий и потрясений. Здесь безумно красиво, это лучшее место, которое тот только видел здесь, да и вообще везде. Он оставляет вазу с фруктами и подходит к цветам. Они были его погибелью, потому что именно в момент их сбора его схватили, а теперь он в их раю. Он прикасается к одному бутону и втягивает его аромат. Сладко. Чимин продолжает ползать на коленях и нюхать аромат, который так зарывался в клетки. Он поглаживал лепестки и говорил им о их красоте, о невероятном цвете и запахе. Здесь было каменное окно без ставней, оно было полностью открытым, на нём красовалась красивая и толстая лоза, которая привлекла внимание Чимина. Окно было высоко, поэтому Чимин не мог посмотреть, что там вдали. И что тот решил придумать: он забирается на крепкую лозу и думает подняться наверх. План, который может придумать только такой сумасшедший омега. Им двигала не только жажда свободы, но и любопытство. Он крепко встаёт и начинает карабкаться, как в один момент чувствует, что его прелестная ножка соскальзывает, а сам он просто летит вниз. Омега жмурится, но ему везёт, ибо чьи-то сильные руки ловят его прямо у земли. Чимин раскрывает глаза и видит перед собой пару чёрных глаз, которые бегали в разные стороны. Если он в аду, то для чёрта этот человек очень хорош. Чимин лежит в его руках и продолжает смотреть. Резко неизвестный поднимает омегу от земли и ставит на ноги. Чимин даже дар речи потерял, потому что был словно не в себе. Его ударил жар, а дыхание сбилось, сердце и вовсе норовило выпрыгнуть. Неизвестный был в красном одеянии, на поясе покоился меч, а в ухе, почему-то именно на него омега обратил внимание, покоилась серьга. Да вообще весь образ пришедшего был варварский. — Кто ты такой, и что ты делаешь в моём саду? — голос осевший, холодный и грубый. Видимо, он много кричит. — Я просто тут гулял? — больше вопросительно, чем утвердительно отвечает омега. — Ага, а ещё ты чуть не упал. Сбежать вздумал? — А что, если и так? Тебя это никак не должно касаться. Стоп, а ты вообще кто? — Как, я хозяин этого сада. — Ага, а оружие тебе, чтобы букашек резать, — по лезвию Чимин ходит. Чувствует сердце, что лучше так не отвечать. Чонгук садится на землю, не выпуская из рук омегу, сильно которого закутал, чтобы холод раньше времени себе не прибрал. — Кто ты такой, и что ты делаешь в моём саду? — задаёт вопрос альфа, вороша воспоминания прошлого. — Я просто тут гулял? — с той же интонацией произносит Чимин слабым голосом, когда его вновь одолевает кашель. — Ага, а ещё ты чуть не упал. Сбежать вздумал? — От тебя я не сбегу. — Эй, там было не так, — заявляет Чонгук, когда Чимин на него свои глаза поднимает. Неизменный изумруд. Даже когда Чонгук хотел сделать ему больно, то мог шею свернуть, руки вырывать, но никогда бы не притронулся к глазам. Они у него неземные. — Я сам додумал… Чимин всматривается в веточки, в еле видную траву, море снега. Чонгук обнимает такое слабое и хрупкое тело, которое ещё не оставляет попыток, которое борется за жизнь. Чонгук ласково, очень аккуратно поглаживает почти чёрную макушку своего омеги. Они сидят прямо на промёрзлой земле, но не замечают холода, ибо настоящий холод впереди. Они сидят в том саду, где впервые встретились, о котором Дракен рассказывал в день приезда. Тогда сад благоухал, цвёл ярким пламенем. Сейчас история повторяется: омега в руках своего альфы в таком дивном месте. Океана запаха нет, но оба чувствуют его, два трепещущих сердца, одно из которых еле бьётся, но поддерживается силой другого. Пальчики омеги слабо хватаются за край кафтана альфы, но тот ему помогает и руку к своему сердцу прижимает. Спустя столько боли, потерянных жизней и казней, спустя столько неприятностей и неудач они смогли обрести покой, теперь они навеки скованы одной цепью. Ведь жалкий случай, жалкий случай смог сотворить такую безумную историю. Маленький, ничего не понимающий в этом мире малыш, хрупкое создание, и альфа, которого боится весь мир, смогли найти себя друг в друге. Праведник и Грех сплелись единой лозой и теперь неразлучны. Их история прогремит на весь мир, станет для кого-то легендой, а кто-то восхититься и будет вечно удивляться стойкости маленького чертёнка, который обуздал Гордыню. Чимин снова кашляет, окрашивая ладонь альфы в красный, но Чонгук этого будто и не замечает. Омега, превозмогая боль, смотрит ему в глаза и видит странное… То, к чему так рвался и искал, то, что хотел изначально найти. Он видит человека в глазах мужа. Человека, который Чимин так долго искал. Он тянется к губам, чтобы оставить там свой поцелуй, Чонгук не заставляет себя ждать, поэтому отвечает с особым трепетом и осторожностью. Чимин касается рукой волос альфы, зарывается в них, а после подносит её к носу и теряется в запахе ореха. Чонгуку больно, больно отпускать его, ведь он тот, кто посадил его Монстра на цепь и к себе расположил, тот, кто глоток воздуха для него, тот, кого Чонгук не иначе, как чёрт, не называет. — Чонгук, — выдавливает омега из себя и морщится. Внутри будто что-то переворачивается, давит на него, кости переламывают, но он и слова не скажет, потерпит. — А это страшно? — смерть. Он говорит именно о ней. Чонгуку не хочется врать ему, но и пугать перед неизведанным путём тоже не хочет. — Нет, мой хороший. Ты даже не поймёшь, — тяжело, тяжело говорить о смерти человека, который дорожил жизнью больше всего. — Ха, — подаёт смешок Чимин, — ты же бессмертный, откуда тебе знать, — шутит, даже сейчас перед лицом смерти шутить пытается. — Жалкая байка о бессмертии греха. Чертёнок, не тому веришь. — А чему тогда верить? Чонгуку? Который умолчал о смерти. Не сказал такую тайну. Но Чимин верит, что альфа действительно считал, что ничего не произойдёт, потому его альфа может врать любому, но не ему. — Нет, просто я боюсь… Боюсь неизвестного, ведь я не хочу терять тебя, наших детей, наших друзей да даже Хосока, который последний засранец. — Давай без моего брата, — канючит Чонгук, вызывая у Чимина улыбку. — Вы стали мне моей семьёй, — на глазах скапливаются слёзы, которые Чимин не в силах вытереть. Чонгук целует его в холодный лобик и принимает действительность. — Спасибо тебе, мой император, что подарил мне такую любовь. Чертёнок возвращается домой. Конец. Последняя небесная прядь окрашивается в чёрный, а тело обмякает. Отныне сердце Чон Чонгука потеряло самое дорогое сокровище. Чимин прикрывает глаза, последний раз окинув своего мужа своим взглядом, он в последний раз вдыхает прелесть запаха розового сада в перемешку с природным ароматом альфы. Чёрная тень протянула руку перед Чонгуком, а тот отрицательно качает головой и не хочет его отдавать, ближе к себе жмёт и целует в уже холодные, как лёд, губы. Он смотрит на бедность розового сада, неожиданно пришла безумная зима, красота зелени ушла из сада, а с уходом этой красоты лоза и сад пожелтели. Розовый сад превратился в кладбище, особняк стал похож на темницу. Смотри, красавиц с лицами фей, уже сейчас собрались в поход, чтобы спастись от грабежа — они отправились зимовать в другие края. Когда снова вернуться эти красавцы? Когда они появятся, словно клад? Когда эти цветы: свежие, восхитительные, танцуя, появятся в этом саду? Амбары пустеют, сосуд наполнился, этот мир — амбар, а другой — сосуд. Если сосуд опустеет, чтобы наполнить его надо искать амбар, тайный амбар, потому что так зерно не сгниёт. Эй, император Чон, ты птица с четырьмя крыльями. Если хочешь, ты можешь долететь до небес. Откуда ты пришёл? Об этом ты вовсе не думаешь. Иди на другой конец света, построй трон на небесах, возвысься до небес. Пока всё это было в твоих руках, ты построил лестницу, чтобы забраться на крышу своего дома. Не думай, что твоя жизнь подойдёт к концу. Твоё тело умрёт, но настоящий ты, который находится в нём, никогда не умрёт, потому что ты был создан по образу подобного Дьяволу. У него нет ни конца, ни границ. Ты, император Чон, правитель всех правителей. Император мира. Завоеватель чужих империй. Вся твоя жизнь — это поэтический сон правителя, который правит правдой боли и жестокости мира. Воин, маленький чёрт смог поменять его жизнь. Смог подарить долгожданное счастье, которое было коротким. Видимо, Чон Чонгук не достоин быть счастливым. Тогда, если он не достоин, то и другие тоже. А ведь на Чонгуке сегодня красный кафтан.