Интуиция.
Способна ли она остановить в злосчастный момент, буквально кричащий: «Если ступишь — пути назад не найдёшь»? Или выиграет малодушная надежда, толкающая рискнуть вопреки здравому смыслу? Конечно же. Конечно же, выиграет эта дрянь, ведь она — как неудачная первая любовь. Слишком многое обещает, и пускай верить в жалкие обещания очевидно тошно, им по-прежнему хочется внимать.
Вопреки.
Правило первое: игрок не может выйти из игры.
Правило второе: игрок, отказавшийся играть, выбывает.
Правило третье: по решению большинства Игра может быть отменена.
Тревожные слова, ёкнувшие в сердце пониманием — пока не поставил подпись, глупость ещё можно не совершить. Сяо смотрел на строки, застыв впереди длинной очереди, и до побеления пальцев сжимал ручку. Как лицемерно и низко — заявить о желании умереть и одновременно остерегаться подвоха. Но объяснимо, ведь всякий самоубийца, у которого ещё остались гордость и обида на мир, жаждет нести ответственность за собственный финал. И Сяо тоже — он хотел оборвать жизнь, но боялся, до одурения боялся потерять над ней контроль. «Я просто притворюсь, — утешающая мысль пришла как нельзя кстати. — Просто притворюсь и буду, как все остальные здесь, смотреть сквозь. Делать вид, что всё в порядке». Подпись была поставлена, и Сяо хмуро ушёл в сторону. Он продолжал наблюдать. Большая часть игроков безвольно и невдумчиво соглашалась на условия, поражаясь простоте правил и попросту проходя дальше. В просторные розовые комнаты, лишённые маломальского уюта и пестрившие ядовитыми цветами. Они распаляли тревогу, а её толкала вглубь и затаптывала надежда, чёртова обманщица, которая вела на верную смерть и ничуть этого не стыдилась. Кэйа и Дилюк переглянулись, каждый стоя около своего стола. Их явно посмешили жалкие три пункта, и потому подписи под ними были поставлены уверенно и без промедлений. — Жалкое дерьмо, — растерял всю напускную радость Альберих, проходя делать фотографии. — После того, что уже приходилось подписывать прежде… — Жалкие здесь только мы, — голос Дилюка тоже не хвастал ни толикой тепла. Рагнвиндр бросил на брата взгляд, полный горького сострадания. Не мерзкой жалости, с какой треплешь бродячего пса по холке, а удручающего и отчаянного неверия, что уже ничего не исправить. — Конченные идиоты. Ведь в роковую ночь, когда избитого Кэйу тащил на спине Дилюк, утешая обоих утопичными мечтами о лучшей жизни, не повезло подписать бумаги куда более многоговорящие. Отказ от права на сохранность тела — звучит трагичнее, чем неубедительное «отказавшийся играть игрок выбывает», верно? Отныне они все знали, что победитель выйдет лишь один. Так сказала леди в красном. Оставалось верить в свою победу или в победу близкого, ведь тогда представится шанс насладиться общим призом после окончания игр. — Когда мы разделим приз, на наше тело уже никто не сможет посягнуть, — с хрупкой надеждой прошептал Кэйа, пряча лживый взгляд, ведь, вопреки слепым попыткам верить, он тесно дружил с интуицией. А интуиция уже сорвала голос. — Я обещаю. — Буду верить, — ничего не осталось, лишь ответить брату грубой мольбой. — Буду верить, что на сей раз обещание ты исполнишь. — Этот пункт значит, что выйти — нельзя. Играть — нужно, — простыми словами Чайльд объяснял значение пунктов окончательно растерявшемуся Рэйзору. Бедолага понятия не имел о происходящем и медлил в желании понять хотя бы что-то, чем злил нетерпеливую очередь. — Прекращу — что тогда? — переспрашивал из раза в раз, и только Одиннадцатому, казалось, хватило бы терпения ответить даже на самый очевидный и сто раз повторившийся вопрос. — Да сколько можно, просто подписывай, — грубым басом донеслось из-за спины. Вслед за ним послышался полный тщеславного неудовольствия женский голос: — Вылетишь и дома будешь договоры по два часа читать, а нас не тормози! — Дамы и господа, спокойнее. Вам бы поучиться желанию юноши хорошо понять правила игры, от которой зависит его успех, — вскинув ладонью, Чайльд скрыл от Рэйзора вероломную усмешку. Он заглянул глубоко в глаза напротив, полные усталости и страха перед жестоким, готовым растоптать миром. И Одиннадцатый прекрасно понимал… Как не ощущать себя потерянным, если все вокруг умнее, образованнее, лучше понимают? — Прекратишь — игра закончится. Для тебя. — И я уйду? — И ты уйдёшь, — голос Чайльда скрежетал морозом, он почти напрямую кричал: «Но уйдёшь не туда, куда желает уйти твоё наивное волчье сердце». Рэйзор не понимал. Кивнув, он несколько раз в извинении поклонился толпе и поспешил поставить подпись.«Ах, наивное дитя.
Я помогу тебе… но лишь поначалу.
Ведь куда интереснее умирать, когда ты почти достиг финиша и вдруг ошибаешься. Допускаешь осечку, которая становится фатальной…»
Любопытно, какая оплошность станет фатальной для Восьмого? Одиннадцатый будет счастлив находиться с ним рядом, чтобы в миг нужды не протянуть руку помощи… но благосклонно столкнуть. Затем захлёбываться упоением, вспоминая, как красива и жестока была гибель. Кадзуха поставил подпись, проигнорировав пункты вовсе. Возмутительно непоколебимый, молча прошёл дальше, и только Син Цю остался смотреть ему в спину — один из немногих, кто, как и Сяо, винил себя в поспешности. Но его пожирала не злая обида, а паранойя. Всю жизнь Син Цю поступал опрометчиво, рано или поздно удача должна была иссякнуть и привести к трагедии. А если Чунь Юню станет хуже? Если бы, чёрт возьми, они нашли другой способ заработать деньги, если бы удалось достать вопиющую сумму, отчаянно необходимую, ещё проще? Самоуверенность и гордость привели сюда Син Цю, и теперь ему за всё платить — за желание единолично помочь Чунь Юню, за желание не просить ни у кого из родственников подачек. Болезнь прогрессировала, не даруя права на помилование и инфантильные надежды. Да будет так. — Не бойся, — поставив свою подпись, Чунь Юнь улыбнулся тому, кого всегда так неравнодушно лелеял. Он не желал, чтобы Син Цю занимался самосъедением, нет… Наоборот, хотелось доказать — всё получится. И больной — не значит бесхребетный калека, не способный вызвать поистине счастливую гордость за себя. Их тоже встретили розовые стены и потолки. Бездушные экраны, которые запечатлевали улыбки игроков на фото: робкие, напуганные или ехидные, чаще попросту грустные. Не нашлось ни человека, кто не оставил бы свой след — фотографии навек запомнили нахмурившиеся брови и морщинки у уголков сощурившихся глаз. Лестницы вели наверх. Малиновые цвета сменились бледно-жёлтыми, и они, перестав слепить, подарили заветную толику необходимого сосредоточения. Азарт и адреналин били в кровь, нашёптывая будоражащее: «Дорога назад уже отрезана, к чему тратить заветные секунды на отчаянное предвкушение?». — Мы прямо как заключённые, которых ведут в песочницу, — со звонким цинизмом отметил голос из толпы. Люди в красном, стоявшие у каждой из лестниц, даже не пошевелились. Недвижимые, они напоминали монументы, в которые хоть с разбегу врежься — не шелохнутся, скорее сам череп сломаешь. — Ну, зато не обошлись без завтрака. Лучше, чем в тюрьме, я тебе говорю. На завтрак были поданы тёплый рис в соевом соусе и жареные яйца. Не королевский деликатес по просьбам Кэйи Альбериха, но о большем грезить не пришлось. Истощённые тела наполнились долгожданным теплом и маломальскими силами, без которых и думать не стоило о победе. А блаженным мгновениям бездействия пришёл конец — со скрежетом раздвинулись громоздкие двери, впуская игроков в крупное помещение, мгновенно ударившее ароматом… Хлорированной воды. Кромешная темнота вуалью опустилась на лица — все яркие цвета мгновенно пропали, как и источники света. Лишь скользкий пол и сырость в воздухе пообещали служить верными спутниками в грядущей первой игре. — Проклятье… — Син Цю первым озвучил прискорбную мысль. Чунь Юнь предпочёл попросту промолчать, ведь вода была последним, что он желал увидеть на своём пути. Тело, не переносившее ни незначительно высокие, ни низкие температуры, уязвимое к инфекциям и простудам, о плаванье не грезило. Встав на самом краю, у почти обсидианового бассейна, который казался по-настоящему бездонным, игроки оробело замерли. — Плыть? — прошептал Рэйзор. Взгляд мгновенно загорелся едва ли не по-детски наивной надеждой и вместе с ней — смутной тревогой. Не один раз приходилось глотать сточные воды в попытках спасти очередного зверя от смертельной участи быть унесённым течением. Восьмой бросался за ними без оглядки, и ноги отмораживал, и лечил простуду ещё неделями, на промозглых-то улицах, и травился. А порой не успевал — невинные существа умирали на его руках. Этот бассейн для Рэйзора — раз плюнуть. — Не плыть, — но надежды оборвал стоявший рядом Кадзуха. — Посмотри. Круглые, шаткие на первый взгляд острова рассыпались по всей поверхности бассейна. Белые виднелись лучше прочих, тёмные сливались с водой и замечались с большим трудом; из-под колыхавшихся волн показывались красные. — Уже нервничаю, — охнул Чунь Юнь. Не удержавшись, схватился за мокрую от волнения и холодную ладонь Син Цю; переплёл с ним пальцы. Ропот толпы стих; заиграла музыка. Безвкусная, ударившая по перепонкам, она весело гудела, пока на стенах один за другим включались фонарики, слепяще мерцая, как лампы на детских аттракционах. — Приветствуем вас на игре «Архипелаг», — со всех углов помещения ударил уже знакомый механический голос. — Ваша задача — за отведённое время достигнуть противоположного берега и не погрузиться в воду. Падение влечёт за собой неминуемый проигрыш. Вы вольны использовать острова, как свой путь на ту сторону. — Здесь точно есть подвох, — хриплый голос Дилюка сквозил сосредоточенностью. Не успел Кэйа бездумно сорваться вслед за первыми игроками и чуть не поскользнуться на краю, как пальцы брата грубо вцепились в его запястье. Старший утянул младшего обратно насильно, нетерпеливо прошипев ему на ухо: — Не торопись, чёрт бы тебя побрал. Пусти вперёд нетерпеливых. Острова точно отличаются не только цветом, не просто так половину едва разглядишь. — На протяжении всего пути вы будете слышать монотонную музыку, — продолжил вещать голос. — В моменты её остановок случайные острова станут жертвами нападения акулы. Будьте предельно осторожны. — Красные, — мгновенно заключил Дилюк. Его ледяной взгляд с орлиной пристальностью носился по всему бассейну, ища малейшие зацепки, способные облегчить задачу. — Значит, на красных не задерживаться… — предположил Кэйа, очевидно взволнованный скорым началом: таймер принялся отсчитывать десять секунд. — Но их к финишу становится всё больше… жертвой точно кто-то станет. — Угм, — цепкие пальцы незаметно для остальных вплелись в тёмные волосы Альбериха и прошерстили по его затылку колючей лаской. Кэйа довольно зашипел, отклоняя голову назад, к брату, а тот терпко прикусил наглецу ухо. — Не твори глупостей. Мы обязаны победить. — Остановись, — стоило Кадзухе поспешить первым, туда, где остальные игроки уже становились на край, как хлёсткий голос из ниоткуда взявшегося Сяо стегнул плетью. Одним тоном он велел замереть на месте и пропустить вперёд всех прочих. — Ты должен увидеть, в чём ошибутся другие. — Я… жажду увидеть всё самое прекрасное среди первых, — с забвенной блажью в голосе поспорил Каэдэхара, но Первый был настроен категорически. — Стой здесь. Любишь наблюдать за остальными — знай своё место. Обстановка нагнетала. Стоило погаснуть фонарикам и прощально пискнуть таймеру, как сырое помещение вновь погрузилось в мёртвую тишину. Все островки, кроме белых, слились с поверхностью воды, а волны смертоносно плескались между ними. — Игра началась. — Давайте, быстрее! Мрак не позволил во всех красках осознать случившийся ужас сразу. Толпа рванула вперёд — особенно смелые и жадные до победы первыми спрыгнули на острова и, не глядя, попытались оттолкнуться к следующим. Ни один не прошёл дальше нескольких метров: подвела скользкая, неустойчивая поверхность. — Ох, чёрт… — Дерьмо собачье. — Они шатаются. До слуха ещё не спрыгнувших игроков донеслись брань и проклятья; звуки падения; всплеск воды. А за ними — оглушительные выстрелы.Первый.
Второй.
Третий.
— Что происходит…
— Острова слишком скользкие.
— Кто-то уже выбыл?
— Они свалились в воду.
Ропот голосов прятал смятение и нарастающую панику. Никто ещё не понял, что означали выстрелы — они наверняка громко оповещали о проигрыше, только и всего. Лишь игроки, замершие на первых островах, в ужасе уставились вниз. Медленно, оттягивая миг скорбной истины, она обнажила тела. Кровь, хлынувшая из них, всплывших на поверхность, насытила воду багровым. В воздухе запахло металлом. — Они… они мертв… Тревога втекала в лёгкие с каждым вдохом. Игроки замерли, все до единого, охваченные крупной дрожью. До всеобщего ужаса — несколько секунд. Затаившийся в толпе Син Цю, присевший на одно колено, за мгновение до успел поймать поражённый взгляд Сяо, направленный прямо на него. И взгляд этот означал одно — интуиция не соврала им. Им не показалось. Спустя секунду тишина разорвалась нечеловеческими криками. «Они убили их…», «Он мёртв», «Какого хрена здесь происходит?!» — фразы, смешавшиеся в марево, бессмысленное жужжание. Началась давка — игроки хотели было броситься обратно, к дверям, но пол из-под ног медленно поехал в сторону. — Так, сука, и знал, — прорычал Дилюк. Стоило догадываться, что таким отбросам, как ему, Кэйе и всем подобным, не предложат ничего лучше. — Держись меня. Не было времени тонуть в отчаянном и холодном осмыслении. Их обвели вокруг пальца, но в то же время не соврали ни в чём. Если не выжить сейчас — на самобичевание больше попросту не найдётся момента. Выстрелы заглушали весёлую, абсурдно неуместную музыку; за ними следовали визги всё громче и безнадёжнее. Всплеск воды говорил об одном — упал кто-то ещё. И снова.И вновь.
Кровь заливала бассейн, и чем больше её становилось, тем больше в воду погружался архипелаг.
Как только пол начал уходить из-под ног, братья намертво сцепились пальцами и в рывок прыгнули на один из первых островов. Риск, грозивший обратиться роковой ошибкой, ведь места хватало с трудом. Повезло. Поскользнулись оба, но натяжение хватки помогло устоять и не свалиться к чертям собачьим смерти в пасть. Вода заплескалась под ногами, заставляя тесниться к центру в бешеном ужасе перед участью оказаться среди… Среди них. Среди всплывших тел с дырами в простреленных головах. Грохот не прекращался — игроки спотыкались, часть не успела спрыгнуть с ушедшего пола и рухнула толпой, как будто послужила кормом для пёстрых рыб, проплывших мимо. Жаль, их искусственного света не хватало, чтобы ориентироваться в темноте. — Не двигайся, — одними губами лепетал Син Цю, вопреки оцепенению прижимая Чунь Юня к своей груди. Последний чуть не свалился после прыжка, но был ухвачен за талию и утянут обратно. Двое юношей застыли прямиком на острове и отныне не могли даже пошевелиться, всё оглядывались и, не моргая, смотрели на мертвецов. Их бледные лица… Их бледные лица помнились живыми жалкие минуты тому назад. Бездушный голос снова разбил тишину: — Острова рассчитаны на одного. Если стоять на них вдвоём слишком долго, вы начнёте погружаться в воду. Напоминаю, погружение в воду — неминуемый проигрыш. — Чёртов лагерь смерти, — на полувыдохе, из которого сочился весь шок, Сяо бросил взгляд на Кадзуху, которого держал за плечо и не пускал дальше от себя. Лицо ангела оставалось нечитаемым. До глубины души изумлённое, оно… по-прежнему больше напоминало застывший фарфор, прямиком как маски людей в красном. Восторгался ли этой жуткой игрой Каэдэхара, или попросту не верил в неё, или ещё не проиграл флегматичному нраву… неважно. Неважно, ведь они сумели броситься в этот кровавый бассейн вместе, а значит, вместе им и идти дальше. — Эй… — пальцы потрепали по одежде. Гулкий шёпот вернул в реальность. — Проснись. Рэйзор тяжело дышал. Хрипел, сожранный паническим ужасом перед увиденным, и не мог сделать ни шага. Полные слёз глаза не отрывались от всплывших трупов, а бродяга всё мотал головой, никак не унимал стук зубов и понимал: продвинуться дальше не сумеет даже в самых смелых своих ожиданиях. — Не… Не могу… — сбивался на сипение сломленный голос, к горлу уже подступали надрывные рыдания. — Страшно, я… не могу, я… нет… нет… — Это просто игра! — слова Одиннадцатого прорвались сквозь завесу страха, а его бесконечно яркий, но пустой взгляд послужил для Рэйзора светом в тьме безысходности. Схватив Восьмого за плечи, Чайльд тряхнул его так, что дух выбил, и с натянутой, безумной улыбкой едва скрываемого удовольствия пропел прямо в лицо: — Это всё неправда. Это всё… неправда. Проще всего внушить наивному то, во что и последний дурак не поверил бы. Но пусть поверит хотя бы на ближайшие минуты, хотя бы сейчас, когда лишнее время способно стоить жизни. — Мы с тобой уже спрыгнули, остались дойти по островам до берега. Будь смелым… будь смелым, всё закончится уже через… уже через семь минут. Как же душа тлела при мысли, что всё началось… Как же нравилось наблюдать обречённость на побледневших лицах влюблённых и друзей, жавшихся друг с другом на возвышениях… Наивные голубки, настолько проиграли оцепенению, что не успевали прыгнуть дальше, продавливали остров своим весом и превращались в мишени для выстрелов. А если и решались, то промахивались, не видя ничего в обсидиановой воде… И всё завершалось смертью. Равнодушным, безжалостным убийством. Очередным хлопком. Безобразное, но бесценное мление, ни с чем не сравнимое. Чайльд опустил пальцы на щёки Рэйзора и задрал его голову выше, заставляя посмотреть прямиком в свои глаза: — Слушай меня и верь мне. Смотри только на меня. Ты уйдёшь отсюда живым. Я тебе… гарантирую. — Нужно снять обувь, — процедил Чунь Юнь, едва удержавшись на очередном острове вместе с Син Цю. Не было времени ждать, вода слишком быстро норовила утащить в губительные объятия. Дрожащие пальцы вцепились в шнурки кроссовок. Чунь Юнь вытащил их, смотав и засунув в карман, а саму обувь сбросил в воду: ещё сухие носки будут скользить не так, как неудобная подошва. Оставалось надеяться… Эти подонки как будто специально приготовили самые неподходящие кроссовки для грядущей игры. — Всё равно быстро промокнут, — мрачно заключил Син Цю. Бурление воды; ещё несколько последовательных, грохочущих выстрелов прямиком у уха — кто-то завалился совсем рядом и забрызгал собственной кровью. — У тебя… У тебя ещё остались невидимые пластыри? Чунь Юнь зашарил руками под пижамой. Эти самые пластыри наверняка не заметили при осмотре и не сняли… Единственная радость быть вечно больным, жалким человечишкой, у которого здорового места на теле не нашлось бы. Чунь Юнь содрал их, липучие, с рук и груди. — Лепи крест-накрест, — приказал Син Цю. Ничего из этого надолго не хватит, старые пластыри быстро промокнут и отпадут с носков, но если жёсткая шероховатость поможет хотя бы с одним лишним прыжком — тем лучше. Иногда, чтобы выжить, того самого заветного прыжка и не хватает. — Вот так… — Тонем, — остров, как назло, готовился обрушиться из-под ног с дикой скоростью. — Я спрыгну, держись. Чунь Юнь, ничуть не задумавшись о собственном благополучии, бросился вперёд — прыгнул почти вслепую. Он не видел перед собой ничего, лишь в последний момент осознал, что летел прямо на остров к незнакомцу. — Стой, Чунь Юнь… Прыжок оказался неудачным. Ноги спутались. Рухнув, Чунь Юнь осознал — ещё жалкое мгновение, и он либо отобьёт подбородок о край острова, либо просто окунётся головой в воду, а затем схлопочет пулю. Незнакомец впереди показался единственным спасением — пальцы инстинктивно вцепились в его плечи… Но лишили равновесия. Удержавшись, Чунь Юнь совершил ужасное — человек, который послужил ему опорой, поскользнулся и с криком свалился с острова. — Б-боже… — в этом адском дерьме даже осознания приходили не сразу. Они пронизывали душу тонкими, почти неуловимо покалывавшими иглами. Замешкавшись, Чунь Юнь наивно обернулся к людям в красном: — Простите, это я его толкнул, пожалуйста, дайте ему ещё один шанс… Выстрел. Прямиком на глазах кровавое пятно расплылось вокруг того, кого не повезло убить собственными руками. Сердце забилось так бешено, что даже грохот оружия больше не глушил…Оцепенение.
Удушье.
Сырость.
Мрак.
Но уже не так скользко, и, когда Син Цю прыгнул следующим, Чунь Юнь содрал с себя ещё несколько пластырей. — Клей!.. — Ох ты ж… — не было времени рассматривать всплывший труп авторства любимого друга. Это всё нелепость, убеждал себя Син Цю, хаос и неправда, они выйдут отсюда, они… лишь заложники обстоятельств, в которые сложно поверить, и дурацких спецэффектов. Мозг готовился поверить даже в это дерьмо, только не в дерьмовую правду. — Только не сходи с ума, ладно? Просто движемся… Просто движемся дальше. Игроки отбивали головы, промахивались и не рассчитывали расстояние прыжков. Многие попросту не удерживались, а нелепо поданная рука помощи несла раннюю смерть — один из пары неуклюже валил за собой второго. Но Кэйе с Дилюком удалось добраться почти до финиша — они одни из первых встретили проклятые красные острова. Снятая обувь всплыла далеко позади, носки уже почти промокли, но пальцы, до онемения сцепившись, по-прежнему спутывались и служили единственной помощью. — Где же чёртова акула… — нервно процедил Альберих. — Сейчас, — вторил ему Рагнвиндр. Воды разверзлись. Уродливая акула в несколько метров высотой бросила тень прямиком над ними, раскрыла крупную пасть, являя пока не окровавленные зубы, и с рёвом бросилась выбирать себе на ужин везунчиков. Не повезло дуэту сбоку. Механический хищник предпочёл сожрать их, и смерть пришлась несуразной: игрок, всей душой пожелавший жить, толкнул к акуле второго. Сам свалился в воду, схлопотав выстрел, вышибивший мозги, а напарник лишился головы — акула откусила её, оставляя шею с торчащей костью брезжить кровью. Багровая выстрелила струёй, забрызгав Кэйу и Дилюка; те в ужасе пронаблюдали, как труп упал в воду. — Мне снится, просто снится… снится этот чёртов бред… — от нервов Альберих принялся грызть костяшки. Дилюк толкнул его вперёд. — Сосредоточься. Посмотри, как балансирует та пара, сейчас попробуем так же. И продолжай следить за их шагами, островов уже почти не видно в воде, — пока в паре остаётся глас хладного равнодушия к происходящему, паре суждено выживать. В этом был уверен старший брат, как и в том, что однажды уже младший поддержит его своей эмоциональностью там, где она потребуется. — Эй… Посмотри, — застывший на самом краю острова Кадзуха развернулся, но полностью не позволила это сделать рука, от греха подальше державшая его прямиком за воротник. Сяо не собирался дать наивному писателю умереть, даже если пришлось бы тащить его с собой за шиворот, вот и цеплялся упрямо, ни под каким предлогом не отпускал. Но пока… пока они добирались удачно. — Края… — Что? — Края островов… они жёсткие. Никто не разглядывал в темноте края, но, проминая неровную поверхность стопой, Кадзуха поймал себя на мысли. Она не только не скользила, но и цеплялась к носкам, как репей, дарила жалкий, однако всё-таки шанс не улететь прочь. Сяо подошёл ближе, заглядывая через плечо Каэдэхары, и вытянул собственную ногу. Спустя миг поднял циничные глаза выше, оценивая поведение выживших. — Игроки пытаются прыгнуть ближе к центру, чтобы не поскользнуться и заодно сбалансировать. Потому слетают, — объяснил Кадзуха. — А нужно прыгать с края на край. Я прыгаю первым, затем переступаю на противоположный край, ты прыгаешь за мной и балансируешь остров. А я хватаю тебя за руку. — Но если неудачно прыгнешь и потеряешь время, свалишься оттуда, — поначалу недовольно отметил Первый, но вскоре обратил внимание на таймер. Время подходило к концу, и возможность испытать, что будет, когда оно закончится, совсем не прельщала. — Впрочем… Давай! Выстрелы уже как минуту с лишним затихли, но вместо них роль палача заняла акула. Музыка прерывалась всё чаще, предвосхищая появление монстра, выпрыгивавшего из воды и сжиравшего игроков со случайных красных островов. Рэйзор, согнув ногу в колене в попытках держать баланс, не сводил с него глаз. Паника отпустила на первое время, уступив место трезвому рассудку и умению расчётливо мыслить. Вместе с Одиннадцатым они почти добрались до самого финиша, осталось немного, жалкие десятки секунд, а музыка, как назло, затихала всё чаще. Чем ближе победа — тем сложнее её урвать. — Акула… Я знаю её ходы, — вдруг прошептал Восьмой. Дёрнув бровью и вовсе уже не скрывая нервозности, Чайльд уставился на него. — Знаю, когда, — повторил Рэйзор. Акула выныривала закономерно, нападала на острова в определённым порядке, и пускай эта находка значила, что её присутствие можно предугадать, ко всему прочему она значила кое-что ужасное. — Она будет… здесь… сейчас.Здесь…
Сейчас?
Поганый испуг окатил Чайльда с ног до головы. Воззрившись на наивного, казалось, бродягу, спустя секунду он измученно огляделся. Большая часть игроков успела добраться до противоположного берега, неудачливых убивали, и лакомых красных островов для акульего ужина в самом деле осталось на редкость мало. Позади, прямиком за спиной остановились отставшие номера 69 и 70. Всё хватались друг за друга и одной силой баланса продвигались дальше вопреки. А музыка… Музыка точно обещала прекратиться с секунды на секунду. Душа сжалась до мелкого кома где-то в груди; там, где Чайльд никогда прежде не знал взволнованных эмоций, где ни разу не переживал за собственное благополучие. Им нужно… Они обязаны сматываться отсюда. Однако… «А если… Я хочу накормить акулу?». — Пойдём, — храбро воскликнул Рэйзор и уже приготовился спрыгивать, но Чайльд вцепился в его воротник. — Нет, — отрезал он. Обеспокоенность вспыхнула в глазах Восьмого, задравшего голову и уставившегося на Одиннадцатого, что переменился вмиг — настолько кровожадным сейчас казался, ровно как его бешеное выражение лица, обнажившее безжалостное желание оттянуть время до последнего. Совершить… Безумие. — Пойдём! Акула… — Я же сказал тебе «нет», — по слогам выплюнул Чайльд. — Мы прыгнем, когда я тебе скажу. Вместо того, чтобы позволить Рэйзору броситься вперёд в одиночку, вцепился в его шею и вжал в себя. Сдавил её, хрупкую, лебединую, и немилосердно перекрыл кислород. — Отпуст… Отпус-с… кх… Остров под их ногами начал тонуть. Восьмой отбивался, отчаянно пытался выскользнуть из удушливой хватки, оставлявшей на коже алые пятна от грубых пальцев… Всё тщетно. Перед слезившимися глазами поплыли алые пятна, а предательски тёплое чувство охватило сокращавшуюся грудную клетку. Чайльд держал крепко. Будто Рэйзор был всего лишь бродячим животным для него, тем, каких приходилось видеть на улице, готовых в любой момент принять бессмысленные удары от случайных прохожих. Доверчивые. Наивные. Но в последний чёртов момент Одиннадцатый встряхнул Восьмого, лёгкого, как тряпичную куклу. Подавившегося собственной слюной и долгим отсутствием воздуха. — Сейчас! Рэйзор не чувствовал земли под ногами и собственного тела — спрыгнул чудом, уволоченный вслед за собой Чайльдом, за секунду до появления акулы. Но в миг, когда она выскользнула из воды, на смертельный остров приземлились Кэйа и Дилюк.Чёртова…
Неудача.
Неужели… Вопиющий, сжирающий душу страх одолел обоих — на сей раз огромная тварь возвысилась прямиком над братьями. Она жаждала поужинать именно ими. Секунда, одна жалкая секунда — и ты видишь, как смерть приближается, как она обнажает перед тобой окровавленные клыки и готова превратить тело тебя и твоего любимейшего из любимых в порванные туши мяса. Почти все игроки добрались до финиша, осталось сорок секунд, а в глазах Дилюка и Кэйи, можно было поклясться, отразилась эта тварь, готовая разорвать их пополам.«Всё…»
«Всё?»
Нет. Не просто же так старший брат совсем недавно поверил, что безумная эмоциональность младшего спасёт его. Кэйа никогда не изменял безрассудной вере в неисполнимое, которую упрямо хранил, как свой самый любимый принцип. Кэйа был обязан… Кэйа был обязан Дилюку всем. В особенности был обязан спасти ему жизнь. Стройные руки ударили Рагнвиндра в спину, вынуждая полететь на соседний остров в стороне. Игроки привыкли следовать вперёд, но уйти от акулы в сторону — кто додумается до подобного в секунду, когда она уже летит, раскрывая пасть? Соседний остров дальше, прыгать на него опаснее, но Дилюк удержался. Ушёл. «Не возьмёшь, тварь» — последняя мстительная мысль зажглась в воспалённом рассудке Кэйи перед тем, как он сотворил самое большое безумие в своей жизни — бросился к финишу вслед за Дилюком. По трупам. По всплывшим на поверхность телам. Без всяких укоров совести отталкиваясь, спрыгивая на соседние острова и вновь используя чью-то спину, как чёртов плот, Альберих нёсся на всех парах и тащил брата за собой — иначе бы их убил уже проклятущий таймер. Никакого больше баланса. Никаких промедлений. Ступать по головам и дальше, лишь бы выжить, лишь бы… Акуле не хватило роковой секунды — она ударилась об остров и, поломавшись, заскрежетала. В последнюю секунду братья рухнули прямиком за финишную черту. Кэйа истерически хохотал, и смех этот единственный звучал в кромешной тишине страшного осознания, пришедшего к выжившим повторно. Им не показалось. А за смехом прогрохотала очередь выстрелов: оставшихся в бассейне игроков изрешетили, как собак. Но, сколь бы жестоким это ни показалось, прочим уже не было никакого дела до погибших. Они осознавали собственную жизнь, которая за одну игру обрела больше смысла, чем за всё их жалкое существование. Впрочем, может быть, и не такое жалкое, каким казалось прежде. — Видишь… Я умею сражаться не хуже, чем ты… — твердил Чунь Юнь, проглатывая гложущую вину за убийство другого игрока, пока Син Цю, не чувствуя рук и стуча зубами, растирал ему плечи. По-прежнему стоял гул голосов, сводящий с ума, непрекращающийся. — Не так уж… Не так уж всё и… Ох, кому я вру. Захотелось прислониться лбом ко лбу бесценного человека, того, кого по праву удалось вытащить из этого ада не без участия проклятущей болезни. Пока не до конца, но… Опаляя ледяным дыханием невинные губы напротив, Чунь Юнь ловил себя на мысли, что расцеловал бы те. Иррациональное желание подпитывал вполне объяснимый страх — когда ещё представится подобный шанс? А представится ли? Легко же просыпались чувства, затаённые годами, в моменты, когда смерть близилась… это глупо и иронично. Но нет, сейчас подобному жесту места не нашлось. Только шептать мольбы в лицо любимого, охлаждать собственным дыханием и надеяться, удача ещё не отвернулась от них. — Ты всё умеешь, всё сможешь, никогда в себе не сомневайся, — лепетал Син Цю, позволяя слезам ошпарить щёки. Прижимаясь к Чунь Юню, был готов сломать ему рёбра, но только не выпустить из объятий. Вечно бы обжигать своими слезами, вечно бы знать эту близость. Не допустить подобного в следующий раз. Но ведь… Леденящее кровь осознание оцепило жилы. Победитель ведь… всего один. — Ты, конченный ублюдок, — прошелестел слабый голос в стороне. Кэйа восстановил дыхание и отпрянул от груди Дилюка, втащившего младшего в свои объятия сразу после неслыханной победы. Оскалился. — Я к тебе обращаюсь, Одиннадцатый… — Ко мне? — пока Рэйзор трясся в стороне, продолжая в одиночестве захлёбываться последствиями удушья, Чайльд поднялся. — Чем же я тебе так насолил? — Вместо того, чтобы сразу прыгнуть дальше и дать нам прыгнуть за тобой, ты ждал последнего момента, — спесиво процедив это, Кэйа сплюнул и бросился прямиком на Одиннадцатого. — Давай, скажи, что мне показалось, и я отрежу тебе чёртов язык. — Ничего личного, это просто игра, и я страстно желаю победить, — вскинув руки в примирительном жесте, Чайльд было заулыбался, но зря — зарекомендовал себя, как одержимую сволочь. — Просто игра? — Кэйа едва держался, чтобы не вцепиться в грудки этому кретину и не выбить всю дурь. Он почти сделал это — стиснул скрипучую ткань его пижамы в своих пальцах и едва не опрокинул Одиннадцатого на пол, но монументальные статуи в красном ожили и подняли оружие. — Остановись, — голос Дилюка, словно вечный глас воспоминаний о том, почему ещё следовало держаться, пронёсся по лопаткам щекоткой. Но Кэйа не отпустил Чайльда так просто, нет, он приблизился прямиком к его лицу, чтобы по слогам донести самую мстительную и холодную истину, на которую был способен: — Тогда запомни… В этой простой игре ты сегодня потерял как минимум двух союзников. Кто знает, может… даже больше. Ведь все видели, на что ты способен, чтобы победить. Отпущенный, Чайльд опасливо оглядел ошалелую толпу.Чертовщина.
На него смотрели с уже знакомой опаской, с тем еле скрываемым отвращением, какое приходилось помнить в старшей школе… Они все пытаются делать вид, что не презирают, расправляют плечи, боятся даже признаться. Молча считают тебя монстром, лишившимся права на исправление. Клокочущая ненависть встала комом в горле Одиннадцатого, и он, стиснув зубы, смерил игроков своим коронным, полным обиженного тщеславия взглядом. Не вышло… Не вышло долго притворяться бесконечно готовым поддерживать всех и каждого. Обидно. Взгляд брошен в сторону Рэйзора, что скукоживался на полу и продолжал откашливаться. Восьмой с не меньшим отвращением посмотрел на Одиннадцатого, без слов донёс до него — я больше не доверяю. — Что ж, — пропел Чайльд. Так или иначе, сегодня он не сдастся. Как и завтра. Как и в следующий раз. — Удачи верить, что в дерьме, в котором вы очутились, вас спасёт сладкая дружба и делёжка лопаток в песочнице. Буду счастлив завести связи с теми из вас, кто готов рвать за своё, но оставаться преданным команде. С теми из вас, кто давно понимает эту жизнь. Вскинув руками, он по-звериному оскалился. — Как видите, тот, кто был рядом со мной, остался жив. А мамины сыночки… могут и дальше вещать на полсвета. — Мамины сыночки… — поражённый ядовитым выпадом в больное место, Кэйа позабыл о нежелании мстить. Только Дилюк, удержавший со спины, помешал броситься в драку и схлопотать пулю в лоб. Сяо сидел в стороне, не изменяя традиции находиться рядом с Кадзухой. И не были чувства Первого инфантильным желанием уберечь наивного от беды, ни в корыстных целях, ни в самых, что ни на есть, альтруистичных. Он попросту манил; манил невозможностью раскусить, непонятным и абсолютно иррациональным поведением. Но сейчас Сяо понял… Кадзухе было страшно. Он не выдавал этого лицом, но, обнимая собственные колени, продолжал, не моргая, блестящими глазами смотреть в окровавленную воду. Не такого вдохновения ты искал, писатель? — Сейчас бы лист и ручку, чтобы всё записать, а? — тихий голос Сяо, забирающийся в душу попыткой успокоить, пощекотал ухо. Кадзуха вздрогнул и обернулся, увидев, как ему на плечо опустился подбородок самого хмурого, но преданного первого игрока. Не столкнул… помог дойти до конца. — Что нам теперь делать? — можно было поклясться, Каэдэхара искал помощи. Спасения в словах того, кого однажды сам спас собственной непринуждённостью. Теперь непринуждённость требовалась самому Кадзухе. Или… Или хотя бы что-то. Сяо… Улыбнулся. И продолжил смотреть прямиком в глаза. Он источал лёгкий аромат свежей зелени, такую знаешь лишь поздней весной в предвкушении долгожданного лета. Едва уловимый… Как этот запах не выветрился? — Игроки попытаются проголосовать и отменить игры, — пронизанный непривычной нежностью голос принялся затекать в самую душу Кадзухи. Успокаивал, как ничто. — Скорее всего, большинство проголосует за продолжение… Я долго следил за ними и готов дать руку на отсечение, мало кто отвернётся от возможной суммы… Тогда… нам с тобой понадобится примкнуть к кому-то, кто зарекомендовал себя сообразительным и командным. Кадзуха встрепенулся. Всё перед глазами плыло, и пока игроки дожидались заветного «Игра окончена», он пытался понять хотя бы что-то. Отчаяние накатывало, не давая шанса вдохнуть, волнами. — 179 и 178… — промычал Каэдэхара. — Я симпатизирую больше 69-му и 70-му, — с долей юмора протянул Сяо. Не мог перестать засматриваться на светлые пряди Кадзухи — пока тот не видел, легко подул на одну из них, но случайно пощекотал дыханием шею и заставил дёрнуться. — Но ты прав. И Восьмого нужно хватать, пока он ещё совсем веру в союзников не растерял. Что до Восьмого — даже самой наивной душе хватило одного наглядного примера. Предательство Одиннадцатого, не столь в сторону самого Рэйзора, сколь в сторону игроков, которые стояли позади, навсегда отпечаталось в душе. Бродяга никогда не понял бы и не принял подобного подхода, разве мог его простить тот, кто был готов пожертвовать собой и вытянуть руку помощи вне зависимости от обстоятельств? Приступ охватил всё тело, заставляя Восьмого, лёжа на полу, выворачиваться едва ли не наизнанку. Никому не было дела… Все жаждали скорее выйти отсюда, проглотить, переварить случившееся. А Рэйзору оставалось вслепую, пока глаза застилала пелена слёз, ползти. Он не сразу заметил, что уткнулся в ноги одному из только пришедших людей в красном. Пальцы опустились на обувь… Восьмой удивлённо задрал голову. А человек в маске — опустил. Лицо незнакомца заменял уже знакомый белый квадрат, скупо смотревший насквозь. Даже не видя ни единой эмоции, Рэйзор мог поклясться — его прожигали, буравили вниманием неотрывно, забираясь в самые потаённые уголки подсознания. — Пр… Простите… — хотел было сжаться и отползти, но дуло оружия подцепило за подбородок. — Я не… Отрывисто охнув, Восьмой распахнул глаза и вынужденно задрал голову — пистолет-пулемет подтолкнул, послужив единственной опорой. После случившегося следовало ожидать пули в висок, бездушного желания разделаться с жалкой обузой для других игроков… Но человек в красном продолжал удерживать. Оружие ласкало лицо с пугающей и неуместной аккуратностью, будто этот ужасный тиран задумчиво наслаждался аморальной властью над слабым… Вряд ли сочувствовал, в конце концов. — Отпустите… отпустите меня отсюда… — жалобно проскулил Рэйзор. Дуло пощекотало ему горло, и возникло неподдельное ощущение — незнакомец хотел что-то сказать. Едва ли его удавалось понять. Едва ли Восьмой сумел бы расшифровать узоры, которые оружие рисовало на его сухой и чувствительной коже, повторяя линии челюсти и проминая щёки. А затем мучитель отстранился и вновь встал во весь рост. — Поздравляю победителей с выигрышем, — прозвенел его протяжный, впервые услышанный голос. Значит, не та безумная леди. Кто-то другой. — Вы заслужили свой шанс на отдых. Потолок осветился многочисленными портретами игроков. Часть из них почернела, будто и не существовало никогда тех, кто сегодня, по нелепости или в отчаянном порыве отдал свою жизнь. На берегу скулил безутешный «неудачник», час тому назад сетовавший, что не справится. Справился, чего не скажешь о его мечтавшей о вольере для птицы подруге, колыхавшейся на воде с пробитой головой. Возлюбленные, о которых рассказывал Кадзуха совсем недавно, так и остались в бассейне вдвоём, искалеченные акулой. Но ведь… — Выжила девочка, которая всё утро проспала, — меланхолично отметил Каэдэхара за пару мгновений до того, как они с Сяо покинули помещение. — Она увидела на стене уступ, который никто не заметил, и лениво ползла по нему… не боясь соскользнуть… выход был так прост. Братья плелись, едва волоча ноги, и держались друг за друга. Дилюка пожирало назойливое желание наговорить Кэйе уйму неравнодушных замечаний, чтобы вбить ему в голову никогда больше не поступать так безрассудно. Но ведь безрассудство… спасло им жизнь. Чунь Юнь скрывал слёзы, стирая их с лица и оставляя жалкие следы на щеках, которые, казалось, превращались в сверкающие снежинки — так казалось из-за редких вспышек ламп. Он держал Син Цю за руку ещё крепче, чем прежде. Рэйзор брёл один, уже без Чайльда, но недолго — с двух сторон подошли Кадзуха и Сяо. — Давай к нам, — скупо предложил Первый. — Я… — он сухо откашлялся, правда, сомневался всё равно недолго. Чистая душа. — Можно. Но в глубине души Восьмой никак не мог выкинуть из головы увиденное. Незнакомца в красном, который ласкал его дулом оружия, не имея на то никаких вразумительных причин.