Тарантал

...

       Раскрытая настежь дверь так и осталась висеть, пропуская остывший сквозняк в громоздкое жилище.        Алые огни недолго видели тех, кто стоял перед ними, ведь совсем скоро их устало закатили и скрыли за спухшими, сщюренными веками. —Ох...—Замучено поприветствовал тех.—Я вас совсем не ожидал, если честно.—Отходя, бубновый пропускает трёх стражников в рыцарских доспехах, прибывших из, по выплавленным гербам, замка Восточного государства - не самого приятного из пяти существующих. Те со стальными минами держат отполированные кем-то мечи на готове, ими держа дистанцию от хозяйна ими же посещённого "домишка."        Они таращат глазенапы, враждующе кривляются на все подозрительные вещи, вроде медвежьего черепа, и... И этого черепа хватает, чтобы захотеть объявить мужчине в возрасте скорую встречу с ещё тёплым костром. —Данте Чаршель Коллоритов, высшее заседательство по обеспечению покоя мирного населения заподозрило вас в использовании чёрной магии, некоторые утверждают, что вы являетесь частью сообщества чернокнижников, где поддерживаете использование крови, трупов, новорождённых детей, запретных заклинаний, магии вуду и самого отвратительного, до чего могли додуматься только...—Высокий стражник с более дорогим обмундированием продолжает читать по смятому на три раза листочку.        Примерно на таком же был написан нетронутый список продуктов.        "Каннибал," как обозвали того, молча сидит на стульчике, положив культяпки на колени, и невнимательно слушает, поддакивая каждому слову, чтобы не было так скучно.        Грозная стража подле своего ничуть не менее грозного, но явно занудного командира пожирают предполагаемого преступника взглядом, наверняка желая, чтобы на них обратили внимание и содрогнулись в ужасе от того, как криво один из них надел шлем.        Какая неожиданность - королю буби не впервой видеть таких невоспитанных гостей, живущих за стенами замка, как под крылом какой-нибудь любвеобильной птицы. Но попробовать дать им шанс можно - вдруг они не такие уж заносчивые? Может переволновались просто.

       Наконец речь заканчивается. Данте разочарованно вздыхает, просит перед тем, как покинуть свой дом второй раз за день, попить водички и куснуть крохотный кусочек хлеба, а то вдруг сил идти на встречу смерти не хватит. Ему дают пренебрежительное согласие и тот издевательски медленно встаёт, старпёрским голосом спрашивая куда-что положил... Только дойдя до нужной полочки, где лежало что-то зелёное, явно плесневелое и вряд-ли съедобное, он виновато оттянул воротник накидочки. —Испортился...—Показывая "хлеб", как собственное дитя, Данте сводит толстые брови домиком и надувает губки, тут-то стражники и начинают сердиться по-настоящему.—Как жаль. Могу ли я обрезать плесень, чтобы перекусить? Это совсем недолго...—Грустными глазами он смотрит на тех и, спустя недолгого упрашивания, получает разрешение, придписываемое к их "не бесконечному количеству терпения".—Благодарю.—Отходя к шкафчику с посудой и столовыми предметами, колдун поворачивается к тем спиной, подслушивая их обсуждающие перешёптывания корыстного подтекста.        Беря в руки острый ножик, потом второй, третий, четвёртый и последующие, что хранились в ящике, он набирает полные руки ножей так, что малейшее ослабление хватки чревато их водопадным падением на ноги. Стражники этого не игнорируют, заново обнажают своё оружие, спрятанное за время общего ожидания и направляют на красноволосого. Он поворачивается к ним, пряча лицо за длинными краями шляпы для брутальности и... Присаживаясь на корточки, кладёт абсолютно все тринадцать ножей на пол. —Они все такие тупые...—Врёт бубен, извиняясь перед своим валетом, который по нескольку часов старательно точил всё остроконечное оружие и кухонные приборы, доводя его до такого идеала, что не к чему было придраться.       А может он просто рассуждает сам с собой?

       Как только голоса настраиваются на грубый лад, поганые рты тех открываются. —Ещё одна такая выходка и ваш труп, прибитый гвоздями, будет висеть на кресте! —Простите-простите, может я найду что-нибудь получше?—Выходец из города делает шаг вперёд и задевает дёрганной рукой висящий на потолке бутон ромашек, тот отшатывается и чужие действия повторяются снова, будто найдя в кучке цветов развитие к великой роли - груши для битья. —Да здесь же моря этих ссаных ножей! Что ж ты нам мозги колупаешь, акудник?! Хватит с меня! Давайте ему голову отрубим, под руку схватим и понесём?—Обращается к своим и разводит напряжёнными руками солдат. —Уж лучше чтоб сам пошёл, знаешь сколько до деревни скакать? А до королевства? Тем более он должен быть целым, люди должны знать, как выглядит этакая нечисть!—Противоречит второй, готовый начать конфликт. —Прекратите!—Затыкает тот, что посередине, и возвращается к виновнику спора.—Колдун, делай то, что хочешь, тебе рано или поздно на плаху или какой-другой смерти, так что быстрее разбирайся со своим хлебом и пойдём! Нет нормального ножа - ешь плесневелый, уж кому какое дело, если отравишься?—Машет перчаткой тот и кладёт на стальную ручку, выразительно выставляя второй подбородок под спавшей кольчугой.        Данте натянуто улыбается, берёт хлеб, принюхивается, вспоминая с какого момента решил портить этот незаменимый продукт для создания яда, и понемногу начинает ходить вокруг стушевавшейся в недоумении стражи. Такой хоровод начинает злить тех, но вся собранная злость из обид, предательств, неудач и прочих подножек жизни уходит на второй план, когда один замечает как робко трясутся ножи на полу, в один момент поднявшись в воздух.        Данте резко выходит за двери и запирает гостей в доме. —Ножи! Летающие ножи!       Совсем скоро пустые угрозы солдат вроде: "выпустите, иначе будет хуже!" заменяются криками боли... Мольбами выпустить, пожалеть глупых, сожалеющих о своих самых бесчеловечных поступках, просящих простить и снова выпустить. Но раз их пытка началась, значит должна когда-нибудь и закончиться.       И она прекращается.

       Маг крутил ключик в руках и смотрел на чуть виднеющийся месяц в небе. «Красиво...» — думает он и поглядывает на дорожку, надеясь, что его маленький помощник не пошёл с факелом в кабак: встречать красные рылы и пьяный смех...

***

       В лесу остроухий эльф, погрузившись в приятные раздумья, так же смотрел на небесную лазурь.        Подле его коленей лежал истинный, проверенный всеми самыми нестандартными и самыми извращёнными способами, которые знал, чистокровный, лесной эльф, чьи измученные ноги были немного поджаты, а разодранные руки лежали перед лицом.        Кусок звёздного неба меж чёрных верхушек деревьев выглядел, как картина, написанная через призму мечтательного художника, любящего всегда приукрашивать то, что многим казалось не таким уж волшебным и ярким. Опустив голову, Гэб разглядывал то, что нравилось его глазам с каждой секундой всё больше, само его нутро непозволительно сильно хотело снова облить снотворным спящего, дотронуться. Будто желание приблизиться к тому, что он искал несколько десятков лет, начало расти и расти, открывая все самые блаженные чувства кожи, нервов, волос, ушей, проникая в горло и спускаясь до живота, наполненного отнюдь не бабочками, что могут потеряться в кромешной темноте, а светлячками, которых он так любит бережно собирать и выпускать небольшими стайками — очень многогранное занятие, к описанию которому есть тысячи абсолютно разных прилагательных. От бессмысленного и глупого до милого и романтичного.       Он считает это занятие красивым, потому делает так только раз в год там, где ни одно живое существо никогда не сунется, не сможет увидеть, тем более посмеяться. Даже додуматься до способа пробраться в запретное место.        И лужи крови повсюду его не смущают, не смущает испачканная одежда, обувь, руки, не смущает глазастая синяя сова на ветке, эхотворный вой волков и чуть слышные песни сверчков.        Природа. Природа это всё, что окружает и заполняет его, он ей пропитан, потому не чувствует стабильного раздражения. Эти чувства, как натянутая тетива лука. Когда-то она была очень туго натянута, но разочарование во многих и многих вещах постепенно уменьшало эту тугость. В итоге рука бросала не только тетиву со стрелой, но и сам лук.       Но он снова находил себе подобных, снова брал лук. Проверками и знаниями натягивал тетиву, и в какой-то момент отпускал так резко, что стрелковое оружие отбрасывало на несколько лет. Стрелу сразу же ломали.        И он перестал быть лучником — брал нож. Увидит — вытащит его, зарядит магией, прицелится в голову и... После этого никаких разочарований больше не происходит.        И сегодня он выстрелил — лезвие попало, хорошо попало. Попав, живо начала разрастаться, как цветок на кактусе раз в год.        Слишком редкое это явление - раз в год, потому приятное, потому хорошее, потому многим нравится. Многим - не всем. Не всем - кому-то особенному. Особенному - не для всех.       Если ему был нужен особенный эльф - значит не захочет делиться? Конечно нет. Зачем ему это?

"Зачем ему... Я?"