Лагерный роман

Я шёл к зданию музыкального кружка. Оно было отдельным, чего я поначалу не понял, но вскоре дошло, для чего так сделали: советские дома не отличаются звукоизоляцией, а инструменты очень шумят. К тому же, у меня была надежда, что туда редко кто заглядывает, а это возможность прикорнуть. Подойдя к двери, я постучался… и услышал грохот от падения с последовавшим за этим протяжным болезненным стоном. Не задумываясь, я распахнул дверь. — Ты в порядке? — первое, что я спросил, увидев у стены лежащую и потирающую затылок девушку, и оказался рядом с ней. — Ничего, я в порядке… вроде бы… не знаю-у… — казалось, что она сейчас расплачется. Я незамедлительно взял её за руку и протиснул руку под её спину, ставя на ноги. Девушка чуть пошатнулась, но быстро приобрела устойчивость, развернулась ко мне. Я же отпустил её. — Ты кто? — спросила она, с любопытством меня оглядывая, что я даже смутился от такого пристального внимания. — Семён. Привет, что ли… — Я Мику, — она перевела взгляд на моё лицо, секунду всматривалась, затем продолжила несколько удивлённо. — Веришь? Тут уже я удивился её вопросу: — А с чего мне не верить? — Я не знаю, но почти половина из всех пионеров переспрашивали имя или спрашивали что-то вроде: «правда так зовут?»… Пришлось долго убеждать и объяснять, что у меня мама японка, и она выбрала мне имя. Не понимаю, что тут может быть такого необычного… — похоже, действительно не понимала. — Ну и про… — Постой, Мику! Давай ближе к делу. — Ты пришёл в кружок вступить? Умеешь на чём-то играть? — тут же оживилась она, подскочив ко мне так, что прижатые в восторге к груди кулачки чуть касались моей груди, а лицо оказалось заметно ближе положенного. — Нет, — холодно отозвался я. Мику тут же заметно расстроилась. — Я обходной подписать пришёл. Подпишешь? Я протянул ей листок. Мику взяла его и, натянув улыбку, развернулась, бодро прошагала в подсобку, откуда через пару секунд громкого перемешивания карандашей и ручек вышла, держа в руке эту самую ручку. Затем положила листок на крышку рояля и несколько секунд возилась с ним, после чего вернула мне листок. — Так ты играешь? — снова спросила она. — Сейчас нет, — честно признался я. — Гитара уже года два пылится без дела. Не знаю, к чему я это сказал. Но реакция Мику была необычной. Вмиг просветлев, она достала из чехла у стены акустику и, бегло окинув её со всех сторон взглядом, протянула её мне. Нет, не так. Прижала гитару к моему телу, будто требуя сыграть на ней, а глаза так и горели интересом. Даже в руку мою вцепилась. — Сыграй, пожалуйста! — Э-э… ты смеёшься? Я за два года навыки-то подрастерял. — Ничего страшного, я не буду смеяться или ругать, но очень хочу послушать! — Нет. Мику продолжала упорно прижимать ко мне инструмент, держа за руку. — Пожалуйста! — повторила она, умоляюще смотря на меня. — Я же сказал, что не буду, — в таком вопросе я непреклонен. — Сёмочка, ну пожалуйста, сыграй! — глазами Кота в сапогах она уставилась мне в глаза, словно в душу заглядывая, по-детски потянула меня за руку и топнула ножкой. — Нет, — я почти рычал от внезапно вспыхнувшей злости. Мику, видимо, почувствовав это, отпустила меня. И разочарованно опустила руки и голову. — П… прости, я… наверное, перегнула и сказала что-то не то… — она даже как-то сжалась, или мне показалось? Я развернулся к двери, успокоившись. — Ладно, и ты прости, вспылил. Мне пора, так что… пока. — А!.. Ты заходи, если что, я буду очень рада, если ты послушаешь мою игру! Ну, вернее… — её голос стал намного тише. — Я тут одна состою… и хотелось бы, чтобы кто-то хотя бы слушал… Я вышел, закрыв за собой дверь.