Петь не может то, что не болит

      Мерцание стробоскопов вместе с цветными софитами всегда вводило Лютика в сложное состояние измененного сознания. Вот ты вроде полностью включен в выступление и энергия слушателей захлестывает тебя до самой вспотевшей на жарком свету макушки, а вот ты же отрабатываешь знакомые песни ослепленный яркостью, оглушенный звуком и задыхающийся в душном мареве, какой всегда появляется ближе к ночи в людных барах. Они – эти марево и свет – отрезают тебя от всех и всего, оставляя только устойчивый ритм перкуссии. So when the world stops; When the worlds gone who will be there to love you blindly?       Голос ведет от одной эмоции к другой. Пальцы скользят по ладам, кончики пульсируют и раскаляются так, словно электричество подключено не к гитаре, а напрямую к ним. Все вокруг кажется очень горячим. Лютик весь состоит из жара, и пытается выплеснуть его в зал. Это чудовищно похоже на то, как студентом, он поспорил на горсть крон, что отыграет вечер после перцовой настойки. And when the sun stops; When the suns gone... I will be there there to light your way... back.       Как легко пренебречь годами, прошедшими с тех беспечных дней. Пот стекает по лбу и он смахивает его, чтобы не попал в глаза. Двухчасовая секция не вынимая – жрет калории круче любого зала. В свете софита гриф проблескивает серебристой надписью «Siren Broadcaster». Рубашка прилипла к спине. Голос послушным рефреном повторяет ненавистный вопрос припева: «кто будет тебя любить?»       Бывают же песни, которые всю душу вынут, пока поешь. Но уходить на перерыв всегда надо на высокой ноте. Поэтому Лютик тянет ее, и кажется вместе с ней тянет что-то из себя, вытаскивает на свет живое, бьющееся: «Смотрите, там есть чему болеть». Ребята помогают, создавая необходимый драматизм: Янка пронзительно обрывает скрипичный крик, тревожной паузой, Эсси берет скорее обаянием, стреляя голубыми глазами в зал, хотя техника тоже на уровне, Эллен, напротив, ушла в себя, выстукивая ритм так, что сердце невольно ловит его и ускоряется, ускоряется… Лютик почти захлебывается словами, ему кажется что сейчас его сердце просто не выдержит и остановится. Славная смерть для музыканта. Наконец вытянув последнюю ноту, Лютик в оглушительной тишине повторяет: – The day the world stopped turning, – позволив себе вздохнуть в микрофон и объявляет долгожданный (в основном им самим) перерыв.       На перерыве Зося мимоходом заносит в их каморку тарелку натащенных с кухни вкусняшек и чайник. Она работает в «Зимородке» официанткой с расширенным функционалом. Умом не блистает, но и оскотиниться не успела, оставшись душевной девочкой из глубинки. В Лютике она удивительным образом будит что-то смутно братское. Особенно, когда Лютик приходит сюда не с концертом, как сейчас, а просто подзаработать вечером песен на заказ. В такие дни она сидит тихонько в углу пока он изображает живое радио, а потом также тихо просит Лютика спеть скрипучую лирику классического рока. В перерывах от «Чеканной монеты» и «Сладкого поцелуя» это как глоток свежего воздуха. – Ремонтник будет только завтра, поэтому сегодня держитесь – вентиляция лучше не заработает, – сочувственно говорит Зося, прежде чем убежать по посетителям.       Лютик пьет горький чуть теплый чай, заботливо принесенный девушкой. Это не прогоняет жар, сконцентрированный в пальцах и горле, но мысли хоть немного проясняются. Сняв насквозь мокрую рубашку, он бросает ее на батарею, чтобы подсохла. Эсси прячет свою Ekhidna Esquire в кофр и убегает (девчонка влюбчива как кошка и в этом месяце ей рвет крышу от нового бармена), ее сестра подрывается следом и Лютик спокоен за Эсси, пока она под присмотром Эллен. Наблюдающий за этой сценой Янка, понимающе хмыкает, кладет смычок на стол и уходит подышать, оставляя Лютика одного.       Очередная песня про любовь взбаламутила в душе неприятный осадок. Хочется отменить нафиг все, отбрехаться техническими причинами и пойти домой, чтобы холодный ветер с моря выдул эту духоту из головы и тела. Будь Лютик один так бы и сделал – выручки за вечер, хватит только на арендную плату, но раз уж сподобился напрячь товарищей по цеху совместным концертом, то изволь отработать полную программу, милсдарь.       Эллен не подвела и сегодняшняя компания с ее помощью сложилась идеально. Каждый из них с пониманием относился к загонам сольников со стажем: когда в девяти из десяти выступлений играешь один, перестроиться на работу в группе тяжеловато не только Лютику. За эту легкость на подъем Лютик обожал музыкантов-средней-руки, падких на веселье, заработок или хотя бы возможность поторговать лицом.       Сам Лютик в этом смысле немного тяготился академическим прошлым, но личное обаяние и общительность, сделали его фигуру в тусовке артистов и им сочувствующих достаточно весомой и благонадежной. Аудитория нашлась со временем – не стадионы, конечно, но песни Лютика иногда уходили в ротацию на радио, а имя Лютика могло гарантированно собрать полный зал человек на сто в городе с населением в сотню тысяч. Это много или мало? А сколько надо? А если так в каждом городе? Лютику нравилось считать это стабильностью. Это позволяло ему без суеты и давления время от времени при помощи заинтересованных ребят записывать синглы и альбомы (да благословит Мелитэле краудфандинг, ставящий проход-со-Шляпой-после-выступления на рельсы коммерческих отношений).       Да, он не Ксирднех, чтобы стать легендой и не Вальдо Маркс, чтобы мозолить глаза в каждом тв-шоу про музыку, но его песни через раз выстреливали в чартах, а имя его такое простое и короткое, вызывало достаточно узнавания, чтобы организовывать такие вот концерты.       Нервная дрожь волнами прокатывается по телу, напряжение понемногу начинает отпускать. Лютик осматривает притащенную Зосей тарелку: на ней жаренный сыр, гренки, орехи и немного мятных конфет. Лютик не очень любит вкус мяты, но сейчас жадно шуршит фантиком, в надежде ощутить покалывающий холодок в горле. Закуток, исполняющий обязанности их гримерки, тускло освящен и Лютик прикрывает глаза. Сладко-свежий вкус будит смешанные и неопределенные воспоминания о старшей школе: тогда у него была подружка обожавшая ментоловые сигареты. Немного острых ощущений от курения тайком, леденящий небо и горло дым и бесконечный запас подросткового максимализма. К тому моменту он был «Лютиком» уже довольно долго, из принципа не желая оставаться «Юлианом». И даже не смотря на то, что он почти все время был зол, на отца, на его работу, на любого взрослого считающего себя вправе указывать что ему делать, то время прошло мирно. Оставив на память любовь к экспериментам и шило в жопе, не дающее сидеть на ней ровно и делать то, что от него ждут. Видит Мелитэле - если бы не оно родимое не ужился бы Лютик ни с каким ведьмаком.       Тихо возвращается Янка, в открытую им дверь слышно как нарастает гул в зале: все кому надо сходили покурить и проветриться. Скоро надо продолжать. – Янка, зови девчонок, сейчас пойдем, – просит Лютик, запивая вкус конфеты чаем. Нет, хватит, сегодня больше ни одна песня не выбьет его из колеи. Мысли мыслями, ведьмаки ведьмаками, а людям в зале плевать на то, что ты устал, не готов и эмоционально выжат. На задней стенке сцены голубым и золотым неоном сиял зимородок – символ бара. Звукарь то ли в шутку, то ли для чего-то еще поработал дым-машиной. Смотрелось эффектно. Подсвеченная дымка окутывала сцену загадочным туманом. Воздуха стало еще меньше.       Закинув на шею ремень электро-гитары и ловя атмосферу затихающего зала, Лютик вдруг почувствовал, как заслезились глаза. Захотелось спуститься в зал и обнять каждого присутствующего. Вместо этого он улыбается и начинает новую сессию предпесенного трепа: – Так, господа, хватит пить пиво...