Петь не может то, что не болит

      Струны привычно отозвались звонкой тишиной, когда Лютик накрыл их ладонью, скрупулезно выдержав положенную длительность финального аккорда. В сумрачной дымке затрапезного ресторана жидкие хлопки разбавились присвистом и громким комментарием нетрезвого краснолюда: «лабух, конечно, манерный, но играет бодро».       С бокового столика хрипловато потребовали: «про любовь давай!». Кроны звякнули в раскрытом перед сценой чехле. – Как пожелает публика, – Лютик растянул губы в улыбке, перебирая в уме варианты. Определенно «Предназначение или смерть» ровно как и «Ода к вечной любви» не для этой аудитории. Вот уж точно. В Новиграде публика простая, вкусы приземленные, а гонорары поскуднее, чем в более утонченных городах.       Из под пальцев бодрым ритмом полилось вступление к «Дриаде и пастушке». Немного фривольности, бодрый ритм и незатейливый текст: рецепт успеха в такого рода заведениях. В подтверждение этого публика одобрительно загудела. Кивнув сам себе, Лютик позволил разбавить простой мотивчик парой украшений, чтобы не заскучать совсем.       Непоздний вечер длился, перетекая в раннюю ночь. В темном зале копился дым. От него першило в горле и хотелось воскресить старую привычку курить в перерывах. Лютик перебирал песни в памяти и как мог давил меланхолию нагоняемую навязавшим оскомину бытом и сумраком. Под популярный четырехаккордный напев музыкант мысленно делил гонорар за эту ночь на то, что можно потратить уже сейчас и то, что нужно отложить на покупку новых ботинок к весенней распутице, чтобы быть готовым сняться с места до того, как одиночество и однообразие заставят его лезть в петлю. Отдельным пунктом наряду с ботинками в списке мечтаний стояла теплая куртка, но с этим было сложнее. Самостоятельный бюджет музыканта-фрилансера делиться на еще одну долю не хотел.       Веселая песня подошла к концу, в зале тихо переговаривались, заказов не поступало и Лютик по своему почину начал тихо наигрывать. Случайное бренчание понемногу сформировалось в песню из забытого студенчества. If I could stick my pen in my heart And spill it all over the stage Would it satisfy ya, would it slide on by ya...       Лютик пел тихо, скорее для себя, боясь, что кто-то прервет песню, отзывающуюся в его душе теплым чувством ностальгии. Он помнил времена, когда музыканты носили клеш и прически от которых можно было сойти с ума. Лютик любил разминать руки этим бодрым мотивом. Вокал песни был низковат для Лютика, но в те времена это казалось просто вызовом не приносящим ни капли расстройства. Тем более, что основной репертуар он делал себе сам, сдружившись с парнем с композиторского, который творил музыку вместе с Лютиком и для Лютика, для его голоса и способностей.       Композитора звали Эспен и Лютик многому научился у него. Если бы не этот парень и его талант, музыка Лютика была бы и не в половину так интересна сейчас. Как бы много боли это потом не принесло… Лютик тряхнул головой, резко замолкая и сменяя мелодию.       Опять он об этом думает. Это все вечер песен-по-заказам, нагоняющий жутчайшую ностальгию и меланхолию и напоминающий о самых безрадостных страницах его творческого пути. Также было и после последней ссоры с отцом, когда он побирался по ресторанам и кафе за скудный гонорар («три орена за ночь, или вали обратно в свой Керак, пацан») и пел, пел до хрипоты все, чего желала публика, которой было плевать на него. Словно он плох просто потому что однажды выбрал музыку вместо бухгалтерии, юриспруденции или что там еще эти дельцы считают заслуживающим уважения. Тогда его могли просто выгнать или вовсе избить – за взгляд, за неловкое слово, за неуверенные попытки отстоять свое мнение, будто он не заслуживает человеческого отношения, словно он прокаженный.       Впрочем, почему словно? Однажды Лютику уже говорили, что он проклят. Ну знаете, со всеми же бывает, да? «Проклятый мальчишка» и вовсе приклеилось к нему в период с тринадцати до двадцати лет. Так что он успел привыкнуть и не расстраиваться. Вот только стоило его жизни завести его в очередную эмоциональную яму и он начинал верить что так и есть – он правда проклят. Проклятие его воплощается в крайне простой формуле: «это все из-за тебя». В такое ведь очень просто поверить, да?       Что с Яхимом, что с Эспеном и Огастой, что сейчас с Геральтом...       Джинн, Йенифер, желание, ребенок-неожиданность. Это все Лютик – не цель, но причина неприятностей. Первый камешек, срывающий горный обвал, капля, переполняющая чашу, дуновение ветра, сбивающего хрупкое равновесие канатоходца.       Лютику чудовищно хотелось чтобы люди были вольны от любых Провидений, Предназначений и прочих воплощений Судьбы, о которых прозаики и поэты пишут с большой буквы. Эти геральтовы пассажи про лопату... он был не так уж и неправ в них. Один раз – случайность, два – совпадение, а три это уже статистически доказанная вероятность.       Струна под пальцами сорвалась и издала предательски фальшивую ноту, Лютик вздрогнул, закрыл глаза, надеясь что потолок обрушится и прямо сейчас придавит его со всеми этими никому не нужными мыслишками. Малодушный, очень себялюбивый червячок мысли «вот тогда-то они все поймут» был задушен тут же. Лютик прикрыл струны ладонью и снова начал играть другую мелодию, лишь бы не слушать тишину. Под зажмуренными веками заплясали желтые искры.       Знал ли Геральт тогда? Вряд ли. Большей частью в нем говорили чувства. Те самые, которых, как известно, у ведьмаков нет. Очень понятные Лютику чувства, пусть и вызванные непонятными обстоятельствами. Додумать не сложно: случилось что-то плохое, настолько, что выбило Геральта из колеи, Лютик попался под горячую руку. Уравнение со всеми известными. Геральт отойдет, может даже пожалеет, что повел себя так, ведь в конце концов, не может же какой-то музыкант и правда быть виноватым во всем, верно. Да и по трезвому размышлению: обвинение одного человека во всех своих проблемах должно звучать жалким оправданием к неспособности принять ответственность за собственные действия. Как было бы проще если бы все было действительно так.       Лютик вздохнул и заиграл попурри из песен молодости своих родителей, внимательно глядя на лады. В ожидании новых заказов, он думал о проклятиях, предназначениях, ценах на такси и теплые куртки. Мысли о ценах пугали больше. Хотелось встать, сложить гитару в кофр и уйти. Попиленный в мыслях гонорар плакал и молил пощады. – Эй, лабух, – из темного угла позвал эльф невразумительной половой принадлежности, – сыграй «Монету».       Недобрым словом помянув ведьмака и понадеявшись, что тому хотя бы икнулось, Лютик взял первый аккорд «Чеканной монеты».