Петь не может то, что не болит

      Звук будильника ввинтился прямо в голову. Пробившись сквозь вязкую пелену тяжелого кошмара, он немилосердно прошил виски болью. Смутные образы, тревожившие Лютика всю ночь, разлетелись, оставив после себя неприятно липкий пот и желание принять душ.       Недовольный миром в целом и своей судьбой в частности, Лютик потянулся выключить будильник. Часы на мобильном показывали восемь утра. По его меркам время чудовищно раннее. Если учесть, что вчера после выступления он ушел в час ночи, нарвался на патруль, который забалтывал почти до двух, пытаясь убедить, что добропорядочным гражданам носить с собой паспорт нет необходимости.       Домой он добрался к трем, где его хватило на то чтобы бросить гитару почти на пороге и немного отогреть замерзшие конечности в ванной, покидав все вещи включая шапку и уличную обувь прямо там. Как он добирался до дивана и ставил будильник, Лютик уже не помнил, но дальновидности своей порадовался. В надежде избавиться от хандры и заработать денег Лютик задумал организовать небольшой междусобойный концерт с привлечением знакомых музыкантов, а в организации процесса еще конь не валялся. Застонав, Лютик мужественно содрал себя с дивана и поплелся на крохотную кухню готовить кофе и искать еду.       А ведь когда-то он гордился своей творческой независимостью. И как теперь хочется чтобы пришел кто-нибудь взрослый, начал решать проблемы и делать дела, чтобы Лютик потом просто приехал к отстройке перед концертом, отыграл и уехал. Было бы неплохо, но нет. Назвался краснолюдом, знай толк в спирте. Когда на фестивалях его спрашивали в каком жанре он все-таки поет он чесал в затылке и называл свое творчество ленивым андеграундом. А, что? У него никогда не было менеджера, никто кроме него не занимался его промоушеном. Пел свои песенки о чем можно и о чем нельзя. Андеграунд и есть. Может без его типичного надрыва и выпячивания подростковых протестов, но с его желанием говорить правду. Большей частью «подпольность» его песен выражалась в, проходящей красной нитью через все его тексты идее борьбы за все хорошее против всего плохого. Для более конкретных протестов он был слишком понимающим и космополитично настроенным. Ну и как с таким складом ума идти в попсу?       А как не пристать к ведьмаку? Такому загадочному, сильному и восхитительному. Лютик сам удивлялся: как такой лирический герой остался не обласкан поэтами по сию пору? Соблазненный перспективой стать первым, Лютик шел вслед за этим ведьмаком даже не понимая как зависим стал. А теперь вынужден вновь приучать себя к самостоятельной жизни от быта до планирования, понемногу, маленькими шагами – от ботинок и куртки, до временного жилья и новой гитары.       Иногда думалось: «ах если бы он был из этих». У которых есть директоры, райдер с прописанными там требованиями, четырехзначные гонорары... Лютик мог бы шагнуть в мир такой музыки. Но поступить так значило бы предать что-то в себе. Приручиться и играть по правилам? Начать покупать песни, вместо того, чтобы матерясь и ругаясь писать их самому? Отказаться от живого общения с фанатами его творчества? Петь где и что скажут? Ну уж дудки.       Гордый и голодный или не гордый и сытый? Вопрос, встающий перед любым хорошим музыкантом. Фишка в том, чтобы понять на какой из этих двух сторон ты еще и счастливый.       Прошерстив ящики Лютик обнаружил пачку заварной каши. Обрадованный, он зажег газ и поставил на плиту маленькую алюминиевую турку с водой. Турка прилагалась к квартире как и сковорода и маленькая кастрюля, в которых даже иногда бывала еда. Квартира вообще была скудно обставлена: из мебели диван, шкаф со сломанными дверцами, стол и пара табуреток. Зато хозяйка – терпимая (и терпеливая), вода – (почти всегда) горячая, и цена за все это такая, что глаз начинает дергаться не сразу, а только от мысли, что все это богатство «всего лишь» в двух часах езды от центра Новиграда. Залив кашу кипятком, Лютик снова набрал воду в турку, только теперь насыпал туда кофе. Ему требовалось еще немного времени, чтобы настроиться на рабочий лад. После сна еще побаливала голова. Хотя вспомнить, что снилось никак не удалось. Пока на плите варился кофе Лютик принялся за еду.       Тихое шипение турки умиротворяло. Глянув на блокнот, брошенный на подоконнике, Лютик неуверенно протянул к нему руку. Отдернул, словно боясь обжечься. Снова протянул.       Переложив блокнот, Лютик пролистал несколько страниц, исписанных и перечерканных. Писалось все еще отвратительно, но лучше чем месяц назад, тогда сама мысль о том, чтобы сложить слова в рифмы вызывала чуть ли не тошноту. Потому что, когда поешь что чувствуешь, а чувствуешь при этом только боль выходит не очень. Слушатель не дурак, он ловит скрытые смыслы и умеет видеть между строк, даже если не знает контекста. Еще Эспен учил его работе над текстом, бережному отношению к слову. Тому, как обдумать спонтанный импульс, обрабатывать и превращать его в песню. Поэтому каждая песня сначала мучает Лютика, вплетается в ритм его жизни, потом поглощает, пока не кристаллизуется потребность выплеснуть наконец эту идею – и в конечном итоге появляется песня.       Все что выходило из-под пера сейчас казалось или слишком депрессивным, или слишком очевидно-жалким. Впрочем, разве он не жалок со своим разбитым сердцем? Слов было недостаточно, чтобы решить его проблемы сейчас, только музыка в чистом виде. Поэтому Лютик, убежденный в том, что боль – созидательное чувство, писал музыку. Без слов. Без названий. Без стремления поделиться ею с кем-то.       Среди последних попыток написать текст в глаза бросались слова про огонь, мясника и Предназначение. Эту песню Лютик даже пробовал петь, публике даже понравилось. Если бы не комментарии в интернете можно было бы и записать как следует. Обычно новые песни Лютик сочинял, чтобы сразу спеть. Иногда эти песни воплощались в записи, прямо там, в атмосфере квартирника или концерта, захватывая куски его шуток и дурацких историй. Эти записи как-то без особых усилий с его стороны просачивались в соцсети и без рекламы и прочей мишуры распространялись между людьми. Его песни прикрепляли к постам, цитировали, перепевали, обсуждали их смысл. Когда набиралось что-то стоящее Лютик мог закинуть в фан-группу идею и собрать немного чеканных монет на аренду студии для записи, тогда выходил целый альбом. Который опять же расползался в сети без участия автора-исполнителя.       Знал бы он, когда учился на лучшем факультете искусств, какая слава и с какой стороны придет к нему... С другой стороны, за редким исключением, половина его соучеников сейчас числилась эстрадными лизоблюдами, а вторая сторчалась, подсев на фисштех. Пожалуй стоит считать себя счастливчиком-неформалом, нашедшим свой немного странноватый путь.       Вовремя полученная от отца оплеуха в виде отказа от наследства, поставила Юлиана Альфреда Панкраца виконта де Леттенхоф перед необходимостью полного самообеспечения. Перебиваясь с одной подработки на другую, Лютик старался не унывать, но получалось не всегда, учитывая некоторые другие обстоятельства, и по сей день вызывающие тяжелые воспоминания у музыканта. Так или иначе эти события сделали его тем, кто он есть сейчас. Поверхностным неудачником, боящимся встревать в долгосрочные отношения. Ну ладно, еще он талантливый и обаятельный, и в целом оптимистичный, да. Но остального это не отменяет.       В нос ударил запах пригорающего кофе. Лютик с шипением схватил турку за ручку и, сдув пену, перелил кофе в кружку. Выключенная плита с укором смотрела кофейным пятном. Оставив проблему пятна для будущего себя, Лютик отодвинул блокнот, понимая что стихами делу не поможешь, нужна тяжелая артиллерия. Достал телефон. В заметках был открыт черновик промо записи для соцсетей с объявлением о грядущем концерте. Лютик открыл контакты: предстояло найти кого-то для совместного выступления, подтвердить площадку, организовать рекламу и продажу билетов. Лютик глубоко вдохнул и выдохнул. Пролистав контакты из конца в конец, он ткнул на иконку Избранных. Эллен была в конце короткого списка. Длинные гудки откровенно порадовали Лютика, почти готового к тому, что номер окажется мертвым. – Алло? – раздалось в трубке. – Алло, Эллен? Эллен Давен? Тысячу лет не созванивались. Это Лютик. Слышал твой новый альбом: сведение – закачаешься. Подскажешь, кто у нас так сводит? У человека явно золотые руки. Но я, собственно, звоню вот что спросить. Тут нарисовалась перспектива отыграть электричество в «Зимородке». Электричество в соло – сама понимаешь – убого дальше некуда. Вот я и решил обзвонить старых проверенных товарищей. Начал с лучших. Ну как? Ты в деле?