Интерлюдия третья
29 мая 2023 г. в 08:32
— Милсдарь, оставьте мальчика нам и можете быть свободны, у нас есть пара слов для его папаши. Мы шепнем их парнишке на ухо и сразу же отпустим его. Вероятно в целости и возможно в сохранности.
Тощий бледный пацан остервенело замотал головой и до побелевших костяшек вцепился в невысокого мужчину почти не уступающего Геральту в ширине плеч, отчего-то неуловимо напоминая очень рослого краснолюда. Мужчина сжал кулаки и чуть шире расставил ноги в устойчивую позицию, словно ждал, что отступившие их странные фигуры-тени вот-вот кинутся.
— Вы, кажется, не услышали, милсдарь, — оскалилась одна из теней совсем не по-человечьи. — Оставьте. Байстрюка. В покое. И можете валить на все четыре стороны.
Геральт шагнул ближе, осматривая окруженную пару. В том, что происходящее очередной выплеск чьего-то подсознания ведьмак уже не сомневался. Последнюю неделю-две сны стали четче, определенней. Из всех торчали уши одного конкретного музыканта и, если раньше они напоминали сюрреалистическую мешанину образов с участием барда, то теперь Геральт из первого ряда наблюдал фрагменты жизни Лютика.
Вот и сейчас узнать в перепуганном пацане старого знакомого было легко — если на облик свой музыкант с возрастом навел лоска, то вот взгляд замершей лани взрослению оказалось не под силу изменить.
Мужчина и ребенок стояли прижатые группой размытых фигур к краю проселочной двухколейки. Судя по всему был конец зимы-начало весны, снег сошел еще не везде, и его ноздреватые комки вперемешку с мутной водой заполняли овраг, идущий вдоль дороги.
Геральт за последние ночи привычный к тому, что во снах он является только наблюдателем подошел ближе к нападающим. Это определенно были люди, но по всей видимости память Лютика набросила на их черты темную вуаль, превратив в расплывчатые силуэты призрачных монстров.
Ведьмак обернулся, Лютик вызывал больший интерес во всей этой истории, поэтому стоило сосредоточится на нем. Пацан сверлил глазами спину своего защитника и старательно дышал через нос. Геральт приблизился еще немного, вгляделся в молодого Лютика. Черты лица его еще не успели заостриться и были не так узнаваемы, но вот глаза действительно почти не изменились. Геральт видел такое выражение в них ни раз и ни два: жгучий страх и не менее жгучее, упрямое желание не поддаться этому страху.
— Беги, мальчик, — тихо рыкнул мужчина, уже явно занимая оборонительную позицию.
Ребенок в ужасе смотрел, как приближаются люди-тени.
С неба посыпалась мелкая морось — уже не снег, еще не совсем дождь. Холодные капли барабанили по встрепанной макушке ребенка, одна особенно крупная звучно шлепнула по затылку, мгновенно затекая под воротник. Геральт подошедший совсем близко видел, как по мальчишечьей шее, поднимая нежные волоски пробежали мурашки. Маленький Лютик был безумно напуган, но все равно колебался, принимая решение: послушаться своего защитника и бросить его или остаться.
Момент колебания был сравнительно долог. Слишком долог в данной ситуации. Пока Лютик колебался произошло сразу несколько вещей: тени разделились, одна из них по дуге двинулась в сторону пацана, три другие принялись обступать его защитника.
Лютик, видя это, словно во сне сделал шаг назад, потом еще один и еще, поскользнулся и с размаху шлепнулся в канаву, вдоль дороги. Рубашка моментально промокла, руки по локоть ушли в ледяную мешанину воды прошлогодних листьев, снега и грязи. Забарахтавшийся пацан, постарался выбраться на другую сторону канавы, оттуда было рукой подать до деревьев, где затеряться в сгущающейся темноте гораздо проще. Геральд легко перепрыгнул овражек, внимательно следя за развитием событий.
Тень, направлявшаяся к пацану, замедлилась, словно пребывая в уверенности, что спешить некуда и добыча все равно не уйдет.
— Милсдарь, куда же вы? Так и убиться можно, папа наверняка не будет рад испорченной шкурке, — ласково протянула тень неожиданно приобретая более ясные черты. Это Лютик всмотрелся в своего преследователя, тот оказался всего лишь человеком. Неприятным, пугающим и злым, человеком, чье омерзительно звучащее «милсдарь» заставляло мальчишку испуганно вздрагивать.
Рванувшись во всей силы, Лютик подтянулся, загребая грязь и воду ботинками, худые мальчишечьи ноги вязли, Геральт сжал кулак, смиряя желание протянуть руку. Все равно не поможет. Но видимо неотвратимость приближающегося разбойника придала будущему музыканту сил все-таки вскочить и, неловко оскользнувшись, припустить в лес, оставляя на жирной глине лоснящиеся следы. В затянувшем ведение тумане Геральт еще успел разглядеть как защитник кинулся наперерез преследователю.
Дальше сцена на дороге размылась: скрывшийся за деревьями мальчик не оглядывался и не знал, как дальше разворачивались события.
Ждать развития событий долго не пришлось. Несколько размытых картин сменили одна другую. Геральт успел разглядеть силуэты людей в свете сине-красного мерцания патрульной машины промокшего насквозь, трясущегося с посиневшими губами Лютика кутали в плед и сажали в скорую. Потом появилась печальная женщина в короне седеющих волос, она склонилась над температурящим мальчиком, шепча молитву Мелитэле.
Ведьмак хотел шагнуть ближе, чтобы рассмотреть ее, но туманная рябь снова заволокла глаза.
Новая сцена возвращает ту же дорогу, где произошло столкновение, но судя по всему, с момента встречи юного Лютика и его спутника с похитителями прошло не менее пары месяцев. Если раньше лесная дорога давила серой мрачностью очень-очень ранней весны, то сейчас весна уже вот-вот готовилась стать летом. На дороге прямо перед Геральтом стоит темная тонированная машина мерцая рыжими огнями аварийки. Впереди слышны голоса, Геральт идет к ним.
В распахнутую пассажирскую дверь виднеется светлая кожа дорогого салона, яркая молодая зелень вдоль обочины напоминает Геральту прошлые, более сумбурные и абстрактные сны, где Лютик еще видел его и мог обращаться к нему напрямую. Он почти ждет что из сумрака под деревьями появится бредящий взрослый бард, но этого не происходит. Перед машиной стоит маленький, потерянно озирающийся Лютик. За его спиной, присев на капот, скучает молодчик, на лице которого разве что не хватает печати «телохранитель».
— Словно и не было ничего. — говорит Лютик, голос его тих и задумчив.
— Снег сошел, да и дожди уже были, — сдержанно отвечает охранник, скрывая в кулаке зевок.
— Но это точно то место?
Охранник жмет широкими плечами и отводит взгляд. Геральт предполагает что зачем-то Лютик хочет найти точное место нападения. Геральт обходит мальчишку по дуге внимательно вглядываясь в окружение. В десяти шагах впереди в овраге Геральт видит едва заметный след — тут Лютик поскользнулся. Сейчас по дну оврага, весело журча, бежит ручей. Отблески от него слепят почти до боли.
Лютик делает пару шагов вперед. Голова тревожно вертится на тонкой шее. Мальчишка с небольшим разбегом перепрыгивает через канаву.
— Вы бы не ходили туда, милсдарь, замараетсь, матушка будет ругаться, — остерегает Лютика охранник.
Лютик не слушает. Башмаки из мягкой замши уже на треть ушли в грязь. Шмыгая носом он идет вдоль ручья, выискивая хоть какие-то следы. Геральт идет следом за ним. Неожиданно мальчик замирает, словно наткнувшись на что-то.
— Ты знаешь что это за цветы? — оборачиваясь на охранника требовательно спрашивает мальчик. Охранник нехотя отрывает зад от капота и приближается. За это время мальчик садится на корточки внимательно рассматривая мелкие желтые бутоны.
— Эти-то? Деревенские курослеп кличут, а так — лютик он лютик и есть.
— Лютик? — мальчик тянется и начинает рвать цветы. Сочные молодые стебли плохо поддаются, но он не сдается, старательно собирая целую охапку. Закончив о поднимается, перетряхивает получившийся букет и возвращается обратно на дорогу. Странно пустой взгляд мальчишки упирается в хлопья маслянистой земли, налипшие на дорогую обувь. Тишина затягивается, нарушаясь только жизнерадостным журчанием воды в овраге. Охранник поджимает губы, но видимо не считает себя в праве торопить подопечного.
— Ты обещал отвезти меня на кладбище. Я должен… — голос пацана, когда он оборачивается перехватывает и он часто моргая склоняет голову к импровизированному букету. — Яхим умер из-за меня. Я бы хотел…
Геральт чувствует укол в груди, глядя на ссутуленную фигуру ребенка. По видимому тот защитник, что был с ним в прошлый раз не пережил встречи с похитителями.
Телохранитель вздыхает, но возражать не пытается, хотя явно хотел бы избежать поездки на кладбище.
— Хорошо, милсдарь, съездим на могилу. Только отцу, пожалуйста, не говорите, он не обрадуется.
— Мгм, — кивает мальчик, — только не называй меня «милсдарь» больше, хорошо. Так называют отца, так говорили… те люди. Мне не нравится это слово.
К концу фразы голос его перестает подрагивать, обретая убежденную крепость.
— Как же тогда мне к вам обращаться? — на лице телохранителя отразилась замысловатая работа мысли, пытающаяся породить синоним «милсдарю».
Мальчик снова надолго замолчал, тщательно продумывая ответ, чем резко напомнил Геральту будущую версию себя в моменты сочинительства. Та же морщинка между бровей, та же закушенная губа, и взгляд обращенный куда-то внутрь. Прозвучавший ответ вызвал внутри Геральта смешанные чувства: теплого узнавания старого друга и смущающей неловкости от того, что без спроса заглянул в слишком личное. Вряд ли ведьмака допустили бы к такому, особенно учитывая обстоятельства их расставания. Но сейчас у Геральта нет возможности не слышать и не видеть, как тощий подросток, с неловко длинными конечностями, болезненными тенями под глазами произносит, изогнув капризно-детские пухлые губы в бледном подобии улыбки:
— Лютик, можешь звать меня Лютик.
Просыпаясь, Геральт не может перестать видеть эту улыбку.
***
— Сны? О, ну сны это всегда слишком тонко, — вздохнула Корина, поправляя растрепанные волосы. — Один снит сюрреализм, другой пророчества, третий тонет в кошмарах, а у четвертого за сеанс не выудишь ни одного даже самого завалящего сна.
Геральт сидел на кушетке рядом с ее столом и приходил в себя после сеанса, взбаламутившего и без того неспокойные мысли. Хотелось вскочить и двинуть в направлении одного конкретного музыканта.
До Хагге ведьмака, решившего разобраться с творящимся в его снах беспределом, добросила попутка. Снег еще не думал сходить и даже мысль о том, чтобы вновь оседлать мотоцикл была преждевременной. Но ему повезло. В отличие от ведьмаков дальнобойщики не сходят с тракта вне зависимости от сезона и вдобавок не брезгуют ведьмаками. Второе везение было в том, что в относительно близком Хагге сейчас держала частную практику Корина Тилли со своей неизменной спутницей прибожком Сарой. Сеанс с ведьмаком для них был любопытным опытом, поэтому проблем с записью не возникло.
Теперь виски стянуло обручем боли, а в нос упорно лез острый запах сочно-желтых цветов, букет которых сжимали мальчишечьи пальцы в его сне всего несколько мгновений назад.
— Все это здорово напоминает работу онейроманта под веществами. Или просто распрощавшегося с кукушкой. С нами ведь такое случается, — Корина вытащила из стола несколько пузырьков и начала намешивать их в стакан с водой. — Заглядывая в чужие сны, блуждая в своих, мы можем терять реальность. Сон это форма существования, противопоставляемая бодрствованию подобно тому как смерть противопоставляется жизни… на выпей от головы.
Передав стакан, девушка повертела у руках карандаш не удержавшись от закатывания глаз, когда Геральт по-звериному принюхался к жидкости прежде чем пить. Сквозь зашторенные окна пробивался шум оживленной улицы Хагге. Во время сеанса Геральт его не замечал, сознание и восприятие будто сузилось, сконцентрировавшись на хороводе образов, вызванных работой Корины.
В темном углу кабинета мелькнула желтыми глазищами любопытная Сара. Геральт относился к прибожкам тепло. Простые и незлонамеренные они скорее проказничали, чем вредили.
— А, чисто гипотетически, мужчина может снить?
Корина нахмурилась и устремила взгляд куда-то поверх ведьмака.
— Мир меняется, магия меняется вместе с ним. И мы, люди, тоже уже не те что триста лет назад. Да чего уж, говорят и эльфы раньше были краше, а уж наше ремесло… — Корина махнула рукой, изобразив на лице сложную смесь досады и профессионального стыда. — Шарлатанство через одну, при этом каждая третья наркоманка, и каждая первая мнит себя великой провидицей.
— Ты, значит, исключение? — уточнил ведьмак.
— Я лучшая сновидица отсюда до Виковаро, — сложив на лице маску оскорбленной невинности, улыбнулась Корина. — Все остальное ты решишь для себя сам. Что же до твоего барда… не знаю, правда. История не знает о мужчинах сновидцах, но с чем это связано? С тем что их не было или с тем, что они просто не вошли в эту историю? Сейчас уже и не скажешь. В онейромантии в целом сложно с отделением зерен от плевел, то есть гениев от шизофреников. Неточная наука, зиждясяя на снах — идеальный приют для спекуляций и мракобесия.
— Я тебя понял, — нахмурившись кивнул Геральт.
— Да? Удивительное дело, обычно наши клиенты говорят что-то диаметрально противоположное, — засмеялась из темного угла Сара.
— Так или иначе, ситуация с твоими снами неприятная, тревожащая, но не могу сказать, что в ней есть угроза.
Ставлю свою клиентскую базу на то, что все твои ответы находятся в голове Лютика. Если он и снит, то неумышленно, и уж тем более не со зла. Не удивлюсь если и сам он не то-чтобы счастлив от происходящего. Я порекомендовала тебе взять тебя, барда и надежную колдунью из тех, которые специализируются на том, что под шляпой и как следует поговорить. Хотя бы это.
Геральт кивнул. Головная боль понемногу стихала, оставляя только легкую тяжесть в районе затылка. Потянув застоявшиеся мышцы, Геральт встал. Пора было собираться.
— Спасибо за сеанс, ведьмак, — тоже встав улыбнулась Корина. — Приводи как-нибудь своего музыканта, мы посним вместе и я точно тебе скажу сновидец он или нет.
Геральт кивнул, думая о том, как мягко и естественно в его сердце ложится оборот «его музыкант».