Одна беременность на двоих

Прекрасное настроение воскресного утра передалось и океану. Волны лениво набегали на берег и даже особо не шумели. Вода оставалась ледяной, и я безумно жалела Логана, который забрался с фотоаппаратом по колено и уже до головы промок от брызг. Я жмурилась на солнце и куталась в тёплую кофту, стараясь не глядеть в сторону серфингистов, боясь растерять последние остатки тепла. На Аманду я тоже смотрела редко, потому что тогда в поле зрения попадал отец, сидящий на краю полотенца, держа за ошейник рвущуюся к чайкам собаку. Он улыбался и, кажется, не планировал портить вылазку к океану неприятным разговором. Однако посеянная отцом тревога дала всходы — раз миссис ОʼКоннер говорила о квартире с дочерью, то явно успела обсудить план действий с отцом. Бьянка насобирала ракушек и теперь, рассыпав улов по полотенцу, которым поделилась со мной, выискивала целые, планируя дома сделать ожерелье. Я всё ждала от неё хоть какого-то комментария о празднике. Молчание казалось приговором моей дури, и когда отец пригласил прогуляться, я радостно побежала, даже понимая, что прогулка может оказаться всего лишь предлогом остаться наедине. Я старалась не идти с ним вровень, делая вид, что отыскиваю ракушки. Над коричневыми кучами водорослей витала мошкара и кислый запах гнили. Переступая их, я сглатывала непроизвольный ком отвращения. Когда же их уберут! Раньше индейцы собирали их в пищу, и пляжи в доамериканскую эпоху всегда были чистыми. Я нагнулась, чтобы выковырять из песка очередную ракушку. — Кейти! Я вся сжалась. Таким тоном отец отчитывал меня за забытые домашки. Я выпрямилась и наткнулась на его колючий взгляд. От улыбки не осталось и следа. Её смыло набежавшей волной. Серое лицо не соответствовало даже серьёзности разговора о квартире. Мои уши непроизвольно запылали, хотя я не знала причину отцовского гнева. Мы ничего не разбили. Дома даже стало чище, чем перед днём Благодарения. Я сделала шаг назад в сторону ребят, словно могла убежать от разговора. — Кейти, — отец поравнялся со мной. — Может, пора сказать мне правду? Правду? Какую правду? О чём? Вопросы проносились в голове, а следовало озвучивать их, чтобы молчание не подтверждало непонятных мне ещё заблуждений отца. Только язык прилип к гортани, и я даже почувствовала горечь океанской воды. — Я говорил с миссис ОʼКоннор. Я не сомневалась в разговоре, но для чего отец взял паузу? Паузу, за которую сердце укатилось в пятки. Что, что мать Аманды могла сказать ему? Отец поймал мою руку и сжал поверх ракушек мои влажные пальцы. Острые края врезались в ладонь, но я не пикнула. Мы продолжали идти, потому что Брина тянула поводок. — Я выразил соболезнования, и она как-то странно промолчала. Не желаешь объяснить? Сердце прыгнуло из пяток в голову и перекрыло шум океана. Это не старый разговор о квартире. Это новый о… О Майке… Как же мы с Амандой не предусмотрели такую возможность… Без разницы, что я скажу сейчас отцу. Важнее предупредить Аманду. Я уже видела ребят у кромки воды и, казалось, слышала щебетание Бьянки и короткие брызги смеха Аманды. На всех фотографиях она будет счастливо улыбаться. И сейчас её давно забытая улыбка казалась искренней. Как сказать и что? Сомнений не осталось — пазл в голове миссис ОʼКоннор сложился мгновенно. Авария, смерть, отказ дочери идти на похороны… — Аманда не сообщила матери. Она хотела сказать при встрече. Такой ответ успокоит отца, и он не станет больше обвинять меня во лжи. — Не говори только Аманде. Не порти ей день. Я сама скажу вечером. Я скажу. Я должна. Но пока не знаю, что именно. Мы не останемся ночевать. Уедем сейчас, чтобы отец не выдал себя. Его лицо стало ещё серьёзнее и серее. Быть может, я не могла привыкнуть к его тёмным волосам. — Пожалуйста, улыбнись. В моём голосе не было просьбы. Он звучал приказом. Теперь не я, теперь отец обязан почувствовать себя виноватым. И он чувствовал. Я знала. Он натянул поводок и одёрнул Брину. Собака поджала уши. — Я не хотел, — голос сохранил сухость, но прозвучал слишком тихо, едва различимо за шумом волн. — Могла бы предупредить. Я кивнула. Могла, но не подумала. Слишком толстой стала стена лжи, и из неё посыпались плохо смазанные соплями камни. Что теперь будет? — Больше ничего не хочешь сказать? В голос отца вернулась требовательность. Я не могла промолчать. — Понимаешь… — Ох, если бы я сама понимала настоящие мотивы Аманды так хорошо, как сейчас стремилась выдать отцу выдуманные. — У неё натянутые отношения с матерью. Той не нравился её парень и теперь… Теперь когда остался ребёнок, и… Аманда не хочет возвращаться в Рино, понимаешь? Отец смотрел перед собой. Наверное, тоже разглядывал Аманду. — Что ты от меня хочешь? Я вздрогнула от неожиданности вопроса. Самое время спросить про возможность Аманды поселиться у нас. Хотя бы на первое время, пока она пытается встать на ноги. — Ничего, — ответ вышел машинальным. — Просто, — добавила я, поняв, что момент уже не вернуть, — не говори больше ничего миссис ОʼКоннер и… Можно, мы уедем сегодня? Разговор у них будет тяжёлым. Когда отец говорил с матерью Аманды? Вчера или утром? Отчего миссис ОʼКоннер до сих пор не позвонила дочери? — У нас тоже должен быть серьёзный разговор. Я остановилась, как вкопанная, а отец по инерции сделал ещё несколько шагов и обернулся. — Если ты уезжаешь, то давай обсудим прямо сейчас. Ненавижу телефон. Я кивнула, хотя не понимала, о чём пойдёт речь, начатая таким тоном. — Аманда в марте рожает? — В конце или в первой неделе апреля, а что? «Что» опять добавилось машинально, вернее я выдохнула его облегчённо, потому что поняла, что разговор на самом деле не будет серьёзным. Речь идёт всего лишь о квартире, и от Аманды я уже знаю, о чём договорились наши родители. — Миссис ОʼКоннер сказала, что заберёт дочь сразу после родов, но за квартиру заплатит и за май. Меня не радует перспектива, что два месяца ты будешь жить одна. Заберёт? Значит, она действительно всё решила за дочь. Но не может же она силой запихнуть Аманду в машину! — У тебя ведь никого нет? Я продолжала молчать, не понимая, что за ответы ждёт от меня отец. Зазвонил телефон. Я чуть не выронила его, вытаскивая из кармана полными ракушек руками. Наверное, Аманда заметила, что мы остановились, и решила нас поторопить. Я смотрела на усыпанный оброненными ракушками песок, не в силах взглянуть вдаль мимо отца. — Спасибо, что ответила, — я вновь чуть не выронила телефон, услышав голос Стива. — У меня к тебе серьёзный разговор. — У меня нет сейчас времени для серьёзных разговоров с тобой! — выпалила я, позабыв, что подобным тоном при родителях не отвечают. — Я только что говорил с матерью Аманды, — перекричал меня Стив. — Я перезвоню, — выдохнула я, испугавшись, что отец расслышал его слова. — Аманда рядом? — прошептал Стив. — Нет, я с папой гуляю. — Я не буду мешать, — бросил тут же отец и зашагал прочь так скоро, что я не успела его остановить. Аманда смотрела в нашу сторону. Если я закричу и брошусь догонять отца, она что-нибудь заподозрит. — Я слушаю, — выплюнула я в трубку. — Я ей ничего не говорил. И не хочу, чтобы Аманда думала, что это я сказал. Я понятия не имею, как её мать догадалась про Майка, — тараторил Стив на одном дыхании, будто боялся, что я перебью или сброшу звонок. — Хорошо, она не видела моего лица, иначе догадалась бы, что я вру. Хотя я почти не врал, сказав, что не слышал от Майка, чтобы он встречался с Амандой. — Не слышал… — Блин, Кейти… Он постоянно о ней говорил, но нам уже не пятнадцать, чтобы рассказывать, кто, когда и с кем спал… Он сорвался и замолчал. Пауза была внушительной и многозначительной. Я проглотила горький ком и поспешила её заполнить. — Я уже в курсе, что мать Аманды всё знает. Это мой отец рассказал, — я постаралась не сделать паузы. — Аманда ещё ничего не знает, хотя мать могла ей позвонить, пока мы гуляли. Что я должна сказать ей? Миссис ОʼКоннер точно знает, что это Майк? — Она спросила меня в лоб: это Майк? Я ответил: не знаю, потому что действительно не знаю. Глупость какая… Даже если они забыли резинку, какого чёрта она вовремя не выпила таблетку? Действительно, почему я даже не подумала про таблетку. Ну напоил Майк её, ну был у них секс… И даже если она не пожелала спрашивать его, надевал ли он презерватив, можно было подстраховаться… — А ты так всё хорошо знаешь, — выплюнула я свою горечь, хотя что тут странного, в школе рассказывают про «План Би». — Я покупал для Абби. И пришлось Шону мозги малость вправить. Но моя сестра к делу отношения не имеет. Он вновь замолчал, и я успела вспомнить страхи последних недель. Ужас, если бы они подтвердились! — Что ты от меня хочешь? Почему не позвонил напрямую Аманде? — Не знаю, — голос был какой-то совсем потерянный. — Боялся обвинений… Но в чём я виноват? Какого чёрта она заставляет меня лгать, если даже твоему отцу говорит правду! — Она не сказала правду, — бросилась я на защиту Аманды. — Она просто сказала, что отец ребёнка погиб. Отец высказал её матери соболезнования, и она… Она… — Аманде придётся сказать правду. Сколько бы ни врала она, сколько бы ни врали мы с тобой… — А мы не врём. Мы ничего не знаем, — повторила я его же слова. — Врём! И это меня бесит. Пусть делает, что хочет, но мне осточертело чувствовать себя идиотом в разговорах с её матерью. И с тобой, кстати, тоже… Это она виновата, что у нас с тобой так получилось. Мне до сих пор мерзко. — Забудь, — отрезала я, чувствуя под океанским ветром на лбу горячую испарину. — Пытаюсь. Но своим игнором ты показываешь, что продолжаешь злиться. — Я не злюсь. Всё в прошлом. И мне надо идти. Не дав Стиву попрощаться, я выключила телефон и с трудом попала им в карман. Дура! Я сбежала от неприятного разговора, не поставив финальную точку. По телефону сделать это было бы легче, чем при встрече. Но Стив не перезвонил, хотя я нарочно долго собирала ракушки, и я не решилась набрать ему. Все четверо собрались в кружок и что-то увлечённо обсуждали. Даже собака забыла про чаек, хотя те гордо расхаживали на мокром песку прямо перед её носом. Я боялась, что Аманда спросит, кто мне звонил. Наверное, она обязательно сделает это раньше, чем я подберу верные слова, а сейчас, при ребятах и отце, она не собиралась пытать меня. Отец вновь улыбался. Наверное, таким он получится на фотографиях. Аманда настояла, чтобы перед её фото-сессией Логан сфотографировал меня, отца и собаку. Правда, потом Аманда захотела сфотографироваться со мной сама. Я, кажется, улыбалась в объектив, а не скалилась… Сейчас же выдавливала улыбку, чтобы скрыть тревогу. Наверное, мать ещё не позвонила дочери, потому что даже при всём своём мастерстве Аманда не могла бы так звонко смеяться. Отец рассказывал про лежбище морских слонов, которое расположилось неподалёку. Я лично смутно помнила нашу поездку туда. — Значит, едем все? — выдал Логан, непонятно к чему. Пришлось спросить. Оказалось, Бьянка выкупила несколько мест на экскурсию в последнюю неделю февраля и убеждала Аманду присоединиться к ним. Отец своим рассказом явно разбередил её любопытство, хотя ехать надо было раньше, пока слоны не родили, а в феврале детёныши будут уже слишком большими. Может, сейчас мы ещё застанем хоть одну самку беременной, хотя шансов мало… — Да там всё раскуплено, — пожала плечами Бьянка. — Пришлось брать последние места и в среду. Выходных вообще нет. Они теперь только с рейнджерами в парк пускают, чтобы слонов не тревожили. Ну в среду, так в среду. Всяко веселее, чем корпеть над проектом, да и Аманде за месяц осточертеет сидение дома. Мы простились с ребятами у машин. Отец молча посадил собаку в багажник. Я всё подбирала слова, чтобы объяснить Аманде наш незапланированный отъезд. — Давай поедем домой. Я заберу коробку с рисунками и вещами с собой. Хочу завтра всё спокойно отснять. Аманда посмотрела через моё плечо на отца. — Я уже сказала папе, — опередила я её вопрос. Солнце начинало садиться, когда мы покидали Салинас. Я знала, что Аманда жмурится даже за тёмными стёклами очков. Для меня солнце было полбеды, я глядела на свои сцепленные пальцы, счищала с ногтей апельсиновую желтизну и думала, как начать разговор. Багажник был завален собранными наспех апельсинами, а моя голова разрывалась от глупых ненужных слов. Тишина не давила. Аманда слушала ток-шоу. Обсуждали неприятие родителями девушки её мексиканского парня. Мой мозг включился лишь на фразе одного из звонившего: — Я гей, и хоть мы оформили отношения официально и даже усыновили ребёнка, мои родители и его, кстати тоже, не приняли нас и, наверное, уже никогда не примут. Но мы пытаемся наперекор горечи разрыва с родственниками быть счастливыми. Ведь главная цель в жизни — стать счастливыми, и глупо отказываться от счастья, когда оно у тебя уже есть, чтобы соответствовать родительским идеалам. Быть может, в двадцать я этого ещё не сознавал, но в сорок никто не убедит меня в обратном. Ведущая поблагодарила за звонок и пустилась в собственные размышления: — Родительская любовь очень важна, но когда она именно любовь, а не доминирование. Что же за совет мы в итоге можем дать нашей девушке? Мне тяжело подобное говорить, но ей всё же придётся прервать с кем-то отношения: либо с любимым, либо с родителями. Для меня намного важнее, с кем ты проводишь вечер, разве не так? Мы только что получили сообщения от Миранды. Она пишет, что её мексиканская семья не желала принимать её выбор чёрного мужчины, и лишь бабушка поддержала внучку в решении выйти замуж наперекор родительской воли. Сейчас у них с мужем уже трое детей, и родители смирились с её выбором и открытого противостояния больше нет. Спасибо, Миранда, что поделились своей дающей надежду историей. Мы, как родители, должны любить детей всегда, а не лишь тогда, когда они соответствуют желаемому нами образу. Выбор партнёра всегда тяжёл, и дело не только в разном цвете кожи или религии. Сюда примешивается образование, деньги и всё остальное… Мы всегда считаем кого-то недостойным наших детей. Отсюда вырастает расизм. И мы должны выпалывать из души сорняки, пока они не убили полностью нашу душу. К счастью, не пришлось переключать, в программе поставили песню в ожидании следующих звонков. — Знаешь, мать приезжает через неделю. Я вздрогнула, вот и разговор. — В театр решила сходить. Чувак есть такой, пианист и актёр. Он создаёт моноспектакли, перевоплощаясь в разных композиторов, играет их музыку и рассказывает биографию. Мы смотрели у него про Шопена и про Берлинга. Сейчас он поставил спектакль какой-то пианистки, она рассказывает про свою мать. И моя загорелась. Я сказала, что пойду только с тобой. Она купила три билета. Это и всё? Аманда сообщила о матери пустым отрешённым голосом, по которому нельзя было судить о содержании их разговора. — А что ты раньше не сказала? — пришёл мне на ум спасительный вопрос. Может, мать ещё и не звонила по поводу Майка. — Да как раз сегодня, — бросила Аманда. — Я ей сказала, чтобы гостиницу сняла. У нас нет места. — Я могу уехать к отцу… — Нет! — закричала Аманда и, к счастью, не нажала на скорости на педаль тормоза. — Я не хочу оставаться с ней наедине. Я не хочу нравоучений. Не хочу. Ты пойдёшь с нами в театр и куда бы она меня ни потащила. Только с тобой. Обещаешь? Я кивнула и больше ничего не сказала. Стив приедет раньше матери Аманды. Пусть сам и рассказывает о Майке. Хватит всё вешать на меня. Я уже и так чуть с отцом не поругалась.