***
Время снова замирает и весь мир разом перестаёт существовать, каждая частичка тела немеет, а воздух в лёгких разом заканчивается. Кажется, жизнь потеряла яркие краски и превратилась в унылую серую массу, безрадостную и бессмысленную. Потому что Когда врач в машине говорит о том, что пульса нет, и Ран мёртв, Риндо его просто не слышит. Его реакция замедляется, сфокусировать взгляд не получается, и перед глазами просто плывёт. Он отказывается верить в услышанное. — Как скоро он придёт в себя? — спрашивает Риндо, сжимая руку Рана в своей ладони. Его продолжает бить мелкая дрожь, но он этого даже не понимает и не чувствует. Мужчина лет сорока тяжело вздыхает и с ответом не торопится. Для него видеть такую реакцию привычно, далеко не каждый может сразу принять утрату. — Сочувствую, но его уже нельзя спасти, — осторожно говорит врач, смотря на бездыханное тело. — Смерть наступила ещё до нашего приезда. Риндо часто моргает, медленно поднимая глаза на врача, и спокойно говорит: — Не шути так, я спрашиваю: как скоро он придёт в себя? Мужчина шумно выдыхает, бросая мимолётный взгляд на рядом сидящую напарницу, и неохотно повторяет. — Мне очень жаль, но он мёртв. Взгляд Риндо начинает меняться постепенно: сначала он хмурит брови, опуская подбородок вниз, смотрит безэмоционально, словно обдумывая услышанное, но через несколько секунд его взгляд становится бешеным, зрачки сужаются, в глазах — ярость и злоба, кажется, будто он прямо сейчас бросится на этих людей. — Ты меня, блять, не понял? — злобно рычит Риндо, и пистолет, спрятанный в кобуре, быстро оказывается в его руке, и дуло уже направлено в лоб мужчины. — Я твои мозги наружу выпущу, если ты ещё раз скажешь подобную хуйню, идиот. Мужчина шумно сглатывает, инстинктивно поднимая руки вверх, и в его глазах читается настоящий страх, он смотрит испуганно, поджимая губы. — Пожалуйста, не делайте глупостей, это не поможет, — говорит рядом сидящая девушка, и взгляд Риндо резко перемещается на неё. — Если вы убьёте моего брата, это не вернёт к жизни этого человека. Брата. Риндо хмурится, сжимая в ладони пистолет, и его голос дрожит, когда он негромко произносит: — А что тогда вернёт к жизни моего брата? Его голос звучит безнадёжно, как будто вся вселенская тоска миллионов людей сошлась в этой фразе. Взгляд девушки резко меняется, он становится печальным, в нём прослеживается настоящее сочувствие, неподдельное, и она как можно спокойнее говорит: — Я вам искренне сочувствую, но разве страдания ещё одного человека по своему близкому смягчат ваши страдания? Нет. Это не поможет унять боль, обиду, холод в груди, которые медленно растекаются по всему телу и застревают где-то поперёк глотки, перекрывая доступ к кислороду. Как будто железные путы накинули на шею, беспощадно сдавливая при малейшей попытке вдохнуть, и в итоге — пустота. — Отвезите меня в больницу по адресу, который я скажу, — спустя пару минут говорит Риндо, прикрывая глаза. — И никаких вопросов, хоть что-то попытаетесь сделать — вы трупы.***
Молодой мужчина выходит из палаты почти сразу и с сочувствием смотрит на Санзу, поджимая губы — кажется, он ещё не привык сообщать людям трагичные новости или просто слишком близко воспринимал к сердцу чужие утраты. — Почему так быстро? Что с ней? — подходя ближе, сквозь плотно сжатые зубы цедит Санзу. — Она в порядке? Мужчина медленно качает головой, складывая руки на груди, и не успевает ничего сказать, как Санзу его грубо перебивает. — Мы, блять, в переглядки играть будем? — шипит он, сжимая кулаки. — Отвечай на мой вопрос, пока я не разнес эту ебаную больницу. — Прошу прощения, но девушка... Девушка мертва. Её кончина наступила до того как вы её сюда привезли. Санзу кажется, что у него отобрали слух или нарушили его прямую функцию, потому что произнесённые слова он разобрать не в состоянии. Он в них просто не верит, лишь кулаки сжимаются и разжимаются в желании со всей силы ударить стоящего рядом человека. — Я понимаю, вам, должно быть, трудно принять... — Понимаешь? — склонив голову набок, безэмоционально перебивает Санзу, и его зрачки сужаются, когда он направляет взгляд в глаза напротив. — Ты нихуя, блять, не понимаешь, даже не смей допускать мысли, что ты понимаешь. Он грубо толкает мужчину в сторону, так, что тот врезается плечом в стену, и заходит в палату, резко распахивая двери. Эми лежит неподвижно, в обрамлении засохшей на одежде крови, грудь не вздымается от дыхания, и выглядит она настолько бледной, словно ни разу в жизни не выходила на улицу, и её кожи не касался солнечный свет. Санзу хмурится, подходя ближе, трогает её за руку, ощущая вселенский холод — именно так он сейчас чувствует самого себя; внутри такой холод, будто все ледники мира засунули ему под кожу и запихали вместо органов. Он часто моргает, пытаясь привести себя в чувства, и, кажется, ощущает такую небывалую злость, какую ему ещё никогда испытывать не приходилось. Злость на неё, на себя, на Хайтани, на их работу — на весь ебаный мир, который решил сыграть с ним злую шутку. Его начинает бить мелкая дрожь, бровь дёргается, уголки губ приподнимаются то вверх, то вниз, он медленно разминает шею, смотря внимательным взглядом вниз. О, кажется, она дёрнула пальцем, и её плечи приподнялись при попытке вдохнуть — вот же мелкая дрянь, как хорошо притворяется.Открой глаза, открой глаза. Уже нас нет. Вся боль ушла, здесь пустота. Уже нас нет.
— Какого хуя ты тут разлеглась? — недовольно шипит Санзу, толкая её в бок. — Вставай, блять. Давай, открой свои грёбаные глаза, я хочу услышать твой мерзкий голос, — продолжает он, с ненавистью смотря на неё. — Почему ты молчишь, когда я разговариваю с тобой, а? Коулман, не выводи меня, моё терпение не будет вечным, быстро вставай, хватит спать, — он действительно начинает злиться, потому что эта сука не реагирует и продолжает изображать роль бездыханного трупа. — Я же вижу, что ты притворяешься, — и ледяная кожа ему кажется частью плохого розыгрыша. — Решила поиздеваться надо мной? — прищурившись, спрашивает он. — Плохая шутка, просто отвратительная. Но она не отвечает ему. Продолжает смиренно лежать, не двигается, и Санзу снова хмурится, дёргается всем телом, не совсем понимая, что он чувствует, помимо злости и какой-то странной тоски, с каждой секундой охватывающей его всё больше и больше. — Коулман, ты же не могла и в самом деле сдохнуть? — совсем тихо спрашивает он, касаясь её запястья, пульса там он не ощущает. — Ты же не могла меня бросить? — с надеждой добавляет он, смотря на её закрытые глаза и бледные губы. В груди что-то обрывается, все внутренности сдавливают безжалостно в тиски, и становится так невыносимо больно, что у Санзу дыхание прерывается, кажется, будто ему физически тяжело дышать, смотреть на неё, просто существовать. Доктор входит в палату, что-то там говоря про охрану, но Санзу достаёт пистолет и направляет на него. Харучие, прищурившись, устало потирает переносицу, игнорируя какой-то странный ком в горле, из-за которого ему сложно что-то сказать вслух. Но он, взяв себя в руки, серьёзно произносит: — Мы с ней уходим, если хоть одно ебаное слово вырвется из твоего рта по этому поводу, если ты вызовешь копов, то я вырежу всё это место нахуй, и твою семью и всех твоих друзей. Я ясно выражаюсь? Санзу ответа не дожидается, на лице мужчины и так всё написано, просто берёт Эми на руки и выходит из палаты.***
Риндо сидит в холле внизу, уткнувшись щекой в стену, и пытается осознать, что вообще произошло. Его разрывает изнутри, и одновременно с этим он не верит, отказывается верить, просто не понимает ни черта. Внезапно он вспоминает, водой ледяной окатили будто, о звонке Эми и тут же набирает её номер, но ему не отвечают. Он звонит несколько раз и только после решает проверить и Санзу, но и у того тишина. Его накрывает новый приступ паники и тревоги, когда он вспоминает её внезапный звонок и такие странные слова, которые она говорила, но у Риндо тогда не было ни малейшей возможности, чтобы хотя бы попытаться вникнуть в их суть. Его начинает нехило потряхивать, когда в голову лезут те самые мысли, которые он даже не собирался пускать в свою голову. — Нет, нет, нет, нет, нет, — шепчет он себе под нос, сжимая руками рубашку в области груди, кажется, дыхание спирает, и у него кружится голова. — Только не ты, ты не могла, нет. Он снова хватает телефон и звонит то Эми, то Санзу по очереди, а от контакта «Ран», куда он больше никогда не позвонит, к горлу поступает тошнота вместе с сильным головокружением. Но ответа снова нет, лишь длинные гудки и предложение оставить голосовое сообщение. Он готов взорваться от бессилия и неизвестности, он пытается не думать о самом плохом. — Эм, я надеюсь, что я просто идиот, который придумал себе какую-то чепуху, хах, — истерично засмеявшись, оставляет сообщение он, — перезвони мне как только сможешь, я волнуюсь. Но он ещё не знает, что это сообщение никогда не дойдёт до его получателя. Однако Харучие появляется в больнице примерно через час после Риндо с Эми на руках и идёт в сторону ближайшей палаты, бросая на регистратуре, чтобы немедленно послали за ними доктора. Риндо мигом вскакивает со своего места, замечая, что Эми не шевелится вовсе, и одежда её вся в крови. Он шумно сглатывает, игнорируя головокружение. — Блять, Эм, — бросаясь следом, восклицает Хайтани. — Что с ней? Почему она в крови? — он прекрасно знает, почему, но не хочет признаваться себе в этом. Санзу его игнорирует, молча раскрывает дверь палаты ногой и укладывает Эми на ближайшую кушетку. — Отвечай мне, блять, — шипит Риндо и отталкивает Харучие подальше, подходя ближе к Эми. Кладёт руку ей на запястье, проверяя пульс — ничего. Он медленно закрывает глаза, сильно зажмурившись, и резко их открывает сжимая руки в кулаки и целуя Эми в лоб. На несколько секунд задерживается на её коже, чувствуя, как глаза начинает пощипывать, и отстраняется. — Ты, — разворачиваясь, говорит Риндо, и звук похож на какое-то утробное рычание дикого зверя, — что ты с ней сделал, сукин сын? Как ты мог допустить это? Санзу поднимает на него усталый взгляд и ничего не отвечает, просто молчит, смотря без каких-то эмоций, опустошённо и равнодушно. И именно поэтому он пропускает удар Риндо, когда со всей силы бьёт его кулаком по лицу и коленом в живот. Он лишь от неожиданности немного отходит назад, но не предпринимает попыток ударить в ответ. Хайтани бьёт ещё и ещё, вымещая весь свой гнев и злость, и со рта Санзу уже стекает струйка крови, когда он падает на пол и смотрит отстранённо куда-то в сторону. Боли он, кажется, не чувствует вовсе или чувствует, но не может её в полной мере осознать. Он не знает, что сделать, но ощущает, что всё это — он заслужил. В палату врывается врач, и Риндо от звука открывшейся двери приходит в себя и останавливается. — Господин Хайтани, господин Санзу, — произносит женщина, смотря вопросительно на обоих по очереди, и окидывает обоих осуждающим взглядом. Харучие медленно поднимается с пола, подходя вместе с доктором к Эми. Риндо стоит в стороне, облокотившись о стену, наблюдая за капающей с кулаков кровью. Санзу смотрит на Эми, гладит её по спутавшимся волосам, и тихо, почти неслышно выдыхает: – Прости меня, Коулман. У тебя самые обычные глаза, И твой ебучий красный шарф меня только душит, А твоя очень глубокая душа Оказалась не глубже лужи...У тебя самые красивые глаза, И твой ебучий красный шарф совсем не ебучий, Твоя не очень-то глубокая душа, Наверное, была самой лучшей.