Нет ничего кроме любви

— Уймется твой эфирный-зефирный или нет? Саша вздрагивает — всем телом, нервной судорожной волной, от напряжённо вывернутых лопаток к каменным плечам. Саша замирает, опасно ведёт широкой ладонью по воздуху; второй нащупывает пистолет — если боевое можно попросту не успеть сплести, то пуля всегда врежется между глаз. Керц насмешливо поднимает руки. Саша выдыхает сердито, пряча пистолет в кобуру, но заклинание на всякий случай не сбивая. Керцу оно максимум насморк устроит, а с ним как-то все равно поспокойнее. Воздух потрескивает от резковатых угловатых линий у него в руке. Или это просто гроза собирается? — Что с ним не так? — спрашивает он, склонив лохматую голову к плечу и разглядывая Керца в упор. Керц улыбается. Керц вообще много улыбается и выглядит настолько до отвращения дружелюбным, что Саше неиронично видится издевка в этом показном дружелюбии. Дэн за чужой широкой спиной беззвучно смеётся в кулак, и Саше бесконечно хочется швырнуть боевым прямо ему в глупую голову. Саша вздыхает: ему, блять, так не повезло с коллегами, честно. Ему хочется развернуться и уйти — но речь идёт о Яре, а когда речь о Яре, он, честное слово, готов ко всему. Вплоть до того, что тот ради интереса взорвал кремль и захватил власть, а он, Саша, и не заметил. С Яром никогда нельзя знать наверняка. Керц усмехается так паскудно, что Саша буквально чувствует, как закипает словно вода в чайнике. Он отдаёт себе отчёт в том, что его дразнят, разводят как ребёнка, — им двоим просто нравится его доводить — но каждый раз искренне выходит из себя. Сам виноват. Нечего было привязываться. А раз уж привязался — нечего давать излишне языкастым коллегам это просечь. Просто он никогда особенно не умел это все скрывать — видит бог, у него это впервые настолько важно и дорого сердцу. — Навыращивал деревьев в сквере, — фыркает Дэн, мягко улыбаясь и играя бровями какую-то гримасу. — Там, где церковь собирались строить, где-то в центре, около Лиговского. Их только вырубили, а он... Саша улыбается против воли. Это настолько в духе Яра, что он чувствует, как в груди теплеет от нежности — словно весна настала, хотя до весны ещё полгода, ей богу. Дэн закатывает глаза, Керц ехидно хмыкает в кулак, и Саша поджимает губы, удерживая улыбку. — И вы уверены, что это он? Керц фыркает. — Сань, не неси херню, — он с лёгким раздражением хлопает себя хвостом по бедру. Чёрным, с аккуратной кисточкой на конце. — Этот твой ребёнок выглядит как плод любви эльфийки и пегаса, кто ещё будет восстанавливать парки... Дэн толкает его бедром, намекая на то, что Керц увлёкся. Демоническая страсть к болтовне, чтоб её. — Мы знаем его магию и его ауру, — легко говорит он. — Тебя на такие дела не дёргаем, сам понимаешь, ты не объективен, влюблённый волк уже не хищник, все такое... Саша демонстративно затыкает уши наушниками и дёргает подбородком под Линкин Парк все время, пока чертит заклинание портала. *** Яр дёргается, когда Саша вываливается из портала прямо напротив него и сразу же смотрит сердитым взглядом прямо в невинные честные голубые глаза. Слишком честные для того, чтобы это было правдой. (слишком голубые, таких на самом деле просто не должно быть, но это уже сашины влюбленные мысли — а он и правда очень не объективен во всем, что касается Яра). — Яринн, — он начинает угрожающе мягко, и Яр наивно хлопает ресничками, — что за хуйня с деревьями и церковью? Яр тут же сдувается. Куксится весь, надувая губы и скрещивая руки на груди, смотрит таким же прямым сердитым взглядом, готовый отстаивать свое др последнего. — Там церковь чисто для отмывания денег, ты ещё лучше меня знаешь, — он отмахивается от этого вопроса как от чего-то настолько незначительного, что ему достаточно пары слов. — А деревья —они живые, и им больно. Я даже отсюда чувствовал. Там же их повырубали целую кучу, Саш, целую армию, я так не могу... У него голос срывается. Саша все понимает — Яр, тонкая душа, сын не то греческой дриады, не то и правда эльфийки, а может и вовсе вполне себе славянской хозяйки леса (Саша, если честно, подозревает, что это все одно и то же), деревья чувствует так же, как он сам людей. Ответственностью, сердцем, головой, всем. — Ясь, — он поддевает пальцем острый подбородок, мягко смотря в синие глаза. — Это не наше дело. Не нам решать, мы же не власти. Яр угрюмо фыркает, но все же жмется поближе, тюкаясь лбом в плечо и обнимая поперёк талии. Саша через кожанку чувствует тепло его рук. — Я встречаюсь с агентом инквизиции — не самым последним, хочу заметить! — и даже несчастный парк спасти не могу, — бубнит он несчастно и очень возмущённо. Саша гладит его по спине и целует в висок. Господи, если он не научится ему отказывать, это однажды точно его погубит. — Я попрошу Агату Санну что-то сделать, — вздыхает он, сдаваясь, — может, и выбьет нам какое-то разрешение оставить парк. Но это, во-первых, последний раз, во-вторых, ты теперь официально должен инквизиции, а в-третьих, официально должен мне — она же меня припряжет на тройные дежурства... Яр, подняв голову, чмокает его в губы, обрывая поток возмущений. — Я тебя тоже, Саш, — мягко выдыхает он. — Спасибо. И это стоит чего угодно.