Златые нити норн

Залитые кровью пол, одежда, лицо. Нет, не лицо, а точеная маска, сама по себе кроваво-красная, сливающаяся с брызгами липкой крови. За маской не видно маниакального блеска глаз, искривившегося в оскале рта, ничего, словно перед тобой не живой ас, а кукла. Самая страшная кукла, которую только можно себе представить. Возбужденное наслаждение выдает лишь частое дыхание и слегка подрагивающие в нетерпении продолжения пальцы. Под ногами валяется жертва, умирающая, но осознающая все столь четко, ясно и красочно, что уже одно это можно назвать извращенной пыткой. Сигюн будто смотрит ее глазами, замутненными болью, а в следующий миг оказывается в углу клетки, и уже не ее внутренности, не ее кишки намотаны на руку палача. Она следующая? Она уже почти мертва? Она лишь сторонний наблюдатель? И этот несчастный — ас, ван, альв? Точно не ётун, не великан. Еще один рывок — кишки вот-вот порвутся, но даже столь резкие движения не вызывают у умирающей жертвы вскрика боли. Только дергается в конвульсии почти безжизненное тело, а из горла доносится противный булькающий хрип.       — Тебе давно плевать, кого резать — своих или чужих! — словно через толщу воды слышится голос, Фригг или Одина, — не разобрать, он мутный, металлический, равнодушный.       Тень ничего не замечает. Подходит к жертве, все еще живой, хотя это кажется невозможным, втыкает нож в ногу до самой кости, разрезая от щиколотки и выше. И новая волна боли. Сигюн чувствует ее как свою, но не может даже пошевелиться. Кровь стекает на пол, кровь забрызгивает последние чистые детали одежды. Кровь везде. Нож доходит до бедра. Тень вырывает его с пол-оборота, стараясь причинить максимальные страдания. Сигюн ожидает новую волну боли, но обнаруживает себя сидящей в углу сторонней наблюдательницей. Внутренности отброшены в сторону — руки Тени свободны. Она встает, пошатываясь, опьяненная кровью, и поднимает голову вверх.       — Я придумал план захвата Ётунхейма, мой царь!       И она уходит, точнее, исчезает из комнаты, оставив еще живую жертву. Это неправильно, это немилосердно! Сигюн нащупывает нож и ползет, поскольку ноги ее не слушаются. Туда, ближе. Добить, вонзить в сердце клинок, прекратить страдания несчастного создания. И в тот же миг она видит себя со стороны, как она сама ползет к себе распотрошенной. «Я не хочу умирать!» — набатом стучит в голове единственная мысль.       Сигюн проснулась от собственного сдавленного крика. События минувшего дня и без того давали о себе знать, так теперь еще и ночные кошмары: перемешанные фантазии и видения прошлого — добавили масла в огонь. Она не помнила, что именно пережила во сне, но ощущала себя разбитой и вымотанной, будто накануне танцевала до раннего утра, чередуя шампанское, пиво и текилу, а закончила травкой. Начать бы день с чашечки крепкого кофе, как в рекламе, но нельзя — запах будет на весь дом, придется давиться водорослями! Сигюн нехотя свесила ноги с кровати, сметая последние остатки кошмарного видения. То орел убивает волка, то камера пыток — уж лучше вовсе не ложиться спать, чем так отдыхать! Она прислушалась: несмотря на позднее утро, Локи сидел в своей комнате.       — Доброе утро! — прокаркал Мунин.       — Доброе, — пробурчала Сигюн в ответ. Срывать на других свое плохое настроение — последнее дело.       — Как ночь?       — Волшебно, — Сигюн резко оборвала себя — ни к чему рассказывать пернатому гостю всякие ужасы, еще подумает что-нибудь не то. — Главное, что царевич на месте, — изящно перевела она тему на насущную проблему сегодняшнего дня.       — Он давно встал. Что-то пишет. Ты действительно хочешь отвести его в Етунхейм?       — Да. Нужно пророчество, видение, хоть какая-то подсказка, что делать дальше.       — Я передал твое послание, но полететь в Етунхейм вместе с вами не могу. Придется вам одним. Возможно, Тень появится, или еще что случится.       — Ты прав, сейчас возможно абсолютно всё, — Сигюн с большим сожалением встала с неудобного ложа асгардской работы, налила ворону воды и дала кусочек мяса. Тот благодарно каркнул.       — Еще скира. И ряженки. И мышку.       Сигюн только головой покачала, но все же разложила на столе всё требуемое.       — Откуда у тебя мышка?       — У меня много чего есть на самые разные случаи жизни, — отмахнулась она с деланным равнодушием. Всё же приятно удивлять друзей, пусть и появившихся в ее жизни только вчера. Настроение немного улучшилось. Она вышла в общую залу и на всякий случай прекратила разговор с вороном. Как же хотелось хотя бы чаю! А уж какао глясе подняло бы настроение до небес, но нельзя, придется ограничиться нелюбимым кефиром. Локи не мог не слышать ее возню в общем помещении и звон тарелок, но так и не соизволил выйти. Не к добру это — придется идти проверять, что там успел наворотить этот несносный царский отпрыск.       — Ваше высочество, завтрак подан, — крикнула она, предварительно постучавшись.       Молчание было ей ответом. Сигюн уже собралась войти, как Локи вдруг открыл изнутри. Бесшумно ходит, словно находится среди врагов, а не союзников. Сигюн заглянула внутрь. По всей комнате валялись исписанные, истерзанные пергаменты, среди которых ярко сверкала белизной мидгардская бумага. Локи зря времени не терял.       — Сколько асов сейчас в доме? — с подозрением поинтересовался он.       — Никого, — ответила Сигюн, даже бровью не поведя.       — Уже ушли на пастбища?       Сигюн невнятно пожала плечами. Она не любила лгать. Пусть Локи сам придумает правдоподобное объяснение и в него поверит, а она будет как бы ни при чем. В Асгарде всегда жили семьями, а одиночки превращались в домочадцев тех, кому в жизни больше повезло. Только отшельники и безумцы жили в одиночестве в пещерах и землянках. И дело было не только в соображениях безопасности, но и в повседневных заботах, с которыми один ас не справится, особенно в зимнюю половину года. Летняя могла бы считаться отдыхом, если бы от запасов еды и дров не зависела зима. Сигюн не любила асгардскую зиму, предпочитала проводить ее в местах более теплых и комфортных.       — Что ты делаешь? — спросила она, красноречиво обводя рукой кучу бумажного мусора.       Локи с нетерпением ждал этого вопроса.       — Сочиняю письмо во дворец. Я всё обдумал. Никаким образом мне не удастся остановить гражданскую войну, если только не договориться с матерью.       Его вера в то, что с Фригг вообще можно договориться, умиляла. Сигюн только головой покачала: для сыновей мать богиня, даже если она редкостная сволочь, а помыслы ее далеки от благородных.       — Царица, преследуя свои цели, пробудила в Хагаларе маньяка. Ты, правда, считаешь, что лезть к ней сейчас — хорошая идея? — не дожидаясь ответа, Сигюн продолжила. — Судя по твоему рассказу, никто тебя в смерти Тора на самом деле не обвиняет, а весь спектакль был устроен исключительно для Хагалара. Но в любой момент тебя могут бросить в тюрьму, чтобы не мешался. Один спит, Тор мертв — ты на данный момент единственный наследник. Если бы на трон хотели посадить тебя, ты бы уже там был. Значит, Фригг сделала выбор в пользу Хагалара. И он, поверь мне, сейчас в таком состоянии, что с легкостью убьет тебя. Так что на твоем месте я бы хорошо подумала, прежде чем что-то кому-то посылать. Несколько дней ничего не решат — давай сходим в Ётунхейм, получим подсказку: видение, или пророчество. И дальше будем решать, что делать.       Сигюн опасалась, что Локи заупрямится, откажется идти в Ётунхейм или, чего доброго, объявит, что возвращается во дворец, но напрасно. Он хмурился и молчал, обдумывая решение. Похоже, сам подозревал нечто подобное, но до последнего не верил. В лучшем случае, он сталкивался раньше с проявлениями Тени и примерно понимает, насколько мирный мастер магии перестает себя контролировать в определенных обстоятельствах.       — Тебе опасно даже подходить к нынешнему Хагалару — он может уничтожить тебя щелчком пальцев, — продолжила она наступление и снова не встретила сопротивления.       «Неудивительно, — подумала она. — Ведь я понимаю, что происходит, а Локи нет. У него только разрозненные сведения, которые никак не сложатся в цельную картину. И лучше бы всё так и оставалось.»       — Чтобы получить пророчество в Ётунхейме, надо доехать до поселения и взять там осколок Тессеракта, — задумчиво произнес царевич.       Сигюн едва заметно улыбнулась. Обошлось без скандала и долгих уговоров. Лучше ётунов предсказывают судьбу только норны, а к ним без крайней нужды лучше не обращаться. Осталось перенестись в холодные развалены когда-то прекрасного мира. В поселении велся учет осколкам Тетракуба, их запрещали вывозить в большой Асгард, но Хагалар подарил осколок прямо здесь, в доме, и Сигюн носила его при себе.       — Мы полетим в поселение, но тебя там видеть не должны. Обратишься в клопа и доедешь на мне — так будет удобнее. Но сперва позавтракаем.       От еды царевич не отказался, но за столом был хмур, ел мало и морщился от каждого движения: даже релаксант полностью не снял последствия долгого перелета. Неуклюже уронив на стол ложку, он щелкнул пальцами — из комнаты потянуло дымом. Сигюн зашипела, глотая ругательства. Горели истерзанные бумаги и пергамент вместе со складным столом. Система защиты всё потушила сама, но настроение, более-менее выровнявшееся, снова упало до нуля. За что ей это несносное наказание? Выучило одно заклинание и теперь везде им щеголяет, не соизмеряя силу?! Локи делал вид, будто ничего не заметил и убийственный взгляд хозяйки дома его вовсе не беспокоил. Наверняка думает о матери и Хагаларе. Дался ему этот злосчастный поцелуй! Подумаешь, трагедия вселенского масштаба!       — Когда в следующий раз решишь поджечь мне дом, хотя бы предупреди! — холодно бросила Сигюн.       — Я поджег всего лишь бумаги. Огонь должен был сразу потухнуть.       — Ну да, горелый стол полностью согласен с твоими выводами! — Сигюн едва сдержалась, чтобы не ударить кулаком по столу.       — Не вышло? — Локи нарочито медленно подошел к комнате, где из-за дыма дышать было тяжело. — Да, не вышло. Жалко.       Сигюн поймала себя на мысли, что убить Локи прямо на месте, прямо сейчас — неплохая идея. И никакая Тень не нужна! Набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказать всё, что о нем думает, но в последний момент сдержалась. Еще только поссориться не хватало. Откажется ехать в Ётунхейм, поедет во дворец или сам попрется в поселение. Ищи его потом.       — Если ты поел, то обращайся в какое-нибудь насекомое и полетели.       Сигюн была уверена, что Локи из принципа станет жуком-голиафом или дровосеком-титаном, но царевич обратился всего лишь в моль. Сигюн убрала дым и последствия несостоявшегося пожара и, оставив ворону еды, полетела в поселение. Бабочка моли спряталась в густом оперении. Еще немного, и они узнают, что им готовят грядущие дни. Интуиция подсказывала, что ничего хорошего.       Добравшись до поселения, Сигюн для вида залетела в первый попавшийся пустой сарай и активировала осколок Тессеракта, обращаясь в себя, а Локи — в представителя фауны Етунхейма, в котором никто не узнал бы царевича. Они очутились в просторном зале с большим количеством потухших магических артефактов. Здесь совершались колдовские ритуалы, сюда сходили древние боги и пели загадочные песни. Сейчас он был закрыт и темен, но Сигюн прекрасно знала, как покинуть его, не нарушая целостности замков. Локи накинул полог невидимости от всех, кроме нее: даже в образе бессловесной твари умудрялся колдовать — большой магический потенциал. Неудивительно, но печально, что пользоваться им нормально не умеет.       — Я сейчас пойду за предсказательницами. Дождись меня, пожалуйста, — попросила Сигюн.       Древний зверь, давно вымерший в прочих мирах Иггдрасиля, смотрел на нее с большим недоверием. Только бы не успел натворить дел: сбежать куда-нибудь или попасться на глаза етунам. Зал запечатан на несколько месяцев до главных зимних празднеств, если только кому-то не понадобится важное пророчество. Например, сегодня. Сейчас.       Сигюн отправилась на поиски царевен с тяжелым сердцем. Повезло еще, что искать долго не пришлось: девушки нашли ее сами. Сигюн едва успела принять иной облик.       — Силы небесные, это ты! — место церемониальных поклонов заняли объятия и поцелуи.       — В записке ты возвестила, что брат незримо здесь. Мы не одни, нас снова трое? Уже несколько ночей мы слышим зов: его время уходит. И ты уйдешь с ним. Видения темны.       Сигюн мысленно похвалила себя за предусмотрительность: если бы она не послала записку, то пришлось бы отвечать на безумное количество вопросов. Похоже, царевны как-то связаны с Локи, раз по ночам их терзают мутные видения с его участием.       — Пробудилась Тень. В Асгарде переполох. Я не знаю, что делать, мне нужно пророчество.       — Благословенная, но Тень не исчезала, чтобы пробуждаться. Она была всегда зримо рядом с братом. Увидев ее впервые, я ослабла плотью, — заметила Младшая Царевна. О посещении Асгарда она рассказывала Сигюн подробно: девочки с удовольствием делились с ней всеми новостями обычно скучной жизни.       — Это был Хагалар. Он… другой. А сейчас Тень вернулась. И Локи в опасности.       — Я верю и хочу защитить его. Пусть останется с нами. Он будет коронован, в его власти будет построить или разрушить империю.       Сигюн чуть воздухом не подавилась от таких заявлений. Вот будет «рад» нынешний царь етунов, если Локи вдруг решит заявить свои права на престол! Да еще и объявит, что за ним Тень охотится.       — Не сейчас, — Сигюн попыталась деликатно уйти от прямого ответа. — Пока его защищаю лично я лично от Тени. Настанет время, когда он возглавит ваш мир. Но не сейчас. Рано.       — К чему защищать наследника мира асов от цепного пса мира асов? — спросила Старшая Царевна, и видно было, что вопрос и правда занимал ее.       — Милая, — Сигюн вздохнула, — возможно, что и незачем. Я не знаю. Может быть, я все преувеличиваю, и Локи спокойно вернется во дворец, где его посадят на почетное место за столом Одина. А, может, Тень его мгновенно убьет. Я не знаю. Я не понимаю мыслей Тени, я ее совсем не знаю. Поэтому прошу тебя о помощи. Вас обеих. Кровь Локи мы добудем. Волосы Хагалара у меня есть. Ничего ведь больше не требуется.       После недолгих уговоров царевны согласились помочь и открыли комнату предсказаний. Сигюн едва успела сменить образ, когда дверь распахнулась, и все трое оказались в пустом зале. Локи и след простыл, его аура не чувствовалась. Неужто сбежал? Сигюн испугаться не успела, как Старшая Царевна направилась к большому окну на половину стены.       — Боги дали знамение, что мы встретимся вновь. Иди же за мной!       Локи появился перед ней, словно из ниоткуда. Сигюн не успела разобраться, что именно произошло. Локи не владел силами Тени, не мог исчезнуть. Скрыл ауру? Но кто бы его научил, если обучаться у Хагалара он категорически отказался?       — Ты? — хрипло произнес Локи, отступая от сестры. — Вы? — он перевел взгляд на вторую етуншу. — Так это вы владеете искусством предсказания? Стоило догадаться.       Он чуть не врезался в нишу окна, но вовремя сменил направление и теперь отступал в сторону, не желая оказаться слишком близко к сестре.       — Скажи, пожалуйста, — царевич с трудом перешел на язык етунов. Он говорил на нем медленно, с большим количеством неточностей и мелких ошибок. — Кто та асинья, что привела меня к тебе? — он кивнул головой в сторону Сигюн, которая ничего объяснять не собиралась.       — Она наша старшая женщина, — последовал немедленный ответ, заставивший Локи замереть на месте, а Сигюн улыбнуться. Хитрый план царевича она разгадала: на языке Асгарда царевны изъяснялись с большим количеством метафор и эпитетов, а на языке етунов выражались ясно. Локи надеялся получить четкий ответ на свой вопрос, но просчитался: язык асов был бесконечно беднее на описание межличностных отношений. Старшая царевна использовала несколько приставок и суффиксов к слову «женщина», чтобы показать, что Сигюн старше ее по возрасту, младше по положению, не родственница, но застуживает уважения. И вопрос в том, помнит ли Локи значение каждого из вежливых суффиксов и соберет ли картинку воедино или поймет по-своему.       — Может, объяснишься? — повернулся царевич к Сигюн. Таки не понял. Или понял слишком хорошо.       — Я готова объясниться, но не сейчас, — соизволила она ответить. — Мы на вражеской территории, нам лучше здесь не задерживаться. Если ты не против пророчества, то давай его выслушаем и вернемся в безопасное место.       Локи молчал, думал. Ему не улыбалась перспектива сотрудничать с сестрами, но и отказаться он не смел: проснулось любопытство или безрассудство — не суть.       — Что требуется от меня? — наконец, спросил он, сохраняя почтительную дистанцию.       — Только кровь. В ней потонет волос твоего врага, — ответила Старшая Царевна.       — Волосы у меня, — вставила слово Сигюн прежде, чем Локи успел возразить. — Дело за твоей кровью.       Младшая царевна молча указала на стол в центре комнаты. Он был исчерчен глубокими бороздами лабиринта. Старшая царевна раскладывала в них волосы Хагалара. Закончив, она опустила руки на стол: в воздухе запахло сильной магией. Младшая подошла с другой стороны и повторила жесты сестры: стол осветился голубым светом.       — Осталась только твоя кровь. Заполни ею лабиринт.       Локи медлил. Сомневался, не произносил ни слова. Сигюн отделилась от стены и нарочито медленным шагом направилась к царевнам, закатывая рукава.       — Давайте используем мою кровь. Скорее всего, будущее у нас общее.       — Нет!       Провокация удалась. Разумеется, Локи не допустит, чтобы кто-то другой рисковал вместо него, особенно «женщина Хагалара». Как же просто им манипулировать.       Царевич с опаской подошел к столу. И только тут Сигюн поняла, чего же именно он так боится: себя самого. Боится прикоснуться к сестрам, которые обратят его в етуна при свидетелях. Надеется, что случайная асинья не в курсе обстоятельств его рождения. Удобно быть «женщиной Хагалара»: всегда можно заявить, что это он рассказал о маленькой тайне царского дома, а она вовсе ни при чем. От воспоминаний о погибшем ее отвлекла вспышка света. Кровь Локи вовсе не походила на обычную. Сигюн, завороженная, подошла ближе. Кровь светилась серебром, словно Локи разрезал не кровеносные сосуды, а магические. И волшебная энергия резонировала со столом, с волосами, даже с етуншами, впавшими в транс. Комнату наполнил густой туман, так что Сигюн различала только силуэты царской семьи Етунхейма. Она подошла еще ближе, почти вплотную, на границу магического круга, образовавшегося вокруг стола. Из тумана соткалось множество существ, но они исчезли прежде, чем она успела опознать их.       — Я его вижу! — послышался глухой замогильный голос Младшей Царевны. — Он уже наметил путь!       Туман чуть-чуть рассеялся, так что Сигюн различила Локи, напряженного, сосредоточенного. Там, куда младшая царевна смотрела незрячим взглядом, проступала пока неясная фигура. Она шла к Локи, то становясь совершенно отчетливой, то обращаясь в клочья тумана. Она подошла совсем близко, но царевич даже не шелохнулся — железная выдержка. Фантом прошел сквозь него и растворился, словно не было. Локи плотно сжал губы, ничем не выдавая смятения.       — Тебе не миновать с ним встречи, — констатировала царевна то, что было очевидно и без ее пояснения. — Каждую иную нить бытия он обрывает.       — В нем нет ни мира, ни покоя, — возвестила Старшая Царевна. Сигюн и Локи развернулись, но там, куда она направляла взор, ничего не разглядеть за клубящимся туманом. Очертания менялись, исчезали и проявлялись слишком быстро. — Только игра. Только смерть. Только азарт, — повторяла она, и словно в такт словам проносилась в тумане не то битва, не то спортивная игра — ничего толком не разглядеть. — Ты пробудил огонь в самой глубине его зрачка!       Но никакого зрачка не было. Как и глаз, и даже лица. Младшая Царевна содрогнулась.       — Он отбирает всё, что дорого! — из тумана соткались вещи: разбитые сундуки, сломанные мечи, даже отрубленные головы, походившие на мячики. — Он вас раскидает в разные стороны!       С двух сторон от царевен на мгновения появились лежащие тела. В одном из них Сигюн вроде бы и узнала себя, но туман слишком быстро принял размытые очертания.       — Я вижу его лицо. Его оскал! — возвестила Старшая Царевна с надрывом и резко замолчала. Младшая тоже не открывала рта. Стало очень тихо. Настолько, что отчетливо слышалось сердцебиение, шумела в висках кровь. Тишина становилась все более невыносимой и вдруг…       — Зеркала! — воскликнула Младшая Царевна. Туман преобразился. Вокруг стола выстроился отчетливый зеркальный лабиринт. В нем отражалось всё и все, повторяясь бессчетное число раз. Словно не туман, а настоящее стекло появилось из небытия.       — К ним ведет погоня, — продолжила она. — Тугие нити сходятся там. В зеркалах!       — Именно там, — подхватила Старшая Царевна. Она оторвала руку от стола и указала в глубь одного из зеркал. Оттуда, издалека, шло неясное видение, рассыпаясь и собираясь. — Там ищейка в шутовском поклоне. Ты останешься без защиты! — ее голос срывался от ужаса. Она видела многое не только то, что различали Сигюн и Локи, но что именно — красочно описать не могла.       — Беги! — вдруг заорала она так, что стоящий рядом с ней Локи дернулся и заткнул уши. — Беги по миражам, по отражениям. Беги!       Локи едва успел отскочить, когда Старшая Царевна нагнулась к нему с явным желанием схватить не то за плечо, не то за горло.       — Запри все замки, не выходи. Тебя ждет настоящий зверь. Ради прихоти ты станешь марионеткой в его руках! — она кричала так, что слышать должен был весь дворец, если не весь Етунхейм. Но поставить звукоизоляцию Сигюн боялась: чужая магия нарушит древнее колдовство. Локи отступил на пару шагов. Пророчеством он не проникся, но крики высоченной женщины ошеломили и оглушили его.       — Он причиняет боль изо дня в день, — более спокойно возвестила Младшая Царевна. Она говорила мягко, чуть ли не с любовью в голосе. — Он выдумывает себе цели. Играет разные роли. Его партии длятся веками. Он отбирает всё, что дорого другим.       — Он раскидает вас! — Старшая Царевна обратилась к Сигюн, поскольку Локи не проникся ужасом положения. — Я вижу его оскал!       Она резко замолчала, вглядываясь куда-то за Сигюн. Та обернулась. Зеркала давно обратились туманом, и из него соткались две фигуры: узнаваемые царица Асгарда и Хагалар, стоящий перед ней на коленях. Он поцеловал ее руку и растворился.       — Западня! — воскликнула Младшая Царевна. — Она расставлена на брата.       — Западня, — упавшим голосом подтвердила Старшая. — Жизнь царевича — только приманка.       Она обернулась к обескураженному Локи и, тыча пальцем в туман, где только что мелькал Хагалар, пояснила:       — Он маньяк! Он одержим и будет разрушать чужие судьбы.       — Глубина, — вторила ей Младшая, и Сигюн показалась, или она обращалась именно к ней, смотрела ей в глаза, будто эта часть пророчества не касалась Локи. — Глубина накроет безвозвратно, вывернет наизнанку душу, — она словно проглотила слово «твою», или Сигюн только показалось? — Но от него не получится сбежать.       Последние слова отразились эхом от сводов. Сияние потухло, туман испарился. В комнате остались только четыре существа, напуганные каждый по-своему. Тишину, пронзительную, страшную, нарушил голос Локи, дрожащий от гнева. Он говорил по-асгардски, будто в издевку вставляя порой етунхеймские словечки.       — Это всё безумно мило и познавательно, но я не боюсь маньяка. Хагалар много бахвалился своим всесилием, но так ни разу ничего не показал. С моими новыми силами меня так просто не убить. И точно не в комнате с зеркалами. Потому что таких комнат в Асгарде нет! И в Ётунхейме нет. Нигде нет, кроме Мидгарда, а туда я не собираюсь. В обычных мирах не бывает комнат с зеркалами — даже одно зеркало стоит целое состояние.       — Скажи, дорогая… — обратилась Сигюн к Старшей Царевне на языке етунов, игнорируя выпад Локи, — это можно как-то изменить, или что бы мы ни делали, все будет в точности, как в видении?       — Все нити ведут в одну сторону. Брат должен остаться здесь. Мы защитим его всем миром.       — Да я скорее пойду в Хельхейм, чем меня будут защищать от выжившего из ума старика женщины етунского народа! — фыркнул Локи на асгардском. — Если маньяк так опасен, стоит нанять армию.       — Мы не станем подвергать опасности ваш народ, — попробовала спасти ситуацию Сигюн. — Мы уйдем сейчас.       Царевны пожали плечами, и эта покорность настораживала. Они будто заранее знали, что их предложение не примут. Еще одно видение?       — Я скоро приду, — прошептала она на древнеетунхеймском так, чтобы услышали царевны, а Локи ничего не разобрал.       — Пойдем, — она протянула руку. Локи в два счета оказался рядом. Его мучило множество вопросов, он считал, что, вернувшись в Асгард, устроит допрос с пристрастием, только вот Сигюн перенесла его вовсе не в мир богов. Повеяло теплым ветерком, в нос ударил чудесный запах разнотравья. Пейзаж не успел стать четким, как вдруг на очередном вдохе царевич пал на колени, судорожно кашляя и хватая ртом воздух. Сигюн застыла на месте: на такой поворот она не рассчитывала, без предупреждения переносясь в благословенный Ванахейм.