Златые нити норн

Покончив с запланированными делами, Фригг отослала телохранительниц и заперла массивную дверь изнутри. Мист уверяла, что царице не стоит ложиться спать без охраны, потому что планы приближенных Одина либо туманны, либо не внушают надежды на лучшее. Форсети поведал прелестной Сьёвн, что никто в Гладсхейме не готов стать новым Одином и единолично взять на себя ответственность. Хевдинги уверены, что утром Фригг объявит о создании совета как о единственной реальной возможности не допустить хаоса в государстве. Все ровно так, как Тень и предполагала. Фригг приказала передать великим мужам, что завтра утром выступит перед народом. Только бы успеть всё подготовить. Гна весь день провела в седле, развозя официальные бумаги семьям приближенных царицы и их друзьям. Завтра все посвященные, носящие оружие, выступят на стороне супруги Одина. Если Тени удалось склонить Гринольва на свою сторону, то не только горстка воинов, но и вся армия окажется в ее власти.       Осталось последнее место, обязательное для посещения в этот длинный безумный день. Место, вызывавшее у каждого живого существа неосознанный страх и трепет — скучный мир мертвых Хельхейм, принимающий под свои своды тех, кто пал позорной смертью, кто не покрыл себя славой и не увековечил свое имя в веках. Мир, ставший новым домом для всех родных детей царицы Асгарда. Когда придет время гибели богов — Рагнарек — Тор окажется в числе армии Хель. Вместо того, чтобы защищать Асгард, он его разрушит. Будет биться бок о бок с мировым змеем Ермургардом вместо того, чтобы убить его, как сказано в прорицании Вёльвы.       Присутствие духа изменило Фригг, когда она пересекла мост через реку Гьолль и подошла к величественным воротам Хильгринд. Впервые за много веков царица ощущала настоящий страх и не была уверена, что достойно поведет беседу со стражем ворот — свирепой великаншей Мордгуд. Однако вовсе не она вышла навстречу высокой гостье, требуя дани, а сама владычица мертвых соткалась из воздуха. На половину скелет, на половину прекрасная дева — один из любимых иллюзорных обликов пастыря смерти. Фригг замерла в нерешительности. Когда они встречались в Асгарде, на пирах во славу Одина, то Хель кланялась супруге Всеотца, но сейчас Фригг пришла в чужие чертоги и обязана соблюсти этикет. Она добровольно преклонилась перед той, которая властвовала над самым густонаселенным миром Иггдрасиля. Затхлый воздух чертога мертвых клубился даже за воротами: душу гостя охватывало безразличие, побороть которое под силу только сильнейшим. Однако на Фригг оно действовало совершенно иначе.       — Ты пришла забрать сына? — спросила Хель, и не было в ее вопросе ни ложного пафоса, ни изысканной дворцовой вежливости. — Забирай. Он ждет за воротами, — она кивнула на приоткрытые створки. За ними шелестели яблоневые сады. Там, на границе жизни и смерти спиной к матери стоял Тор. Он был сосредоточен на вечно спелых яблоках и не замечал ничего вокруг. Выглядел как обычно, и даже привычная одежда ему не изменила: доспехи, красный плащ, шлем с маленькими крылышками. Лишь на шее светилась едва заметная нить, уходящая наверх, в туман. Никто не увидит собственную спину без зеркала, также и Тор не видел и не чувствовал ошейника. Впрочем, ему все равно не было бы до него никакого дела.       — Я не смела мечтать о таком дорогом подарке, — Фригг снова склонилась перед царицей мертвых. — Я пришла попрощаться с сыном. Владычица смерти, какова цена возвращения в мир живых?       — Она неизменна.       — Но мне неизвестна, — Фригг устремила руки к сыну, но он ни на что не обращал внимания. — Этот луч…       — Один Борсон недаром бог повешенных, — Хель сменила облик на разлагающийся труп, противный глазу. — И недаром создал Вальгаллу. Он сам — пляска смерти.       От Фригг ждали какого-то ответа, реакции, но она не посмела ни возразить, ни согласиться.        — Переступи черту ворот и возьми Тора за руку, — пояснила Хель. — Ты выведешь его в мир живых. Один проснется. Ничего не изменится.       — И грянет Рагнарек? — уточнила Фригг, сделав несколько шагов к вратам.       — Верно, — подтвердила Хель безразлично, словно не она играла в грядущем событии ведущую роль. — Нагльфар почти достроен. Скоро старый мир падет, а Бальдр покинет мой чертог.       — «Один вступил с Волком в сраженье, (…) радости Фригг близится гибель.» «Со змеем идет биться сын Одина, в гневе разит Мидгарда страж, (…) змеем сраженный — достоин он славы», — процитировала Фригг. Предсказание Вёльвы знали наизусть все, кого оно касалось. Ему следовали, его старались исполнить любой ценой. Одинаковые имена, одинаковые судьбы — жители Девятимирья шли на любые ухищрения, лишь бы прорицание сбылось. Мелкие ошибки, такие как Локи, ставший сыном Одина, а не побратимом — в расчет не брались. Ледяной гигант, много веков назад живший в Асгарде, страдал в пещере от яда змеи, а его прекрасная жена, Сигюн, заботилась о нем и держала чашу с ядом. По крайней мере, так говорили. Пленного гиганта никто никогда не проведывал. Быть может, он давно умер, а, может, подобно Хеймдалю, оказался вне пространства и времени и ждал своего часа, чтобы сесть на Нагльфар и повести в бой армию Суртра. Рагнарек готовили много тысячелетий. Хель права — почти всё готово, а смерть хозяина Мьельнира — лишь случайность, досадная помеха. Ради ее устранения царица мертвых преступит закон. Тор — одна из ключевых фигур, без него Рагнарек не случится, а без Рагнарека огромное количество существ, мнящих себя великими только потому, что их касается прорицание Вельвы, потеряют смысл жизни.       — «Солнце померкло, земля тонет в море, срываются с неба светлые звезды, пламя бушует питателя жизни, жар нестерпимый до неба доходит», — нараспев произнесла царица знакомые с детства строки. — Владычица мертвых, ты не увидишь, как «вздымается снова из моря земля». На смену тебе придет новая Хель нового мира.       Хель кивнула, взяла за руку Фригг и подвела к воротам. Тор стоял неподвижно, как статуя, а тоненький ошейник сиял, подобно золоту Асгарда.       — Да свершится пророчество! — произнесла она торжественно.       — Свершится, — подтвердила Фригг, — если таков твой приказ.       Она остановилась у самых створок. Вокруг не было ни души, ни одного етуна — охранника: ни орла, ни пса, ни великанши — всех Хель отослала, чтобы не помешали свершиться предначертанному.       — Я не вправе тебе приказывать. Ты не живёшь в моем мире, — Хель отпустила руку несколько резче, чем следовало: на белой коже царицы остался безобразный синяк. — У тебя есть время, но нить не вечна. Сын Бора слишком часто обманывал время. Отец и сын могут оказаться у меня вместе.       — Но Рагнарек все равно свершится, — заметила Фригг, медленно, плавно отходя от ворот всё дальше. — Следующие поколения породят Одина и Тора. Тысячу зим мои глаза были слепы, но ныне я прозрела…       Сидя в собственных покоях и кутаясь в теплый плащ, Фригг размышляла, выпивая один рог меда за другим. Она продрогла в мире мертвых, потеряла много сил, а синяк болел, будто рваная рана. Она многим пожертвовала, но и приобрела ценные знания. Марионетка в ошейнике, покорная воле своего господина. Без чувств, без эмоций, так еще и выполняющая немые приказы хозяина. Хагалар справедливо упрекал ее в излишней покорности. В новом свете открылись собственные давнишние поступки. Ведь именно она настояла на том, чтобы не рассказывать Тени о появлении Локи. С того дня начался разлад в царской семье. А сейчас она вправе начать Рагнарек, устранить досадную ошибку, нелепую неточность. Достроят Нагльфар, вырвется из цепей гигант Локи, Хель и Суртр, объединившись, нападут на асов и альвов. Все погибнут, а давнишний Бальдр, сын первой жены Одина, воскреснет и станет богом нового мира. А с ним Хед и некоторые другие мертвые боги. Возникнет новая жизнь: восстанет новое человечество, новые птицы рассекут небо, новые рыбы избороздят океан.        Нет, она, царица Асгарда, в данный момент еще вполне целого, не допустит гибели родного мира, и пусть скальды нарекут ее предательницей и проклянут потомков — она не перечеркнет все свои начинания ради пророчества сумасшедшей старухи. Пойти против системы, сломать вековые традиции — она мечтала об этом все жизнь, и вот час настал — она отодвинет на неопределенный срок судьбоносное событие в истории Девятимирья. Не советуясь ни с кем, приняв единоличное решение как царица мира богов и ныне старшая в роду самого Одина Всеотца.              Верные волки — Гери и Фреки — охраняли покои Одина снаружи. Они мирно лежали у златых дверей, напоминающих ворота, но вскочили и оскалились, стоило Тени приблизиться. Она в ответ даже бровью не повела. Аккуратно, выверяя каждое движение, подошла к рычащим волкам. Из ниоткуда подул свежий ветерок: заиграло пламя в факелах, тени волков удлинились и всего на мгновение коснулись незваного гостя. Мгновения хватило, чтобы он тут же исчез. Из одной тени в другую, под дверь, на другую сторону. В небольшом зале, испещренном защитными орнаментами, стояло огромное ложе, покрытое защитным куполом. Там лежал царь богов и людей. Его грудь равномерно поднималась и опускалась. Сон был спокойным, но крепким. Страж Ворот, дежуривший у постели и выхвативший меч, стоило Тени появиться у стены, не заслуживал даже толики внимания. Он закрывал собой ложе и был готов расстаться с жизнью, только бы не подпустить чудовище к Одину. Не так много времени прошло с тех пор, как ужас Асгарда исчез, но даже самые близкие асы успели забыть о его способностях. Хеймдаль бросился без предупреждения. Он хранил молчание, но решимость во взгляде и непоколебимая воля не оставляли места сомнению.       — Глупо, — существо самодовольное скривилось. — Ну ладно, как хочешь.       Освещаемая факелами комната создавала длинные тени. Хеймдаль ударил мечом по тому месту, где секунду назад стояла Тень, а она уже вольготно расположилась подле Одина, поигрывая ножичком у горла владыки Асгарда. Хеймдаль развернулся чересчур резко и чуть не сбил ближайший факел.       — Оставим эти глупости, — Тень подкинула ножик и поймала за лезвие. — Если бы я хотела убить Одина, я бы это уже сделала. Ты не успеешь снести мне голову до того, как я перережу горло царю. Но ты зря подозреваешь меня в предательстве. Я не собираюсь убивать Одина.       — Пока — возможно, — процедил сквозь зубы Хеймдаль. — Но все может измениться в один момент. Впадешь в безумие — прирежешь всех.       — Тогда же не прирезал, — глубокомысленно изрекла Тень, пожимая плечами. — Мое безумие не наступает резко, а вырастает из раздражения или наслаждения. И то, и другое я могу контролировать. Успокойся.       Никто никогда не смел приказывать непоколебимому Хеймдалю успокоиться. Тень любила быть первой во всем.       — Я спокоен, — страж опустил меч. — Я знаю, чего ты желаешь. Убьешь Одина, возляжешь с царицей и станешь царем Асгарда.       — Я мог все то же самое сделать восемьсот лет назад, когда был моложе, а наследники маленькими. Я бы сотворил из них свои копии, — заметила Тень. — Скажи, разве я предприняла нечто подобное? Нет. Напротив — позволил себя уничтожить, довести до ничтожества, а вскоре и вовсе ушел из Асгарда.       — Предал его.       — Я Асгард не предавала, — повысила голос Тень. — И не спорь. Я пришел сюда лишь затем, чтобы поговорить с Одином. Он ведь все слышит. Но раз ты охраняешь его покой, поговорим с тобой. Ты верно рассудил. Твое место тут. Я не враг Одину, а вот его потомки способны на многое. Твоя преданность известна всем, и я рад, что она — не просто слухи.       — Если ты предан дому Одина, как я, — сказал страж, тяжело опускаясь на кровать, — то исполни свой долг. Казни убийцу Тора.       — Казнить убийцу Тора, — повторила Тень. — Сейчас я и правда могу это сделать. Пока и Тор, и его «убийца» мне никто. До завтрашнего утра. Завтра все изменится. Обо мне объявят народу.       — И в каком же качестве ты собираешься представляться народу? — с живым интересом спросил Хеймдаль.       — Ровно в таком, в каком был, — Тень внимательно следила за реакцией, но ее не последовало. — Фрига вернет мой статус, и тогда я, если хочешь, верну твой.       — Нет, — ответил Хеймдаль слишком быстро и резко. — Пока жив Локи, я не желаю иметь никакого отношения к царской семье. Так что мешает тебе его казнить?       — Даже если не брать в расчет тот факт, что Тора он не убивал?       — Убил чужими руками!       — Фрига любит его, — Тень пропустила замечание Хеймдаля мимо ушей. — А я никогда не сделаю того, что обидит мою прекрасную богиню.       — Значит все же разделишь с ней постель? — недовольно хмыкнул страж. — Мы оба знаем, что она мечтала об этом с отрочества.       Тень отвела взгляд, спрятала кинжал.       — Асы никогда не понимали всю глубину наших отношений, — произнесла она задумчиво. — И ты не поймешь, даже если я объясню тебе. Никто не поймет. Об этом надо позаботиться. Я скажу только одно: даже если бы судьба распорядилась иначе, и две тысячи зим назад у нас был бы свадебный пир, мы бы не легли вместе.       — Болтай больше.       Тень не ответила, лишь закатила глаза. О платонической любви в Асгарде не слышали.       — Насчет Локи. Сегодня последний день, когда я не имею к нему отношения. С завтрашнего утра я начну защищать его. Так что даже не думай о мести. У меня не будет другого выбора, кроме как воевать с тобой, если ты попытаешься причинить зло Локи.       — Я не причиню ему вреда, — неожиданно легко согласился Хеймдаль. — Я дал обещание и его сдержу. А ты проявляешь малодушие, не пользуясь последним днем, последней возможностью покарать убийцу. Он принесет всем нам много горя.       — Вряд ли больше, чем я, — пожала плечами Тень. — Если мне доведется сразиться с ним, я оценю его силу и ум. Пока же не он — наша главная проблема, — Тень взяла руку Одина в свою. — Пока мы должны спасти Асгард от захватчиков.       — Мы? — хмыкнул Хеймдаль. — Ты же справишься в одиночку, как всегда. Не так ли? Гениальный план, выдуманный на очередных костях — твои методы.       — Пока что обойдемся без костей, — пробормотала Тень. — Я себя еще плохо знаю. Пока что будем осторожны. Но если ситуация выйдет из-под контроля, то да, кости мне понадобятся, — Тень улыбнулась недвусмысленно и очень кровожадно. Никто так и не узнал, но даже Хеймдаллю стало не по себе.              Фригг успела принять решение относительно Рагнарека ровно к тому моменту, когда Тень на половину вылезла из ее тени. Зрелище более, чем мерзкое, но царица давно к нему привыкла.       — Наконец-то ты осталась одна. Я весь день не знал, как к тебе подступиться: с тобой ходит столько девушек! А потом я потерял тебя из виду.       — Определим время встреч, — кивнула Фригг, не желая рассказывать о походе в Хельхейм. — В ближайшие дни свита необходима. Кто знает, на какие безрассудства пойдут родичи Одина.       — Боюсь, что они пойдут самым нетривиальным путем, — вздохнула Тень. — Моя прекрасная царица, убивать тебя не станут, ты ведь супруга Всеотца. Они попробуют тебя опорочить. Вспомни, еще во времена моего расцвета у всех народов ходила присказка, что мы с Одином делим не только трон, но и женщину. Тогда нас это устраивало, но сейчас мы не можем допустить слухов о любовной связи.       — Я уже думала об этом. И приняла решение, что сегодня ночую в Фенсалире в последний раз. С завтрашнего дня я буду ночевать со своим мужем. Ты знаешь, что Хеймдаль стоит у ложа Одина и охраняет его? Всем известно, что он верен лично царю. Кроме него, у ложа останутся мои девушки и валькирии. Мой сон подле супруга будет хранить не менее десятка асов. Никто не обвинит нас в том, чего нет и не было, — Фригг тяжело вздохнула. Ее мучили совершенно другие мысли. Насчет Тора, насчет Рагнарека, насчет будущего Асгарда под ее предводительством, но пока она ничего озвучивать не собиралась.       — Тень, мы должны готовиться к тому, что сон Одина затянется, — произнесла она осторожно. — Возможно, до совершеннолетия Локи. Скажи, удалось ли тебе договориться с Гринольвом?       Тень кивнула.       — Очень хорошо. Значит, никто нам не помешает.       Тень смотрела на нее внимательно, с немым вопросом в глазах. Не дождавшись разъяснений, спрашивать не стала, чтобы не получить в ответ очередную ложь.       — Я тебя услышал. Уже поздно. Нам бы лечь спать. Вместе.       — Нет, — жестко осадила Фригг. — Твоя краска останется на шкурах. Сперва умойся.       — А завтра опять гримироваться, — Тень задумалась. — Ладно, так и быть. В конце концов, моя жизнь усложнится. Вернуться-то могу только я. Арнульва воскресить не получится, пойдут нехорошие слухи. Мне придется все время ходить в теневом образе. А это ужасно неудобно.       Фригг не ответила. Она очень устала, поэтому успела раздеться и лечь, пока Тень раздумывала, смывать краску или нет. Она была чем-то озабочена или даже опечалена, но спрашивать у царицы не было никаких сил. Всё завтра, после официального объявления. А сегодня — спать.              Сигюн с ужасом смотрела на задыхающегося царевича. Етунхеймское проклятье? Отравление? Последствие обращения к высшим силам? Времени на размышления не оставалось: Локи задыхался на ее глазах. Схватив царевича за плечи, Сигюн вновь призвала силу Тессеракта и оказалась в Етунхейме, на высокой горе, где никогда не таял снег, вблизи чертога целительницы Менглед. Она хотела позвать на помощь, но вдруг Локи вдохнул полной грудью и с упоением растянулся на снегу.       — Никогда, — едва выговорил он, глотая половину звуков, — никогда… не переноси… в Ванахейм… без… преду… преждения.       Он лежал на вершине горы, обдуваемой всеми ветрами, и никак не мог продышаться. Сигюн тяжело опустилась на снег. Как же повезло, что она перенеслась не ко вратам чертога, иначе стражники-псы непременно обнаружили бы незваных гостей и подняли шум. Внезапный приступ ужасно напугал ее, стал последней каплей в череде событий безумного дня. Она провела с царевичем меньше суток, а уже столько всего случилось!       — У меня повреждены легкие, — пояснил Локи, выпрямляясь, — мне тяжело дышать в Ванахейме.       — Прости, я не знала, — пробормотала Сигюн, чувствуя себя полной дурой, чуть не угробившей последнего сына Одина без всякой Тени. — Мы можем перенестись сейчас?       — Сперва ты расскажешь мне правду о себе, — Локи сел рядом с ней. — Ты знаешь обо мне то, что Хагалар клялся сохранить в тайне. А я о тебе ничего не знаю. Как у тебя оказался осколок Тессеракта? Как ты связана с царевнами Етунхейма?       — Осколок от Хагалара, — Сигюн даже лгать не пришлось. — А царевны… Я жила много столетий в Етунхейме. Мы дружили.       — То есть твой муж торговал с Етунхеймом? — уточнил Локи.       Сигюн неопределенно повела головой, надеясь, что за кивок сойдет. Придерживаться ли фальшивой биографии или рассказать Локи правду о себе — она еще не решила. Как и не решила, что делать и куда деть царевича. В Ванахейме она выиграет хоть немного времени, посоветуется с тем, кто много раз выручал ее. А еще там нет вездесущего подозрительного ворона и можно начинать утро с кофе — вполне законно, не объясняя, откуда она его взяла.       — Прости, что телепортировала без предупреждения, но у нас нет времени на отдых. В Ванахейме живут те, кому я полностью доверяю. Там мы придумаем план дальнейших действий.       Она ожидала, что Локи снова начнет бахвалиться, как он одной левой размажет Хагалара по стенке, но царевич молчал. Сталкивался ли прежде с проявлениями Тени? Спрашивать бесполезно — не ответит, но если да, то он хотя бы примерно представляет себе опасность, скрывшуюся во дворце.       — Я укрою нас пологом от взора Хеймдаля, — предложил Локи. — Поселенцы не станут рисковать, если меня не будет в Асгарде. Гражданская война не начнется, пока я не вернусь.       Он говорил не очень уверенно, но Сигюн поспешила уверить его в правильности суждений. Главное — перенестись в Ванахейм, а там царевичу деться некуда. Пусть считает, что в любую секунду силой отберет у нее осколок. Она в состоянии защитить себя, хоть и выглядит беззащитной. Сигюн прислушалась: вокруг никого, лая не слышно. Кажется, повезло, и их неожиданное появление прошло незамеченным. Оно и к лучшему: с Менглед у нее были не лучшие отношения. Далеко внизу у подножья горы бушевал океан, зеленели вековые дубы: Етунхейм прекрасен коротким летом, и жалко уходить в жаркий Ванахейм, не побродив по знакомым рощам, не встретившись с немногочисленными друзьями, но нельзя терять времени.        На этот раз переход прошел плавно. Снег сменился зеленой травкой, воздух пропитался тысячей чудных ароматов. Локи, полностью сосредоточенный на дыхании, не сразу сменил одежду на летнюю. Они стояли на том самом холме, куда недавно Сигюн переносила Гринольва для судьбоносной встречи, от которой тот отказался в последний миг. Хоть бы в этот раз все получилось! У подножья виднелись многочисленные постройки, все как одна — на сваях.       Локи наложил на себя иллюзию вана прежде, чем Сигюн предупредила, что пока не стоит. Они с трудом спустились вниз, поминутно выпутывая ноги из цепкой травы и лиан. Жара в Ванахейме всегда несносна, но в середине асгардского лета температура и влажность воздуха немного снижаются и позволяют дышать свободнее. «Ему тяжело даже сейчас, — думала Сигюн. — Мидгардские специалисты ему бы помогли, но он гордый, не пойдет к людям». Они спустились с холма и направились было к постройкам, но вдруг Сигюн остановилась, что-то прикидывая в уме.       — Останься пока здесь и прими истинный облик, — попросила она. — Я приведу сюда хозяина дома. Он достоин правды. Он очень стар, выбирался за свою жизнь из кучи передряг и нам поможет. А вот его домочадцам лучше представиться ваном.       С этими словами она оставила Локи у подножья холма, молясь всем богам, чтобы он никуда не делся, и завернула к дому. Вокруг бегали дети, сновали женщины с большими корзинами, полными плодов и цветов. Все они тепло приветствовали Сигюн и расспрашивали о новостях. Она отвечала уклончиво, стремясь к одному-единственному асу, который мог ей помочь. Орм проводил дни напролет за написанием очередного учебника трансформации. Сигюн читала отрывки, ничего не понимала, но неизменно хвалила работу своего воспитателя, содрогаясь при одной мысли о том, скольких он мучительно убил в погоне за мечтой.       — Мир твоему дому, — поприветствовала она, переступая порог комнаты, практически лишенной мебели и утвари. — Как здоровье?       Старик повернулся к ней раньше, чем она поздоровалась: слух не подводил его, в отличие от зрения. Сигюн давно собиралась предложить ему мидгардские очки, но пока не решилась отдать в руки ученого устройство не в меру развитого мира людей. Орм, несмотря на возраст, был невероятно деятельным и настолько же гениальным. И Сигюн очень смущала не нулевая вероятность того, что сегодня она даст ему очки, а через пару лет получит очередного мутанта и горы трупов — неудачных версий. У нее на душе и так лежал не один тяжелый груз, добавлять сверху новый не очень хотелось.       — Ооо, Птичка, здравствуй, — Орм так проворно вскочил с места, словно не разменял шестое тысячелетие. Это был поджарый старик с блестящими, живыми глазами, скрывавшими не дюжий интеллект и идеи, ради воплощения которых он не останавливался ни перед чем. — На здоровье не жалуюсь. Давненько ты не заходила. Дела не позволяли или завела нового молоденького дружка?       Сигюн аж передернуло от такого предположения, а, при мысли о том, что на деле оно недалеко от истины, передернуло еще сильнее.       — Ты почти попал в точку, — вынуждено признала она. — Со вчерашнего вечера я и правда завела себе… «дружка», пожалуй. Будь он неладен.       — Ну хоть красив? — Орм усмехнулся, подошел ближе, разминая затекшие конечности. — Да ты садись, чего стоишь. В ногах правды нет.       — Мне нужен совет, — Сигюн села прямо на пол, Орм опустился на скамейку. — Столько всего произошло… Я расскажу тебе сначала, а потом покажу. В Асгарде хаос. Тор мертв. Один впал в сон. Фригг пробудила Тень, а Локи стал для нее приманкой. Его ко мне привел Мунин, а я привела его сюда. Потому что я не знаю, что с ним делать. Мы сегодня были у царевен Ётунхейма, послушали пророчество. Встреча с Тенью неизбежна, да еще и произойдёт в моем доме, судя по всему. Вряд ли где-то еще есть целая комната с зеркалами, а мне она для танцев необходима, помнишь, я рассказывала? Так вот, разбивать зеркала я не готова даже ради Тени. Что теперь делать — ума не приложу, — она замолчала, переводя дух. — Ты же знаешь о моих разногласиях с ней. Но я не уверена, что смогу сделать то, что должна. И слова царевны не добавляют оптимизма: она сказала, что меня накроет волна, которая вывернет наизнанку душу. Лучше бы встретиться с Тенью без Локи, но куда ж его деть? В поселение нельзя — разразится гражданская война. Во дворец тоже — могут засадить в тюрьму. А ребенок ужасно деятельный, его на пять минут страшно оставить! И что вот мне с ним делать? Я в тупике!       На глаза наворачивались злые слезы безысходности и боли. Вся жизнь перевернулась в одночасье, будто Сигюн попала в зону боевых действий, и единственное, что действительно беспокоило ее сейчас — собственное выживание. А ведь так легко выйти из игры: перенести Локи в любую точку Асгарда, хоть на ледник, и пусть сам разбирается со своими проблемами, а она останется здесь, в Ванахейме, с Ормом. Как в детстве. Будет помогать ему в чудовищных экспериментах, на которые он жизнь положил, объедаться джекфруктами и купаться в море. А что там в Асгарде — какое ей дело? Пусть грызутся за власть сколько влезет.       — Птичка, не тараторь так быстро, — мягкий, обволакивающий голос Орма вывел Сигюн из задумчивости. На Орма можно положиться, он и не из таких передряг выходил сухим. — Я не уловил: для чего Локи стал приманкой?       — Для Тени. Царица арестовала Локи по обвинению в убийстве Тора, а Хагалар, конечно же, сразу примчался его спасать. Тут то его Фригг и изловила, поцеловала и обратила в Тень. Траванула она его или антидот дала — суть одно. Тень вернулась. Ее возвращение опасно в том числе и для тебя. Она может прознать про полукровок и привет шантаж или угрозы. Даже представить себе не могу, что начнется…       Сигюн не думала прежде, как подставляет Орма своим появлением. Он стар и не вынесет методов асгардского чудовища, а на ее руках появится кровь еще и воспитателя. Волшебно!       — Пророчество верное? — спросил Орм, обдумав положение.       — На моей памяти царевны не ошибались ни разу. По их словам, Тень припрется ко мне домой, преклонится перед Локи и запудрит ему мозги. А дальше может быть что угодно, — Сигюн пересказала пророчество, стараясь как можно подробнее описать видения, четко проступавшие из тумана.       — Охохох, ну и дела. А ты сама видела тело Тора? Или Одина? Или живую Тень?       — Не видела, но слышала от Мунина. У меня нет оснований ему не верить.       — От Мунина? Но он — глаза Одина и говорит то, что желает его хозяин.       — Про Тень царевны подтвердили, — тяжело вздохнула Сигюн. — Полагаю, Тор и правда мертв. Поселение его сгубило. Поселенцы нашли идеальный вариант для себя. Молодой царевич им благоволит — они расчистили ему дорогу к трону, а себе — к лучшей жизни.       — Иса, успокойся, так или иначе мы все решим, дела наладятся, — Орм тяжело поднялся на ноги: от недавней прыти ничего не осталось. — Вряд ли Хеймдаль найдет вас здесь.       — Точно не найдет, — подтвердила Сигюн. — Локи умеет отводить глаза стража. Если Тень, еще будучи Хагаларом, не прицепила на него какой-нибудь маячок, действующий через пространство, то нас не найдут.       — Ну вот и хорошо. Тогда расслабься. Пойдем, представишь меня царевичу. Никогда не видел детей Одина, только слышал об их подвигах.       — Пойдем. Только, пожалуйста, не произноси при Локи слова «Тень». Он о ней не знает, и я не хочу, чтобы узнал. Называй ее «Хагалар». Пожалуйста.       Орм подал руку, как в старые добрые времена, и Сигюн с благодарностью ее приняла. Орм был одним из немногих осколков ее далекого прошлого. Ее отношение к нему перетекало из безразличия к любви и ненависти, а впоследствии к дружескому участию. Он вырастил ее, он же провел над ней чудовищный эксперимент, и воспоминания о той боли до сих пор иногда будили ее по ночам. Но тот же эксперимент подарил ей огромные возможности, которые не раз спасали ей жизнь и позволили вершить великие дела, достойные самых удачливых мужчин, так что все было неоднозначно. Локи она заприметила еще издалека. Он нетерпеливо расхаживал туда-сюда и пошел навстречу, стоило Сигюн появиться из-за поворота.       — Локи, это Альрик Бьернсон, мой родич, — представила Сигюн старика, совсем немного покривив душой. — А это Локи, младший царевич Асгарда.       — Невероятно! — потрясенно произнес Орм, осматривая царевича с ног до головы. Он не скрывал своего изумления и восхищения. — Невероятно! Царевич Асгарда!       — Приветствую тебя, Альрик, — Локи расплылся в самой дружелюбной улыбке из возможных. Наверняка подумал, что незадачливый хозяин восхищается высоким положением гостя, а вовсе не его полукровной сущностью. Всё то, чего не замечали обычные асы, было очевидно для того, кто тысячелетиями создавал полукровок, пусть и чаще всего неудачно.       — Прошу в мой дом. Будь моим высоким гостем. Чем богаты, тем и рады. Откушаешь с нами?       — Благодарю за приглашение, — Локи сменил личину на облик вана, — но твоим домочадцам лучше не знать о том, кто я.       — Верно, верно, — кивнул Орм. — Скорблю вместе с тобой о смерти Тора. И сразу спрашиваю твоего мнения: какова вероятность, что Хагалар заведет с царицей Асгарда общих детей, своих или приемных?       Это был точно не тот вопрос, с которого следовало начинать знакомство. Локи споткнулся на ровном месте и аж поперхнулся, опешив от такой наглости, но Сигюн успела спасти положение, ответив вместо него:       — Царица младше Хагалара где-то на пятьсот зим. Не знаю, может ли она родить в таком возрасте.       — Я не думал об этом, — откликнулся Локи. — И предпочел бы не думать. Но твой вопрос, Альрик, не праздный.       Локи не позволил себе грубостей по отношению к хозяину дома. Он держался гордо, независимо, не давал эмоциям брать верх над разумом. Сигюн поверить не могла, что это тот же царевич, который дважды чуть не сжег ее дом и устроил истерику.       — На пятьсот лет младше Хагалара, — Орм прикинул в уме цифры. — Скорее всего сможет. И ты окажешься лишним, царевич. Род Одина прервется, на трон взойдет Хагалар. Сколько я слышал, среди потомков Одина нет асов с сильной волей и поддержкой народа.       — Верно, — согласился Локи. — Официально семья Одина состояла из четырех асов. Иногда с нами пятой считают сестру моей матери. Всё.       — Вот как, вот как, — пробормотал Орм. — Тогда ты в смертельной опасности, Локи.       — Я не собираюсь умирать. Я буду сражаться до конца.       — Ты достойный сын своих родителей, — отметил Орм. — Садись же за стол!       Обед прошел весело и плавно перетек в ужин. Сигюн наконец-то хоть немного расслабилась среди многочисленных родичей Орма. Его дети, внуки, невестки и зятья составляли дружный клан, не в пример асгардским семьям, вечно грызущимся из-за пустяков. Сбежав из Асгарда, Орм подставил под удар свою семью, но здесь, в пресветлом Ванахейме, завел новую, и никто не упрекал его в недостойном поведении. Настроение Сигюн улучшилось, проблемы и переживания минувшего дня отошли на второй план, уступив место удовольствию от пресного риса без острых приправ, столь любимых ванами. Она давно приноровилась таскать с собой пакетики соли из самолетов и кафе, и незаметно добавляла соль в пищу. Локи же попал в свою стихию: он говорил на ванахеймском без всякого акцента, шутил, рассказывал невероятные истории вымышленной биографии, пил чоколатль и даже пустился в пляс под местную музыку на потеху хозяевам дома, увлекая в круг разгоряченную молодежь. Узнать в нем хмурого, серьезного царевича Асгарда было просто невозможно. Трапеза затягивалась, одни блюда сменялись другими, о работе и повседневных заботах никто не вспоминал, ведь дома гости!       Когда все было выпито и съедено, Орм устроил Локи в лучшей комнате, несколько раз осведомился, не угодно ли ему еще чего-нибудь и только после многочисленных пожеланий и восхвалений обратился к Сигюн. Они решили прогуляться вокруг дома, понаблюдать за появлением бесчисленных звезд на небе. Ванахеймские созвездия отличались от асгардских, носили романтичные названия и у каждого была своя история появления. Сигюн любила слушать легенды, но сейчас надеялась, что Орм за время многочасовой трапезы придумал какой-нибудь выход из сложившейся патовой ситуации. Они долго шли по дороге, днем многолюдной, вечером пустынной, но Орм молчал, а Сигюн не смела спрашивать, лишь смотрела на небо и пару раз чуть не споткнулась о придорожные камни.       — Вот что, Птичка, — наконец, прервал он тягостное молчание, — уж давай начистоту. Вряд ли Локи выйдет из вашей передряги живым.       — Шансов мало, — подтвердила Сигюн кивком, скрепя сердце. — Хотя пророчество и не говорит о смерти, но оно может касаться лишь ближайших дней. А дальше Тень свихнется и порубит всех в капусту.       — Давай-ка ты не будешь рисковать собой. Верни Локи с почестями в Асгард и оставайся со мной. Ты ничем дому Одина не обязана.       — Дело не в доме Одина, а конкретно в Тени, — возразила Сигюн. — Я не отступлюсь от своего замысла. Я встречусь с ней.       — Брось глупости, — голос Орма стал непривычно жестким. — Тень — опаснее берсерка. Я не хочу тебя потерять.       Сигюн хотела сказать что-нибудь ободряющее или наоборот философское, что-то, что могло бы поддержать старика, потерявшего в жизни очень многое, но врать она не любила. Её смерть более чем вероятна. Рука может дрогнуть. Или Тень сойдет с ума и всем не поздоровится. Хагалар… Как же она любила его! Если бы только можно было вернуть всё как раньше и снова прижаться к его груди, рассказать правду и прожить остаток дней с ним, если не в качестве жены, то хотя бы в качестве воспоминания об их давнишних чувствах и планах… Вот снова они вместе, вчетвером, с Ормом и Гринольвом путешествуют по Асгарду, взбираются на самую высокую гору. Редкое развлечение, редкий миг счастья. Глупые дети мечтают о будущем, об окончании войны, о славе, богатстве, могуществе. О том, что будут вместе. Она всегда хотела быть только рядом с ним. И была уверена, что чувства взаимны. Пока он не сбежал на войну. Пока не бросил ее. Она долго ждала, но он так и не пришел…       — Если ты точно решила рисковать собой, то дай хотя бы сохранить память о тебе.       Странная просьба Орма вырвала Сигюн из невеселых воспоминаний.       — Память? Что ты имеешь в виду? — она представила себе портрет или фотографию, но ни то, ни другое Орм не мог иметь ввиду.       — Ты намеренно показала мне истинное лицо Локи. Ётас, сын етуна и асиньи. Настоящая полукровка — впервые вижу такое чудо, — Орм остановился, присел на большой камень, нагретый дневным солнцем. — Я устал. Отдохнем немного. Я большую часть жизни пробыл в Нифльхейме, но даже туда проникли вести, мол, жена Лафея — асинья, его дети — полукровки. Я хотел их хотя бы увидеть, но так и не представился случай. Спасибо, что показала мнимого сына Одина. Как же он похож на мои творения!       Орм замолчал, посмотрел в небо. Сигюн проследила за его взглядом, но ничего интересного не обнаружила. Пока что слова Орма никак не приближали ее ни к портрету, ни к фотографии.        — Ётасы и асётуны бесплодны. Ты знаешь, я сам тебе говорил. И у детей Лафея не было детей, и у тебя, и у всех моих других удачных опытов. Ни одного. Сколько бы я ни бился. Но никогда еще не скрещивались настоящая и искусственная полукровки. Понимаешь меня? Ты уже немолода и материал не лучший, а Локи юн, но шанс есть, и его нельзя упустить! Если Тень заключит брачный союз с Фригг, и вы с Локи падете в распре, то, по крайней мере, при удачном стечении обстоятельств, останутся дети, продолжение рода Одина. Возмужав, они займут трон своего деда. Вы оба маги, детям передастся ваш дар. По отпечатку магической силы их признают детьми Локи.       — Ты предлагаешь мне изнасиловать царевича? — опешила Сигюн. — Он несовершеннолетний, а я его старше в три или в четыре раза! Да и кто растить детей будет? Ты, что ли?       — Я, — кивнул Орм, которого смятение Сигюн вовсе не тронуло. — И оплодотворение не пройдет естественным путем. Мне нужен только материал. Я сам соединю ваши жизни.       — Не хочу тебя разочаровывать, — Сигюн с трудом подбирала слова, — но я действительно бесплодна. Я была с Хагаларом несколько столетий, я хотела детей, но ничего не вышло. Нет у меня здоровых яйцеклеток.       — Это уж позволь мне решать.       — Тогда мне позволь спросить: а ты то тогда до скольких тысяч лет планируешь жить? Ты как-никак постарше нас с Локи вместе взятых будешь. Ты не успеешь вырастить наших детей!       — Птичка, самое главное — превратить разрозненные клетки во младенцев. Для этого потребуется меньше года. Если дети выживут, моя семья и ученики их вырастят. Только бы они родились и пережили первые несколько дней! — Орм горел новой безумной идеей, говорил весело, задорно, будто не разменял шестое тысячелетие.       Сигюн возмутилась до глубины души, хоть и старалась казаться спокойной. Орма заботила вовсе не царская семья или ее здоровье, ему бы только эксперимент поставить над интересными экземплярами! Неужели она так и осталась для него только удачным опытом? Первой выжившей полукровкой! Ему плевать на ее успехи, желания, мечты, чувства и проблемы. Всегда так было. Она рассказывала ему о своей жизни. О службе в Етунхейме, о нынешней карьере в Мидгарде. Даже пела и танцевала для него. Но всё мимо. Он всегда радовался ее неожиданным появлениям, но пропускал мимо ушей рассказы об успехах и горестях и гнул свою линию: эксперименты, полукровки, медицина, иногда ностальгические рассказы об Асгарде и любимом Гринольве. Вот кто ее тянул показать истинную суть Локи? Ну кто? Да, Орм ей все уши прожужжал на тему, как бы он хотел увидеть хоть одну настоящую полукровку, и вот, решила порадовать старика — показать эту самую полукровку. Чтобы теперь ей предлагали… Даже не выйти замуж и не стать любовницей, а просто соединить ее начало с началом Локи и получить детей, которых она не будет вынашивать. Сигюн собиралась ответить решительным отказом, съязвить, сказать какую-нибудь гадость, колкость, но в последний миг осеклась. Ее скорая смерть более чем вероятна. Отказывать старику, разменявшему шестое тысячелетие… Пусть Локи этим занимается. Того совесть точно мучить не будет. Царский сын не согласится заводить детей непонятно с кем, непонятно как и непонятно зачем. Локи упрям и горд — пусть Орм попробует с ним совладать, пусть обломает зубы и поймет, что не все в этом мире дается так просто, и не все его прихоти можно осуществить по щелчку пальцев!       — Предположим, я согласна, — сказала Сигюн, и вздох облегчения возвестил о том, что отказа Орм очень боялся. — Но Локи завтра уговаривать будешь сам.       Она с трудом сдержала издевательскую усмешку. В голове шевельнулась мысль, что, возможно, Орм возьмет биологический материал царевича, не ставя того в известность, но Сигюн отбросила ее сразу же. Если старик позволит себе подобную дерзость, то закончит свои дни очень быстро и бесславно — с кинжалом в горле.