Неизменно изменчивое время

Следующие две недели прошли довольно гладко, за исключением того, что Гермиона так и не приблизилась к пониманию, что такого важного должна сделать более молодая версия Снейпа, или куда, черт возьми, подевались фанаты Пожирателей Смерти. Учитывая, что ответ именно на эти два вопроса она должна найти в первую очередь, Гермиона задумалась о том, чтобы пересмотреть определение "гладко" − или, по крайней мере, понимание того, как она использует его в данном конкретном случае. Тем временем она также помогала Филиусу и Авроре на их занятиях, следя за учениками на задних рядах, но гриффиндорцы на этих уроках были более добросовестными по сравнению с Зельями. Под добросовестностью она подразумевала, что они меньше болтали и больше слушали, но все равно при этом, похоже, ничего не делали. "Как Джеймсу Поттеру вообще дали должность старосты?" − мысленно удивлялась Гермиона, когда приближался конец урока Чар. Сегодняшний урок был посвящен закреплению пройденного материала. Ученики осваивали более мощные левитационные чары, разновидность Левиосо, которое изучается на первом курсе. Лили быстро освоила заклинание более высокого уровня, потратив всего четверть отведенного на это времени, чтобы поднять большой камень на своем столе. − Отличная работа, мисс Эванс, пять очков Гриффиндору! − воскликнул очень довольный Филиус. Лили усмехнулась. Гермиона снова прошла в конец класса. У мальчиков дела шли неплохо, но Джеймс, казалось, был гораздо больше заинтересован в попытке левитировать маленькое печенье в форме сердца, чем камень. Ремус Люпин, который, Гермиона была уверена, до этого не посещал никаких занятий, со скучающим выражением лица наблюдал за его успехами. Сириус облокотился о стол покрасневшей девушки с Рейвенкло и болтал с нею. Маленький светловолосый мальчик, который, вероятно, являлся Питером Петтигрю, был единственным, кто слушал. Он несколько раз пытался применить заклинание, но у него ничего не получалось. Гермиона подумала, что даст ему еще несколько минут, прежде чем что-то советовать. Она прошла к среднему ряду и снова увидела подростка Снейпа, сгорбившегося в конце ряда. Он смотрел в окно слева от себя, не обращая внимания ни на класс, ни на Филиуса. Выговор был уже готов сорваться с языка Гермионы, когда она вдруг поняла, что его стол был немного выше, чем у его одноклассников. Она наклонила голову и заметила, что он левитирует весь свой стол и стул, на котором сидел. Она снова выпрямилась и засмеялась от восторга. Снейп посмотрел на нее с удивлением, затем, очевидно, поняв, что обратил на нее внимание, сам того не желая, покраснел и снова отвернулся к окну. − Очень умно, мистер Снейп. Пять баллов Слизерину, − сказала она. Снейп снова повернулся к ней. − Спасибо, профессор Грейнджер, − сухо ответил он. − Как вам удалось поднять все на одну и ту же высоту и удерживать с таким малым усилием? − спросила Гермиона. Она не могла сдержать своего очевидного интереса к его ответу. Он слегка нахмурился и около минуты смотрел на нее сквозь волосы, прежде чем ответить. − Я изменил конечный поворот, вместо диагональной косой черты − щелчок по часовой стрелке. То же самое, что и в Локомотор. − Ах, конечно! И готова поспорить, что вы освоили это заклинание сразу, не так ли? − уточнила девушка, широко улыбаясь. − Достаточно быстро, профессор, − подтвердил Снейп. Он выглядел слегка озадаченным ее вопросами. − Я не знаю, почему вы торчите здесь сзади, вы... − Гермиона забыла, что говорила, когда мимо ее головы, жалобно покачивая из стороны в сторону, пролетело печенье в форме сердца. Она повернулась, как и Северус, чтобы посмотреть, как печенье медленно и неуклюже движется к Лили. Гермиона оглянулась на безумно сосредоточенного Джеймса. "Ах, – подумала Гермиона, – юная любовь". Это было так мило. Боковым зрением она увидела, как палочка Снейпа слегка шевельнулась, печенье метнулось вперед по своей траектории и сильно ударило Лили по затылку. Лили удивленно вскрикнула, затем обернулась, и было очевидно, что ее взгляд сразу же остановился на совершенно потрясенном Джеймсе. − Джеймс, ты придурок! Следи за своей палочкой! − огрызнулась Лили, потирая затылок. − Идиот, − добавила она сердито и, взмахнув волосами, повернулась обратно к передней части класса. Гермиона услышала очень слабый смешок рядом с собой и повернулась к Снейпу. − Это было немного подло, − неодобрительно сказала она. − Что было? − невинно спросил он с легкой (и очень знакомой Гермионе) ухмылкой на лице − Пять баллов со Слизерина, мистер Снейп, − сказала Гермиона. − Будьте осторожны со своими шалостями, есть грань между весельем и издевательствами, и вы своей выходкой подошли очень близко. Она не была готова к тому, что от ее слов лицо Снейпа полностью переменится. Ухмылка исчезла, взгляд потух, а на лицо словно опустилась маска. Стол и стул с глухим стуком упали на пол. Гермиона быстро отступила назад, чтобы ей случайно не раздавило ногу. Она уставилась на него. Ну, и что, черт возьми, все это значило? Разве ему никогда не говорили, что задирать других плохо? "Что ж, это определенно объясняет, почему его взрослая версия была столь ужасной", − сердито подумала она. Тьфу. Она просто хотела найти уже этих глупых волшебников и убраться к черту из прошлого. Гермиона раздраженно покачала головой и направилась в дальний конец класса, чтобы дать незадачливому Питеру несколько советов, решив забыть о разговоре с юной версией Снейпа, которая была такой же колючей, как и его старшая версия. Она уже почти закончила показывать Питеру и мальчику сидящему рядом с ним... Магнус?... движение палочки, когда ее внезапно осенило, что было наиболее вероятной причиной, по которой Снейп превратил глазированный презент Джеймса в метательный снаряд. Снейп любил мою мать с самого детства! Гермиона слышала, как Гарри кричал об этом, как будто это было вчера. Это было одним из преимуществ травмирующих воспоминаний, полагала она. После стольких лет оно все еще было кристально ясным. Ох. Гермиона внутренне поморщилась и решила, что это одна из тех "мыслей в три часа ночи", которые ей так нравились. Как она могла забыть о тайной любви Снейпа к маме Гарри? Эту историю мусолили во всех газетах до тех пор, пока Гарри не потребовал это прекратить, ссылаясь на свой статус Мальчика-который-выжил, после чего пресса практически оставила эту тему в покое. За исключением, конечно, очередной годовщины смерти Снейпа. История неразделенной любви все еще выходила в этот день каждый год, и люди обычно оставляли лилии на его надгробии. Гермиона всегда тайно (а однажды и не очень тайно, если случалось слишком много выпить) предполагала, что Снейпу это бы не понравилось. В ее воспоминаниях о Снейпе он мстительно срывал головки роз во время Рождественского бала, а не любовно собирал охапки цветов и весело скакал по Запретному лесу, сочиняя любовные сонеты Лили Поттер. Определенно не любовные сонеты. Но, может быть, подумала тогда Гермиона, может быть, он улыбался бы Лили. Позор ей! Ведь на самом деле она понятия не имела, что бы он сделал помимо этого, и, честно говоря, ее воображение немного боялось идти в этом направлении. Кто знает, что происходило в подземельях за закрытыми дверями? Дафна Гринграсс сказала ей, что все слизеринские девушки предполагали, что у Снейпа там была целая комната пыток, куда он тайком затаскивал ведьм, нарушивших комендантский час. Гермиона посмеялась над этим. Она читала очень тонкое досье, которое Министерство магии хранило на Снейпа. Тот, кого всю жизнь так мучили, вряд ли бы возбуждался от боли. Вместо этого ей хотелось думать, что он тайно любил обнимашки, и у него была какая-нибудь милая, ласковая ведьма или волшебник на стороне, которые обнимали его, когда у него был тяжелый день (кого бы он не изображал в тот момент… профессор, мастер зелий, член Ордена, Пожиратель смерти, директор, чертов сукин сын). А после его смерти навещали его могилу, читали ему последние статьи из “Ежемесячника зелий” и отрывали головки у всех лилий, оставшихся на мраморной плите. Тот факт, что Гермиона не думала о Снейпе и Лили после того конкретного дня, действительно показал, насколько сильно она запихала подальше воспоминания о войне и обо всем, что с ней связано. Она использовала свой разум, как свою любимую − и давно вышедшую на пенсию − бисерную сумочку. Притворившись, что ее разум стал бездонным с помощью заклятия Невидимого расширения, бросила туда все воспоминания, связанные с войной, и затянула их тугим узлом. Она, похоже, случайно бросила туда и свои чувства к Рону, что позже продемонстрировала очень несексуальная попытка поцелуев. Он был все тем же Роном, с его широкой, открытой улыбкой и прекрасной, теплой грудью, к которой можно было прижиматься. Но он больше не был ее Роном. К счастью для всех, романтический интерес к Гермионе также оказался в значительной степени временным, и вместо этого Рон нашел себе помешанную на квиддиче выпускницу Шармбатона по имени Гризельда, которую не волновали ни плохие манеры за столом, ни множество громкоголосых Уизли. Это был брак, заключенный на небесах. За исключением тех дней, когда Джинни появлялась, чтобы навестить любящую пару. Они с Гризельдой уединялись на кухне, выпивали огромное количество джина и весь день обсуждали стратегии квиддича, останавливаясь только для того, чтобы приказать Рону заткнуться, когда тот пытался что-то вставить. − Есть такая вещь, − серьезно сообщил он Гермионе в один из случаев, когда они встретились за кружкой пива, − как слишком много квиддича. У ведьмы должны быть и другие темы для разговоров. И поскольку он все еще был Роном, и все еще ее самым дорогим другом, Гермиона пыталась сдерживать смех, и вместо этого сочувственно кивала и покупала ему еще пива. Волшебники. Право слово. Но если два помешанных на квиддиче обжоры с одинаково огромными семьями и вспыльчивым характером могли найти друг друга в этом огромном мире, то наверняка там был кто-то и для Гермионы? Определенно, уверенно сказала она себе. Где-то там был мужчина, который любил кошек и слушал, как среднестатистически привлекательная ведьма с хорошей кожей и плохими волосами говорит на темы, которые все остальные находили смертельно скучными. И, уверенно добавила про себя Гермиона, мог бы облизать свои собственные брови. Она снова обратила свое внимание на класс. Питер взмахнул палочкой, и его камень закачался из стороны в сторону, прежде чем оторваться от стола, едва зависая над поверхностью. − Молодец, − рассеянно сказала Гермиона, не удержавшись и снова украдкой взглянув на Снейпа. Он снова откинулся на спинку стула, еще ниже, чем раньше, и его голова снова решительно повернулась к окну. Гермиона вздохнула. Она посмотрела на Джеймса, Сириуса и Ремуса. Джеймс и Ремус, по крайней мере, пытались что-то сделать со своими камнями, а Сириус все еще разговаривал с девушкой. Камень Питера опустился обратно на стол с видом обиженного питомца, вынужденного принять участие в унизительном трюке ради развлечения своего владельца. Питер хлопнул в ладоши, радуясь своему успеху и посмотрел на нее снизу вверх. Она заставила себя улыбнуться. “Странно, − подумала Гермиона, − что этот маленький, абсолютно ничем не примечательный подросток в конечном итоге сделал так много плохого, в то время как угрюмый, раздражительный, сидящий всего в двух рядах впереди него, в конечном итоге сделал так много хорошего”. Вероятно, в этой мысли было что-то глубоко философское, над чем Гермиона могла бы поразмыслить, однако у нее ужасно болела голова, и каждый удар камня по столу впивался в череп, как штопор. К моменту окончания урока она чувствовала себя неважно и, когда Филиус сказал, что ему не нужна помощь в уборке класса, вздохнула с облегчением. Гермиона решила отправиться в подземелья и взять у Горация обезболивающее зелье. Ранее он уже предлагал ей его, когда она не хотела беспокоить Поппи Помфри в лазарете, но в то время она вежливо отказалась и вместо этого выпила чашку чая. Конечно, был и дополнительный бонус − посмотреть на покои в подземельях. Ее комната была довольно милой, но ей было интересно, было ли там внизу неприлично роскошно, или комната была похожа на камеру пыток, или просто там было... ну... сыро. Она постучала костяшками пальцев в дверь его комнаты и терпеливо ждала. Очень взволнованный Гораций распахнул дверь. − О! Гермиона. Я ожидал... Ну, неважно, что я могу для вас сделать? − спросил он. − Я хотела спросить, могу ли я воспользоваться вашим предложением насчет болеутоляющего зелья? − спросила Гермиона, крепко придавливая к полу воображаемой ногой свой мяч любопытства, который пытался прыгнуть выше головы от его замечания. − Да, конечно, заходите, я сейчас найду, − Гораций распахнул дверь, и Гермиона вошла в гостиную. Она была слегка разочарована, обнаружив, что комната очень похожа ее собственную, за исключением того, что за окном плескались волны озера, и мягкие зеленые лучи света очень приятно омывали комнату. − Красиво, − прокомментировала Гермиона, взглянув в окно. − Иногда, да, − согласился Гораций, открывая высокий шкаф, стоявший у правой стены комнаты. − Иногда? − спросила Гермиона, но на ее вопрос был дан ответ, когда большая темная фигура проплыла мимо окна, и в комнате потемнело. Она нервно отступила назад и услышала смешок позади себя. − Это может нервировать, − сказал Гораций и протянул ей зелье. − Спасибо, − поблагодарила девушка. Она заметила стопку бумаг на столе и верхнюю одежду Горация, брошенную на стул. − О, простите, я помешала вам куда-то идти? − спросила она извиняющимся тоном. Профессор промокнул лоб носовым платком. − Мне нужно выполнить пару поручений для директора. Как всегда, в последнюю минуту. − Поручение? − вопросительно повторила Гермиона. − Да, − сказал Гораций. − Ничего сильно важного, но мне действительно нужно идти. − Да, конечно. Извините, − произнесла девушка, сжимая флакон, который он ей дал. Слизнорт продолжил стоять неподвижно, явно ожидая, когда она уйдет, так что ей ничего не оставалось, кроме как улыбнуться, поблагодарить его и вернуться наверх в свою комнату. Выпив зелье, Гермиона с облегчением вздохнула, сидя на кровати. Следующий час она накладывала чары Перевода времени на кристаллы, которые извлекла из сломанного устройства. Она посчитала, что если будет зачаровывать хотя бы несколько песчинок каждую ночь, то сможет управиться к ста восьмидесяти годам. Но она должна была попытаться. Ей нужно было вернуться домой.