Вампирские песни II. Большая игра

А ты вошёл не в ту дверь, перепутав цвета, И теперь, и теперь всё как будто не так. А здесь немое кино, здесь замедляют шаг. Здесь немое кино, здесь забывают дышать. «Немое кино»

Наверное, если бы не солнечный луч, вынудивший меня в неуклюжих попытках скрыться выставить защитным бастионом подушку, моё странное состояние продлилось бы ещё некоторое время. И если бы не твоё приглушённое хихиканье... — Добрый день, соня! Это так вампиры не спят? — Что всё это значит? — приподнимаюсь на локтях, щурясь от невыносимо яркого, слепяще белого света. И всё же прикрываю глаза, пальцами растирая ни в какую не желающие размыкаться веки. — Это значит, что, если ты и дальше посмеешь быть таким уютным и обворожительно растерянным, твои шансы выбраться из этой постели в ближайшие часы неуклонно стремятся к нулю. И не давая мне ни мгновения опомниться, осыпаешь поцелуями тыльную сторону моих ладоней, закрывающих лицо. И мне не остаётся ничего другого, чем просто упасть вместе с тобой на кровать, сгребая тебя в какие-то сумбурные объятия. — От тебя пахнет апельсином, — шепчу я, вдыхая запах рассыпавшихся по плечам волос цвета засахаренного мёда. — Мгу, — удовлетворённо хмыкаешь, — а ещё? — Свежим хлебом. Кофе... — Ну вот, ты практически разгадал весь наш завтрак. Я ведь и поднялась затем, чтобы проверить... — Так ты бросила меня, — нарочито обиженно произношу я (впрочем, эмоциональная палитра моего лица едва ли включает подобные оттенки). — Сбежала, оставив в заведомо беспомощном состоянии. — Это состояние называется сон и... — Напомню, для вампиров не является физиологически нормальным. — Поверь, ты не выглядел, как кто-то, кого необходимо срочно спасать. — А как я выглядел? — Как кто-то, кто получает удовольствие от того, что с ним происходит. — Я точно помню, от чего получал удовольствие. После того, как ты отдалась объятиям Морфея, не пожелав покинуть моих, всё дальнейшее больше напоминало безысходность. Лишила меня всех путей к отступлению, а сама... — Ладно, прости меня... Просто я еле от тебя отклеилась. Ещё немного – и мы бы стали сиамскими близнецами. Честно. Но сейчас я уже в общем-то и не против... — И это очень хорошо... — Вик... — Кто без спроса надевает рубашку вампира, очень рискует стать его жертвой... — Странная примета... Никогда раньше не слышала... — Очень верная... Я бы сказал, работает безупречно... — мои пальцы довольно быстро расправляются с пуговицами слишком знакомого мне предмета гардероба, и вот уже белоснежная упругая округлость груди с нежно-розовой горошинкой соска оказывается на свободе, для того, чтобы тут же скрыться под моими губами... — М-м-м... Надо же... Буду знать. Ах, Вик! А как же завтрак? Поднимаю и усаживаю тебя на свои бёдра, и, судя по взлетевшей вверх брови, твои ощущения не обманывают тебя в моём намерении променять завтрак на то, что случится сейчас, немедленно, в этой постели. Всё слишком, слишком идеально, словно перфокарта моего существования вдруг удивительным образом сщёлкнулась с сутью бытия, бесконечной гармонией, радостью жизни... И это ленивое, неспешное, такое непохожее на мои обычные, утро... И ты, пока я принимал душ, ускользнувшая на лесную прогулку... И вся эта нежность... И звонок Артура, как рукой снимающий всю беззаботную легкомысленность моего настроения. — Слушаю. — Виктор, ты в клубе планируешь сегодня появиться? — Не раньше полуночи. Что-то произошло? — Произошло. Я отправил информацию тебе на почту. Полистай. Так просто замять не выйдет. Имя жертвы слишком приметное. — Не выношу беспредметные диалоги, потому перезвоню сразу после того, как ознакомлюсь с делом. Дай мне несколько минут. — Хорошо. Интонации старого друга заставляют немедля отправиться в кабинет, открыть ноутбук. С первых кадров и строчек всё становится ясно. Молодой бизнесмен, личность известная в светских кругах, плейбой, завидный холостяк обнаружен на Манхеттен-Бич в номере отеля, снятом на его имя. Обескровлен. На шее и запястье парные аккуратные отверстия. Иных следов насилия не обнаружено. И судя по тому, что мы узнаём о случившемся с первых полос крупного периодического издания, ты прав, мой друг, так просто это дело замять не выйдет... — Артур, в течение двух часов подъеду. — Думаю, к этому времени у меня уже будут на руках все материалы дела, а к вечеру и результаты вскрытия. Пока мои люди осматривают место преступления... — Не может ли это быть наш неуловимый знакомый? — Ты о том, кто подстроил нападение Кловиса на Мию? — И не только. — Ты ждёшь от меня логических умозаключений или гениального проблеска моей завидной интуиции? — Ответа на свой вопрос. — Очевидной связи не наблюдаю. И сейчас моя интуиция вопиёт: «Cherchez la femme!» Но со счетов версию о причастности нашего незнакомого знакомого пока сбрасывать бы не стал. Мы начеку, Виктор. Как только он проявит себя... — Так давай ему поможем. — Что? — Скажем, приём... Вечер в честь нашей помолвки с Мией. Едва ли он упустит из виду такое событие. — Возможно, эта идея неплоха. Но ты уверен, что я именно тот, с кем в первую очередь следовало обсудить этот вопрос? — Ты сейчас о Мие? Удиви меня, Артур, скажи, что наша помолвка с ней для тебя новость. — За светские сплетни в нашем трио отвечает София. Но нет, не новость. И всё же. Сплетни – сплетнями, а вот так выносить на всеобщее обозрение... — Я поговорю с Мией. Пусть София займётся организацией вечера и приглашениями. Остальное обсудим в «Новой жизни». — Я услышал тебя, Виктор. А я слышу звуки в прихожей, объявляющие о завершении твоей прогулки. — Смотри, что я нашла! — врываясь в гостиную, как трофеем, ты размахиваешь мне навстречу букетиком спелой земляники. — И, если ты будешь хорошим мальчиком, я с тобой поделюсь... — Мия, присядь... — Знаешь, не похоже, чтобы ты претендовал на мою землянику... — Мия, я прошу. — Меня не было всего минут сорок, а кажется, всё пошло не так... — В конце недели мы устраиваем вечер. — Мы? — Да. Объявляя о нашей помолвке. — Вот как... — Послушай, тебе не нужно будет ни о чём беспокоиться. София позаботится об организации... — Ах, София! Чудно!.. — с этими словами ты поднимаешься с кресла, бросая перед тем, как окончательно покинуть пространство гостиной: — Признательна, что соблаговолил поставить меня в известность. Судя по всему, не быть двухсотлетним вампирам хорошими мальчиками. По истечении десяти минут (обыкновенно именно столько требуется для того, чтобы первая волна твоих эмоций улеглась) я поднимаюсь следом. Сидишь в наушниках в кровати, сердито и крайне сосредоточенно уткнувшись в книгу. «История журналистики»... Подозреваю, что читать вверх ногами несколько неудобно, и да, наверное, требует предельной концентрации... Опускаюсь рядом. Не заметить меня невозможно, но весь твой вид яростно кричит, что моя участь отныне – стать невидимкой. Мягко снимаю наушники. Но упрямые маленькие ладони возвращают их обратно. Предпринимаю ещё одну молчаливую попытку. С шумным выдохом сбрасываешь их на шею. И с вызовом «Ну что наконец?» смотришь на меня, закусив нижнюю губу. — Мы можем поговорить? — Ещё что-то, Виктор? Возможно, через неделю состоится наша свадьба? Ничего, я не против, если София займётся её организацией, уверена, мне ни о чём не нужно будет беспокоиться, и я наверняка получу приглашение... — Мия, ты передёргиваешь. — Разве? — Ты ушла, не дослушав меня, и не выразив своего мнения... — Пф-ф! А оно подразумевалось, Вик? Разве это было обсуждение? По-моему, ты просто поставил меня перед фактом... — Мне жаль, что у тебя сложилось такое впечатление. — И мне жаль, Виктор. И представить не могла... В твои княжеские дела я стараюсь не лезть, но то, что касается нас, Вик, я думала, будет решаться нами... — Так и есть. — Нет. — Если пожелаешь, ты можешь сама подготовить вечер. София тебя проконсультирует. — Разговор глухих. Виктор, для начала неплохо было бы поинтересоваться у меня самой его возможностью. Вдруг я не захочу делать достоянием общественности... — Мия, выбирая меня, ты отдавала себе отчёт в том, что за моим титулом стоят не только почётные привилегии, но и определённая степень публичности, и не всегда приятные обязанности. — Конечно, но... — Каждому из нас нужно быть готовым идти на компромисс. — Да, но... — Всё важное произошло между нами много раньше, Мия. Это этикетное расшаркивание, пустая, красивая формальность, призванная удовлетворить тщеславие и любопытство вампирского света. Не более того... — Я понимаю, Виктор. Но я думала, моё мнение... — Я был неправ. Я приношу свои извинения, — поочерёдно касаюсь губами пальцев каждой твоей руки. — Прощён? — Допущен к рассмотрению, — улыбаешься – прощён. — Значит, я могу рассчитывать... — рука тянется к разворошённому букетику лесной ароматной ягоды на прикроватной тумбочке. — Ах ты!.. Так твоё раскаяние небескорыстно! — Упорен в нас порок, раскаянье – притворно; За всё сторицею себе воздать спеша, Опять путем греха, смеясь, скользит душа, Слезами трусости омыв свой путь позорный!¹ — Как низко, Виктор... — Так кто, как не ты, приведёшь блуждающую во мраке душу мою к свету? — Так... Ладно... Я поняла. Давай я займусь твоей душой чуть позже. У нас всё же вечность на твоё исправление, а экзамен по истории журналистики через два дня. Сам понимаешь. Держи, — примирительно протягиваешь несколько веточек. — Чистый ангел, — оставляю поцелуй в твоей ладони. — Так что мне сказать Софии? — Она ведь уже занимается этим? Значит, пусть занимается. Убеждена, результат будет безупречным. С её подходом к светским формальностям... Ведь это просто светская формальность, Вик? — Именно, милая. Выхожу из спальни. И после этого нашего примирительного, ни к чему не обязывающего диалога словно бы смещается фокус линзы, через которую я наблюдаю этот мир. Теперь точно всё становится как будто не так... «Ведь это просто светская формальность, Вик?» _______________ ¹ Ш. Бодлер. «Счастливая Меланхолия»