Записки рыжего эльфа

      Очнулся я в чулане, в темноте и тишине. Голова болела. Видимо, я где-то упал и ушибся, и теперь будет шишка. Чтобы отвлечься и не думать о боли, я решил осмотреться. Хотя чего там было осматривать? Чулан был забит сундуками с какими-то старыми вещами, таких помещений было штук 6 по всему дому.       Я дернул за ручку двери, чтобы выйти, но было заперто.       — Эй! Есть кто за дверью? — крикнул я, пару раз стукнув по доскам кулаком.       Сначала ответа не было, но через пару минут дверь открылась, и я зажмурился от яркого света. В чулан вошли двое в форме гвардейцев, а когда глаза привыкли, я узнал Кареда и Ровиса.       — Что происходит? — спросил я.       — Нам велено доставить тебя в Церемониальный зал.       — Что? Зачем? Я не… — я почувствовал запах жареного и попытался удрать, но меня поймали и, заломив обе руки, потащили в Зал. Вырываться было бесполезно, а то, что мне лучше помолчать, мне тоже быстро объяснили. Всю дорогу до Зала я гадал, что же происходит.       Впрочем, стоило нам войти в помещение, вид хрустальных осколков возле Врат вернул мне память о прошлой ночи, подслушанном разговоре и моем странном поступке.       По спине забегали мурашки. Я не знал, что мне теперь светит, а фантазия рисовала картины одна ужаснее другой.       Зал был полон. Собрались все представители Дома и слуги, пришли даже зеваки из домовых и фейри.       Я точно попал.       В толпе я увидел обеих сестер и Вила. Варна злилась, Виллерес тоже, но, увидев меня, злорадно улыбнулся. Ильна была напугана, но в то же время я видел, что у нее будто гора с плеч свалилась. Тогда я решил, что могу быть спокоен хотя бы за нее.       — Подведите его сюда! — я вздрогнул, услышав голос матери.       Меня подвели ближе и швырнули на колени, так что я больно ударился о каменный пол.       — Принц Каэллер’хин из рода рассветных эльфов, пятый наследник Дома Ньетал! — я поднял голову. Госпожа Заффарель была прекрасна в гневе, и я невольно залюбовался ею, несмотря на то, что гнев этот был направлен на меня. — Признаешь ли ты свою вину перед родом? Признаешь ли ты, что заслуживаешь наказания за свое преступление, доселе немыслимое по своей чудовищности? Отвечай!       Ничего хорошего мне не светило, да и плохого — тоже, только ужасное. Впрочем, спасти меня сейчас не мог никто, разве что какие-нибудь древние боги, но какое им дело до малолетнего эльфа? Я ведь даже не осознавал той чудовищности своего проступка, о котором говорила мать.       — Отвечай! — звук хлестнул меня по ушам и полетел, ухая, вверх, под свод зала, в древнюю темноту.       — Признаю.       Другого ответа от меня не примут. Я видел ярость в глазах матери и знал, что на снисхождение рассчитывать не стоит. Не в этот раз. Больше никогда.       — Ты приговариваешься к клеймению и заключению в Подземных залах!       Клеймо? Подземные залы? Я ни разу не бывал там, но читал в архивах, что это огромный лабиринт, расположенный в покинутой шахте. Ходили слухи, что когда-то ее выкопали дворфы, и что там очень красиво, хоть и по-другому, нежели в наших домах.       — Кроме того, ты лишаешься принадлежности к эльфам, а потому теряешь право наследования и родственные связи. Объявляю этот день официальным днем смерти принца Каэллер’хина!       Что? Как? Разве так можно?! Так не бывает, раз — и нет никого, пустое место! Но ведь я — вот он! Меня можно потрогать, мне поставят клеймо! Нет, я не хочу! Я живой! Нет! Нет!!!       — Уведите его!       Двое из гвардии, я не рассматривал, кто именно, вздернули меня с колен и потащили к выходу из зала. Закончилось ли на этом заседание, я так и не узнал. Куда меня тащили, я не запоминал. Зачем, если мне это уже не пригодится? К тому же глаза застилали слезы, и все было размыто.       Я думал о сестре. То есть, об Ильнарель. О принцессе Ильнарель. Что теперь будет с ней? Поженятся ли они с Вилом? И что будет делать Варна?       Вопросы вяло крутились в моей голове, но я не останавливался ни на одном из них. Это было бессмысленно: ответов я тоже не узнаю.       А вот и спуск в шахту. Хитроумный механизм, придуманный не то дворфами, не то умельцами эльфов, доставил нас в зал, достаточно большой, видимо, центральный. Низкий потолок, поддерживаемый массивными колоннами, выложенный камнем пол — все это было красиво, хоть и непривычно выросшему во дворцах, отделанных резным деревом и украшенных цветами.       Что ж, здравствуй, новый дом.       Из центрального зала вели несколько коридоров. Меня потащили по крайнему слева, самому неприметному, начинавшемуся в одной из ниш. Ряд массивных деревянных дверей, — и мы на месте. Камера в самом конце коридора, с такой же дверью, которую сейчас открыли, чтобы впихнуть меня внутрь. Хорошо хоть, руки развязали.       Сколько я провел во мраке камеры, я не знаю. Мне казалось — годы, хотя скорее всего не больше, чем дня три-четыре. Это время прошло в каком-то отупении, не было никаких мыслей, хотя поразмышлять было над чем. Все это время я валялся на тюфяке, кинутом на жесткую деревянную лавку, и пялился в потолок.       Однажды мое заключение было прервано.       Дверь в камеру открылась, и я отвернулся от непривычно яркого света. Впрочем, меня бесцеремонно поставили на ноги и надели наручники. Довольно предусмотрительно с их стороны, хотя юные эльфы не допускались к магии металла, а мне до совершеннолетия оставался год. Оставался бы, если б надо мной собирались проводить обряд, однако теперь я был этого лишен.       Меня привели в полутемное подвальное помещение, освещавшееся парой факелов на стенах и сполохами пламени, вырывавшегося из печи. Было жарко и душно, и мне сразу захотелось пить.       На дальней стене угадывались кандалы и цепи, свисающие с вбитых в камень стены колец. В середине стоял большой массивный стол, тоже увешанный браслетами и цепями. Звенья цепей хищно мерцали, и я почувствовал, как по спине катятся липкие капли пота.       В помещении было, кажется, двое, не считая тех, кто меня притащил и продолжал держать, хотя я и не собирался вырываться.       — Глянь-ка! Его патлы будут работе мешать!       — Ну так отрежь! Ему уже не до красоты.       Не успел я осознать, о чем идет речь, и испугаться, как меня схватили за косу и с силой дернули вниз, из-за чего голову пришлось резко запрокинуть и немного выгнуться. Из глаз от боли брызнули слезы. Кожей шеи я ощутил холод металла: нож одним движением отсек мою косу, и она с тихим шорохом упала на пол. Меня по инерции скрутило в другую сторону, и я непременно упал бы, если б меня не держали мои охранники.       — Теперь порядок!       Меня подвели к столу и уложили на него лицом вниз, пришлось повернуть голову набок. Руки продели в кандалы, вбитые в стол, ноги развели в стороны и тоже закрепили кандалами, шею довольно плотно обхватил металлический обруч, не позволяя повернуть голову в другую сторону. Я попробовал дернуться, но ничего не получилось.       Убедившись, что все конечности закреплены надежно, один из моих палачей поинтересовался у другого:       — Ну что, раскалилось?       — Да, вполне.       — Ну, поехали!       Кто-то схватил меня за воротник и разорвал рубашку. Послышалось распевное бормотание заговора, и в комнате явственно ощущался ветерок, которого до этого не было, да и быть не могло. Видимо, второй палач увидел какой-то сигнал, поскольку я услышал шаги. Раздалось шипение, в нос ударил горький запах паленого, и через доли секунды плечо пронзила сильная боль. Кажется, я орал и пытался вырваться, но, само собой, безуспешно, а потом провалился в спасительную темноту.       Очнулся я уже в своей знакомой камере. Плечо, левое, горело, выжигая мысли из головы, которая, судя по всему, лежала на тюфяке.       Сил не было.       Я с трудом провел ладонью по лицу и волосам, удивляясь, почему они так мешают и лезут в глаза, нос и рот. Я пошевелился, и затылок неприятно потерся о ткань тюфяка. Стоп, а где моя коса?       Рука метнулась к затылку, но наткнулась на слегка колючие концы обрезанных волос. Обрезанных? Что за…? Перед глазами пронеслась комната со столом, а шеей я снова ощутил холодную сталь ножа и застонал от обиды и боли, поспешившей напомнить о себе.       Хаос великий, какой позор! Я ее растил с самого рождения. Это же было то немногое, что у меня не отобрали в первые же минуты, и вдруг — так! Я вцепился пальцами в остриженные волосы, словно это могло вернуть их длину, и тихо завыл. Это совершенно не подобало отпрыску правящего рода, но я ведь уже перестал быть даже эльфом. Может быть, самым лучшим выходом было бы встать и разбить голову о камень, из которого сложены стены?       Я попытался приподняться на локте, но боль в плече и общая слабость заставили меня снова упасть на тюфяк.       — Ты даже не можешь встать! — послышались голоса, как будто издалека. Я никак не отреагировал на это замечание, поскольку все было очевидно. — Как же ты собрался разбивать себе голову? — голосов было три или четыре, и все они нестройным хором повторяли одну и ту же фразу. Помолчав немного, я решил все-таки ответить:       — Не ваше дело!       — Не ваше дело!       — Он нас слышит! Он слышит нас! — казалось, голоса обрадовались этому факту, правда с чего бы?       — Ну слышу, ну и что дальше?       — Это превосходно! Восхитительно! Потрясающе!       Э, да они и впрямь обрадованы! Вот только я, кажется, начинаю их узнавать. Ну конечно! Именно эти голоса так упрашивали меня взять Ключ в тот злосчастный вечер!       — Хаос Великий, да что ж ты со мной делаешь-то?! — простонал я, и, кажется, вслух.       — Я с тобой разговариваю, — с обезоруживающей непосредственностью ответили мне голоса, и я тут же заткнулся. Потом все же нашел в себе смелость спросить:       — Вы кто?       — Ты сам знаешь! Да, сам знаешь! Ты к нам обращаешься! Уже обращался!       — Хаос… — начал было, но снова осекся, даже клацнув зубами. От изумления от появившейся догадки я вытаращился в сумрак камеры. Хаос?! Какого черта?! Как?!       Ответов не было, только ясное осознание того, что в мою дурью башку проник тот самый Хаос, к которому взывают и которого боятся все эльфы. Хотя нет! Скорее всего, я просто тронулся, повредился рассудком, сошел с ума. Меня ведь, кажется, пару раз приложили оп голове, так что это вполне возможно. Да, так и есть. Другого объяснения и быть не может. Ну скажите, зачем бы Хаосу пустое место, типа меня? Совершенно незачем. Впрочем, ничего не мешает сделать вид, что я им поверил. Да и без спросу они вроде бы не лезут. Сейчас же они молчат? Молчат. Правда, больше это молчание похоже на насмешливо-снисходительное, но это, видимо, опять больное воображение разыгралось.       И снова я потерял счет дням. Я только знал, что ожог немного зажил, поскольку кровь больше не шла, да и болеть стало чуть меньше. Голосов я больше не слышал. То ли потому, что сам все время молчал, то ли потому, что их обладатели были заняты чем-то своим, то ли еще почему.       В один из таких молчаливых дней, когда я уже подумывал, а не заговорить ли мне со странными собеседниками из головы, дверь в мою камеру открылась. Впрочем, ненадолго. В меня швырнули каким-то свертком, и я опять остался в темноте. Я тут же потянулся к незнакомому предмету. Это оказалась одежда, ощутимо проще той, которая была на мне, но она обладала двумя неоспоримыми достоинствами: она была чистая и не рваная.       Едва я успел переодеться, дверь открылась снова. Второй раз за один день! Это явно неспроста!       — Выходи! — услышал я подтверждение своих мыслей, но едва переступил порог камеры, как мне завязали глаза и привычно скрутили руки за спиной.       Дорогу я не отслеживал. Зачем? Если надо, меня обратно проводят, а если не надо, тогда это тем более бессмысленно.       Ух ты! Воздух! Меня вывели наружу? Но почему?       Меня ухватили поперек туловища и вздернули в воздух, и я — а-ай! — ощутимо шмякнулся на сбитые доски. Спустя пару мгновений доски покачнулись, моя спина нашла бортик конструкции, а снизу жалобно скрипнуло колесо. Меня посадили в телегу? Как интересно…       Дорога была не особо ровная, время от времени попадались камни, и тогда я, больно ударяясь об пол и бортик, злобно шипел и ругался сквозь зубы.       Все имеет свойство кончаться, и дорога — не исключение. Меня выгрузили, отвели на пару десятков шагов от телеги и уже там соизволили развязать бедного пленника, а повязку с глаз я сорвал уже сам. Осмотреться мне не дали, хотя я успел заметить, что места мне не знакомы, видимо, мы были на окраине эльфийских владений.       — Тут земли эльфов заканчиваются, — невольно подтвердил мои догадки старший гвардеец. — Твое наказание изменено: ты изгоняешься из эльфийских владений навсегда и не имеешь права вернуться. В случае нарушения приказа дополнительное наказание будет определено Советом.       — Нет, послушайте! — я сделал шаг вперед, но мне в грудь тут же упёрлось острие копья. Пришлось сделать шаг назад. И еще один. И еще, и еще, пока я не уперся спиной в ствол дерева.       — Довольно! — прикрикнул старший гвардеец. Копьеносец отступил чуть за спину старшему, но оружие не опустил: острие хищно поблескивало, словно выжидая удобного момента. — Слушай, парень, конкретно против тебя я ничего не имею, но приказ есть приказ. Вокруг этой поляны дежурят стрелки. Если ты решишь ослушаться приговора, тебе прострелят ногу или руку и арестуют, а может быть, убьют и скажут, что ты сопротивлялся. — Я невольно вздрогнул и поёжился. — Поэтому давай, ноги в руки и пошел вон отсюда.       — Прям вот так? С пустыми руками? — я решился подать голос и поморщился, так неуверенно и пискляво он прозвучал.       — На, этого хватит, — мне под ноги прилетел небольшой мешок, в котором что-то приглушенно звякнуло, похоже, монеты. Совет очень щедр, ценю.       — А оружие? — откуда во мне взялась эта наглость? Меня же прямо здесь нашпигуют стрелами — и я перестану представлять проблему. Вон уже старший нехорошо хмурится. Я сглотнул и затаил дыхание. Старшему гвардейцу принесли нож, и он стал примериваться для броска в мою сторону. Я зажмурился. Кажется, палку я все-таки перегнул, и сейчас мне конец. Может, это и к лучшему, и мои мучения подойдут к концу, и умру я хоть и изгоем, но на родной земле.       Тук! Глухо стукнуло рядом с ухом, взметнув волосы.       Я рискнул открыть один глаз и покосился в сторону стука — из дерева торчал нож, брошенный старшим гвардейцем. Сам эльф презрительно смотрел на меня — на трусливо съёжившееся, с зажмуренным глазом, жалкое нечто, которое не иначе как по недосмотру природы было когда-то его сородичем. Старший гвардеец не удержался и брезгливо сплюнул на землю.       — Уходим! — махнул он рукой, и небольшой отряд, привезший меня на поляну, скрылся в глубине леса.       Я привалился к дереву и перевел дух. Повезло, хвала Хаосу.       Я вытащил нож из дерева, для чего пришлось изрядно попотеть, и засунул его в голенище сапога. Если ногу не трясти, то порезаться не должен. А в мешке что? Хм… еще одна рубашка, что-то типа пледа и кошелечек с деньгами. Неплохо для новоявленного изгоя, неплохо. Могло быть и хуже. Честно говоря, я был уверен, что меня убьют.       Ну что ж…       Я оглянулся на полянку. В глубине листвы что-то сверкнуло, напомнив о сидящих в засаде стрелках, и я поспешил прочь, всем своим видом показывая, ухожу, мол, ухожу, не стреляйте. Сразу сам собой вспомнился презрительный взгляд старшего гвардейца, и я согнулся под внезапно потяжелевшим мешком.