***
Петра тоже интуитивно почувствовала провал его маневра на УПM ещё до того, как это произошло. Её сознание даже не зафиксировало это понимание, но мышечная память подготовила к действию, уже намечая возможные варианты. Титан склонился над Ауруо, она могла чувствовать его зловонное дыхание… Титан открывает свои деформированные челюсти, — полный набор гнилых зубов и слюны. Он кладёт её друга себе в рот, вгрызаясь в тело. Зубы пронзают его, как нечто несущественное. Кожа рвётся, рёбра ломаются и его на мгновение поднимает в вверх, а затем оставшаяся часть тела падает, как мешок. До этого он был без сознания из-за травмы головы. Но эта боль — ненасытная маленькая дрянь: она требует внимания. Он очнулся, не в состоянии кричать из-за крови, вытекающей изо рта. У него есть всего секунда на осознанную мысль, прежде чем это мгновение закончится: Ауруо больше никогда не будет думать. Ещё один укус рассечёт его надвое. Раздастся металлический скрежет его ножен, как будто жестяная банка попала в дробилку. К счастью, Петре недолго придётся на это смотреть, потому что ещё пара укусов и его уже не будет. И он ушёл. Он ушёл. Такое она не сможет принять полностью: это слишком огромно, чтобы осознать всё сразу. Единственная мысль, которая застрянет у неё в голове: он никогда не узнает, что это Элд налил в его фляшку мыльную воду. Он умрёт, не зная этого и многого другого. Потому что, Петра снова напоминает себе об этом, он ушёл. Титан поворачивается лицом к Петре, из уголка его рта капает кровь. Он начинает двигаться к своему десерту... Это был чистый бред, инстинкт и паника. 100% действия, 0% продуманности. Если бы человек в здравом уме задумался хотя бы на секунду, он бы счёл безумием мысль, что ¾ девушки могут убить Титана в три раза больше её. Это было так глупо, что не стоило даже пытаться. Но Петра позволила себе в этот раз быть глупой. Тащить себя к Титану было невыносимо тяжело, но ей удалось справиться с этим, используя не только свою неповреждённую правую ногу, но и окровавленный обрубок левой, она по-армейски ползла на позицию. Ухватиться, подтянуться, оттолкнуться. Ухватиться, подтянуться, оттолкнуться. Нож в зубах, режет ей губы. Камни раздирают её кожу. Вдавливаются в неровный край обрубка левой голени. Ухватиться, подтянуться, оттолкнуться. Думать не требовалось: единственным результатом её бездействия была бы смерть Ауруо и она не задавалась вопросом, стоит ли за это бороться. Петра разрезала ахилл Титана, хлипкий нож для овощей с трудом перерезал сухожилие, но достиг цели. Титан завалился на бок (слава богу, не навалился на Ауруо) и Петра снова начала медленно продвигаться вперёд. Меньше всего ей хотелось приближаться к его пасти. Но затылок… Она подползла ближе, Титан вертелся, но не мог встать. Это был Титан среднего размера с дикими глазами и недоразвитыми ногами. У него текла слюна, язык болтался из стороны в сторону и изо рта исходило такое зловоние, что Петра старалась не дышать. Когда она приблизилась к шее, гигантская голова развернулась и вцепилась в её оставшуюся ногу своими пожелтевшими зубами. С хрустом её правая нога была раздроблена и Петра закричала, продолжая сопротивляться даже находясь в его пасти. Серия отчаянных, панических ударов ножом по лицу Титана выдрала ему глаза и искромсала скулы. Наконец, дёрнувшись изо всех сил, чтобы дотянуться до затылка (Петра почувствовала, как от этого усилия сломалась её правая нога), она перерезала ему шею. Вытаскивать ногу из мёртвых челюстей было мучительно, так как при этом сдиралось ещё больше кожи, но Петра высвободилась. Она могла видеть, свою кость раздробленную на множество осколков и кровь медленно вытекающую наружу. Теперь, когда всё закончилось, внутрь начал пробираться холод от наступающего шока. Она умирает прямо посреди поля. Сейчас для неё это было освобождение. Он доживёт до утра, но это будет его последнее утро: открытая позиция на равнине делает из него рекламную вывеску для всех Титанов в окрестности. Его человеческий запах слишком легко разносится ветром над травой, не встречая препятствий. Только очнувшись, он уже мертвец: три Титана окружают его и тянут в разные стороны. Его правая рука оторвана у плеча, левая нога у колена, правая нога у бедра. Он будет видеть, как его съедают и звать свою мать; никто этого не услышит, кроме бездушных убийц. Это так раздражает, когда еда извивается… Желая только одного – лечь в траву и умереть, Петра снова начала двигаться. Теперь без ног: только руками. Она начала пробираться к Ауруо, чтобы оттащить его в безопасное место. Ухватиться, подтянуться. Ухватиться, подтянуться. Она не могла сказать, получается ли у неё, так как боль затуманила зрение. Но по прежнему, не задавалась вопросом, был ли он тем человеком, за кого стоило бороться. Голова у него была повёрнута в другую сторону, но когда его растрёпанные волосы слегка взъерошил ветерок, Петра почувствовала, как её сердце разорвалось. — Не сегодня, придурок. Я не дам тебе сегодня умереть! — прохрипела она, наконец добравшись до тела Ауруо. Конечно, вы знаете, что в этом романе осталось ещё много глав, но Петра этого не знала, поэтому увидев его окровавленного и безжизненного, она пришла в такой ужас, какого и представить себе не могла. Ауруо может умереть. Он может оставить её. Навсегда. Петра подхватила его подмышки и потащила в сторону реки.***
На берегу реки стояла какая-то бобровая хатка, которую они сначала не заметили, это было чуть ли не чудом. Вблизи, стало ясно, что это дело рук человека. То, как постройка была сделана, говорило об использовании противопоставленных больших пальцев, что подтверждалось наличием внутри каких-то кастрюль и всякой утвари, а также углями давно потухшего костра. Если бы у неё было время и силы подумать об этом, Петра бы задалась вопросом, почему это вообще здесь и не галлюцинации ли это. Может быть, так оно и было. В любом случае, Петра уложила Ауруо внутри и снова проверила его сердцебиение. Иногда глаза обманывали её, заставляя думать, что грудь у него не вздымается и это пугало. Поэтому она проверила и ещё трижды перепроверила, чтобы быть уверенной. Её правая нога была чудовищно изуродована. Это было так больно, что уже не воспринималось как боль, если можно так сказать. Боль была настолько всепоглащающей, что Петра забыла о мире без этой боли и если считать боль чем-то относительным, то в этом новом измерении она воспринималось, как что-то обыденное. Зная, что он будет обвинять её если она умрёт, Петра, насколько позволял ей помрачённый рассудок, дрожащими пальцами, затянула на ноге жгут, так туго, как только смогла. И поскольку она не хотела умирать с мыслью, что никто не узнает о том, как это произошло, Петра вытащила дневник и написала уже закрывая глаза. День 17. На нас напал Титан. Ауруо без сознания. Моя правая нога искалечена. Вот и всё. А потом она потеряла сознание.