Exit to the senses

      — И кто это была?       Не успел Альбедо закрыть входную дверь на замок, как донесся голос родителей с кухни. Если быть честным, то возвращаться сюда после такого приятного и до боли неловкого времяпровождения с Сахарозой совсем не хотелось, но не ночевать же ему на улице, верно? Настроение сразу падает и Альбедо совершенно не хотел сейчас разговаривать с ними, но диалог явно был неизбежен, он понимал и был готов ко всему.       Конечно, теория подтвердилась, и отец с матерью не стали ругаться перед чужим человеком, но что будет, если после такого остаться с ними наедине? Родители никогда не видели друзей своего сына, лишь иногда слышали вскользь, поэтому отчасти парню даже стало слегка интересно, как они отреагируют на произошедшее. Хотя, с другой стороны, страх вновь прокрался под его кожу.       — Я же представил ее, — пытается выровнять голос Альбедо и останавливается в арочном проеме, не решаясь пройти дальше, вглубь кухни. — Моя подруга. И одногруппница.       — Почему-то раньше мы о ней не слышали, — женщина ставит чайник и изредка поглядывает на мужа, сидящего за ноутбуком и внимательно слушая разговор.       — Мне нужно докладывать вам о каждом своем друге?       Альбедо хмурит брови, ровный голос сменился на холод. Пытается себя контролировать, чтобы не завязать очередную ссору, которую совершенно никому не хотелось начинать.       — Альбедо, — отец отрывается от экрана и строго смотрит на сына. — Без грубости.       — Я не грублю.       — Я вижу.       Напряжение нарастало с каждой секундой, как и температура воды в чайнике, от чего тот начал громко шипеть на всю кухню. Хотелось вернуться в свою комнату побыстрее, но взгляд отца будто приковал ноги к полу, словно в попытках затянуть потуже чертов поводок на его шее.       Молчание нагнетало.       — Я могу идти?       Альбедо терпеть не может спрашивать разрешение на каждое свое действие. Дурацкая привычка, выработанная и отшлифованная родителями с самого детства, никак не хочет его отпускать. Конечно, это может казаться в некоторых моментах обыкновенной вежливостью, но не когда это начинает переходить все границы и доходить до абсурда, будто ему нельзя ничего в своем доме трогать и брать без их разрешения.       — Иди, — холодно бросает отец и вновь приковывает взгляд к ноутбуку.       Простояв еще какое-то время в коридоре, Альбедо беззвучно выдыхает с нотками облегчения и направляется в свою комнату. На удивление, все прошло не так плохо, как он предполагал, ведь всерьез думал, что они сейчас начнут отчитывать сына за привод гостьи в их дом.       Но родители ведь не такие тираны, ибо в гости приглашать кого-то — совершенно не плохо, поэтому и отчитывать им сына совсем не за что. Однако что-то щелкает в голове у Альбедо и на полпути парень останавливается; стоит на четвертой ступеньке, совершенно не двигается и даже не дышит, ведь ему захотелось узнать из чистого любопытства, не начнут ли родители обсуждать ситуацию без его присутствия рядом.       Конечно, подслушивать плохо, парень знает и совесть точно его съест за этот ужасный поступок, но порой собственный интерес брал над ним верх. Уж больно сильно хотелось узнать обо всем, что творится у родителей в их головах, ведь они редко когда могли все вместе поговорить по душам.       Наверное, в жизни даже не было таких моментов, ведь обычно Альбедо молча их слушает, а те в свою очередь читают очередные полуторачасовые лекции про жизнь и про то, как важно быть ответственным за себя и свое будущее. Как нельзя влезать в плохие компании, как нужно уделять время учебе и не тратить время на всякую ерунду, как нужно быть серьезным и не показывать свои настоящие чувства на людях.       Последний пункт был ужасен, абсолютно ужасен. Конечно, родители пытаются все это доносить с хорошими намерениями, но в итоге их воспитание вылилось в подавление эмоций, которое впоследствии перешло в неконтролируемые приступы истерики, за которые Альбедо отныне было очень и очень стыдно.       И снова он чувствует себя неправильным; не помогает даже самовнушение и слова подруг о том, что с ним все в порядке. К сожалению, слишком сложно так быстро поменяться, когда все года жил с подобными устоями в голове.       — Ничего страшного в этом нет, — слышит тихий голос матери за стенкой.       — Мог хоть предупредить. Опять самовольничает.       — Да… — чувствует протяжный вздох. — Мне поговорить с ним?       — Не нужно. Пока не нужно.       Дальше из разговора Альбедо ничего интересного не узнал. Родители начали обсуждать сегодняшний день и что-то по работе, а также про назойливых пациентов, которые совершенно не следуют четкому расписанию принятия лекарств и посещению процедур. Скучно. И такая жизнь его тоже ждет?       От подобных мыслей хочется обреченно застонать и уткнуться носом в подушку.       Парень тихо подымается в свою комнату и садится на краешек кровати, так осторожно и беззвучно, будто в его доме сейчас обитают дикие звери или подкроватные монстры. Не хочет светиться своим присутствием лишний раз, ведь в любой момент родители могут зайти к нему и снова начать талдычить свои лекции, которые Альбедо уже знает до дыр.       Ужасное чувство, когда собственный дом не считаешь своим.       Ужасно, когда, будучи дома, ты хочешь домой.       Ужасно, когда понимаешь, что тебе тут не место.       Прилив грусти режет сердце ржавым скальпелем, оставляя за собой зараженные ранки, которые будут долго и безжалостно ныть. Альбедо совсем не хотел падать в эту пучину обиды и грусти, но совладать с эмоциями порой бывает так трудно. Иногда вовсе не хочет испытывать никаких чувств, но понимает, что только лишь благодаря им по-настоящему чувствует себя живым, даже если эмоции ужасные и невыносимые.       Радость и гнев, боль и обида, отчаяние и безумие, эйфория и полная апатия — этот спектр настолько велик, что на пальцах не пересчитать все подряд. Так странно и так непривычно, но порой ему этого так не хватает. Может, все не так уж и плохо? Но точного ответа Альбедо не знает: запутался окончательно.       Взгляд мельком падает на охровую кофту и в глазах на миг проблеснуло что-то теплое. Бережно берет свою вещь в руки и даже не замечает, как легонько улыбается не пойми от чего. Совсем голову потерял? Скорее всего, ведь где это видано, чтобы люди улыбались обычной одежде?       Тепло вымещает обиду и горечь: пусть и не на много, но зато внутри стало спокойнее. Все эти странности в собственном поведении порой так пугают, но в то же время так хочется изучить их получше, разобраться в себе, понять себя и прийти к такой долгожданной истине, что же все-таки происходит. Знает, что Синь Янь тут ему не поможет, но он и сам может справиться!       Может ведь, верно?       Альбедо снова поглядывает на кофту и в голове мелькает красное от смущения лицо Сахарозы, а на своем лбу все еще чувствует тепло от его неловкого прощального прикосновения. Чувства затягивают внутри узел и Альбедо пытается подавить резкий прилив теплоты и неизвестного смущения, ведь до сих пор не знает, зачем так неловко потерся о чужой теплый лоб.       Как же стыдно! Вот надо было ему поддаваться своим эмоциям… Теперь ничего перед глазами не видит, кроме как красных щек Сахарозы и ее тепла в медовых глазах, и эту картину хочется навсегда запечатлеть в своей памяти. Но чувствует себя и впрямь достаточно глупо, будто сделал он что-то неправильно, будто друзьям такое делать запрещено.       Но Синь Янь ничего не говорила по поводу таких неловких прикосновений. Значит, может, все же можно…? Или все зависит от ситуации? Или… Ох.       И снова парень запутался. Возможно, не стоит так много думать об этом, и все само собой как-то решится? В любом случае, всегда ведь можно все просто обговорить, ведь Альбедо знает, что никто не может проникнуть в его голову и прочитать все то, чего он не может сказать, как и он соответственно сделать такое не по силам. Говорить, обсуждать, разговаривать — важная и неотъемлемая часть любых отношений с людьми, и пусть все это безумно трудно и непонятно, но приходится играть по этим жизненным правилам, ведь других, к сожалению, не дано.       Может, оно и к лучшему.       — Впереди еще зачетные недели, — шепчет Альбедо сам себе и нехотя складывает свою кофту в шкаф. — Надо бы готовиться.

* * *

      Уже сессия, а все мысли Сахарозы направлены совсем не в то русло. Уже столько дней прошло, а она до сих пор чувствует чужое теплое дыхание на своей шее и красных щеках, его теплые руки, долгие объятия и всю эту бесконечную нежность, от которой хотелось кричать в подушку и растаять на месте.       Думает: «может, я все неправильно поняла?». Но, а что здесь нужно еще понимать? Ему просто захотелось поддержки, и чтобы кто-то был рядом в этот момент, и здесь нет ничего плохого или постыдного. Да и сама Сахароза рада и счастлива, что Альбедо, наконец, стал посещать университет в привычном режиме, и уже выглядит не таким подавленным, как тогда, одиноко сидящем на скамейке, заметаемый слоем пушистого снега. Тогда и впрямь хотелось никогда не выпускать его из своих объятий, поддерживать всем своим израненным сердцем и проявлять проснувшуюся внутри заботу и ласку, которая упала в многолетнюю спячку уже очень давно.       Будто закрыли ее вместе с той самой маленькой девочкой, заперли в темной камере и не было надежды, что исполинскую дверь однажды кто-то откроет. Но Альбедо смог выпустить их; и девочку, и заботу, боявшуюся привязанности точно так же, как и сама Сахароза, и с тех пор желание обнять его так же крепко и взять за холодные руки росло все сильней и сильней.       Да, у Альбедо страшно холодные руки, причем практически постоянно. И девушке так хотелось всегда держать его ладони в своих, обдувать теплым дыханием, прижимать его руки к своим порозовевшим щекам и просто согреть.       И не только руки; хотелось согреть его всего самого. Не смотря на всю его теплоту, от Альбедо будто вечно веет беспрерывным снегом и студеной зимой, а тело его покрывали рисунки из причудливых узоров, будто мороз на окнах. И пусть ему самому было даже не холодно, ведь за столько лет приспособился к пронзающей стуже, все равно хотелось прижимать к себе и никогда, ни за что не отпускать.       «Боже!»       Сахароза краснеет и прикрывает рот рукой, стараясь сконцентрироваться на конспекте, но время от времени поглядывает на сидящего рядом Альбедо и в голове словно распылили вязкий туман. Уже как неделю они садятся на парах вместе, и Сахароза уже сто раз пожалела о том, что не сделала этого раньше.       Здесь, рядом с ним, так спокойно и тихо, можно поглядывать на задумчивое лицо друга и рассматривать, как он выводит в конспекте буквы своим необычным почерком. Можно слышать его ровное дыхание, то, как он с серьезным лицом слушает преподавателя, а затем, невзначай бросая взгляд на соседку, мягко улыбался ей без всякой на то причины.       Один раз даже позволил Сахарозе облокотиться на его плечо, когда девушка вновь всю ночь не спала из-за того, что учила материал, зазубривая его до дыр. И Альбедо будто сразу знает и чувствует, что сил у девушки совсем нет, а потому на одной из пар осторожно дотронулся до ее плеча и чуть сдавил пальцы, пытаясь молча привлечь внимание. А затем просто мягко наклонил Сахарозу к себе, и девушка лишь спустя пару секунд поняла, что ее голова лежит у него на плече.       В тот момент резко захотелось выровняться и сделать вид, что ничего не случилось, но сил уже не оставалось, а потому покорно уместилась на нем и нервно чувствовала, как биение сердца приглушает все ее мысли. Теперь дыхание Альбедо ощущалось намного явнее; чувствовала, как его плечи поднимаются и опускаются в такт его дыханию, и в сотый раз убедилась, что от него постоянно веет этим приятным, умиротворяющим и безмятежным снегом, пушистым и легким, таким успокаивающим и одновременно очаровательным. Словно вот-вот, и пробьются стеклянные подснежники.       И впервые в жизни было так плевать на шушукающихся одногруппниц и на их удивленные взгляды, прожигающие в ней дыру, ведь явно в своих головах уже надумали кучи сценариев и догадок, что же происходит между ними.       Честно сказать, Сахароза сама была бы не прочь это узнать. Они просто друзья? Одногруппники, которые после выпуска пойдут своими дорогами? Или уже настолько привязались, что больше никогда в жизни не отпустят друг друга?       Вспоминает недавний разговор с Альбедо о том, что они друг за друга отныне в ответе, и от этого так хочется прильнуть к нему все сильней. Но всегда себя останавливает, ведь знает, понимает, что не хочет выставлять напоказ то, что так долго и тщательно старались выстраивать все эти недолгие парочку месяцев.       — Пожалуйста, Сахароза, не забывай хорошенько высыпаться.       Его голос приводит Сахарозу в себя, и девушка мигом просыпается от собственных мыслей; испугалась, почему это Альбедо снова на парах разговаривает, но тут же замечает, что все студенты постепенно покидают аудиторию.       Совершенно не услышала звонок.       — Так сессия же… — девушка устало зевает и собирает свои вещи. — Еще нужно сдать… А что еще там осталось?       — У нас с тобой почти по всем предметам автомат, — тихонько смеется Альбедо и помогает подруге сложить ее вещи. — Мы с тобой отлично потрудились.       — Но сегодня еще эта дурацкая физкультура… Боже, я не выдержу сдавать эти нормативы…       — Согласен. Мне тоже ее нужно досдать.       Боги, как они терпеть не могли этот предмет. Но осталось продержаться еще немного, последние дни, последний семестр, и больше никакой физкультуры. Никаких отжиманий, никакого лазанья по канату, никаких страшных мячей, которые в любом момент могут попасть в лицо и сломать нос.       К сожалению, все в жизни должно быть равноценно, и в обмен на свою хорошую, практически отличную успеваемость, они поплатились ужасным физическим состоянием, и будучи даже отличниками им порой так хотелось прогулять этот дурацкий предмет, чтобы не слышать выговоры от преподавателя, которому было абсолютно до лампочки на то, насколько хорошо ребята учатся. Ну вот нужно пробежать пару десятков кругов — значит беги, и плевать, что уже темные круги перед глазами видишь.       И если другим однокурсникам было еще более-менее нормально все это терпеть, после каждого раза Альбедо и Сахароза хотели лишь одного: упасть на маты и пролежать так остаток дня, надеясь, что кто-то сжалится над ними и предложит подвезти до дома.       — Как ты себя чувствуешь? — вдруг спрашивает Сахароза, пока они направляются к спортивному залу.       — Если не считать того, что нас ждет следующие полтора часа, то более-менее, — фыркает Альбедо. — Но спасибо, что интересуешься. А ты сама как?       — Точно так же, — рассеянно смеется девушка и прикрывает рот ладонью. — Знаешь. Я рада, что тебе стало легче. Правда.       — Благодаря тебе.       Парень осторожно проводит рукой по ее макушке и тепло разливается по всему телу. Альбедо всегда такой осторожный и мягкий, теплый, не смотря на все свои ассоциации с бесконечной зимой, и желание обнять его крепко-крепко уже становится невыносимым.       Краснеет и слышит нежный трепет внутри. Как же приятно.       — Конечно, еще есть подводные камни, не буду скрывать. Но они, по крайней мере, злятся уже не так сильно, и не так часто пытаются мне досаждать, — признается Альбедо и его рука застывает на голове Сахарозы; центром ладони случайно задевает теплое ухо подруги, от чего мурашки пробежались по ее позвоночнику. — Вряд ли смирились. Наверное, ждут, пока сессию не закрою, ведь оценки им куда важнее.       — Ты справишься, — шепчет, разглядывая его слегка растерянное лицо. — Мы справимся.       Чувство, будто ток прошелся по телу; эти слова словно попытались соединить поломанные проводки в его голове, но вместо того, чтобы починить все, случился небольшой электрический удар, распространяясь по всему телу. Почему-то эта фраза, такая короткая и такая обычная, засела в голове у Альбедо.       Мы.       Хочется по-дурацки улыбаться, но Альбедо держится, как может, хотя уголки губ все равно слегка поднимаются от прилива тепла. Вроде, обычная фраза, а чувствует себя так, словно заделали внутри неведомую дыру. Мы. Мы-мы-мы.       — Мы… — тихо, практически беззвучно шепчет Альбедо, и его рука скользит по щеке Сахарозы, а после добавляет, уже немножечко громче: — Обязательно справимся.       Стоят еще так пару секунд, после чего резко приходит в себя и убирает руку с лица подруги, нервно откашлявшись в кулак. Чего это на него нашло? Очередной прилив нежности? С чего бы это вдруг так резко?       Сахароза и сама смутилась; его руки как всегда холодные, но так не хотелось, чтобы он ее отпускал. Но решают не стоять на проходе, чтобы и не мешать, и лишнее внимание к себе не привлекать, а потому проходят вглубь коридора и расходятся по разным углам, в раздевалки.       В зале людей было не очень много, но все из разных групп и курсов. Всем нужны были зачеты в последние дни, и конечно большинство прогульщиков или тех, кому не хватает нескольких баллов, решили долго не затягивать с долгожданной оценкой. Но Сахарозу это несколько пугало; столько незнакомых лиц рядом, а ей еще сдавать нужно кучу всего! Отжимание, бег, потом мяч кидать в сетку. Возможно, придется сдавать прыжки в длину.       Как она все это терпеть не могла!       Закалывает волосы на затылке небольшим крабиком и начинает разминаться в кругу некоторых девочек, среди которых были как раз ее одногруппницы. Конечно, они тоже здесь, ведь практически весь семестр прогуливали физкультуру, и решили сдать все за сегодня за один раз. Ну, или попробуют сделать вид, что чем-то заняты, пока физрук отвлекается на галдящих парней, которые пинают ногами волейбольный мяч.       Хорошо, что девчонки уже не так близко общаются с ней, и слава богу, не пристают с неуместными вопросами, как это делали раньше. Конечно, в глубине души было немного обидно, но Сахароза не успела к ним привязаться и поняла, что так всем будет лучше. Эти девчонки не плохие и не раз помогали ей, но просто они ей не подходят. Такое в жизни случается, это совершенно нормально, и как же хорошо, что их общение постепенно спадает на нет в более нейтральной форме. Не хотелось бы ссориться по пустякам.       Сахароза постепенно сдала норматив по прыжкам на скакалке, но вот лезть на канат совершенно была не готова. Со страхом наблюдает за тем, как парни резво ухватываются за веревку и ползут вверх, чуть ли не до самого потолка, и от такой высоты уже даже здесь, на земле, перехватывает дыхание. Ну уж нет! А вдруг, она еще свалится оттуда? Лучше лишний раз пробежать несколько кругов, чем так рисковать!       Краем глаза бегает по залу и замечает Альбедо, который пытается сдать отжимания. Пока один из преподавателей не видит, девушка тихонько проскальзывает мимо студентов и оказывается в двух шагах от друга, которого отчитывает второй из физруков.       — Ну давай, чего так вяло? — недовольно бурчит мужчина и скрещивает руки на груди. — Все сдали, один ты остался, нянчиться тут мне с тобой.       Альбедо беззвучно рычит, а волосы, собранные в хвост, все равно лезут в лицо и чертовски мешают. Как его это все достало! Ладно еще, если отчитывают по какому-то делу, но Альбедо ведь не виноват, что родился таким слабым для физических нагрузок?       Раз, два, три — еще разок, и, наконец, с горем-пополам, парень выдержал нескончаемые муки. Падает животом на пол и тяжело дышит, пока преподаватель, тяжело вздыхая, ставит ему плюсик в журнал и идет муштровать остальных ребят.       — Альбедо? — тихонько зовет его Сахароза и присаживается на корточки рядом. — Как ты?       — Я еще никогда не чувствовал себя таким униженным, — страдальчески стонет парень не в силах подняться.       Здесь, в спортивном зале, чувствует себя слишком скованно, неуютно и некомфортно. Хочется поскорее сбежать отсюда, получить хоть какую-то оценку и больше не вспоминать об этом ужасе. Если надо — он и дома может размяться, а если захочет — то и в будущем может самовольно ходить в зал и заниматься в своем темпе. А тут такое чувство, будто они все поголовно в армии. От всех требуют все одинаково, и плевать, что у каждого человека разные способности, силы и, что особенно важно — разные организмы.       Вроде как, медицинский университет, но на физкультуре будто пытаются их всех покалечить.       — Ты большой молодец! — хвалит его девушка и аккуратно гладит по голове, проводят пальцами по светлым прядям. — Еще немного осталось, и будем отдыхать…       Сахароза очень приятно проводит руками по его волосам, и так хочется пролежать на полу еще чуточку. И плевать, что пол может быть грязным и пыльным, плевать, что он холодный, ему сейчас так не хочется вставать. Но знает, что это еще не конец, ведь впереди ждет самое жуткое и самое ужасное: мяч.       — Сахароза, — зовет парень и встречается с ее медовыми глазами. — Будем мяч сейчас бросать. Я так этого не хочу. За что нам все это.       Что-то физкультура совсем сбивает с ног и заставляет его расстраиваться и совсем терять моральный дух.       — Ну-ну, Альбедо, все в порядке, — продолжает поглаживать его по голове. — Я… Тоже мяча боюсь. Нам главное пережить это, понимаешь? Уже почти пара закончилась, последний рывок остался.       Парень лежит еще пару мгновений, а затем приподнимается с пола и устало смотрит на подругу, протягивая ей руку с оттопыренным мизинцем: на утомленном лице появляется слабая улыбка.       — Тогда пройдем этот ад вместе. Ты согласна?       Сахароза улыбается другу в ответ и переплетает с ним свой мизинец.       — Я согласна.       Казалось по началу, что ничего тут страшного нет, ведь сначала всех заставили просто для разминки бросать мяч в сетку. Правда, ни у Альбедо, ни у Сахарозы ни разу не удалось попасть в цель; парень из-за роста постоянно промахивался и порой даже не добрасывал до корзины, а Сахарозу подводило ее слабое зрение.       Очки надевать на физкультуру боится — знает, что один неверный шаг и может запросто их сломать, а ведь они о-го-го сколько стоят! А линзы носить, честно признаться, было немножечко страшно. Вдруг забудет их на ночь снять? Да и тыкать ими в глаз не хотелось… Вот и приходится выкручиваться и постоянно щуриться, стараясь сконцентрироваться на цели.       Но затем началось самое страшное: волейбол. И ведь не получится тут улизнуть, людей не так много осталось, а самое ужасное то, что их распределили в разные команды. Играть друг против друга совершенно не хотелось, и тут даже дело не в том, кто победит, а кто — проиграет. Тут никак друг другу не поможешь, а если начнешь поддаваться — парни-старшекурсники из обеих команд, которые буквально дышали этим видом спорта, начнут кидать предъявления в их сторону. Не позволят проиграть, и оба понимали, что игра будет достаточно жестокой.       Сахароза спряталась на последних рядах, надеясь, что стоящие перед ней игроки смогут хоть как-то отбить этот чертов мяч, а Альбедо встал около сетки, молясь, чтобы ничего плохого за последние пятнадцать минут не случилось.       А игра выдалась на самом деле очень жестокой: парни-волейболисты (и каким боком они вообще решили идти в медицинский, если явно видна их любовь к спорту?) больше играли друг против друга, а если кто-то из команды пропускал мяч — то бросали на негодника злостные взгляды, от чего мурашки бежали по телу. Сахароза так вообще неловко стояла в сторонке, боясь двинуться, а Альбедо всеми силами старался удерживать на лице каменную маску, чтобы лишний раз не пересекаться с этими амбалами взглядом. В жизни и так парню проблем хватает, и не хочет он потом встретить этих ребят где-то за углом и потом сидеть в травмпункте с разбитым носом.       Мяч с громкими хлопками отбивался от рук игроков и с огромной скоростью ударялся о пол, вызывая у Сахарозы еще больший прилив страха: не хватало еще, чтобы по ней попали!       Альбедо так и вовсе пропустил пару раз мяч и один раз упал, неудачно приземлившись на правую руку; больно ойкнул, но моментально поднялся, чувствуя на себе нагнетающие взгляды сокомандников.       Недовольно фыркает, встает на свое место и потирает плечо, пока подающий кидает мяч противникам.       Сахароза вдруг чувствует, как все происходит в будто в замедленной съемке: мяч летит прямо в ее сторону и надежда на то, что стоящая впереди девушка отобьет подачу рушится, когда от испуга она просто пригнулась, понимая, что точно ничего сделать тут больше не может. Секунда — и девушка чувствует резкую боль, когда мяч ударяется сначала об пол, а после отскакивает, попадая прямо ей по лицу.       — Сахароза! — моментально выкрикнул Альбедо и вскочил с места, замечая, как подруга резко хватается руками за нос и чуть присаживается на корточки.       Резкая боль и звон в ушах приглушили все громкие шумы в зале, а нос будто бы онемел. От испуга не может даже заплакать, и на мгновение девушке кажется, что все это ей показалось, ведь совсем потерялась во времени и пространстве. Видит перед собой испуганное и взволнованное лицо Альбедо, который осторожно взял ее за плечи и пытался беглым взглядом проанализировать ее состояние.       — Так, а ну на место! — кричит преподаватель парню, свиснув в свисающий на шее свисток. — Вернулся, я сказал!       Альбедо злостно оборачивается, смотря то на мужчину, то на подающего парня, который стоял, как ни в чем не бывало.       — Извини, — безэмоционально молвит тот. — Ну, это игра, тут никогда не знаешь, что случится.       — Мог бы по-нормальному подавать, а не с такой силой! — шипит Альбедо, начиная постепенно выходить из себя от наступающей злости, гнева и дикого переживания за подругу.       — Мог бы поймать хоть один мяч, а не стоять, как столб, — в ответ амбал пожимает плечами, совершенно не чувствуя укол совести.       Парень цыкает и сжимает руки в кулаки, еле заметно скалясь.       — Так, продолжайте играть! А ты, — преподаватель берет студентку под руки. — Идем.       Хочется побежать за ними следом, чтобы убедиться, что с Сахарозой все будет нормально, но покинуть поле не может. Второй физрук остался в зале, да и остальные парни его точно прибьют после окончания пары, если он продолжит их подводить.       Ужасно!       Злость кипела внутри и от нарастающей ярости даже стал пытаться отбивать мяч, лишь бы выпустить весь свой внутренний гнев. Конечно, понимает, что руки потом будут полностью красные, начнут ныть похуже мышц в теле, но гнев туманит голову похлеще обычного. Ему так хочется побыстрее услышать этот чертов звонок и навсегда убежать прочь из этого зала, чтобы не возвращаться в это ужасное место, и чтобы убедиться, что с подругой все в порядке.       А вдруг, они ей нос разбили? Волнение и страх наряду со злостью затянули внутри очередной узел, и парень до крови кусает собственные губы. Боже, он никогда еще прежде так сильно не переживал, ведь на кону стоит здоровье Сахарозы, которая сейчас неизвестно где.       Ее точно не стали бы отводить к медсестре, ведь в университете ее просто-напросто нет. Иронично: медицинский ВУЗ, а врачей совершенно нет. Совершенно не смешно, но хочется истерически засмеяться.       Как в итоге, команда Альбедо побеждает и всем оставшимся ребятам, наконец-то, ставят долгожданный зачет, но сейчас парню это было не столь важно. Как только пара заканчивается, он пулей вылетает из зала, игнорируя удивленные взгляды ребят, открывает все двери, которые были не закрыты, стучится даже в раздевалку к девушкам, но и там было пусто. Оставалось лишь заглянуть в кабинет к преподавателям и, слыша голоса за старенькой обшарпанной дверью, с волнением нажимает на ручку.       Сахароза сидит на стульчике и прикладывает к носу бутылку с водой, а рядом сидящий преподаватель что-то записывает в журнале.       Парень резко бросается к подруге, аккуратно дотрагиваясь до ее плеча и заглядывая в медовые глаза; от страха глубоко и часто дышит, сердце отбивает сотню ударов в минуту, а покрасневшие руки мелко дрожат, неосознанно сжимая ткань чужой футболки.       — Сахароза… — тихо шепчет он. — Ты… как ты? Сильно больно? Крови нет?       — Немного болит… — тихонько признается она и неловко улыбается. — Но… Крови нет, вроде…       — Жить будет. Перелома никакого нет — ей повезло, — преподаватель со вздохом откладывает журнал в сторону. — Скоро пройдет. Можете идти, только бутылку оставь, ладно?       — Угу…       Сахароза нехотя отставляет прохладную воду в сторону и приподнимается с места, а Альбедо с облегчением вздыхает, осторожно беря девушку под руку. Мелко дрожит от прилива эмоций и страха, но, видя, что с Сахарозой все более-менее в порядке, слегка успокаивается.       Выходят из кабинета и Альбедо ведет девушку к окну; бережно берет за подбородок и слегка приподнимает его, рассматривая покрасневший нос подруги.       Но от этого действия краснеют еще и ее щеки, а Сахароза от такого неловкого положения отводит взгляд в сторону.       — Крови точно нет? И не было?       — Нет-нет-нет! — разводит руками девушка. — Просто болит… И голова тоже побаливает. Удар был сильным, но не настолько, чтобы что-то мне повредить… Я просто испугалась, вот и все.       Сахароза рассеянно улыбается, но, замечая волнение в голубых глазах друга, нервно сглатывает. Он все еще держит ее за подбородок, находясь к ней так близко, так близко, что девушка вновь чувствует его дыхание на своем лице; щеки словно начинают печь.       Сердце пропускает пару ударов, а взгляд Альбедо с волнением метается по смущенному лицу подруги. Большим пальцем проводит по щеке Сахарозы и пытается убедить себя, что с ней и вправду ничего страшного не случилось.       Он бы точно себя не простил, если бы с ней произошло что-то ужасное. Он ведь обещал, он в ответе за Сахарозу и теперь вся ответственность за подругу лежит на нем. Страх все еще режет на ниточки его уязвимые нервы, переплетает их одну за другой и стягивает в тугую веревку. Тяжелый камень образовался в груди, и Альбедо чувствует, что дышать становится все труднее.       — Точно, все хорошо?       — Д-да, Альбедо, правда… Просто болит, но оно пройдет—…       Не успевает закончить фразу, как парень резко ее обнимает. Прижимает к себе так, будто держит в руках что-то дорогое и ценное, словно сокровище, и Сахароза чувствует, как он мелко дрожит. Девушка осторожно проводит рукой по его волосам, прижимает его к себе капельку крепче, а щеки вновь наливаются румянцем; в уголках глаз отчего-то скопились капельки слез, которые Сахароза старательно поспешила убрать свободной рукой, ведь не хочет, чтобы друг переживал за нее еще больше.       Они оба в футболках, что дает четче услышать сердцебиение каждого, как и приподнимающиеся плечи в такт их дыханию, и хотелось бы простоять так еще чуточку дольше, но холод университетских коридоров вызывает неприятные мурашки по всему телу. Теперь и Сахароза начинает мелко дрожать в его объятиях, но уже от холода.       — Пожалуйста, будь аккуратнее, хорошо? — будто с мольбой в голосе спрашивает Альбедо, понимая, что долго так простоять тут они не смогут. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.       — Я постараюсь…       Сахароза утыкается щекой в его плечо, а тепло его тела вызывает очередные мурашки и новую волну дрожи. Ей так приятно его обнимать, ей так хочется чувствовать себя капельку нужной, важной и ценной. Хоть ей и не нравится факт того, что Альбедо переживает, она обнимает его чуточку крепче, пытаясь показать, что она здесь. Что она живая, она рядом, она в порядке, и что нет повода для волнения, а потому неосознанно зарывается рукой в растрепанные светлые волосы, случайно задевая пальцами область на шее.       Альбедо резко выдыхает воздух и отпускает ее, все еще держа руки на плечах Сахарозы. Подруга удивленно моргает, а парень глубоко дышит, не понимая, откуда у него возникла такая реакция.       — Альбедо? — осторожно зовет его девушка.       — Пошли, переоденемся побыстрее, чтобы не замерзнуть? — убирает руки с ее плеч и только сейчас чувствует, как же сильно горят собственные ладони после столкновения с злополучным мячом. — Встретимся тут, хорошо?       — Угу…       Направляются в разные стороны коридора к своим раздевалкам, а Альбедо по пути невзначай легонько дотрагивается до своей шеи, медленно проводя по ней пальцами. И вправду понять не может, от чего так отреагировал на обычное касание.       С каждым днем сходит с ума все больше и больше. Отчасти это пугает, но с другой стороны — чувствует себя по-настоящему живым человеком, а не каким-то роботом или собакой.       Встречаются у назначенного места спустя несколько минут и вместе направляются к выходу. Больше пар у них сегодня не будет, ведь бóльшую часть предметов удачно закрыли, поэтому самое страшное они сегодня уже пережили. Зачет по физкультуре есть, и можно облегченно выдохнуть, забывая про этот предмет, как страшный сон. Наконец-то больше не будут ныть мышцы после каждого урока, больше не будет этого страшного мяча, этих дурацких нормативов и этой сменной формы, которую так неудобно таскать два раза в неделю.       Замечает, как Сахароза все еще потирает свою переносицу и лоб, неприятно щурясь каждый раз. Волнение расцветает внутри новыми колючими бутонами, и Альбедо поскорее хотелось вырвать с корнями эти гнилые цветы у себя изнутри.       — Нужно что-то холодное приложить.       — Можем, разве что, снег… — неловко смеется девушка и снова щурится от новой ноющей боли.       Конечно, безумно рада, что никакого перелома у нее не было, но участок на переносице все еще неприятно болел. Надеется, что хотя бы до вечера боль спадет, ведь не очень хотелось ей засыпать с этим неприятным чувством.       Ребята сидят на небольшой аллее около университета. На удивление, погода очень приятная и совсем не холодно; солнце отражается от белоснежного снега и немного слепит глаза, а Альбедо даже снял свою шапку и слегка расстегнул курточку, и пока есть немного времени, они решили посидеть на небольшой скамейке.       Да и тем более, спешить домой никто из них не хотел. У Сахарозы дома скучно и чем себя занять девушка не знала, а Альбедо просто не чувствует свой дом своим домом. Да и погода хорошая, чего добру пропадать? Они могут позволить себе немножечко отдохнуть после напряженного дня, тем более, когда по предметам практически все сдано. Осталось еще немного потерпеть — и скоро каникулы и праздники.       — Снег приложить? — тихонько смеется парень. — Да ну. От тепла тела растает и превратится в воду. Будет неприятно.       — Тогда… — Сахароза на секунду задумалась и в голову резко прокралась идея.       Правда вот, от своих мыслей ей стало еще более неловко и стыдно. Уже не раз девушка замечала за собой, что все чаще и чаще думает о чем-то странном, о чем-то таком, что никогда раньше в голову не лезло, но тот внезапный порыв нежности со стороны обоих будто окончательно сбил девушку с толку.       Щеки краснеют, трепет в груди вернулся с новой волной и непонятные чувства дурманят ее забитую мыслями голову. С каждым разом это чувство возрастает все сильнее и сильнее, и одновременно хочется и поддаться этому, и избегать его, боясь показаться глупой, странной, или вовсе оттолкнуть важного для нее человека.       Но она ведь доверяет ему. А он доверяет ей. Их странные, непонятные отношения будто становятся крепче с каждым днем, и это совершенно не похоже ни на дружбу, ни на что-то еще. Сахароза ни разу не сталкивалась с подобным, и опыта в таких вещах, как отношения с людьми были достаточно низкие, и как описать все свои чувства адекватно и логически девушка просто не знала. А вдруг, то, что она чувствует — ненормально? И узнать даже не у кого, ведь только с Альбедо она и общается. Может, конечно, обсудить этот вопрос с Эмбер, но тут же откидывает этот вариант: они с ней не на столько близки, чтобы Сахароза могла доверять ей свой внутренний мирок, такой ценный и дорогой для девушки, но одновременно такой одинокий, поломанный и покрытый толстым слоем пыли и мха.       Вроде, хочется жить своими выдуманными сказками, но реальность каждый раз бьет под дых, из раза в раз запирая маленькую девочку внутри огромной темницы. И, если честно, Сахарозе так сильно хотелось сломать эти оковы окончательно, впустить в свой мирок теплое солнце, вырастить садик из васильков и лаванды, лилий и астр, превратить темницу в прекрасный и сказочный замок, и иногда посещать этот приятный и драгоценный внутренний мир, впуская сюда лишь тех немногих, кому девушка доверяет всецело.       Раньше она бы сюда точно никого не впустила. Но сейчас понимает, что первое приглашение точно подарит Альбедо; принесет ему одну из сказочных лилий и позволит ему посещать это место всегда, когда он только это захочет. Да пусть хоть остается здесь, лишь бы ему было комфортно, лишь бы он ее саму не покидал.       — Тогда…? — переспрашивает Альбедо, выводя подругу из мыслей; уж больно долго девушка молчит и не говорит ни единого слова.       «Ладно, попробую… но всего лишь один разочек!»       — Я заметила, что у тебя… ну… — не может сформулировать нормально предложение и старается собраться с мыслями, чтобы не мямлить. — Ну… как бы сказать…       — Не волнуйся ты так, — мягко улыбается парень. — Говори, как есть. Не съем же тебя.       «Как же стыдно!»       — У тебя… Руки всегда очень холодные… — выдавливает из себя Сахароза и вжимает голову в плечи. — Ну и… Нет, если ты не хочешь, то все в п-порядке, правда-правда! Просто… Эм…       Неловкая тишина повисла между ними и Альбедо пару раз удивленно захлопал глазами, совсем не ожидая, что подруга предложит именно такой вариант. У него что, и вправду ладони постоянно холодные? А он и не замечал никогда. Интересно, а это плохо? А вдруг, Сахарозе было некомфортно, когда он дотрагивался до нее ледяными руками?       Ох. Лучше сейчас не загоняться по этому поводу…       — А… Ну, я могу, не вижу никаких проблем, — поворачивается к девушке корпусом и достает руку из кармана. — Правда, я ее немного отбил сегодня… Но, надеюсь, она все так же холодная. Только, если вдруг будет неприятно, ты говори сразу, ладно? А то… Ну, я по-другому понять не смогу.       — К-конечно! — кивает девушка и расплывается в улыбке. — И мне никогда не бывает неприятно, Альбедо! Ты всегда очень аккуратный и… Заботливый.       Пунцовые щеки Альбедо горят не меньше, чем его ладони. Он? Заботливый? Да, он старается быть таковым рядом с важным и дорогим человеком, но парень до этого момента не мог с уверенностью сказать, что у него и впрямь это получалось. Но теперь, слыша напрямую эти слова от Сахарозы, Альбедо немного сбивается с толку и единственное, что он теперь хочет — снова крепко обнять подругу, прижимая к себе.       — Спасибо, — тихо шепчет парень и тянется рукой к ее лицу.       Сахароза, для удобства, снимает свою шапку и моментально чувствует ледяные руки на своем лбу. Блаженно закрывает глаза и моментально расслабляется, когда холодные пальцы приятно остужают ноющую переносицу, и ей так хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. Улыбается, льнет к его руке чуточку ближе и выравнивает дыхание, когда чужая рука с нежностью охлаждает ушибленное место.       Альбедо подсаживается еще ближе, и оказывается совсем близко к подруге. Их колени дотрагиваются друг до друга, а на своей руке частично слышит ее теплое дыхание, и парень с легким удивлением и неким упоением наблюдает за ее реакцией. Сахароза довольно улыбается и полностью расслабляется, чуть ли не тает на месте от такого приятного чувства, и неосознанно пододвигается к Альбедо все ближе и ближе.       — Приятно? — осторожно спрашивает парень, чуть нервно улыбаясь.       — Безумно…       Сахароза сейчас такая спокойная, а ее красные щеки так забавно выделяются на лице. Но вот Альбедо совсем растерялся; пульс снова участился, и странные, пугающие и непонятные мысли вновь прокрались в его сознание, образовывая в голове очередной непроглядный туман. Сколько уже можно этого тумана в своей голове? Каждый раз, когда такое случается, он совершенно теряется и проводки логики и здравого смысла в очередной раз кто-то бесцеремонно обрывает, вызывая очередной электрический ток, проходимый сквозь все его тело.       Лоб Сахарозы очень теплый, и оттого ладонь быстро нагревается, и Альбедо, понимая это, меняет положение ладони на тыльную сторону, и очередной прилив холода успокаивает Сахарозу еще больше.       Альбедо будто точно сделан из снега, из приятного, чистого и искрящегося на солнце теплого снега, который никогда не растает. Который вечно будет сверкать при лучах и согревать своей томной прохладой, к которому хотелось прикоснуться, не боясь получать ожог от обморожения. Альбедо сделан из приятного холода, из вечной зимы и горного снега, пахнет морозом и ранней весной, и распускается, будто подснежник, когда пытается в очередной раз проявить свою заботу и ласку. Такой маленький, но очень смелый цветок, который, не боясь холода, прорастает даже сквозь оледеневшую почву.       Так не хочется срывать его; хочется вечно заботиться о нем, проводить пальцами по лепесточкам и просто любоваться такой нежностью и красотой под слоем пушистого снега.       Меняет ладонь на другую, и девушка снова расплывается на месте. Так чертовски приятна эта прохлада, и так хочется, чтобы она никогда не заканчивалась.       Альбедо же краснеет все гуще и гуще. Вновь начинает мелко дрожать и безумно не хочет убирать свою руку.       Сахароза теплая, как весна, как первые весенние цветы — бутоны пролесков или крокусов. И Альбедо так боится причинить вред хрупким веточкам и лепесткам, и обещает себе, что будет заботиться о них тщательно; тщательнее даже своих домашних растений.       — Тебе лучше? — осторожно спрашивает Альбедо, замечая, как предательски вздрогнул собственный голос.       — Очень. Спасибо большое тебе, правда.       Наконец, открывает глаза и при виде смущенного лица Альбедо прямо перед собой сердце вдруг снова забилось сильнее. Ей так непривычно, так в диковинку видеть его лицо таким растерянным и смущенным, что сама Сахароза начинает слегка нервничать и краснеть.       Рука Альбедо снова скользит по ее теплым щекам, тыльной стороной пальцев проводит по линии скул, подбородку, спускается вниз и пальцами ухватывается за пряди мятных волос, чуть сжимая их в своей дрожащей руке. И сам не понимает, зачем это делает, просто снова поддается своему внутреннему голосу, который совершенно невозможно было адекватно услышать во всем том бардаке, который творится в собственной голове.       От его действий у Сахарозы перехватывает дыхание. Они еще смотрят так друг на друга, и складывалось чувство, что они тянутся все ближе и ближе, но от собственной неуверенности резко останавливаются и рвано дышат, не зная, что делать и что говорить.       — М-м… Альбедо…? — тихо произносит его имя, и парень будто бы приходит в себя от легкого транса.       Убирает свою руку от лица Сахарозы и нервно откашливается, пытаясь выровнять спину.       — Да, Сахароза?       — А как ты… Будешь праздновать Новый год?       Первое, что пришло девушке в голову. Надо было как-то развеять неловкую атмосферу, хотя отчасти она была достаточно приятной, но признаваться в таком для девушки было почему-то жутко неловко и стыдно. Никогда в жизни не признается себе, что ей жутко нравится, когда Альбедо проявляет к ней такую нежность и теплоту, учитывая то, какой он сдержанный со всеми другими. Чувствует себя немножечко особенной, хоть и не до конца может смириться с такой высокой участью, ведь не считает, что достойна такого.       — Новый год… — задумчиво повторил парень. — Ну, дома, как обычно. Честно признаться, мы не особо празднуем его. Обычно приезжает Алиса и Кли, с которой я провожу время… Ничего такого. А ты?       — Я… Тоже, — вздыхает девушка, поправляя прядь волос. — С родителями, как обычно. Мне больше не с кем.       Звучит немного грустно, отчего сердце Альбедо сжимается. У него, по крайней мере, есть Синь Янь, которая в том году, в первых числах января потащила его на очередной концерт, а Сахароза совершенно одна.       — Говоришь, Алиса и Кли будут?       — Да, Алиса — лучшая подруга моей мамы с самого детства… Я, вроде, не рассказывал, кем она приходится моей семье. Ну, а Кли ты помнишь, — слабо улыбается тот. — А что?       Сахароза на миг задумалась. Она не так часто может генерировать различные идеи, причем так быстро и импульсивно, но вспоминая последние дни и все происходящее в ее голову внезапно стукнула одна идея. Безумная, отчасти опасная идея, которая не факт еще, что закончится хорошо, поэтому с этим нужно быть осторожной.       Но, если так подумать, все складывалось вполне в логическую цепочку, и от собственных раздумий Сахароза даже забыла о том, что буквально пару минут назад покрывалась густой краской смущения.       — Слушай, Альбедо… А мы можем как-нибудь все вместе встретиться? Ну, я, ты и Синь Янь?       — М? — Альбедо удивленно заморгал. — Можем, наверное, если она все вовремя сдаст… А что?       — Просто, у меня есть одна идея… Правда, не факт, что план сработает, так что мне его еще нужно обдумать… Ну, и с вами обсудить.       План? Какой еще план? Альбедо совсем потерял всю нить диалога, ведь вроде за новый год говорили, а тут Сахароза уже какие-то планы строит. Порой искренне поражается ее мыслям, в хорошем, естественно, смысле.       — Тогда, постараемся все собраться и все обсудить, — улыбается парень. — К слову, что ты хочешь на новый год?       — Не знаю… — девушка пытается перебрать в голове всевозможные варианты, но на ум так ничего и не приходит. Что уж поделать, Сахароза никогда особо ни в чем не нуждалась, и этот вопрос и вправду завел ее в тупик. — Хотя… Я бы хотела с волосами что-то сделать.       — С волосами?       — Да. Может, кончики затемнить… — неловко признается она. — Просто, понимаешь, в последнее время хочется поменять что-то… То ли в себе, то ли во внешности, вот и… Подумала о таком.       Альбедо тепло улыбается и мысленно представляет подругу с темными кончиками на волосах.       — Мне кажется, тебе очень пойдет. Можем организовать.       — Спасибо… — смущенно отводит взгляд в сторону. — А ты что хочешь?       — Мне хватит и тебя рядом.       Девушка чуть ли не поперхнулась воздухом от такого ответа, вновь заливаясь краской.       — Ох! Я… Хах… Это было весьма… неожиданно, — нервно смеется Сахароза и потирает затылок. — Я буду рядом. А ты?       — И я тоже. Мы ведь пообещали, верно?       Теплые улыбки согревают друг друга, и Сахароза аккуратно берет его руку в свою. Альбедо дергается от неожиданности, но успокаивается, когда девушка осторожными движениями проводит рукой по его пальцам, будто пытаясь то ли согреть снова оледеневшие руки, то ли избавить его от неприятной боли в ладони и суставах после проклятой физкультуры.       — У тебя теплые руки, — вдруг выдает Альбедо, не зная, зачем вообще говорит это вслух.       — А у тебя холодные.       — Это плохо?       — Нисколечко, — качает головой. — Чем холоднее руки, тем теплее сердце…       — Или последствие анемии.       — Ну тебя! — фыркает Сахароза и легонечко бьет его в плечо, густо краснея. — Я тут пытаюсь что-то милое сказать, а ты–…!       — Прости-прости, — пожимает плечами и вновь улыбается.       Тишина снова повисла между ними двумя, и чем дольше она продолжалась, тем сильнее Альбедо чувствовал, как ему хочется поддаться эмоциям снова. Будто чувствует, что точно не успокоится, если не усмирит эти чувства, галдящие внутри, словно стая ворон, но действовать было так страшно, что сердце будто бы замирало на долю секунды.       Он боялся, что может ее напугать, пусть и сам не до конца понимает свои чувства и то, что творится с ним в последнее время. Но вспоминает, что всегда может просто поговорить об этом, ведь знает, что по-другому раскрыться и усмирить своих новых демонов за плечами у него не получится.       — Сахароза, — зовет он и сжимает ее пальцы в ладони. — Могу я поговорить с тобой?       — А? — девушка немного пугается такому вопросу. — К-конечно можешь! О чем?       Альбедо мается, и сам не зная, как начать диалог. Будто бы переместился он на пару месяцев назад, тогда, в середину осени, когда впервые позвал Сахарозу обсудить его выступление на солнечном подоконнике. Начинать разговор и вправду очень сложно и трудно, но нужно с этим бороться, а то иначе и так не легкая жизнь будет лишь усложняться.       — Знаешь, я не до конца понимаю свои чувства. И все, что я делаю… Я боюсь, что могу напугать тебя чем-то, оттолкнуть от себя. Но в то же время, я очень хочу быть честным и с тобой, и с собой, — осторожно начинает Альбедо и сжимает ее пальцы немного крепче, явно волнуясь, но пытаясь тщательно это скрывать. — И мне сложно дается понимание собственных эмоций. И чтобы понять их, мне нужно… пробовать? Я к тому, что, пожалуйста, если то, что я делаю или говорю тебе, тебе неприятно, то говори мне. Прошу.       Сердце пропускает пару ударов. Его невинная искренность сжимает все внутренности и на глазах словно вот-вот вновь появится эта полупрозрачная пелена слез, настолько Сахароза прониклась его короткой, но такой честной речью. Знает, осознает, что ему очень трудно, ведь сама понимает, как тяжело порой разбираться в себе, поэтому понимает чувства Альбедо целиком и полностью, без всяких на то преувеличений.       Внезапно берет его ладони в свои и крепко сжимает, слегка притягивая его на себя.       — Я всегда с тобой честна, Альбедо, и я обязательно помогу тебе справиться со всем, — редко когда можно было услышать в голосе девушки такую уверенность, но сейчас она полностью доверяет собственным словам. — И все, что ты делаешь и что говоришь… Мне безумно, безумно нравится. И я рада, что мы с тобой смогли поладить и подружиться, и я очень ценю то, что ты открываешься передо мной… И что доверяешь мне тоже. И я… Я тоже тебе доверяю. И знаю, что ты никогда не сделаешь мне ничего плохого, потому что ты не такой.       От ее слов парень хочет заплакать. Впервые в жизни заплакать не от истерики, не от эйфории, пойманной на сцене перед толпой, а от обычной человеческой искренности и теплоты, которых ему порой так не хватает.       Сахароза такая чудесная, и Альбедо так счастлив, что они есть друг у друга.       — Спасибо. Правда, спасибо тебе, — слабо улыбается и голубые глаза скользят по ее лицу. — Тогда… Если ты позволишь. Могу ли я кое-что сделать? Я… не уверен, что именно хочу этим сказать, но… Мне нужно убедиться. Хорошо?       — К-конечно! — заикается девушка и быстро кивает.       Парень смущенно улыбается и, глубоко вдыхая, осторожно прикладывает холодную руку к теплой щеке девушки, а лицом медленно приближается к ней.       Сахароза на секунду подумала, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди, когда сантиметры между ними сокращались. Она будто забыла, как дышать; затаила дыхание и тело снова пробила волна непонятных мурашек, а потом еще раз, и еще. Чувства, собранные в один большой ком, будто разбрелись по всему ее телу, просачиваясь сквозь ее кожу, обвивая узлами ее хрупкие ребра, залазили в самое сердце и возвращались обратно, высвобождаясь густым румянцем на щеках и покалыванию на кончиках пальцев.       Бабочки внутри проснулись от долгой спячки, и их нежные крылья щекотали изнутри все ее тело.       Не знает, чего ей ожидать, а потому быстро закрывает глаза, и через мгновение чувствует что-то теплое на своем лбу.       Альбедо, аккуратно приблизившись к лицу подруги, осторожно придерживал ее лицо за румяную щеку и мягко дотронулся губами до ее теплого лба, оставляя на нем легкий, но достаточно длительный поцелуй.       Внутри будто что-то взорвалось; Альбедо не думал, что когда-нибудь сделает нечто подобное, а Сахароза свободной рукой ухватывается за рукав куртки друга, чтобы не свалиться со скамейки. Она думала, что в тот раз умрет от проснувшихся чувств, когда парень просто дотронулся до ее лба своим, но теперь она уверена окончательно, что умрет именно тут и прямо сейчас. Девушка успевает лишь томно выдохнуть, но на деле ей хотелось и кричать, и наброситься на Альбедо с объятьями, однако собственные чувства приковали ее, не давая двигаться.       Губы его очень теплые, и от подобного голова идет кругом. Рдяные щеки наливаются кровью еще больше, а тугой узел из собственных чувств разматывался и собирался обратно несколько раз за секунду. Так странно, так непонятно, так в новинку и так необычно, а еще дико страшно, волнительно, будто в последний момент засомневался, правильно ли вообще все это делает.       Но так приятно.       Сахароза думает: а это случаем не ее очередной глупый сон?       Альбедо же: точно ли он не сошел с ума?       Медленно и нехотя, парень отдаляется, и никогда в жизни ему еще не предстояло увидеть столь яркое смущение на лице Сахарозы. И ему даже понравилось. Будто он сделал что-то невозможное, хотя сам понимает, что сейчас выглядит точно так же. Точно так же глупо и неловко, с такими же горящими щеками и бегающим от непонимания взглядом по чужому лицу.       — Надеюсь, я не напугал тебя… Этим , — нервно сглатывает парень и слышит, как сердце отбивает бешеный ритм в собственной голове.       Стало очень тепло, чуть ли не жарко. Будто зима резко сменилась на знойное лето, когда от жары не спасает ни мороженное, ни холодные напитки, ни принятие прохладного душа.       Оба сидят и стесненно разглядывают друг друга, не зная, что и сказать. Будто между ними пробежал электрический ток, который хотелось испытать еще раз, дабы полностью убедиться неизвестно даже в чем.       Наверное, что это было приятно?       — Н-нет, я не… Я не напугана. Просто… — Сахароза мнется, совершенно не в состоянии построить адекватное предложение. — М-могу ли я тогда…? Пожалуйста…?       — Можешь?..       Не знает, на что соглашается, но все равно дает свое одобрение, ведь доверяет ей так же, как и она ему.       Теперь пришло время Альбедо смущаться, чувствуя себя зажатым в темный угол, когда и сама Сахароза начала медленно приближаться к нему. Так же взяла его рукой за холодную и красную щеку, и, пытаясь долго не томить, дотрагивается губами до другой щеки. Прерывисто дышит, щекочет дыханием его щеку, обделяя ее приятным огнем, а Альбедо резко вдыхает часть воздуха.       Внутри тянется что-то приторно-теплое, тягучее и приятное, оставляет невидимые ожоги на внутренних органах, на хрупких костях, развеивает туман в голове и добирается до самого сердца, от чего оно сейчас точно остановится от такого быстрого пульса.       Щека горит так же, как и руки, которые отбил тем чертовым мячом пару часов назад. И Альбедо готов поспорить, что этот ожог был куда серьезнее, но намного приятнее и теплее, и хотелось, чтобы он никогда, ни за что в жизни не проходил, и так и остался приятным, тягучим и невидимым шрамом, о котором он никогда в своей жизни не забудет.       Девушка отдаляется, все еще держит его за красную щеку и оба рвано и прерывисто дышат, откровенно не понимая, что вообще сейчас делают. Они вообще в сознании? Или это все их бредни? А может, они оба умерли на физкультуре и сейчас просто видят предсмертные сны? Ведь уверены, оба уверены, что вот-вот — точно умрут прямо на месте от таких переполняющих и абсолютно новых эмоций.       Они хотели быть честными друг с другом, и теперь даже не знают, что с такой честностью им отныне делать. Будут хранить в самом сердце, но выдержит ли оно?       — Ты… Не испугался? — голос Сахарозы дрожит.       — Нет. А ты? — старается говорить спокойно, но и Альбедо подводит собственный голос.       — Нет, — качает головой. — Это было… Приятно…       — А это вообще… Нормально? — вдруг у него снова перехватывает дыхание. — Мы друзья. И… целуемся? Это… Так вообще можно?       — А тебе понравилось?       — М-м… Да. А тебе?..       — И мне, — нервно сглатывает девушка. — Если обеим сторонам хорошо, значит, полагаю, в-все нормально?..       Облегчение будто обливает Альбедо холодной водой. Будто все то, чего он так боялся все это время, будто все его волнения и переживания просто исчезли, испарились, и внутри стало так легко, так свободно, хоть кричи во все горло от переполняющих чувств.       Значит, он нормальный ? Он не сошел с ума? Или, может, сошли с ума они оба? Массовый бред, истерия? Глубоко сомневается в этом, а значит, все точно хорошо?       Он в порядке?       Так неловко, но так приятно. Так хочется еще раз почувствовать эти ожоги на своем горящем лице, но понимает, что этого, пока что, достаточно. Иначе точно умрут от остановки сердец, а этого никто не хотел.       Они просто попробовали: искренне, по-детски невинно и неопытно, просто попробовали сделать что-то новое, попробовали стать еще чуточку ближе, чувствуя себя такими важными, такими нужными и такими… счастливыми и особенными.       Альбедо сжимает ее руку, а Сахароза не слышит больше ничего, кроме своего сердцебиения. Головная боль и ноющая переносица будто мгновенно исцелились, будто и не было сегодня никакого такого происшествия, которое обеим потрепала и так порезанные на короткие ниточки нервы.       Будто сегодня были лишь они, и больше никто.       — Как… твоя голова? — неловко спрашивает Альбедо, не зная, что еще сказать между этой паузой.       — Прошла. Теперь окончательно прошла, — кивает Сахароза, перебирая в руке чужие пальцы.       — Давай, я проведу тебя до остановки?       — Ага… Было бы неплохо.       Слегка успокоились, пусть пульс все еще превышает сотню ударов в минуту, а мурашки бегают по шее и позвоночнику, разливая за собой неописуемое тепло. Оба переглядываются и неловко улыбаются друг-другу. Совершенно не понимают, что это было, как это произошло, и самое главное — зачем поддались своим внутренним чувствам, но одно знали точно:       Все в полном порядке, пусть и не под полным контролем.