***
Мама. Тепло рук. Её глаза. Её улыбка. Сияющий голубой сгусток света покинул его тело. Чёрные тени, носившиеся вокруг, потеряли свою значимость. Всё стало неважно. Пустота. Полное ничего — чистота, тишина. Только что-то неопределённое в груди — сжимается, разжимается. Спазм. Но ему всё равно. Он не понимает, что это значит. Проходит время, но ничего не меняется. Ощущение непонятное. Он не знает, что это. Не понимает — не помнит, что такое холод, когда спина промерзает от соприкосновения с мокрым песком. Драко не знает, что это. Не представляет, как течёт время. Сколько его уже прошло, когда слышит неведомые ему звуки. Он просто слышит, но не понимает, почему его тело вдруг дёргается, почему чёрные тени снова окружают, почему испытывает эти ощущения. Кажется, они неприятные. Но ему всё равно. Внутри что-то сжимается, разжимается. Спазм. Там что-то замирает, но он не понимает. Странные звуки рядом. Глазам больно, но с этим ничего не сделать. Снова звуки, какой-то вой. Перед ним мечется что-то или кто-то. Ему всё равно. Спазм. Спазм. Он не знает что это, но это плохо. Тьма. Это просто тьма. Но потом он видит вдалеке свет. Идёт к нему медленно, нерешительно, понимая… — Я умер? — тихо спрашивает он, и вдруг слышит оглушительный звук, не имея возможности закрыть уши руками. — Малфой! Борись! Свет манит, хочется идти к нему — это так умиротворяюще хорошо, только этот смутно знакомый голос тревожит. — Дыши, твою мать! Этот голос заставляет боль поселиться в груди. Этот голос почему-то очень важен. Снова боль. Спазм. — Я должен остаться? — с сожалением шепчет он, глядя на удаляющийся свет. — Иди к ней… — слышит он отдалённо знакомый мужской голос. — Иди, ты обещал. Спазм. Тьма растворяется. Боль в груди. А потом что-то тёплое касается его тела. — Ты со мной… — шёпот обжигает ухо. Одежда на груди промокает. Эти звуки знакомы. Что-то дрожит рядом с ним, цепляясь за него. Он не понимает, почему в груди больно. Зачем? Что происходит? Всё равно… Он просто опять там, где больно. Холод пробирает до костей, но двигаться нет желания. Зачем? Чего ради? Над головой тьма, вокруг мрак, лишь одно живое существо рядом. Зачем? Оно производит море непонятных звуков. Пытается его поднять. И вот тело движется в пространстве медленно, плавно. Это приятное ощущение, но всё ещё очень холодно. Опять твёрдо, неприятно. И снова полёт. Тёплая мягкая поверхность намного приятнее, но всё равно непонятно зачем всё это. — Теперь… ты как будто спишь. Свет больше не выжигает глаза. Это приятно. Кажется. Движение рядом. Так ещё теплее. Это хорошо. Только существо рядом толкается и трясётся, снова издавая эти странные звуки. Зачем? Тело тяжелеет. Закрытые глаза видят лишь тьму. Существо рядом затихает, и он проваливается в тишину.***
Я так горжусь тобой… Её улыбка дарит тепло. Ты — наше будущее… Его взгляд вселяет уверенность. Ты обещаешь позаботиться о ней? Это лицо словно непреодолимый долг. Я люблю тебя… Её шёпот дарит счастье. Она красива. Он сосредотачивается на ней — смотрит долго, но не понимает, кто она. — О, Боже! Этот встревоженный голос заставляет его внутренне сжаться. — Драко, ты спишь? Неважно. Сейчас не время спать. Совсем не время. Как я не подумала? Вот идиотка. Сейчас, потерпи любимый. Ох, как же так… Сейчас. Он чувствует, как с него стаскивают мокрую одежду. Становится холодно. — Прости, любимый. Как же я не подумала. Я просто не имела такого опыта, понимаешь? Извини, сейчас я тебя переодену и станет тепло. Видишь, как получается, — продолжал голос, и он почувствовал, что снова летит, а потом опускается на что-то мягкое и сухое, — детей мы с тобой не планировали, правильно? Но, признаюсь, я думала об этом. Может быть, как-нибудь потом. И поскольку «потом» отменяется, значит, ты и будешь моим ребёнком. Он услышал приятные звуки, исходящие от существа. Гермиона невесело рассмеялась, смахивая слезинку со щеки и быстро снимая с постели мокрое бельё. Очистив постель магией, решила попробовать продолжить разговор. — Думаю, будет удобнее, если ты всё-таки откроешь глаза. Он ощутил мягкое тёплое прикосновение, и перед ним возникло то самое существо, которое он уже видел. Драко бессмысленно, не моргая, взирал на девушку. — Слушай, это ужасно, — немного поморщилась она. — Ты смотришь так, как будто меня не видишь. Может, лучше их закрыть? Хотя, как ты тогда поймёшь, что ты живой, если… Мерлинова борода! Как это всё абсурдно. Она отошла подальше, посмотрела на него внимательно, понимая, что он даже взглядом за ней не следит. — Правильно, — вздохнула она. — Зачем тебе вообще что-то делать? Моргать, дышать, справлять нужду там, где надо. Зачем? Они же лишили тебя всего. Всех воспоминаний. Вообще смысла жить. Ты ни меня не помнишь, ни их. Девушка обернулась, бросив взгляд на портрет его родителей. — Это твоя мама, — подойдя к картине, Гермиона положила ладонь поближе к лицу Нарциссы Малфой. — Мама, помнишь? Но его взгляд остался безучастным. — Ну и ладно, — вздохнула она. — Потом. Она села напротив него в кресло, растерянно изучая его лицо, расслабленную фигуру, сидящую во втором кресле. — Сейчас я тебя покормлю, а потом мне нужно работать. Не представляю, что мы будем с тобой делать, но уж точно, оставлять тебя одного в постели я не собираюсь. Мы обязательно изучим информацию о дементорах — всё, что только найдём. Не верю, что это навсегда. Мы ведь волшебники, так? А это значит, что выход есть всегда. Она улыбнулась немного неуверенно. Он не понимал это существо. Но ему нравилось, как оно звучит, как оно выглядит, как прикасается к нему. Только внутри была пустота. Покормить его тоже оказалось более чем сложно. Драко не понимал, не осознавал совершенно, чего существо от него хочет, пока она сама не опустила его челюсть, осторожно надавив пальцами на подбородок. Он забыл, что нужно жевать, и Гермиона растерянно соображала, как же ей поступать. Глотательный рефлекс был, но жевать твёрдую пищу… — Хорошо, — шепнула она, покрываясь испариной от волнения, — ребёнок… так ребёнок. Попробуем иначе. Она убрала яичницу, сделанную наспех, и сварила овсянку, предварительно превратив хлопья практически в пыль. Гермиона кормила его с ложки, посадив в полу-лежачее положение прямо на кровати. Подолгу ждала, пока он наконец проглотит чайную ложку каши, потом другую, постоянно подогревая магией остывающую еду. Полтора успешных часа. Она была счастлива, что это возможно. — Спасибо! — ласково шепнула она, чмокнув его в щёку и заботливо промокнув губы салфеткой.***
— Ты только послушай! — возмущённо говорила она мужчине, без движения сидящему в кресле библиотеки. — Пишут, что не было случаев исцеления! Ты понимаешь?! Не было ни одного такого случая, чтобы искалеченный дементором человек — неважно магл или волшебник — возвращался в своё прежнее состояние. Мне вот интересно, хоть кто-нибудь пытался хоть что-нибудь для этого сделать?! — всплеснула она свободной рукой и потрясая книгой в воздухе. — Они обследовали узников Азкабана! И это всё?! На этом основании делают выводы?! Идиоты! Она сердито сунула книгу на полку. — До чего скудная информация. Безобразие, — ворчала она, копошась на полке. — Так. Это сводки больницы Святого Мунго. Зачем вы это поместили в свою библиотеку? — с интересом взглянула Гермиона на Драко. — Нет, серьёзно? Зачем вам это было нужно? Неважно. Надеюсь, это будет на пользу. Так… Угу… Так. Вот! Ни одного случая «поцелуя дементора», максимум пострадавшие, которым удалось быстро восстановиться. Да, в Мунго не было серьёзных случаев. В Азкабане завались, но их там никто не лечил. Знаешь, — и она с сожалением вздохнула, — Сириус и Хагрид говорили, что это очень страшно — находиться с ними рядом. Гарри падал без сознания поначалу, помнишь? А ты его дразнил, паразит, — грустно усмехнулась она, снова бросая взгляд на безучастного возлюбленного. — Признаюсь, я уже даже готова видеть тебя тем мерзавцем, каким ты был в школе. Правда! Даже если я снова стану для тебя грязнокровкой, только бы ты выздоровел. Драко не понимал её слов, но интонация существа почему-то вызывала незнакомое чувство внутри. — Неважно, — тряхнула она головой. — А знаешь что?! — и она решительно засунула книгу на место. — Маглы в таких случаях просто ухаживают за любимыми и всё. Ну… как тебе объяснить… Будем делать вид, что всё в порядке, да? Она взволнованно приблизилась, чуть склонилась к его лицу, осторожно погладила щетинистую щёку, и ему стало приятно. Его ресницы медленно сомкнулись, разомкнулись, и огромные глаза девушки удивлённо уставились на него. — Я уверена, ты всё чувствуешь! — прошептала она. — Может быть, твоя душа уже далеко, не здесь, но… ты ведь чувствуешь, а значит… Спасибо, что ты рядом! — она вдруг порывисто обняла его за шею, трепетно касаясь губами его виска. — Главное, что мы вместе. Последние месяцы, может, недели, дни — неважно! Ты со мной. Ты чувствуешь. Ты… — она отстранилась глядя ему в глаза. — Ты почувствуешь, что я люблю тебя, Драко. Это самое главное! Она осторожно поцеловала его в уголок губ, не решаясь на большее. — Извини, но тебе пора в туалет, — смущённо улыбнулась она, краснея до корней волос. — Не хотелось бы мне снова… Полетели? И он снова ощутил это приятное движение, когда его тело невесомо парило в воздухе, перемещаясь в пространстве.***
Дни тянулись. Иногда Гермионе казалось, что она застряла во временно́й петле, когда события одного и того же дня повторяются снова и снова. Куда бы она ни пошла и чем бы ни занималась, брала с собой Драко. Он всё так же был глух и безразличен, и Гермиона утвердилась во мнении — что бы она ни делала, ему всё равно. Как она скучала по его голосу, по его смеху, взгляду. Пустая оболочка, оставшаяся от любимого, вызывала глубокую тоску и сожаления о содеянном. Нет, он не страдал — это было очевидно. Но в чём смысл его существования? Всякий раз Гермиона задавалась вопросом: зачем она это сделала? И сама себе отвечала: чтобы видеть его. Хотя бы так. Хотя бы его тень — отдалённое напоминание о счастье, которое она потеряла. Ложась с ним рядом каждую ночь, Гермиона лишь обнимала его неподвижное тело, переполняясь жалостью к самой себе, отбрасывая её и погружаясь снова. Она мыла его и кормила, обеспечивала все нужды его тела, абсолютно ничего не получая в ответ. Ничего. Пустоту. Девушка ждала хоть какой-то реакции, но ужасно боялась сделать что-нибудь не так. И говорила. Она очень много говорила с ним, рассказывая каждое своё действие. Даже изготавливая яд и помещая его в крошечные сосуды, она сажала его рядом в лаборатории вне защитного купола. Она ждала чего-то. Хоть чего-нибудь. Знака. Надежды. Незаметно прошло несколько недель. Гермиона не поднималась к выходу и не проверяла посты Пожирателей — не видела смысла. Для чего? Чтобы попытаться сбежать? Конечно, нет. Она никогда, ни за что не оставит его одного здесь. А раз взять его с собой невозможно, то и пытаться незачем. Она может жить здесь хоть до старости, наблюдая, как бессловесно и бесчувственно стареет оболочка любимого мужчины — Драко Малфоя.***
Почему-то он видел её. Она была молода и удивительно улыбчива — такая красивая и добрая, ласковая и нежная. Женщина протягивала к нему руки, и её взгляд сиял добротой. — Вставай, Драко! — словно сквозь пелену шептала она. — Вставай, милый! Она была будто озарена светом. Её черты растворялись в нём. — Дай мне руку, моё счастье! — улыбалась она. — Шаг. Ещё один. Ты такой сильный, мой мальчик. И ему хотелось тянуться к ней. Быть ближе. Она приходила часто, почти каждый раз, когда добрая девушка с каштановыми кудрями помогала ему закрыть глаза. Он ждал её, потому что она была светом, теплом, чем-то волшебным. Но в тот момент она была какой-то другой. — Просыпайся, мой родной, — почему-то с грустью говорила она. — Знаю, тебе трудно, но я с тобой. Всегда рядом. Мама рядом, моё солнышко. — Мама… Он еле различимо слышал свой голос. — Да, сынок! Всё будет хорошо. Видишь, я здесь. И не только я. Он видел вдалеке сияющие силуэты. От этого становилось страшно, и он снова смотрел на неё. — У меня мало времени, Драко, — с сожалением улыбалась она, бережно касаясь ладонью его щеки. — Просыпайся. — Мама… В тишине тёмной комнаты, подсвеченной тусклым ночником, он слышал лёгкое дыхание. Она рядом. Здесь кто-то рядом. Но не она. Придёт ли она снова? И его губы безотчётно приоткрылись. Беззвучный выдох сорвался в пустоту: — Мама… Но никто не ответил.