Око Дьявола

172-175 Накануне поездки к бабушке Ноа всегда испытывал смесь тревоги и предвкушения. Любовь перемежалась со страхом. С одной стороны, ему очень хотелось ее увидеть, поболтать с ней, подержать за руку или, если повезет, услышать ее смех. С другой, а вдруг ей стало хуже? Или, увидев и не узнав Ноа, она перепугается и выгонит его из своей комнаты? Такое бывало и не единожды. Или бабушка признает в нем другого человека и начнет расспрашивать о событиях, о которых Ноа даже не слышал? Впрочем, обычно она принимала Моргана за милого незнакомца, который не прочь послушать о ее замечательной дочери и внуке. Этот вариант Ноа казался самым безболезненным, пусть и в этом случае ситуация менее угнетающей не становилась. Так уж вышло, что бабушка начала резко сдавать в момент, когда на Ноа как раз нагрянул запоздалый пубертатный бум, из-за которого он всего за несколько месяцев вытянулся на десять сантиметров и резко сбавил в весе. В школе Ноа обзывали «сытой хрюшкой», а вот в университете он внезапно перевоплотился в «тощую палку». Моргану не нравились обе клички. Но куда больше ему не нравилось то, что резкие метаморфозы запутали страдающий от болезни разум бабушки, и она перестала узнавать в Ноа своего любимого внука. А это дико и жутко, когда один из самых близких тебе людей больше не видит такого же близкого человека в тебе самом. Но в этот раз Ноа переживал даже больше обычного. Не из-за бабушки, нет. Из-за Итана. И о чем только думал Морган, согласившись потащить его с собой?! Если тебе нравится парень (а Ноа пришлось признать, что Итан ему нравился даже слишком сильно), тащить его в дом престарелых — свидание так себе. Конечно же, это было не свидание. Начнем с того, что Ноа вообще не имел понятия об ориентации Итана. Да, по вопросу Томсона: «Я что, произвожу впечатление человека, у которого ни за что не получится сделать минет?» следовало прийти к выводу, что он, как минимум, Би. Вот только… У Ноа сложилось впечатление, что позиция Итана в поднятом вопросе держалась не столько на ориентации, сколько на уязвленной гордости. Что-то вроде: «Другие могут, а почему не смог бы я?!» Если же данные моменты в расчет не брать, Ноа слабо верил, что Итану может понравиться хоть кто-то. И не важно, какого пола. У Моргана не хватало фантазии представить, каким должен быть человек, чтобы подойти Томсону. Слишком Итан казался ему непростым и закрытым парнем. Себе на уме. Взять хотя бы вечер в «Чертовски хочу тебя». Большую часть времени Итан выглядел отрешенным. Будто сознание его пребывало на другом краю планеты, если не всей вселенной. Концерт интереса у него не вызвал. Да и пустая болтовня с Ноа наверняка показалась скучной. Кажется, единственное, что могло действительно заставить Итана быть здесь и сейчас, это конфликты. Неважно, какие и с кем. В споры, скандалы, перебранки он вливался так легко и непринужденно, будто негативные стычки, которые обычные люди старательно избегали, являлись его стихией. Единственным комфортным состоянием. А вот мир и покой ввергали Итана в глубочайшую апатию. Ноа размышлял о Томсоне до глубокой ночи, потому ему удалось поспать всего пару часов, прежде чем будильник заставил его подорваться с постели. Морган ставил себе не один, а сразу десять будильников, которые звонили друг за другом с разницей в пять минут. Поднимался он обычно не раньше восьмого сигнала. И только сегодня Ноа вскочил с постели с первым. Слишком много мыслей бередили его душу, чтобы позволять себе валяться в кровати. Приняв душ, Морган почти час потратил на укладку волос, которые в результате по виду оказались неотличимы от повседневного варианта. Перерыв половину гардероба и перемерив половину из этой половины, Ноа остановился на темно-синих узких джинсах, белой футболке и короткой рубашке-кимоно. На спине белой рубашки красовался морской дракон. То есть и здесь внешний вид Ноа почти не изменился. Как бы Ноа ни пытался выглядеть лучше обычного, взглянув в зеркало, он понял, что Итан увидит его обычным Ноа Морганом, а вовсе не вау-нифига-себе-каким-красивым-Ноа-Морганом-я-бы-с-ним-однозначно-замутил. Может это и к лучшему? Ноа не знал, как Итан среагирует, если догадается, что нравится ему. Вдруг Томсону станет противно? Или неловко? Или он решит, что чувства Ноа — проблема, решать которую он не захочет? И все же Моргану хотелось привнести в свой внешний вид хоть что-то новое, потому он нацепил круглые очки со стеклами-хамелеонами, цвет которых, в зависимости от того, как на них падал свет, менялся от голубого до зеленого. Ноа оценивающе осмотрел свое отражение в зеркале и решил, что выглядит вполне симпатично. При повторном осмотре он пришел к выводу, что больше похож на клоуна. Третий осмотр привел к мыслям, что в любом наряде Морган урод, так какая разница? Еще и акне, на которое Ноа всегда было наплевать, неожиданно показалось слишком противным. А вдруг у Моргана нет ни шанса понравиться Итану, потому что он прыщавый?! Итан Томсон: Спускайся. От лаконичного сообщения Ноа вздрогнул и зачем-то отбросил телефон на край кровати, как если бы тот горел. Пульс подскочил моментально. «Хватит паниковать! Все пройдет отлично!» — одернул себя Морган, целуя валяющегося на кровати Арахиса в макушку, а мрачного Пушистика подхватывая на руки и заключая в крепкие объятья. Ноа поздно спохватился, вспомнив, что Пушистика в принципе не рекомендовалось обнимать перед выходом из дома. Особенно если ты в белой одежде. Следующие пять минут Морган лихорадочно чистил футболку от черной шерсти специальным роликом, паникуя, что опаздывает. Ноа успел выкурить за утро несколько сигарет, чтобы никотиновая тяга не мучила его слишком сильно, пока он рядом с Итаном. Но не успел он сесть в машину, как рука сама собой легла на пачку сигарет, выпирающую в переднем кармане джинсов. — Доброе утро, — произнес Томсон с настолько нечитаемой интонацией, что с ней можно было одновременно и поздравлять молодоженов, и произносить прощальную речь на похоронах. — Ой, — спохватился Ноа, поняв, что утонул в своих мыслях и забыл поприветствовать Итана. — Да, доброе! — ответил он излишне эмоционально. — Нервничаешь. — Что? Конечно нет! С чего бы мне нервничать? Я не нервничаю. Совсем нет, — затараторил Ноа, невольно снимая очки, а затем тут же надевая их обратно. — Это был не вопрос, — сообщил Итан, кажется, улыбнувшись. Ноа шумно вздохнул, понадеявшись, что Томсон не догадается, в чем кроется причина его поведения, хоть Морган и не мог отделаться от мысли, что Итан видит его насквозь. А что, если действительно видит? Тогда он уже знает о симпатии Ноа? И она его не отпугивает? Адрес дома престарелых Мерси Макмахен Морган скинул Томсону заранее. Теперь место назначения на экране навигатора мигало красной точкой. Судя по значившимся ниже данным, дорога не должна была занять больше сорока минут. Сорок минут с Итаном в машине? Трезвым? То ещё испытание. Томсон вырулил на дорогу, едва ли переживая даже нечто отдаленно напоминающее то, что творилось с Ноа. Итан, конечно, не походил на человека, в душе у которого царил мир и покой. Скорее в этой самой душе властвовала полномасштабная война с ядерным оружием и бесконечной бомбардировкой всего живого. Но военные баталии не были связаны ни с Морганом, ни с окружающим миром, тогда как виною волнений Ноа являлся именно Итан. Сидеть молча с каждой минутой становилось все невыносимее, но Ноа, обычно отличавшийся умением завести легкую беседу с кем угодно, прямо сейчас никак не мог подобрать тему для разговора. Лишь он открывал рот, и слова застревали в горле, царапая гланды. Морган переживал, что может вновь, как накануне, ляпнуть какую-нибудь глупость. Кто знает, вдруг сегодня Итану окажется недостаточно фантомного заглаживания вины в ближайшем (или не очень) будущем. Вместо этого он вполне способен высадить Ноа посреди дороги и уехать, оставив Моргана в компании чувства вины и невыносимого сожаления. «Хоть музыку бы включил», — сокрушенно подумал Ноа и только затем заметил, что динамики в машине и так все это время работали. Только раздавалась из них не музыка, а тихий шум. Звук дождя. Очень странный выбор. — Тебя это успокаивает? — зацепился Ноа за возможность. — Что именно? — Дождь. — Нет. — Я знаю, что подобные звуки практикуют в медитации. Под них многим хорошо спится. — У меня с дождем связаны не те ассоциации, под которые бы хорошо спалось, — парировал Итан, и Ноа вновь прикусил язык. Да что ж такое. Итан походил на минное поле. Спросить или не спросить? Спросить или не спросить? Спросить?! Или не стоит? — Тогда зачем ты его включил? — Нет, Ноа интересовало совсем не это. Он хотел знать, о каких ассоциациях идет речь. — Привыкаю. Будет смешно, если я впаду в ступор посреди улицы, потому что закапал дождик, — ответил Итан абсолютно равнодушным тоном. Ноа с удовольствием развил бы эту тему, но Томсона это однозначно не обрадовало бы. Но и резко переводить тему разговора у Моргана не получилось бы, потому что он просто не знал, на что ее переводить. — Ты часто ездишь к бабушке? — Итан избавил Ноа от новой немой истерики из-за того, что тот не знает, о чем говорить. — Каждые выходные. — Вы настолько близки? — Настолько, — кивнул Ноа, улыбнувшись. — А почему один? — В смысле? — не понял Морган вопроса. — Почему не с родителями? — пояснил Итан. — А-а-а, — протянул Ноа, сам же смутившись того, что даже не подумал о родне. — Они живут в Нью-Йорке. Уехали год назад. — Почему не уехал ты? — последовал следующий вопрос. — Потому что бабушка живет здесь, — ответил Ноа мрачно. — А врачи сказали, что она слишком слаба для масштабных переездов. Да и не то чтобы родители сильно хотели ее перевезти. В домах престарелых же главное что? Платить. Появляться без веской причины в них совсем не обязательно. — Но ты появляешься. — Конечно! Это же моя бабушка! Как я могу ее бросить? Ноа вложил в эти слова слишком много горечи, потому, чтобы снизить градус мрачности, наигранно зевнул. Якобы посмотри, Итан, не такая уж эта тема и больная. — Не выспался? — Куда уж там. — Долго не мог заснуть? — Ага. — Из-за чего? «Из-за тебя!» — Даже не знаю. Наверное, слишком впечатлился концертом, — соврал Ноа. — Было бы чему впечатляться, — выговорил Томсон с усмешкой. — Не так уж они и плохи, — нахмурился Ноа. Да, группа Андреа играла не идеально, но они ведь старались! — Верно, но не так уж они и хороши, — заметил Итан, заворачивая на небольшую стоянку при кафе. — Ты куда? — встрепенулся Ноа, когда Томсон остановил машину и распахнул дверь. — Сейчас вернусь. Соскучиться не успеешь, — не слишком информативно ответил он, вызвав в Ноа желание провалиться сквозь землю. Через десять минут Моргану вручили большой стакан с горячим латте. Он сделал глоток и почувствовал выразительный привкус шоколада. — Очень вкусно, спасибо, — поблагодарил он. — Сколько с меня? — Нисколько, — небрежно отмахнулся Итан. — Нет. Так не пойдет. Я заплачу, — забормотал Ноа, роясь в карманах. Где-то у него завалялась двадцатка. — Я сказал «нисколько». Мне надо повторять дважды? — Итан выговорил это абсолютно спокойно, но у Моргана по спине пробежали мурашки. — Я… Я не люблю пировать за чужой счет, — нахмурился Ноа. — Латте — это не пир. Ты меня о нем не просил. Его покупка — моя инициатива. Мой подарок, если хочешь. Не нравится? Выкинь в окно, — отрывисто процедил Итан сквозь зубы, давая понять, что ему лучше не перечить. — Н-нравится, — выдохнул Ноа с запинкой. — Тогда в следующий раз кофе покупаю я, — почти прошептал он, чувствуя незримое давление. — Делай, что хочешь. Точно минное поле. — И как ты догадался, что я люблю шоколад? — выговорил Морган с наигранным удивлением, пытаясь таким образом развеять возникшую неловкость. — Его любят почти все, — заметил Итан, вертя в руках свой стакан. Тон его мгновенно стал прежним. Кажется, настроение у Томсона отличалось такой же переменчивостью, как и у моря. Секунду назад штиль, и вот уже штормовое предупреждение и волны в два метра высотой. — У тебя тоже шоколадный? — Нет. Я не люблю сладкое. — Хм… Значит классический? — Нет, — вновь отрицательно покачал головой Итан. Ноа растерялся. — Тогда с чем? Томсон перевел на него тяжелый взгляд, будто бы размышляя, стоит ли Моргану выдавать такую секретную информацию. — С солью, — после длительного молчания все же ответил он. Ноа замер, невольно уставившись на Итана как на сумасшедшего. — С солью? С той, которая соленая? — выдохнул он первое, что пришло в голову. — С этой самой, — невозмутимо подтвердил Итан. — Обычно я беру двойной американо и добавляю в него щепотку соли. — И… это вкусно? — Хочешь попробовать? — протянул Итан свой стаканчик Ноа. — Я еще не пил. — Ой, да какая разница, — пожал Морган плечами, забирая стаканчик и зачем-то начиная его обнюхивать. — Есть разница, — послышалось тихое со стороны Томсона. Ноа с подозрением оглядывал стаканчик еще пару секунд, а затем сделал один осторожный глоток. — Ну как? — поинтересовался Итан, внимательно следя за реакцией Моргана. — Странно. Не невкусно, но… необычно, — поделился Ноа впечатлениями. — Соль полностью нейтрализует горечь кофе. Она с этим справляется даже лучше, чем сахар. И усиливает вкус и аромат. Главное, не переборщить, — пояснил Томсон. — Здорово. Откуда ты об этом узнал? — От отца. Он успел покататься по миру. Некоторые народы кофе пьют именно так. Когда я попробовал впервые, мне тоже такое сочетание показалось странным. Но теперь, если есть возможность, кофе я подсаливаю. — Какой у тебя необычный вкус, — улыбнулся Ноа. — Ты заметил это только теперь? А как же твоё «Око»? — хмыкнул Итан. «Оно перестало работать сразу после того, как ты подошёл и заговорил со мной», — подумал Ноа досадливо. — Я не всесилен, — буркнул Морган. — И вряд ли соленый кофе можно считать грязным бельем. — Как сказать… — в голосе Итана послышалась улыбка. — Если у меня специфические вкусы в напитках, сразу напрашивается вопрос: в чем еще они специфические, верно? — протянул он. Ноа знал, что Томсон мог иметь в виду что угодно: от вкуса в одежде до предпочтений в кинематографе. Может, Итану нравились старые индийские фильмы про любовь с песнями и плясками. Или макать картошку фри в мороженое. Или он сходил с ума от чучел животных. Вариантов масса. Но первое, что пришло в голову Ноа, был секс. Конечно же, секс. О чем еще он мог подумать, если не о сексе, черт бы его побрал?! Ноа стушевался и резко отвернулся к окну, чувствуя, как к лицу его приливает краска. Оставалось надеяться, что Итан этого не заметит и не спросит, какого черта Морган внезапно так смутился, потому что парень не смог бы дать внятный ответ. Точнее, смог бы, но не стал бы. Итан точно нарек бы его озабоченным, узнай он, какие фантазии затапливают внутренний мир бедного Ноа. Остаток дороги Морган усиленно изучал меняющийся за окном пейзаж. Смотреть на Итана ему было стыдно. — Тебе не обязательно заходить, — выговорил он тихо, когда кованые ворота дома престарелых замаячили впереди. — Ты достал, — послышалось неожиданно раздраженное. — Что? — встрепенулся Ноа. — Я говорю, что ты достал. Мы обсудили этот вопрос вчера. За ночь что-то изменилось? — Нет. — Тогда я воспользуюсь пятой поправкой. — А? Что? — Пятая поправка конституции США гласит: «…никто не должен за одно и то же правонарушение дважды подвергаться угрозе лишения жизни или нарушения телесной неприкосновенности…» — Я все еще не понял, — почти прошептал Ноа. — Никого нельзя осудить за одно и то же преступление дважды, — терпеливо выдохнул Итан. — А в нашем случае, ты не можешь дважды уговаривать меня остаться в машине. Уже все решено. …Ноа неожиданно подумал, что когда Томсон включает режим юриста, это жутко заводит. Кажется, Моргану следовало утром в душе уделить своему организму чуть больше внимания, тогда бы сейчас его так не распирало! — Я просто волнуюсь, что тебе там не понравится, — пробормотал он, усиленно отгоняя от себя вульгарные мысли. — Я и не рассчитываю, что мне там понравится, — парировал Итан, припарковывая машину. — Тогда… зачем ты идешь со мной? — решился-таки Ноа задать один из тех вопросов, которые вертелись у него в голове половину прошлой ночи. — Разве это не очевидно? Чтобы узнать тебя получше, — заявил Итан, выбираясь из машины. Ноа поспешил вслед за ним. — Зачем? — Что «зачем»? — Зачем тебе узнавать меня получше? Итан нахмурился. — Ты против? — Что? Нет. Я не против. — Тогда пошли. — Ты не ответил на вопрос! — Да, — кивнул Итан. — Что «да»? — развел Ноа руками. — Да, я не ответил на вопрос, — выговорил Томсон и направился к главному входу в здание дома престарелых. Чертово. Минное. Поле. Работники Мерси Макмахен хорошо знали Ноа, поэтому, пока парни двигались к необходимому зданию, Морган успел поздороваться с парочкой медсестер. — Доброе утро, Мистер Морган! — поприветствовала Ноа мисс Элли — веселая пухленькая дама, работавшая на ресепшене. — Не пропускаете ни одной субботы. Для юноши вашего возраста невероятная точность! О, а кто эта кроха? Ваш младший брат? Ноа был готов поклясться, что при этой фразе у него остановилось сердце. Он медленно перевел взгляд на «кроху», уверенный, что прямо сейчас Томсон сжимает в кармане ручку-нож. — Мне двадцать два. И я не его родня, — Итан не сказал ничего особенного, но слова прозвучали как проклятье. Мисс Элли смутилась, а Ноа чуть не отдал Богу душу. — Это мой друг, — пробормотал он торопливо. — Скажите, как на этой неделе вела себя бабуля, — перевел он тему разговора. — Без эксцессов, — оповестила женщина. — Правда все чаще отказывается от еды. Делаем, что можем. Иногда доходит до скандалов. Но вы не беспокойтесь. У нее ведь каждую осень дурное настроение, да и скандалы — это хорошо! Значит, она бодрячком! — заверила мисс Элли Ноа, заметив, как он помрачнел. — Где бабушка сейчас? — Где и обычно, — улыбнулась женщина. — Спасибо, тогда я пойду к ней. — Да, конечно. И… Я прошу у вас прощения, молодой человек! Я не намеревалась вас оскорбить! — обратилась мисс Элли вновь к Итану. — А что, если бы я сперва принял вас за шлюху, а потом попросил прощения, вам бы полегчало? Женщина побледнела. Морган тоже. — Господи, Итан! — вспылил Ноа и, грубо схватив того за капюшон толстовки, буквально выволок его из здания. — Какого черта ты делаешь? — зашипел Томсон, выдирая капюшон из хватки Ноа. — Какого черта делаешь ты?! — не остался в долгу Морган. Ноа редко повышал голос. Он этого жутко не любил. Итана же неожиданно разъярённый вид Моргана явно дезориентировал. — Послушай-ка внимательно. Мы не в университете. И не в «Чертовски хочу тебя». И даже не в блядском суде! Мы, господи Иисусе, в доме престарелых. От окружающих людей напрямую зависит состояние моей бабули. Не смей ни с кем ссориться! И грубить никому не смей! А если ты на это не способен, вали в машину! — почти взревел Ноа, яростно тыкая пальцем в сторону стоянки. — Интересно, — прокомментировал Итан спокойно. — Что тебе, блядь, интересно?! — продолжал бушевать Ноа. — Обычно, когда люди злятся, их голос становится выше. А твой — ниже. — При чем здесь мой голос?! — Он красивый. Ноа смутился, но не успокоился. — Ты в машину пойдешь? — Не пойду. — Тогда обещай, что не нагрубишь еще и моей бабушке, — потребовал Ноа. — Не нагрублю, если она не скажет мне какой-нибудь чуши. — Итан! — взвыл Ноа. — Да она с вероятностью в девяносто пять процентов скажет какую-нибудь чушь! У нее Альцгеймер! — О… — протянул Томсон. Кажется, он смутился. Наконец-то. — Никаких грубостей. Мы договорились? — уже спокойнее выдохнул Ноа. Итан кинул на него испепеляющий взгляд. Подобная просьба явно вывела его из себя, тем страннее было услышать, пусть и холодное, но все-таки: — Ладно. — Ты обиделся? — Нет. Я никогда не обижаюсь. — Значит, злишься? — Значит, злюсь. — Почему злишься? По-твоему, я не прав? — Прав или нет — это не так важно. Но ты меня ограничиваешь. — Так иди в машину. Там тебя ограничивать никто не будет, — заметил Ноа раздраженно. — Не пойду. Хочу продолжать на тебя злиться. Быть может, это поможет мне избавиться от твоего влияния. — Чего? — Ноа устало потер глаза. После мимолетных вспышек гнева у него всегда начинала болеть голова. — Я не понимаю, о чем ты. — Еще поймешь. — Почему с тобой так сложно? — А почему со мной должно быть легко? Территория дома престарелых Мерси Макмахен отличалась обширностью. Кроме того, располагалась она на возвышенности, потому на западе открывался отличный вид на океан. Этот вид и стал ключевым моментом при выборе нового дома для бабушки. Ноа и Итан пересекли бесчисленное количество узеньких тропинок, прежде чем вышли на широкую поляну, которая была усыпана небольшими беседками, словно грибами. В этих беседках старички играли в шахматы, читали книги, а некоторые и вовсе дремали. Но самая дальняя беседка (дальняя от жилого здания и ближняя к океану) давно держалась за конкретным человеком. Бабушка сидела на табуретке. Напротив нее возвышался холст. Ее окружали сотни баночек с красками, многие из которых либо уже опустели, либо безвозвратно засохли. Она макала кисточку в замешанную на палитре краску и смелыми мазками наносила на белую поверхность густые слои. Картина была ещё не готова. Но морские мотивы оставались неизменно узнаваемыми. Даже теперь, когда бабушка большую часть времени вообще не осознавала, что она делает. — Она художница? — спросил Итан тихо. — Да. Хотя, когда ей задавали этот вопрос, она всегда отнекивалась. Дескать, рисование — лишь ее хобби и до настоящих мастеров ей далеко, — ответил Ноа. — Но я так не считаю. — Я тоже, — кивнул Томсон, заходя в беседку. Ноа последовал за ним.