Из личного дневника Н. Сибирякова
«старый подхватил простуду. это ему карма за то, что называет меня ребёнком. интересно, если я назову его старым, а не товарищем генералом, с какой скоростью я получу пинок под зад? и стоит ли это проверять? подумаю об этом на досуге.»Ржевское направление. Второе Февраля. 1942 год.
В армии под командованием генерала Волхова он был чужим. Армия почти полностью состояла из пехоты и лёгкой артиллерии, возиться с мальчишкой танкистом, а тем более учить его чему-то — никто не горел желанием. В своём дневнике, по больше части от скуки, Коля даже делал пометки с интересными прозвищами, которыми тут его успели обозвать. «Ребёнок» — было самым безобидным. Не любили его ещё и потому, что, Коля находился под протеже самого генерала. Вечно бегал за ним, стоял по правую руку, будто имел на это звание и право. Ходили даже слухи, якобы генерал с ним планы обсуждает и корректирует дальнейшие действия. Что, конечно, было не правдой. Коле доводилось присутствовать при коллективном обсуждении дальнейших манёвров, но права голоса он не имел. Только после, когда уже все расходились, позволял себе крайнюю вольность — высказывал своё мнение. Генерал лишь усмехался, поглаживая аккуратно стриженную бороду. «Что, ребёнок? Страшно?» — спрашивал он каждый раз Колю. Но Коля мотал головой. Страшно было, когда танк чуть не взорвался или, когда с зажжённой спичкой около двигателя лежал. А сидеть в лагере не страшно. Просто скучно. — Подали списки, — говорил Волхов, — Там, оказывается, в Москву тебя требуют. На перераспределение. Коля даже бровью не повёл. Не хотелось ему до столицы мотаться, а потом искать себе новое пристанище. Он уже и тут неплохо обжился. С прозвищами можно смириться, даже, возможно, со временем, наладить с людьми контакт. Идея начинать всё заново ему не претила. — Поедешь? — спросил Волхов. — Если честно, товарищ генерал — не хочется. Закинут снова не пойми куда, и что делать? — Это ты верно говоришь. Да и…не приказ нынче пришёл, можно и проигнорировать. — А если приказ придёт? — Поедешь в Москву. Письмо тебе дам с собой, коли понравится здесь, просись официально прикрепиться, а то ты у нас тут так…формально, на словах. Ни карьеры, ни звания. Ещё и за шпиона принять могут. Сам знаешь, какое время. Волхов Святогор Рюрикович Колей дорожил. И старался держать при себе. Считал, что мальчонке полезно впитывать новую информацию, а не бездумно палить из танка по немцам. Из Коли мог выйти достойный офицер или даже генерал, умён мальчишка был не по годам. Всю критику, что он говорил за закрытыми дверями, Святогор Рюрикович мотал, как это говорится, на ус. Потому, что замечания были дельные. Во многом он был согласен с Колей: и по поводу глупого сосредоточения трёх армий под Ржевом, и про неудобное положение войск, и даже про то, что они все тут полягут, если к ним не пригонят тяжелую технику, что сделать было невозможно, так как армии были окружены болотом и непроходимыми борами. Но и отступать было некуда. Приказ был поставлен чётко, обсуждению не подлежал.Ржевское направление. Семнадцатое Февраля. 1942 года.
Коля повертел автомат в руках. Неумело взялся за него. Со спины послышался недовольных вздох. — Ты правда только танки заряжать умеешь? Коля испуганно дёрнулся, повернулся не сразу. Молодой парень выхватил оружие у него из рук. Пока тот случайно никого не убил. — Смотри, показываю один раз. — парень перекинул лямку через плечо, согнул одну руку в локте, зафиксировал палец на курке. Другой рукой он держался за магазин. — Прицел у тебя всегда должен быть на уровне глаз. Приклад всегда должен упираться в плечо. Пока целишься и стреляешь, руки не опускай, теряется точность попадания. Но помни, отдача есть всегда, так что не налегай, а то плечо выбьет, как Матвею в прошлый раз. — Нихуя мне не выбило! — возмутился Матвей. Никто не слышал, как он подошёл, но парень уже какое-то время наблюдал за инструктажем. — Да, конечно! Заливай. Устроил там автоматную очередь, будто у нас патроны бесконечные. — Зато побил твой рекорд по перезарядке! — Так, Коля! Не отвлекайся. Смотри, перезарядка происходит просто: дёргаешь затвор на себя, меняешь магазин, и соединяешь его с автоматом в тот же момент, как дёргаешь затвор от себя. И делать это надо быстро. — А вот тут, Максим, ты не прав… Коля честно пытался запоминать все советы, которые давали ему Матвей и Максим, но выцепить что-то из их громогласного спора было сложно. Но Колю устраивало и это. Матвей и Максим были чуть ли не единственными солдатами, которые общались с Сибиряковым. Их, по-честному, не волновали его отношения с генералом Волховым, они вообще были из другой армии и починялись непосредственно Жукову, плевать им было и на то, сколько Коле лет, чем он занимается, что умеет и каким зубным порошком перед сном зубы чистит. Коля просто забавлял их своей неуклюжестью, заумными словечками и рассказами про друзей. — Так, если ты по ним так скучаешь, чего в Москву не вернёшься? Мне кажется, что они ждут тебя там. — сказал как-то Максим. — Да не сдался я им, — тихо ответил Коля, и сунул ложку с горячей кашей в рот. — Нет, Коленька, так дела не делаются. Танковый экипаж — это в первую очередь слаженная команда. Они будут тебя ждать, потому что вы уже сработались. — Так что не выпендривайся, как приказ придёт, дуй в столицу, — согласился Матвей.Ржевское направление. Пятое Марта. 1942 года.
— Докладывай, Сибиряков. Коля помялся. Обычно, он докладывал лично генералу Волхову, а тут попал на обсуждение нового стратегического манёвра. Застыл на входе с бумажкой в руках, ни шагу сделать не смог, ни слова сказать. Волхов сразу тепло улыбнулся мальчишке, мол, ничего страшного. Но при коллегах сделал серьёзный тон. — Мы в кольце, — тихо сказал Коля, и сразу как-то съежился под взглядами. — Остался небольшой коридор в десять километров. Коле и самому не нравился такой расклад. При всём желании — прорвать кольцо у них не получится. Накладывалась погода, условия местности, даже с численным преимуществом это было просто невозможно. Но в тот же вечер пришёл приказ из генштаба. Кольцо прорвать, Ржев освободить. Коля смотрел на солдат, которые грелись у костров, и не понимал, как у генералов рука поднимется приказ подписать и отдать указания. Волхов рвал и метал, Коля попал под горячую руку и был выставлен вон из палатки, чтобы под ногами не мешался. К вечеру похолодало, подтаявший за день снег покрылся морозной корочкой и ломался под ногами. Коля растёр замерзшие ладони, хотелось сесть к костру, но стоило Коле начать подходить, как все от него отворачивались, делали вид, что его нет. Лишь пройдя с десяток таких компаний, Коля заметил знакомые лица. Матвей и Максим сидели в окружении знакомых, о чём-то громко переговаривались, толкались локтями, смеялись так сильно, что Матвей от смеха падал спиной в снег и его приходилось поднимать. Коля подойти не решился, побоялся, что из-за его присутствия испортится атмосфера. Он стоял в окружении огромного количества людей, чьи смеющиеся, грустные, спокойные, злые, капризные лица подсвечивались мягким светом огня. И ощущал себя невероятно одиноким, так, что это чувствовалось физически. В горле встал неприятный ком, который не хотел уходить, Коля часто заморгал, пытаясь отогнать непрошенные слёзы. — Да сука…- на выдохе сказал Коля, растирая лицо холодными перчатками. Тихо плакать его научила мама. Та и сама часто плакала, сидя на кухне, выкуривала одну сигарету за другой. Коля не слышал от неё громких рыданий, всхлипов или чего-то ещё. Просто видел, как слёзы, одна за другой, медленно стекают по её бледным худым щекам. Поэтому сейчас, стоя в море из людского гомона и огней, он молча смотрел куда-то в сторону, чувствуя, как по щекам медленно стекают слёзы.Ржевское направление. Пятнадцатое Марта. 1942 года.
Из личного дневника Н. Сибирякова
«нашу армию пока не задействовали. хотят стянуть всех в одно место и прорвать оцепление одним ударом. генерал считает это глупостью. я тоже. теперь стал ждать приказ на перевод. сначала и правда не хотелось уезжать, но теперь…а вдруг меня ждут? мне бы хотелось вернуться к ребятам. я очень по ним скучаю.»Ржевское направление. Второе апреля. 1942 года.
Снег падал крупными хлопьями. Лип к одежде, оседал на волосах. У Коли ресницы слипались и ботинки промокли. Автомат стукался прикладом по спине, что начинало раздражать. Коля не знал, сколько они уже идут. Помнил, что вышли чуть солнце встало, двинулись составной армией. Знали лишь, что немцы за несколько дней продвинулись вглубь на двенадцать километров. Пробираться по свежим сугробам было тяжело, солнце палило так сильно, что снег, падая на землю, тут же начинал таять. Коля наступал с опаской, под слоем белого полотна находилось болото. Зыбкая тина и холодная, подтаявшая вода. Один неверный шаг, и можно провалиться, а там уже затянет и не выберешься. Коля знал, вынимать его никто не будет. Снега на голову накидают, да дальше пойдут. Потепление Колю не радовало, особенно в таких условиях. Он уже порядком вспотел, если температура решит упасть, он замёрзнет самым первым. И это будет его самый глупый сценарий смерти, коих в голове уже было полно. Выходили из леса с опаской. Коля всматривался в спины тех, кто шёл впереди. Автомат в руки лёг не сам, ему всучили его перед самым уходом из лагеря. Бросили что-то вроде — «Послужи уже Родине». Коля бы и рад, только после быстрого урока от Максима, который был давным-давно, он толком ничего не запомнил. Поэтому, автомат держал, будто в первый раз. Неумело, путался в руках, не помнил, опустить их или поднять, куда упирать приклад. Пытался, конечно, вспомнить, пока шли, занять голову чем-то надо было, раз поговорить не с кем. Да тут никто особо и не разговаривал друг с другом, все старались вести себя максимально тихо. Поэтому, Коля шёл молча, смотрел себе под ноги и думал. Думал обо всём на свете. Начиная от решения в голове задачек по математике, которые помнил ещё со школы, заканчивая тем, что придумывал, чем сейчас занимаются ребята в Москве. Коле думалось, что Илья скорее всего обошёл все работающие столовые и кабаки, Юра, скорее всего, проводит дни в госпитале со своим другом, он говорил, что хотел бы по приезде в столицу навестить его. Аня, возможно, ему помогает. А вечером их всех развлекает Руслан, рассказывая матерные анекдоты и показывая карточные фокусы. Если бы Коля был сейчас с ними, он бы… И тут Коля потерялся. А что делал бы он? Книжки бы им читал? Про химию с физикой рассказывал? Глупо это всё. И ребятам не интересно. Он бы, наверное, просто наблюдал бы за всеми. Ходил с Ильёй трапезничать, помогал бы Юре с Аней, становился бы ассистентом Руслана, чтобы тот на нём фокусы показывал. И сильно-сильно смеялся. Неожиданно прозвучал чей-то крик. Потом второй, третий, четвертый. Вскоре его подхватили и остальные. Солдаты ринулись вперёд, параллельно выкрикивая «Ура!». Коля, подчиняясь стадному инстинкту, побежал за ними. Ноги тонули в снегу, он старался переступать слишком большие горбинки, в тоже время пытаясь управиться с автоматом, который никак не хотел перекидываться с плеча. Ухватиться получилось только перед самым выходом из леса. Впереди — огромное пустое пространство, с редкими иссохшими деревцами. Пуля просвистела над головой, от неожиданности Коля нажал на курок. Он не видел куда стреляет, автомат дёрнулся, вырвался из рук и повис на плече. Перед Колей, в метрах двадцати, упал солдат. Коля был не глупый и розовые очки не носил, понимал, что на войне гибнут люди. Он и раньше прикладывал руку к этому, когда заряжал танковый снаряд. Но он даже не видел эти взрывы. А это была первая смерть на его глазах. И от его руки. Внутри поднялась паника. Он перехватил автомат дрожащими пальцами. Несмело сделал шаг вперёд. Пули летели со всех сторон, Коля не успевал рассматривать солдат, как те уже замертво падали около него. Ему казалось, что он находится в самой настоящей мясорубке. Снег под ногами проваливался, Коля слышал этот хлюпающий звук в ботинках. — Коля! — послышалось откуда-то справа. Он повернулся. Матвей, быстро перезарядив автомат, пробирался к нему. За ним шёл Максим, прикрывая друга со спины. — Ты чего встал, как вкопанный?! Застрелят же! — Ты уже всё забыл?! — последнее слово Максима утонуло в автоматной очереди. Матвей резко толкнул Колю в снег, за спиной отшатнулся Максим. Ряд пуль пролетел мимо, чудом не задев парней. В образовавшейся суматохе никто не знал, что делать, так что, растерянность Коли была очевидна. Но пора было собираться. Матвей поправил ему автомат, правильно положил руки и скомандовал: — Стреляй! Коля извернулся, перекинул руки с зажатым автоматом в сторону и нажал на курок. Звуки выстрелов прозвенели в ушах, эхом врезались в голову, заглушая крики по сторонам. Подниматься надо было быстро, бежать вперёд, прорывая кольцо. Армии столкнулись прямо на середине, утопая ногами в болоте и падая на землю от пуль. Коля спотыкался на каждом шагу, ему было страшно, жутко страшно, навязчивая мысль крутилась в голове, с каждым выстрелом становясь всё громче и громче.«Я умру здесь»
Через трупы, которые лежали уже друг на друге, приходилось перелезать. Коля пытался оттереть кровь с рук, пачкая снег и шинель. Запнувшись в очередной раз, он разжал руку, уронил автомат. По глупости снял его с плеча, чтобы было удобнее им вертеть. Не успел Коля вытянуть руку, чтобы ухватиться за него, как пробегающий мимо солдат пнул его ногой. Оружие улетело вперёд. Коля видел, как оно путается под ногами и его пинают всё дальше и дальше. Надо было встать и добежать до него. Коля упёрся ладонями в снег, провалился. Сверху навалилось что-то тяжёлое и тёплое, придавило к земле. Коля завертел головой, выхватил краем глаза знакомые русые кудри. Немой крик встал в горле. Стеклянные глаза Максима смотрели прямо в небо, в руке остался лежать незаряженный магазин автомата. — Максим… — навстречу, отстреливаясь и спотыкаясь, бежал Матвей. — Максим! Коля! Коля попытался выбраться, стянул перчатки, так как те скользили. Поднял голову лишь осмотреться. Короткая автоматная очередь донеслась со стороны. Матвей неуклюже остановился, прижал руку к груди. Коля видел, как расползается темное красное пятно, с губ стекает тонкая, вязкая струйка крови. Матвей не добежал пару шагов, приземлился на колени, лицом падая в снег. Прямо напротив лица Коли. Коля замер. Слышал, как бешено бьётся собственное сердце. Коля не знал, сколько он так пролежал. Придавленный остывшим телом, на холодном снегу. Он всё смотрел в потухшие глаза напротив, переставал дышать, когда слышал чужие шаги рядом. Кажется, его пару раз ткнули в плечо автоматом, проверяли, живой ли. Коле было плевать, поймут или нет. Он был окутан смертью, свою встретить уже не боялся. Зашевелился, когда совсем стемнело. Медленно перевернулся, скинул с себя тело. Сил хватило лишь сесть. Он закрыл лицо руками и громко-громко закричал. Он кричал, и кричал, и кричал, пока голос не дрогнул, захрипел. Он убрал руки от лица и просто смотрел вперёд, но не видел перед собой ничего. И не чувствовал ничего, хотя невероятно замёрз, шинель промокла и пропиталась чужой кровью, на руках остались красные разводы. Он всё сидел и шептал, посиневшими губами: — За что? Нашли ближе к ночи, пытались поднять, но Коля даже встать не мог. Пришлось тащить на носилках. Усадили около костра и принялись осматривать. Волхов парнишку сначала даже не признал. Глаза Сибирякова ничем не отличались от глаз мертвеца. — Пора возвращаться, — тихо сказал Святогор Рюрикович. Он всунул в чужой карман подписанный приказ о переводе. — Навоевался, ребёнок. А после обнял. Крепко, как отец обнимает своё дитя. И Коля впервые, за все семнадцать лет, расплакался громко. Надрывно, с криками, хрипами, громко всхлипывая и ругаясь. Волхов лишь крепче прижал мальчишку к себе, и похлопывал его по трясущимся плечам.