В память о тебе

«Я скучаю». Юра медленно приоткрывает глаза, щурится от солнца. Показалось? Он прислушивается к высокой траве, но та лишь медленно покачивается на ветру. Вдалеке звенит пастуший колокольчик, лай сторожевой собаки. Юра никогда не видел ни эту собаку, ни этого пастуха, ни стада. Их звуки просто существуют, как и многие другие здесь. Ветер снова принёс прохладу с реки, а вместе с ней девичий смех, он ласкает слух, заставляя улыбаться шире. Юра приподнимается на локтях, вертит головой по сторонам. Поле бесконечно зелёное, изредка качает травой. Как море, переливается в солнечных лучах. И духоту можно почувствовать на языке, она, как жжёный сахар, горькая и тягучая. Он перекатывает её со слюной, сглатывает и обжигается. Голова невероятно тяжёлая, не от надетой фуражки, от вороха мыслей, что смолой растеклись. Юра лениво встаёт, оттряхивая штаны от земли. Привыкший к одиночеству, Юра на удивление слишком потерян сейчас. Пустующий столик с оставленными бокалами и нагретым вином. И делать шаги на удивление слишком сложно. Юра разминает уставшие плечи, тянет руки туда, где начинается ясное небо с редкими облаками, где солнце в самом зените. Надо сделать несколько шагов, чтобы привыкнуть. Здесь всегда так, стоит немного расслабиться, как мир придавливает со всей силы. Вдалеке виднеются знакомые силуэты, но почему они кажутся так далеко? И Аня вскидывает руку, кричит, чтобы Юра никуда не уходил. А Юра не может сдвинуться с места, его придавило к высокой траве. Будто кто-то насильно удерживает за ноги, мешая ступать. Юра сдаётся слишком быстро, снова ныряет в зелёное море, не боясь утонуть. Прикладывать руку к груди уже привычка, под пальцами ничего не бьётся уже давно, только Юра не может понять насколько давно. Дни не сливаются в один, Юра сомневается, что здесь вообще есть понятие утра, дня и вечера. Здесь всегда солнце, всегда тепло и всегда ветер несёт прохладу с реки. И разговоры не меняются, не меняются эмоции. Кроме данного момента. Сейчас Юра слегка растерян: чего он ждёт в высокой траве, почему Аня сказала ему никуда не уходить, хотя обычно зазывает к остальным, почему так трудно подняться, откуда это давление в груди, где ничто не бьётся. Давка разрастается с каждым мгновением, какое-то знакомое, оставленное давным-давно, чувство. Юра судорожно перебирает в голове слова, пытаясь отыскать название этому чувству. Но ничего не находит. Юра не помнил, когда последний раз что-то чувствовал, но сейчас он тянет руку то к одному запястью, то к другому, давит в попытке разодрать ногтями. Они не оставляют даже красных полос, Юра начинает беситься, психует, закатывая рукава рубашки. Находит в себе силы сесть. В груди всё сжимается, поднимается горячей волной по горлу, заставляя задыхаться. Юра сдирает пуговицы с рубашки, лишь бы открыть горло. Здесь ничего не имеет вкуса и запаха, но тяжёлый кислый металл застрял во рту. Им несёт от рук, от волос, от самого Юры. Будто не кровь, а табачный дым. Юра зубами впивается в запястье, пытаясь разорвать кожу. Но не оставляет даже следов. «Поговори со мной». Юра замирает. Резко пропадают все звуки вокруг. Трава больше не покачивается под порывами ветра. А тот больше не приносит прохладу с реки. Не слышно отдалённых голосов, нет колокольчика и лая собаки. Даже солнце больше не печёт. Пропало жжение в груди, пропало давление. Юра медленно опустил руки, легко вскочил на ноги. Только никак не мог оглядеться, взгляд размывался. Юра не сразу понял, что звуки остались, просто доносятся через толщу воды. Ощущение утопающего, когда хочется грести руками, когда адреналин бьёт по голове, когда мысли мечутся лихорадочно, когда не хватает воздуха. Юра боится открыть рот, кажется, что из него польётся солёная вода. Он держит её внутри, боясь утонуть, не понимая, что она то его и душит. Юра лихорадочно носится по полю, раздвигая высокую траву руками и всё ищет и ищет. Он и сам не понимает, что ему нужно найти, кого он потерял. Сознание подкидывает размытые образы, а инстинкты кричат «ищи». И тело снова разрывает знакомое, но давно забытое чувство. Ужасное, томительное, загоняющее в тупик. Юра хочет позвать остальных, чтобы ему помогли, но не может выдавить из себя ни слова, кроме хриплого кашля. По рукам стекают блеклые горячие капли, будто начинающийся дождь. Юра чувствует подступающую панику, сжимает подрагивающие пальцы. Ноги не держат, но Юра продолжает искать. Спотыкается, проходя по одному и тому же маршруту. Он не может пойти к реке, не может пойти туда, откуда обычно доносится лай. Знает, что ничего там не найдёт. Хоть падай на колени и ползи на четвереньках, обнюхивая землю в поисках. Юра чувствует, что нужное слово катается на языке вместе с остальными словами. И внутри всё распирает от желания сказать хотя бы его. Юра, что обычно молчит, стремительно умирает от нехватки общения. Юра, что привык к одиночеству, не может смириться с тем, что он один. Он сжимает рубашку на груди и под пальцами что-то бьётся. Тихо, медленно, будто угасает. Но Юра знает, что наоборот зажглось. И спёрло дыхание. «Не засыпай». Зной возвращается, принося с собой ветер с реки. Он тревожит непослушные волосы, задувает под рубашку, охлаждая разгорячённую кожу. Юра осторожно оседает на землю, переводя дыхание. С каждым вдохом всё спокойнее и спокойнее. Вернулся лай и колокольчик, оживился стол. За ним снова разговоры и звон бокалов. Вино остыло вместе с Юрой, алой водой, в бесконечном потоке, в тонкое стекло. Провалится в чужой желудок, но не поведёт голову. Никаких чувств, ощущений, запахов и вкусов. Только спокойствие и непринуждённые разговоры. Юра порывается присоединиться, но Руслан качает головой. «Жди». Ни слова вымолвить, лишь рассеянно кивнуть головой, возвращаясь на прежнее место. Юра нащупывает рукой фуражку, которая упала когда-то давно, но Юра уже забыл, когда точно. Хочет думать, что ничего не чувствует, но сонно зевает. Ожидание утомляет. Веки слипаются, нет сил противиться. Юра натягивает козырёк фуражки на глаза, прикрывая их. Первым поддержать чужое ожидание приходит Илья. Он садится рядом, поглядывая по сторонам, выдыхает: — Совсем скоро уже. Юра выгибает бровь. Почему все знают то, чего не знает Юра? Почему только он чувствует, а другие нет? И от чего это зависит — Юра не понимает. Илья растирает ногу, морщится, будто снова болит. Юра по-прежнему не может ни с кем заговорить, будто у него осталось всего несколько слов и сказать он может их только одному человеку. Но это не Илья, и не Аня, не Руслан и не Коля. Никто из них. И даже не сам Юра, с самим собой он больше не говорит. Тогда кому? Наверное, тому, которого все ждут. Юра сильнее, остальные слабее. Коля заваливается рядом, протягивая руки к тёплому солнцу. Земля нагрелась, приятно отдавая теплом в спину. Он тихо прокашливается в кулак, посматривая то на Илью, то на Юру. Юра не сдерживается, треплет его по волосам. Коля тоже кого-то ждёт. — Долго ещё? — тянет он, вытягивая руки над головой. Развалился, как кот на подоконнике, не хватает только задетого цветочного горшка. Юре кажется, что он бы ударил ему прямо по голове, оставляя болезненную шишку. Юра дотронулся до макушки, но как и ожидалось, ничего там не обнаружил. Коля лениво посматривал на проплывающие облака, изредка щуря глаза от солнца. Он и правда был похож на довольного кота, который налакался молока и грел морду. Юра усмехнулся, переводя взгляд на Илью. Илья казался старым псом, который уже отслужил своё и доживал последние года на даче. Он бы бегал за гусями, его бы брали дети с собой на озеро, а вечером подкармливали со стола. Он бы вот так и сидел на веранде, протянув морду к ветру, изредка принюхиваясь и дожидаясь домашних. Он устал от приключений молодости, уже привык к спокойной жизни. Над головой слышатся шаги. Аня присаживается на колени, а Юра удобнее устраивает голову на чужих ногах. Она стянула фуражку, откладывая в сторону, и провела ладонью по волосам Юры. Аня тоже кошка, только уличная. Она может укусить, расцарапать руку, но обычно покладистая. Живёт у тебя во дворе, прячась по чердакам. И старая соседка, с большим сердцем, подкармливает её. Она запрыгивает тебе на колени ленивым днём, пока ты сидишь в беседке и тихо мурлычет от невесомых прикосновений. Но она ничья, сама себе хозяйка. Никогда не угадаешь, когда она придёт и уйдёт, но всегда знаешь, где её искать. — Жарко, — выдыхает Руслан, стягивая гимнастёрку. Майка всегда висела, но сейчас будто он стал худее. И майка просто тряпка, небрежно накинутая и заправленная в брюки. Он стоял, осматриваясь по сторонам. Но тоже ждал. Юра задумался, но так и не смог понять, какое он животное. Он ведь и хищник, и добыча. Каждый раз по-разному. Юра не хотел сдаваться просто так. Ожидание всё ещё утомляло, поэтому хотелось занять мысли. Разговаривать он всё ещё не мог, не находил сил открыть рот и выдавить из себя слова. А может их и попросту не было. Наверное, он всё-таки какая-нибудь мышь, которая не прочь полакомиться насекомыми или ягодами, но постоянно живущая в страхе перед кем-то с большой пастью и неутолимым голодом. — Он здесь, — сказал Руслан. Юру подкинуло. Под пальцами что-то забилось с бешенной скоростью. Тело будто размылось под волнением, которое отдавало покалыванием. Он резко вскочил на ноги, шумно выдыхая. Снова не может нормально дышать, растирает вспотевшие ладони и всё бегает глазами по бескрайнему полю. Вот оно это чувство. Тоска. Он так соскучился. — Где? — и голос наконец-то прорезался. Руслан указал куда-то в сторону, туда, где обычно слышится лай и колокольчик. Юра сам не понял, как сорвался на бег, расталкивая высокую траву, которая мешала бежать быстрее. Запинаясь, но тут же вставая. Ничего не видно, кроме зелёного моря, но он чувствует, что где-то рядом. Сейчас найдёт. Ещё немного. Он скучал. На самом деле, сколько бы не прошло времени, о котором Юра не мог вспомнить, он всегда скучал. С самого начала и до сих пор. И чувство это пропадёт только тогда, когда он увидит. И чувство ожидания, которое томило и давило на него, спало с плеч и расковало ноги. Оно больше не держит, подталкивает в спину. И Юра чувствует стук в груди, слышит всё и чувствует всё. Эту кислоту на языке, эту духоту в воздухе, запах полевых цветов. И он снова может говорить. Он больше не под толщей воды. Взгляд снова ясный, как и небо над головой. Выхватывает белый халат и разноцветные волосы. И Юра может поклясться, что готов закричать от переизбытка эмоций. На чужом лице всё ещё оттенок непонимания, но глаза такие же яркие, а улыбка пусть и не широкая, зато самая нежная. Которая всегда была обращена только к Юре. Юра спотыкается в очередной раз, заваливается вперёд, больно ударяясь коленями. Но его ловят, прижимают к себе. Потому что тоже скучали. И Юра проводит рукой по мягким волосам, которые чуть отросли. От них пахнет табаком и медицинским спиртом, в них запуталась ниточка от бинта. А на халате бледно-красные разводы. И Юре не важно, чем пахнет он сам: мылом или порохом. Потому сейчас это не важно. Важно то, что… — Я так долго тебя ждал.