***
Любой участник игры знает, что учащенное сердцебиение — знак опасности. Пока тонкие пальцы Доктора ловко бегают по кнопкам машинки, быстрые ноги Нападающего с легкостью преодолевают преграды, стоящие на пути. Дайер не видит его, но знает, что он близко. А если он близко, то и Охотник тоже. Джек спокоен и расчетлив, как и всегда. Стремительные потоки ветра, которыми он старательно пытается выловить надоедливого Уильяма, не всегда попадают в цель, дымком разбиваясь о голые серые стены, но он не останавливается ни на секунду. Дыхание Элиса то и дело сбивается, а сам он уже на пределе: второе дыхание открываться не хочет. Через силу он прыгает в обветшалое окно заброшенного домишки, тут же оборачиваясь. Это секундное промедление стоит ему победы. Закончив декодировать третью машинку, уже на подступах к четвертой Дайер слышит тот самый ненавистный свист улетающего кресла. Ноги подкашиваются от страха, а глаза бешено бегают по очертаниям карты, вылавливая взглядом силуэт Охотника. Сердце снова учащенно бьется, и Доктор отбегает от работающей машинки, прячась за стену. Отдаленно она слышит хруст снега, становящийся все громче и ближе. Тревога электрическим зарядом бьет по напряжённому телу, и Эмили может поклясться: еще секунда, и она закричит. «Не стой, Эмили, беги. Беги, ну же...» Но она стоит. Стоит, прижавшись к холодному камню, расставив руки по обе стороны. Животный страх сковывает тело, клеточку за клеточкой, и не позволяет сделать ни малейшего движения. А сердце стучит все чаще и чаще. Яркий красный свет, пластом ложащийся на белое снежное одеяло и часть каменного забора, наконец появляется в ее поле зрения. Эмили заставляет себя повернуть голову к углу, который образуют две стены, и почти теряет сознание. Тонкие длинные пальцы с невероятной легкостью ложатся на гладкую поверхность, почти касаясь грубой кожей перчаток щеки Доктора. Испуганный взгляд Эмили падает на очертания лица: бледные скулы, огромные впадины возле глаз и то, что выбивает из ее горла душераздирающий крик, — подобие зубастой улыбки. На секунду она стала больше: Джек будто издевательски усмехнулся, тут же поднимая правую руку. В свете луны блеснули громадные железные лезвия. Эмили вдыхает холодный воздух, обжигающий легкие, готовясь к новой порции знакомой боли, которая вот-вот пронзит все тело. В последний момент она прикрывает отяжелевшие веки, надеясь, что это спасет ее, отгородит от страшной участи. Напрасно. В этом месте чудо не случается. Секунда. Две. Ее тело грубо падает в снег, а плечо ноет от неприятного удара о землю. Доктор не смеет разомкнуть глаза, жмурит их со всей силы, тут же прижимая руку к груди... Она не ранена. Джек не задел ее. Но как? Как можно не попасть с такого расстояния?! Объяснение тут же предстает перед ее глазами, и Эмили тысячу раз жалеет, что железо не вспороло ее брюхо. Потрошитель находится уже в нескольких метрах от нее, ладонями обхватывая бледную голову и издавая нечеловеческие звуки. У Эмили занимает совсем немного времени, чтобы осознать, что его достаточно сильно оглушило, а когда ее взгляд устремляется на предмет, лежащий в густом снегу подле Охотника, горячее дыхание сбивается пуще прежнего. Красный магнит. Конечно, это чертов Кэмпбелл. Плечо снова ноет от боли, когда Доктор чувствует на нем грубую хватку — рывком ее ставят на ноги, тут же заводя за спину, словно за самую крепкую скалу. Мнимая уверенность, что так она окажется в безопасности. Рубашка Нортона порвана в некоторых местах: последствия длительных догонялок на смерть, та же участь настигла перчатки; каска слетела еще в начале матча — ее разом сбили беспощадные потоки ветра. Рассеянный взор Эмили вдруг замирает на лице Нортона: кажется, такую гримасу ужаса и ярости она видит впервые. Кэмпбелл всегда был в ее глазах жестким и непоколебимым, неприступным, не мешкающим, но что она видит сейчас? Он боится. Боится по-человечески. — Долго стоять будешь, дура? Беги! Живой голос, эхом звучащий в ее голове, будто по сигналу заставляет ноги двигаться, и она скрывается с места, подчиняется приказу Нортона, потому что знает, что от этого действительно зависит ее жизнь. Хлопья снега врезаются в лицо, обрамляют ее волосы снежной короной, пока холодный воздух безжалостно сжигает ее легкие, но Доктор не смеет останавливаться, даже когда ноги начинают болеть от изнеможения. Она не оборачивается, хотя очень хочется: что с ним? Сможет ли он убежать? Как долго он продержится? Эмили забегает в большое здание, летит вверх по лестничной площадке. Налево, затем ловким прыжком в окно — она снова оказывается в объятиях холода, но даже не думает мешкать. Девушка выискивает зеленую рубашку, и сердце снова начинает бешено стучать, но не потому, что монстр рядом. Она не может найти Нортона, и это намного страшнее. Но нет! Вот он, выпрыгивает из окна хижины, и даже без хвоста за собой. Будто по велению чуда его блуждающий взгляд устремляется вверх, падает на красное от холода лицо Эмили, на которой на секунду появляется самая светлая улыбка. Кэмпбелл распахивает глаза в удивлении, но тут же расслабляется, качает головой, отгоняя последние остатки ярости, и бегом направляется к ней. «И какого черта она улыбается?»***
Тридцать минут они чинят последние генераторы: декодировать вместе оказывается невероятно трудной задачей. Джек не сдается, вылавливает их со всех сторон, но даже он выглядит дико уставшим; это сказывается на его выносливости, на движениях, на том, как нечасто теперь он поднимает несчастные лезвия, чтобы пустить новые потоки ветра. Дайер не перестает дрожать не то от страха, не то от холода, каждый раз прячась от назойливого Потрошителя, однако решимость напарника не дает ей сломаться. Пока тот отвлекает Охотника, она быстро выбегает из укрытия и с прежним усердием заводит последнюю машинку, отсчитывая секунды от долгожданной активации ворот. Еще немного. Еще... Звуки генератора и сбитое дыхание Доктора прерывает дикий крик. Она активировала машинку. Кэмпбелла поймали. Эмили выбегает из здания и всматривается в темные силуэты вдали. Видит, как грубо Джек сажает обессиленное тело Старателя в кресло, тут же оборачивается и направляется к ближним воротам, надеясь выловить там последнюю выжившую. У нее есть шанс. Отголоски здравого смысла дают ей мысленную пощечину, заставляя замешкаться и снова все обдумать. Разум должен быть впереди сердца, так она твердила себе на протяжении всей своей жалкой жизни, так почему теперь отказывается от собственных принципов? Ответ возникает в голове без промедлений: она отказалась от всего в тот самый миг, когда судьба дала ей новую причину жить. И эта причина сейчас сидит в кресле, истекая кровью — почему она до сих пор ничего не предпринимает? И Доктор бежит вперед, наплевав на ворота. Знает, как сильно подводит свою команду, знает, как Нортон возненавидит ее душу за эту мерзкую выходку, но ноги сами несутся вперед. Эмили понимает, что лучше сядет в это чертово кресло вместо него: пока ее любимый в безопасности, ничего больше не важно. Нет ничего важнее его жизни. Она подлетает к креслу, не тратя время на осматривание территории, с трудом игнорирует тихую брань Нортона, у которого еще хватает сил озвучивать, что сделает с Дайер, если она сейчас же не уберется прочь. Эмили чувствует, как стук сердца начинает становится все громче, но окровавленные веревки уже падают в снег, освобождая пленника. Его рубашка разорвана в области живота, а из громадных ран струями льется кровь — он хватает запястье Эмили, с неимоверной силой сжимая его: не то, чтобы не отставала, не то из-за гнева от ее неразумных действий. Кэмпбелл долго не думает и бежит вперед. Ни дичайшая усталость, ни промозглый ветер, ни даже адская боль, рассекающая грудину для него не являются достаточным оправданием, чтобы проиграть. «А если бы в том кресле сидела Эмили?» Эта мысль крутится у него в голове, пока он вводит код от ворот дрожащими пальцами, изредка поглядывая на Дайер, стоящую рядом, с явным беспокойством осматривающую его рану. Сказать по правде, Кэмпбелл и так находится не в лучшем состоянии после того, как она решила поступить, наплевав на все и всех ради его спасения. Но даже сейчас, зная, что поймать их обоих для Джека задача более чем выполнимая, Дайер думает о нем. — Ищи Охотника впереди, а не меня разглядывай. — С явным недовольством Кэмпбелл вводит последние цифры, придерживая живот свободной рукой. — Я не вижу его силуэт... Тебе очень больно? — Ты сейчас издеваешься надо мной? Эмили распахивает глаза от удивления, когда Нортон хватает ее за локоть и с силой вталкивает в открытые ворота — она падает на спину, хмуро, с непониманием смотря на Кэмпбелла. — Так ты благодаришь меня за спасение? — Она еле сдерживается, чтобы не сорваться на крик, хотя прекрасно осознает, что Нортон никогда не принимает подобные «медвежьи услуги». — Мы выбрались вместе, и это самое главное. — Он мог поймать тебя у кресла, и мы бы оба проиграли. Это тебя не беспокоило?! Кэмпбелл дал волю эмоциям, как только опасность в лице Джека миновала. Больше он не распускает руки, хотя выяснить отношения хочется как никогда. Дайер медленно поднимается на ноги, отходя назад, на всякий случай сохраняя безопасное расстояние. Тело снова предательски дрожит от страха, но уже от осуждения в глаза Кэмпбелла, от того, как он поступит дальше. Одна ошибка может уничтожить и без того хрупкую связь, которую они налаживали все это время. — Меня беспокоил только ты, а не эта чертова победа! — Голос Доктора начинает ломаться под давлением нервов; она поджимает губы и жалобно смотрит на Нортона, с лица которого уже слез злобный оскал. — Не смей осуждать меня за то, что не сделал бы сам, будь я на твоем месте. Дайер сдерживается, как может, но горячие слезы все равно градом льются из глаз, падая на голубую сорочку. Она смотрит на Старателя с минуту, взглядом умоляя простить ее любым возможным способом, но Кэмпбелл остается непоколебим. Кажется, его презрение убьет ее на месте, и так, пожалуй, будет даже лучше. Она всхлипывает, уже не в силах скрывать отчаяние и оборачивается, готовая уйти прочь. Уже знакомая жгучая боль пронзает ее и без того больную руку, и она снова встречает тяжелый взгляд Нортона. Их лица в сантиметрах друг от друга — Эмили смиренно опускает голову. Не хочет, чтобы он снова видел ее такой. Слабой, беспомощной. — Как ты смеешь говорить, что я бы не пришел за тобой, Эмили? — Он с неподдельной жалостью поджимает брови, давая понять, что сказанные Доктором слова ранили его не меньше, чем ее слезы. Старатель невольно ослабевает хватку на плече девушки и притягивает ее к себе. Обнимает так крепко, как только позволяет его израненное тело, прижимает к сердцу, будто боясь, что Джек все еще может забрать у него дорогого человека. — Если бы я мог, то убил бы голыми руками любого, кто посмел тронуть тебя. — Его окровавленная ладонь ложится на заснеженные волосы Эмили. — Ты мое сокровище, Дайер, но я ни за что не стану поощрять такие выходки. Девушка вырывается из объятий Нортона и с недоразумением таращится в его синие глаза: — Я не разрешу тебе защищать меня, если ты не позволишь мне делать то же самое. Ты и без того подвергаешь себя опасности, помогая команде. Я не выдержу, если ты будешь рисковать собой, прикрывая еще и мою спину. В этот момент и Эмили, и Нортон понимают, на что себя обрекают. Это тяжелейшее бремя, огромная ответственность, с которой они могут не справиться. Ни один из них не сможет жить спокойно, если будет знать, что второй находится в постоянной опасности. Доктор утирает мокрые щеки тканью перчаток и опускает взгляд на пустой, уже потрескавшийся шприц. — Думаешь, наши сердца выдержат подобное испытание, Нортон? — Я готов рискнуть. А ты? Дайер не отвечает. Медленно подходит к нему, сцепляет вместе их холодные ладони и уводит прочь из ужасного места. «Я уже рискнула всем ради тебя. Конечно, я готова.»