доктобер. доктомаста эдишен

      шум. гром, грохот. он встряхивает головой, спотыкаясь. голоса давят на него со всех сторон. он слышит гудки, писк, визг, шорохи. под ногами хрустят листья, он топчет их со злостью — мельче, мельче, мельче, покуда не останется лишь песок. ненависть вскипает внутри, поднимаясь откуда-то из живота и выплескивается наружу желчью и хриплыми вдохами. он марает чьи-то ботинки, не замечая, и почти не слышит растерянных ругательств.       в голове шум, последовательно, ритмично. его качает, и мерзкие звуки никак не хотят уходить, как сильно он не трясет головой. боль от ногтей обжигает, но не помогает. в памяти всплывают обрывки событий. у него была какая-то цель, он хотел чего-то добиться, что-то доказать, но чем оно было — не вспомнить.       он помнит боль, пронзающую тело, снова и снова. ей не хватило одного выстрела. он мог ее понять — жажда стереть что-то настолько мерзкое, оскорбительное и унизительное одновременно вряд ли может так быстро отпустить.       он сбивается в кучу, прижимаясь спиной к холодной стене. воспаленные глаза мечутся, и он знает, что холод скоро отступит, нужно лишь пережить, перетерпеть. не впервой.       мимо проходит фигура, останавливается. он чувствует взгляд, но не шевелится. мужчина, невысокий, в ладном костюме и дорогих туфлях. его темные глаза смотрят обеспокоенно, почти сочувственно, и он впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему жалко. чего-то подобного он и искал, ожидал и жаждал всю свою долгую жизнь, все жизни. и сейчас обида захлестывает его до краев, перетекая в жар. он стреляет, не думая, не прерывая зрительного контакта.       мужчина не успевает испугаться, и отобрать его тело так легко, так просто. его сознание трепещет как бабочка, и мастер схлопывает ее с поистине садистским удовольствием.       энергия окутывает его, растекаясь по венам. на этот раз боли нет, только облегчение. мостовая под ногами — привычна и прочна, и дорога ведет его к простым целям. вписаться, вмешаться, вжиться.       он быстро привыкает к ранним подъемам и срочным собраниям, от которых нет никакого проку: люди мыслят узко и посредственно, доверяя глазу вместо чисел. это раздражает и злит, и он зарабатывает себе репутацию надоедливого умника, выводящего начальство из себя за пару минут. он не слишком жалуется — си бесит его так же сильно в ответ.       офис тесный и душный, несмотря на панорамные окна и большую площадь помещения. надоедливый звук приглушенных голосов, сёрбания кофе и чая, стук клавиш, бесконечных похлопываний и покашливаний почти окончательно доводит его в один день, когда он вдруг чувствует это.       пространство резонирует и раздвигается, впуская капсулу. он тут же напоминает себе о необходимости нового транспорта — предыдущий экземпляр летает полуразбитым где-то в сотнях миллиардах световых лет отсюда. не то, чтобы он хотел снова летать на ней.       тардис замечает его. он знает это по приглушенным перестукиваниям внутри нее. он усмехается почти насмешливо — она всегда была сообразительнее своего бестолкового хозяина.       он следует за доктором коридорами, прячась в тени и исследуя его со стороны. он помнит эту версию слишком хорошо. раны еще свежи, и скрыть гнев почти невозможно.       доктор рисуется, взмахивая седыми кудрями и перепрыгивая с места на место. он, несомненно, находит знаки, что беспокоили мастера весь последний месяц: исчезновения, следы неземных технологий и несколько странных происшествий на окраинах. доктор, конечно, потому, что он хочет спасти пару несчастных обезьянок, мастера — потому, что никто не смеет метить его территорию.       он играет свою роль, осторожно вмешиваясь и предлагая свой кусочек информации. у доктора загораются глаза, он почти приглашает его на свидание, с поправкой на очередной конец света, но что поделать. мастер послушно делает восхищенно-смущенное выражение лица и почти мямлит в ответ.       доктора это не слишком волнует.       мастер вспыхивает почти мгновенно, но бежит следом.       они сверяют данные на компьютере, вычисляют утечку данных и быстро находят едва заметные ошибки в системе. схема простая, но действенная, мастеру даже приходилось пару раз пользоваться ею. доктор неодобрительно хмыкает, размышляя над ней. он чинит компьютер одним взмахом отвертки и отправляется на переговоры. раса низшая и малочисленная — не чета паразитирующему человечеству — зато впечатляющая своим пафосом. мастер морщит нос за спиной доктора и внимательно следит за передвижениями помощников лидера. не хотелось бы нелепо погибнуть здесь, ему слишком удобно это тело. доктору оно вроде тоже пришлось по вкусу.       существа шипят, выслушивая нравоучительную речь доктора, и закономерно нападают сразу же. мастер действует на инстинкте, бросаясь вперед и отталкивая доктора. тот, на удивление, тянет его за собой на пол, подальше от зоны поражения. они дышат хрипло и часто, отсиживаясь за компьютерным столом.       мастер чувствует горячую руку доктора в своей и пытается собрать мысли. прикосновение обжигает и отвлекает.       доктор использует заминку и выскакивает из укрытия. он ударяет залпом из отвертки по передатчику, прерывая сигнал. одновременно с этим в комнату влетает отряд военных, окружая их. мастер пригибается еще ниже и спешно следует к выходу. ноги с непривычки гудят и подрагивают, и он думает о том, что все это ему на руку — любой поверит в его неопасность. он всего лишь аналитик, в конце концов.       он почти проходит мимо тардис, когда быстрые шаги нагоняют его. доктор касается его плеча, и он оглядывается, изумленно. неужели догадался?       доктор улыбается. ослепительно, мягко, почти как в детстве. мастер чувствует тянущую боль где-то между сердец.       — так как насчет свидания? теперь я точно свободен.       мастер собирается пристрелить кого-то на этой неделе. желательно, собственноручно.       — конечно. — он улыбается так же мягко в ответ.