***
— Милая, пойми, ты должна. — отец старался говорить мягко, жаль, что только старался. Он давил, отказываясь принимать отказ, просто потому что так надо. Она должна, вот и всё. Что тут ещё объяснять? — Что я должна? Кому? — Пэнси сидела напротив, скрестив руки на груди, слегка склонив голову. Одним своим выражением лица, позой, вскинутыми бровями девушка выражала недовольство. Этот разговор должен был случиться, Паркинсон ощущала это буквально кожей. Но надеялась, что не так скоро. Не так скоро её подведут к эшафоту, заранее облив ледяной водой. Прошло всего две недели с возвращения из школы на гребаное лето, на обещанный отдых, в конце концов. Хотелось побыть хоть в каком-то подобии спокойствия ещё чуть-чуть. — Нам. — без колебаний ответил Персей. Его челюсть напрягалась. — Ты прекрасно знаешь на каком счету у Лорда мы находимся. — Я здесь причём? – брюнетка смотрела на отца в точности, как и он. Из его зеленых глаз торчали иглы, готовые проткнуть дочь в любой момент. Пэнси же оборонялась, выпуская свои иголочки, надавливая на него, стараясь пустить кровь. У девушки был строптивый характер отца, что его всегда жутко раздражало. Нет ничего хуже, чем видеть себя в кривом зеркале. А эта хрупкость матери в ней только придавала дополнительных проблем. Разбивать все стены со жгучим рвением, пробивать гранит, выгрызать себе место под солнцем, совсем забывая о том, что в конце от тебя ничего не останется. Вместе со стенами разобьется и она сама. Ничего хуже в этой генетической лотереи получить просто невозможно. — При всём, Пэнси. — ноздри отца раздувались, он злился, но голос даже не дрожал. — Мы с мамой избежали метки только благодаря моей должности в Министерстве, нужно подтвердить верность. — Подтвердить верность мной? Моей жизнью? — ей становилось забавно. Та самая забава, которая душит, сжимая руку у горла. — Поразительно, просто поразительно. Тебе настолько на меня наплевать? — Пойми, это единственная защита, которую я могу тебе дать. — кулак отца упал на стол с характерным звуком, а голос всё ещё оставался неизменным. Как они это делают? Мистер Малфой, Драко, отец. Этому где-то обучают? — Отвратительная защита, лучше бы я вообще была без неё. — Послушай, твои дружки — отпрыски Нотта и Малфоя — приняли метки. Я не прошу тебя об этом. Ты должна просто быть там, присутствовать на собраниях. Кто принял? Нотт? Интересно, отец хоть понимал, какой ценой эта метка досталась Теодору? А Драко? Он хоть подозревал, что они приняли их не совсем добровольно? Каким же сюром казалось всё происходящее вокруг. Такого просто быть не может. Не с ней, не в этой жизни, не сейчас. Не в то время, когда им всем только исполнилось восемнадцать. Всего лишь восемнадцать, вся жизнь ещё должна быть впереди. — И убивать людей. Потрясающе! Ты меня просишь о такой мелочи. – иронизировала брюнетка. — Прекрати паясничать. Никто тебя не просит убивать людей. – отец глубоко вздохнул. – Разговор окончен. Она ушла молча. Просто поднялась и покинула его рабочий кабинет, гордо вскидывая голову, держа спину, ставя ноги «правильно»: одна за одной, представляя, что идёт по прямой линии. Всё, как полагается породистой собачке, которая исполняет все команды, немного порычав, с забавной кличкой «Пэнси».***
Драко появился из зеленого пламени камина. Чудо, он сам наведался в гости. Главным удобством в комнате Пэнси был личный камин, через который он мог спокойно заявляться в поместье Паркинсонов в любое время и без лишних вопросов. Раньше подобное казалось обыденностью — теперь же роскошью, которой у Драко давно не было. А, учитывая, что в последнее время с личным пространством и свободным временем было совсем туго, любой его уход из Мэнора должен быть подкреплён чуть ли не объяснительной. Серые глаза только и делали, что запинались о все предметы интерьера, как только блондин осмотрелся по сторонам — новая привычка. Её комната вся была выполнена из синего и пурпурного, ещё и эти темные деревянные полы. Он никогда не чувствовал себя комфортно в её комнате, мозг будто перенапрягался, отчего возрастала странная тревога: неловко, неуютно. — Пэнси. — парень прошёл к креслу у окна, на котором восседала слизеринка, подперев голову о кулак. — Драко, — сухо ответила ему девушка, не сводя глаза с пейзажа за окном. Небо было серым, заполненным грозовыми тучами, как и обычно. Это стало нормой. Он помнил, Пэнси не любит тучи и, скорее всего, мысленно прогоняет их куда подальше. — Завтра будет… — начал парень, присаживаясь на соседнее сиреневое кресло. — Я не хочу этого. Жутко не хочу. — не дожидаясь продолжения, осекла его брюнетка. — Так надо, — кивнул ей Малфой, ожидая хоть какой-то реакции. Драко ожидал, что увидит в комнате полный разгром, а сама она вся будет полыхать от переполняющей злости. Обычно она вела себя так, когда её прихоти не исполнялись. Обычно… А когда это было в последний раз? На четвертом курсе? — Как там Тео? — она не сводила глаз с этого поганого окна. Всерьез надеется разогнать эту хмурость за окном или просто не хочет видеть его лицо? — Сносно. Улыбается, бывает в Мэноре чаще, чем обычно, — пожал плечами блондин, покручивая фамильное кольцо на среднем пальце. — Молчит? — Чаще, чем говорит. — А ты? — Пэнси наконец взглянула на него. Драко стало ясно, почему она не поворачивалась к нему. Глаза были красные, в одном он даже заметил красный кровоподтек — лопнувший капилляр. Слёзы по ночам всё же оставались неизменными. Хоть что-то. — Чаще молчу. — Драко постарался улыбнуться, но губы поджимались сами собой. — Завтра собрание, ты должна присутствовать. Будет Он. — Я не хочу. — казалось, подруга даже не моргала. Просто смотрела. Слово «страх» буквально читалось на её лице, было выведено красными чернилами на лбу. — Всё будет хорошо, Пэнс. Я обещаю тебе. — Малфой слегка нагнулся, взяв подругу за руку. — Не будет. Ничего больше не будет хорошо. Нет чувства страшнее, чем бессилие, которое они оба ярко ощущали. Невозможность спасти не то, что себя, так ещё и близких людей. Они все становились в линию, как перед расстрелом, и ждали своего часа. В Драко выстрелили давно, в Тео чуть позже, в Пэнси пару дней назад. Девушка встала с места, подходя к окну. Оно её будто гипнотизировало. Блондин поднялся следом, подходя ближе к подруге. — Будет. Нужно просто подождать. Кретин Поттер нас спасёт. — Мы должны спасти себя сами. — Паркинсон повернулась к нему. Лица оказались ближе, чем рассчитывалось. Ощущение, будто такого больше никогда не случится. Такое до боли, до тремора рук, до слезящихся глаз знакомое лицо смотрело на неё. Неизвестно, когда это может случиться в последний раз, может завтра, а может через месяцев пять. Орден уже наверняка что-то знает, как-то действует. Война неизбежна. А с войной и смерти. Скорее, даже смерть. Одна, самая страшная смерть, которую она не переживёт. Кусок битого стекла резал по сердцу. Сейчас или уже никогда. Последний спокойный день. Она легко касается его губ своими, сразу же ощущая, как парень подаётся вперёд, немного склоняя голову. Понимает ли он, что Пэнси готова разорвать себя на части, лишь бы с ним было всё всегда хорошо? Понимает ли он, слегка подвигая к себе, что тело сводит судорогой от осознания потери? Просто от того, что это вероятно. Что такое может случиться. — Извини, мы не должны. — Драко оторвался от неё, видимо только сейчас дошло осознание — вся плачевность ситуации. — Да, я просто… боюсь. – девушка чуть ударилась о подоконник, когда сделала торопливый шаг назад. Брюнетка обняла себя руками, врезаясь пальцами в ребра, сильнее надавливая, оставляя на себе синяки. Так будет легче, должно стать легче.Лето перед 4-ым курсом.
— Зачем ты это сказал!? — Пэнси кинула пурпурную подушку в Драко, который, хохоча, отпрыгнул с места, куда целилась брюнетка. — Я теперь уродина! Из-за тебя, идиот! Следующим в него летит то, что первое попалось девушке под руку — на этот раз это было нечто тяжелее, чем подушка. В Малфоя летел подсвечник, стоявший на прикроватной тумбочке. Слава Салазару, что он не долетел до цели. И всё из-за чего? Из-за неудачной, по мнению Паркинсон, стрижки, которую он между делом ей посоветовал! Уже даже успел забыть об этом десять раз! — Пэнс, тебе неплохо! Зато волосы теперь не будут цепляться! — слизеринец старался успокоить подругу, которая отправила ему порядка десяти громовещаталей перед самым его отбытием к Блейзу в Италию. — Их и продать можно! — Я тебя продам, Малфой! — прикрикнула девушка, хватаясь уже за стул. — Неплохо, говоришь? Драко действительно считал, что с короткими волосами Пэнси стала куда симпатичнее. Её лицо было... красивым? Да, пожалуй, красивым, только вот слишком слащавым. Почти кукольным. Эти её глазища стали в разы ярче и больше, будто и вовсе скоро выпадут. Они будто стеклянные, точно как у фарфоровых кукол. Жуть. — Пэнс, перестань! — смех рвался из легких без возможности выйти, иначе она точно его убьёт. — Тебе хорошо! Хочешь, я тебе парик подарю? Парень старался держать расстояние между ними порядка двух метров, чтобы подруга не накинулась на него с кулаками. Второго удара его нос не переживёт — Я твои патлы сейчас состригу и из них парик сделаю! — завопила Паркинсон, топая ногой. — Пошёл вон! — Ты сама меня позвала. — выпуская единственный позволенный ему смешок, Драко всё прочитал по лицу подруги. Точно волосы сострижет, а потом его продаст, да подороже. Он рванул к двери, пока Пэнси искала, чем бы лучше кинуть в него на этот раз. В спину летит маленькая картина со стены, попавшая острым углом рамки ему точно в спину. Удача, что дверь уже совсем рядом, только руку протяни. — Вот поеду к Теодору! — кричит брюнетка, от волос которой осталось только каре. Драко слышит крик уже из-за закрытой двери, тихо посмеиваясь сам с собой. Эта Паркинсон...***
— Если это что-то не чрезвычайно важное, я тебя прикончу, Забини. — Драко проделал нелегкий путь, чтобы наконец попасть в поместье мулата. Сначала нужно было добраться до Косой Аллеи, в которую он, якобы, направился для того, чтоб купить перьев, свитков и прочей ерунды. Черт знает, поверила ли ему мать, но сказала, что отцу всё объяснит. Только из Косой Аллеи он мог трансгрессировать к Блейзу, иначе было бы слишком много ненужных вопросов, ведь камины в Мэноре с недавних пор отслеживаются Лордом. — Будешь? — протянул мулат пачку сигарет со вкусом шоколада другу. — Вчера купил, никакого запаха кроме шоколада не остаётся, представляешь? Наконец-то наши начали брать пример с магглов, штуки круче невозможно было придумать! Забини сидел в столовой, в которой и находился камин. Дом Забини был не такой холодный, как Малфой-Мэнор. Всё было выполнено из светлого дерева и камня без вычурности, в отличие от его дома, дома Пэнси, да того же Тео. Блейз очень органично смотрелся именно в таком антураже. — Ты меня позвал находками похвастаться? — Драко присел на стул рядом с другом. — Ну да, — широко улыбнулся Блейз. — Так будешь? Я их так много набрал! Есть ещё мята и ваниль. Малфой только кинул на друга полный недовольства взгляд, протягивая руку к пачке, лежащей на столе. Первая затяжка спустя почти месяц его отказа от курения. Ничего приятнее ещё с ним не происходило за последние полгода. В поместье, которое он раньше называл домом, курить, разумеется, нельзя, это ведь маггловская, презирающаяся привычка. — Пэнс бы не отказалась от мятной, — хмыкнул блондин, вспоминая, что Пэнси всегда выпрашивала Забини купить ей мятные сигареты в маггловском районе Лондона. — Правда, никакого запаха. Я могу купить у тебя пару пачек? — Так и думал. — посмеиваясь, мулат отодвинул стул, стоящий с другой стороны от него, а там обнаружилось ещё несколько пачек. Блейз, предвидя, что Малфой таким точно заинтересуется, заранее позаботился о запасах. — Считайте, мой прощальный подарок. — Чего? — Драко от изумления немного закашлялся, пока дым выходил из легких. — Какой подарок? — Маменька распорядилась. Так что, я уезжаю на неопределенный срок. Воюйте без меня. — Охренеть, — в изумлении вскинул брови блондин. Блейз всегда был везучим, Драко бы с удовольствием купил хотя бы капельку его удачливости. Жаль, купить можно только Феликс Фелицис, который Малфою особо и не поможет. — Раньше Паркинсон сухая из воды выходила, теперь ты. — В этот раз не вышла? — Забини был удивлён. Пэнси никогда не влипала в разного рода истории вместе с ними, только потому что каким-то образом постоянно умудрялась выкрутиться. Насколько он помнил, над ней всегда дрожал её папочка, как над драгоценностью. Да что там папочка, даже Малфой старший всегда им перед Хогвартсом говорил: «Храните, как зеницу ока». — Ты не в курсе? Тео не говорил? — Драко сделал очередную затяжку. — Я вообще с ним не говорил. — пожал плечами Блейз. — Мы не виделись после школы. С Пэнс тоже. — Нотт принял метку. — Драко коротко глянул на друга, у которого чуть челюсть не отвисла от начавшейся новостной сводки. — Паркинсон скоро рассудком тронется. — последнее должно было звучать как шутка, но та оказалась до того неудачной, что всякое веселье из голоса блондина ушло вместе со слабым смешком. — А ты? — Ну, если уж она тронется, то и я вместе с ней, — натянул улыбку Драко, туша сигарету. Пэнси оставалась одной из последних ниточек, за которые он держался, падая в пропасть, совсем позабыв, что держаться можно и за край обрыва. Нужно просто немного подняться, самую малость. Эта ниточка долго не продержится, если постоянно за неё дергать. Перетрётся и порвётся.***
Присутствие на всех собраниях с Тёмным Лордом было обязательным. Сегодняшние ученики школы — уже завтра становились Пожирателями. Каминные пути из Хогвартса открывались для перемещения в Малфой-Мэнор, оказавшийся главным "местом встреч". Каминные сети начали использоваться как средство переговоров. К ним был доступ в любое время суток любого дня недели. Самое странное, что этот доступ пугал больше всего. Хогвартс больше не был местом укрытия и спасения. Их достанут оттуда в любой момент. Драко практически не ходил на занятия в школе, как и Пэнси с Тео, как и ещё некоторые слизеринцы вроде Гойла и Крэбба. Большую часть времени они проводили либо в Мэноре, либо в особняках родителей. Терпеть происходящее было невозможным. Ежедневные напоминания об истреблении магглорожденных, всего Ордена Феникса и, наконец, Поттера. Постоянная дрессура, как бойцовских собак, готовых нестись и перегрызать глотки, одним укусом ломать человека напополам, периодические дуэли со взрослыми Пожирателями, в которых редко выигрывали всё ещё дети. Пэнси начала находить своё спасение в одном лишь Теодоре, который всегда был рядом, в отличие от вечно исчезающего Драко. Однажды Нотт увидел, как девушка беззвучно плакала, закрывая рот рукой, сжимая запястье второй рукой до красных пятен, после очередных дней-пыток в Мэноре. Парень просто сел рядом, молча прижимав подругу к своей груди. — Я не смогу, — вырвалось из девушки во время очередного всхлипа, — Я с ума сойду, если ещё хоть раз увижу, как к тебе или… — брюнетке становилось тяжело говорить — новая волна слез окутывала её с головой. — К Драко, да к кому угодно будет применен Круциатус. Неестественно выгибающееся тело блондина скоро будет сниться каждую ночь, его вопли, сквозь стиснутые челюсти, удивительно, что зубы не ломались от давления, которое на них оказывалось. Широко распахнутые глаза Теодора, которые почти выпадали, а всё тело билось в конвульсиях о каменный пол. Нотт всегда закусывал щеки, когда в него только прилетало заклинание, от чего во время оглушающе громких криков его зубы, рот и губы сияли красным цветом. Впервые Паркинсон увидела действие непростительного на общих дуэлях: в Малфоя тогда на её глазах полетело Круцио. Пэнси, совсем не думая, сорвалась с места к нему, но сама в ту же секунду ощутила на себе разрезающие кожу клинки, которые доходили до мышц и разрезали их на волокна. Боль пронзала моментально, заставляя корчиться, сгибаться пополам и выть от боли. В неё попали Сектумсемпрой. Второе непростительное было изучено девушкой в день, когда Теодор рванулся помогать подруге во время очередных тренировок — девушка стояла одна против двоих Пожирателей, едва справляясь. Парень тогда опробовал на себе Империус. Нотту приказывали душить себя слизеринским галстуком, обвить вокруг шеи змеёй, завязав узел, и тянуть, что есть сил. Наблюдать за картиной было страшно, но страшнее было ввязаться. Тео задыхался, хватая ртом воздух, но не мог ослабить хватку. Пэнси чувствовала вину, когда лечила сине-фиолетовые от удавки следы на оливковой шее. Происходящее казалось каким-то сюром, сумасшествием, к которому они все медленно шли. Картины дуэлей практически всегда были перед глазами: засыпая, прикрывая веки на пару минут, чтоб перевести дух и дальше идти с прямой спиной, когда выкуривала очередную сигарету, и в тишине было время подумать хоть о чём-то постороннем, но никогда не удавалось. Иногда чудилось, что до её ушей доносились перемешавшиеся в одну какофонию звуков выкрики заклинаний Пожирателей и однокурсников, вопли и рев, крики боли. Единственный, о ком голова слизеринки не болела, был Блейз. Из них всех повезло только Забини, мать которого вывезла его страны, а сама всеми силами поддерживала нейтралитет. Старалась не связываться с Пожирателями, держаться как можно дальше от Министерства. Удача, что статус крови позволял такую вольность. Никто не знал, где находится Блейз, когда он вернётся, и вернётся ли вообще. Лишь изредка от него приходили письма в Хогвартс. Сова тут же улетала обратно, а через пару дней прилетала уже другая за ответом. После случая в подземельях, Драко больше не высказывался о произошедшем в ночь смерти Дамблдора. В Хогвартсе он изредка говорил с однокурсниками, всё чаще молчал в компании Теодора и Пэнси, пока те щебетали о чем-то без умолку, чтоб отвлечься от ужасов, которые точно скоро снова наступят. В такие вечера парень просто ложился на колени к Пэнси, и пока та перебирала его волосы, блондин иногда мог заснуть под тихие разговоры друзей. Его мучали кошмары каждую ночь, он редко спал больше четырех часов. Как и все они. Все они жили в постоянном страхе, в боевой готовности, без желания воевать. Но им бы пришлось, правда, неизвестно за какую сторону — с одной стороны родители, безбедная иллюзия жизни, с другой — настоящая спокойная жизнь. О том, где находится Поттер и его шайка, состоявшая из гениальной грязнокровки и бесполезного нищеброда, не знал никто. Драко каждое утро в Хогвартсе проверял утреннюю корреспонденцию, не находя ни одной новости о Поттере — его состояние заметно улучшалось. Отсутствие новостей об Избранном говорило только об одном — с Грейнджер всё хорошо. Пока что хорошо. Он старался не подавать виду, что именно так скрупулёзно ищет в газетах, но все всё прекрасно понимали и ни слова не говорили. О таком нельзя было говорить вслух. Малфой всегда старался оберегать Грейнджер, но сейчас этой возможности у него не было. На чемпионате мира по квиддичу он надеялся, что со своими мозгами Грейнджер всё-таки поймёт его далеко не прозрачный намёк. Во время поисков Выручай Комнаты Филчем и Амбридж, он всегда отводил от заветного помещения в сторону, показывая на противоположную стену, мол, смотрите, там только что закрылся проём. Драко прекрасно понимал, что свихнувшаяся Абридж не побрезгует издевательствами не только над Поттером, но и над Грейнджер, которая и так у неё не была на хороших счетах. Делал ночные вылазки в библиотеку перед контрольными с пятого курса, потому что знал — эта грифффиндорка точно вляпается в какие-то приключения, если он незаметно не присмотрит за ней. Во время облавы Пожирателей наложил дезиллюминационные заклинания на дверь гриффиндора, чтобы каждый, кто туда шёл, забывал зачем туда направлялся и проходил мимо. Пэнси всю ломало от осознания того, что слизеринцу настолько небезразлична дура-Грейнджер, что он готов пойти на плаху ради неё. А Паркинсон готова была пойти под стаю акромантулов, чтобы защитить Малфоя, в особенности от самого себя. В один из дней, перед собранием Пожирателей, Драко направился домой на пару дней раньше. Сразу на следующий день после отъезда он уже вызывал всеми возможными способами Паркинсон: пытался связаться через камин, отправил минимум трех сов, чтобы хоть одна успела прилететь с письмом к завтраку. — Ты из-за него туда идешь? — Нотт стоял в дверном проёме, наблюдая, как девушка собирает некоторые вещи в свою сумочку. В последнее время они сильно сблизились, Теодор заверил, что не будет ей докучать своими чувствами, если она того не пожелает. Стоит только сказать — он весь в её распоряжении. Он поменялся. Превращался в молчаливого мальчишку, с которым они познакомились в детстве, который постоянно много думает, а вот о чём — говорит редко. Но если Пэнси было нужно — он мог не замолкать ни на секунду. Ему самому это было порой жизненно необходимо. — Я просто не могу туда не идти. — Пэнси буквально выплюнула фразу. — Ты не можешь бежать к нему по любому поводу, ты ведь понимаешь это? — брюнет стоял, оперевшись на дверной косяк, скрестив руки на груди. — Я побегу к любому из вас, ты ведь понимаешь это? — с этими словами Пэнси вышла из комнаты, на прощание мазнув по щеке Тео губами.***
Малфой уже ждал Паркинсон у камина, обычно в это время никого не было в холле Мэнора. Они молча шли по витиеватым коридорам особняка до его комнаты. После входа в комнату Малфой использовал на двери всевозможные заглушающие и запирающие заклинания, проверил комнату на наличие подглядывающих и подслушивающих волшебных приспособлений. Пэнси привыкла к этому, у него развивалась паранойя, которая, честно говоря, была обоснованной. Блондин сел на край кровати рядом с подругой, нервно покручивая запонки на манжетах рубашки. — Ну? — Пэнси по инерции закинула ногу на ногу. — Они были здесь, — со всей собранной строгостью в голосе выдавил из себя слизеринец. — Кто «они»? — девушка аккуратно положила свою руку на кровать, надеясь, что в случае чего он положит свою ладонь поверх её. — Поттер, Грейнджер и их прихвостень. — Драко повернулся к ней, заглядывая в глаза. Пэнси даже перестала дышать на секунду. Кто был? — Я сказал, что не могу понять они это или нет. Я надеялся, что они её не узнают. Надеялся, блять. Я ничего не мог сделать, старался отражать Круциатус пока никто не видит, но получалось плохо, отвратительно. Она кричала, кричала и кричала, мне кажется, она до сих пор кричит, Пэнс. Вот, вот этот момент и его выдержка ломается, сквозь шипение голос поднимается на тон выше. Он думал, Пэнси поймёт, поддержит, искал поддержку в её глазах. А для брюнетки всё равно, что удар в солнечное сплетение, перекрывающий кислород. Малфой говорит о её боли. О её боли, совсем забывая о всех перенесенных на себе самом заклинаниях. Пэнси смотрела на него в надежде на продолжение, ведь, если она заговорит, то начнет плакать, вспоминания все летящие в него круциатусы, глубокие царапины на его теле, на теле Тео, которые каждый раз залечивала она, не доверяя никому эту непосильную задачу. — Я вызвал этого дрянного домовика Добби. Представляешь? Только эти недоумки пришли поздно. Почему они пришли слишком поздно? Она кричала и кричала, пока моя тётка вырезала на ней «грязнокровка». Будто она, блять, в этом виновата! Драко срывался, но старательно пытался держать себя в руках. Слабость теперь всегда наказуема. Хотя слабостью могло считаться даже то, что он ей это рассказывает. Послышался негромкий стук в дверь и тихий голос миссис Малфой с внешней стороны комнаты: — Драко, дорогой, господин хочет тебя видеть. — голос матери дрожал, будто сейчас произойдёт что-то, что точно навредит. — Когда я выйду, поставь заглушающее с внутренней стороны, домовик поставит с внешней. — Драко поправил волосы, одернул рукава рубашки и только потом открыл дверь, выходя к матери. Сквозь щель дверного проёма миссис Малфой заметила Пэнси, сидящую на краю кровати. — Пэнси, милая, почему ты так рано? — Нарцисса нервно улыбнулась, рукой подзывая девушку к себе. — Миссис Малфой, — слизеринка почтительно кивнула головой в знак приветствия и мягко дотронулась до руки женщины, подойдя ближе. — Не волнуйтесь, я скоро отправлюсь домой, решила навестить Драко, — изо всех сил выдавливала слова, натягивая дежурную улыбку на лицо. — Пэнси останется у нас до вечера — поможет мне с трансфигурацией, пока есть время. — голос Драко снова стал будто стальным, словно не было разговора пару минут назад, будто не он говорил сквозь зубы, кто-то другой. Так забавно говорить об учебе в такое время, они ведь практически не учатся, а всё, что делают, — практикуют запрещенные на самих себе и подвергаются ежедневному промыванию мозгов. В Хогвартсе же происходит примерно то же самое, только вот запрещенные они тренируют на нечистокровных учениках, реже — на гриффиндорцах. Нарцисса всё это прекрасно понимала и лишь одними губами произнесла «спасибо», смотря девушке в глаза, но было стойкое ощущение, что прямо в душу. Слизеринец вместе с матерью отправились к Темному Лорду. Ожидание в комнате было не из приятных, девушка практически не двигалась, заламывая пальцы рук. Всеми фибрами души надеялась, что он в порядке. Пэнси за полчаса успела придумать себе много сюжетов того, что сейчас происходило с её другом. Ни от одного из них легче не становилось. Она устала бояться за него, устала переживать, устала жить в страхе от того, что с ним случится завтра, что случится в эту минуту несколькими этажами ниже. Устала от того, что он снова начинает молчать, стараясь не говорить лишнего. Устала от того, что практически не знает, что творится в его голове. Это пугает. Жизнь в страхе придавливала, как камень, как железо, которое положили на тело, но сил держать его нет, а практически раздавленное тело всё ещё дышало, старалось столкнуть с себя этот пласт, однако все попытки оказывались тщетными. Неизвестность, наверное, была одним из самых жутких ощущений из всех возможных за последний год. А если завтра война? Самая настоящая, где нужно сражаться, швыряться заклинаниями, задыхаться от дыма, пыли и запаха крови. Да и на какую сторону она встанет? Как заранее узнать, кто выиграет? Куда бежать, если война уже началась? Родители тут не помогут: отец без сожаления отправит дочь на эту виселицу, потому что сам пойдет на неё, потянув за собой семью. Слезы неожиданно проступили на глазах, начиная литься ручьем. Чтобы не издавать лишних звуков слизеринка закусывала щеки, крепко сжимала губы в одну нитку, откидываясь спиной на кровать. Ужасно хотелось курить. Дверь отворилась и в комнату, с трудом передвигая ногами, зашел блондин. На нём не было лица, кожа была белая, недавно уложенные волосы находились в хаосе, он был помят, как и теперь пыльная одежда. Не сложно было догадаться, что произошло. Малфой упал рядом на кровать, его лицо оказалось напротив заплаканного лица Паркинсон, всё ещё тихонько шмыгающей носом. Парень растёкся по постели, периодически его руки и ноги подрагивали, а глаза то и дело в бессилии прикрывались, лишь подтверждая догадки девушки о случившемся десятью минутами ранее. — Ты у нас такая красивая, — выдавил из себя Драко после получаса их молчания. Пэнси подвинулась ближе, садясь подле него, укладывая его голову к себе на колени. Она гладила его по голове, гладила руки, спину, она думала, что так точно уйдет вся боль. Всё, что угодно, лишь бы ему не было больно. Лишь бы им обоим не было так страшно. — Я люблю тебя. — девушка смотрела в пустоту, продолжая слегка проводить рукой по спине парня. Из глаз Пэнси снова покатились слёзы усталости и бессилия, которые падали на щеки не переставая. Драко с трудом поднялся на локтях и посмотрел на подругу. Он пытался узнать в ней Пэнси Паркинсон, которую он всегда знал, но не мог. Привычно угольно-черные волосы сейчас казались графитовыми, а кожа и вовсе посерела, синие круги вокруг глаз стали ярче, а от прежнего румянца и следа не осталось, скулы бросали на лицо слишком глубокие тени, наманикюренные длинные ногти сейчас были обгрызаны под самый корень. Почему он раньше не замечал этого контраста? Как из прежней красавицы она превратилась в свою собственную тень? Когда это вообще произошло? — Пэнс... — Замолчи, просто замолчи. — слезы не переставали литься из глаз, и с каждым разом града становилось всё больше и больше. — Если Поттер придёт в Хогвартс, защити её, пожалуйста. Ради меня, Пэнс. Защитить девушку, которую он фактически выдумал. Когда Малфой наконец поймет, что его симпатия такая же выдуманная, как и её образ у него в воображении? Когда он наконец вернётся в мир, где вполне настоящая Пэнси сейчас сидит рядом, успокаивая, переживая. Когда он наконец перестанет думать, переживать об этой настоящей-выдуманной Грейнджер? Драко смотрел с болью, с которой, наверное, сейчас сама Пэнси смотрела на него. Её сердце устало трескаться, ещё один удар и она точно не выдержит. Она не выдержит этого всего. Он не мог видеть её такой. Пэнси была самым близким для него другом, он всегда мог прийти к ней, она молча слушала его и с пониманием смотрела, она давала ему поддержку и своим молчанием, и советами, и тихим успокоением, давала силы идти дальше. Он крепко обнял её, держал, пока та не перестала дрожать. Драко укачивал её в кандалах своих рук. Всё, что угодно, только перестань плакать.***
Мир рухнул, как только Избранный появился в дверях Большого Зала. Дальше может быть только битва, из который вполне может вытекать настоящее сражение, а потом и множество таких сражений. Это может затянуться на недели, месяца, даже годы. Уведите Поттера. Просто уберите его к чертям дракловым. Пэнси сделала всё, что было в её силах, когда Грейнджер наконец попала в её поле зрения в замке. Старалась не выпускать из виду кудрявую копну волос, рядом с которой всегда была рыжая макушка. Слизеринка сама до конца не понимала, что вообще делала здесь и сейчас. Находилась на поле битвы. Шла, как полная дура за этой парочкой, якобы защищая, прячась от них, чтобы не дай Мерлин, сами на неё не напали. Защищать сейчас нужно было только себя, ну и Тео с Драко, потому что эти обязательно во что-то влезут. Всё это было глупостью, непробиваемым идиотизмом. Ещё большим идиотизмом было то, что они с Теодором разминулись в самом начале битвы, когда парень попросил Макгонагалл участвовать в составе Хогвартса. Вместе с ними, за Поттера. На немой вопрос в глазах Пэнси, он ответил лишь: «Отец мне никто. Я хочу жить счастливо, либо не жить вообще». После чего поцеловал её в макушку и побежал. Не потащил за собой, оставив одну в непонимании. Рядом не было никого. Впервые она осталась одна: без защиты, без точного знания, где её мальчики и что с ними происходит. Всё это начало гложить сразу после того, как парень исчез из её поля зрения за поворотом. Всех слизеринцев отправили в подземелья. Мудрое решение со стороны старухи, и абсолютно глупое решение Пэнси отделиться от них. Бред. Всё, что она делала, было бредом. Грейнджер с Уизелом скрылись, заходя в туалет Плаксы Миртл. Шли в Тайную Комнату. Ей туда было нельзя. Куда идти было совершенно непонятно. Что делать дальше тоже. Идти на поле битвы? А за кого вставать? Стараться убить Поттера и его команду? Теперь в этой команде был ещё и Теодор. Идти против Пожирателей? Родители будут не в самом лучшем положении, если Темный Лорд победит. Вот бы точно знать, за кем будет победа. Так было бы ясно, куда вставать и вставать ли вообще. Руки невольно поднимались ближе к голове в желании оттянуть волосы, вырвать все до единого волоски, чтобы чувствовать хотя бы физическую боль, которая точно сможет заглушить лишние мысли. Выходя из удушающих размышлений, всё отчетливее были слышны крики и взрывы на этаже ниже. Чёрт. Здесь нельзя было оставаться. Вот бы испариться, просто исчезнуть отсюда и не возвращаться в этот ад. К сожалению, идти было нужно. На поле сражений. Одна мысль о том, что они с Теодором и Драко разделились, вводила в ещё больший страх. Так не должно быть. Они должны стоять вместе, они должны, блин, защитить друг друга. Спасти. Ватные ноги вели к винтовой лестнице без отчета перед мозгом. Просто шли в тот момент, когда всё внутри разрывалось. Плевать на Грейнджер. Плевать. Это не проблема Пэнси. Первый этаж замка. Перед глазами летают заклинания, яркие вспышки во все стороны, в глазах жутко рябит. Палочка в руке сжимается сильнее. Её будто никто не видит. Разумеется, не видит. Всем просто наплевать на очередную появившуюся фигуру. А она видит всех. Всё. В особенности Кэрроу, в которую взгляд просто не может не врезаться. Она отбивает заклинания у стены по противоположную сторону лестницы. Сумасшедшая Алекто, без зазрения совести тренировавшая её, отправлявшая Сектумсемпру при каждой ошибке. Падаль. Уродливая, мерзкая падаль. Кэрроу билась с мальчишкой из гриффиндора, кажется, Колином Криви. Он молодец, неплохо держался. Пока держался. Первый шаг самый страшный, после которого остановиться уже нельзя. Выбор был сделан только что, когда в голове пронеслись мучения Драко и Теодора, их ломающиеся тела от Круциатуса, боль, пронзающая даже мозг в момент разрезающих кожу заклятий. Она будет действовать в своих интересах. Месть, кажется, могла быть даже приятной. Не успевает. Тело Колина камнем падает без сил в одну сторону, а голова летит в другую прямо на её глазах. Рот почти открывается от увиденного зрелища. Вокруг его шеи медленно образовывалась бордовая лужа. Сектусемпра, использованная правильно, почти ювелирно, отсекающая часть тела навсегда. Первый рвотный позыв. На секунду слизеринка опускает глаза: полы усыпаны трупами и телами, стонущими под обломками замка, залитыми кровью. Второй рвотный позыв. Не хотелось даже смотреть, чьи обездвиженные тела путались под ногами. Страх охватывал всё сильнее. До носа наконец доходит запах — железо, дым, и что-то едкое. Ужасно едкое. Даже предполагать не хотелось, что это. Третий рвотный позыв. — Сука! — выкрикнула Пэнси, которая уже с трудом стояла на ногах. Мерлин, что она вообще здесь делала? — Ты дрянь! Отвратительная, мерзкая дрянь! Кэрроу уже удалялась от трупа мальчика, ища, к кому бы присоединиться, чтобы отобрать ещё одну жизнь в свою копилку. — Всегда знала, что ты можешь только ноги перед чистокровными щенками раздвигать. — её отвратительное лицо повернулось к брюнетке. Улыбалось. — Даю тебе фору. Паркинсон выставила палочку вперёд, совсем не зная, не понимая, какое заклинание сейчас должно быть использовано. Потерялась, буквально на секунду. — Инкарцеро. — заклинание летит в цель, но Кэрроу отбивается. Чёрт. Отбивается. — Малышка, нужно по-другому. — улыбается, недолго думая, выставляет палочку. — Круциатус! Слизеринка отбегает. Сразу же. Удивительно, как она вообще успела. Тренировки не прошли зря — быстрота реакции всё еще присутствовала. — Петрификус тоталус! — успела, пока бежала. Пэнси успела попасть в неё. Дикость какая-то. Такого просто не могло произойти. Но всё-таки произошло. Видимо, удача на её стороне. Задыхаясь, брюнетка подходит ближе на негнущихся ногах. Смотрит на обездвиженную цель. Что делать дальше было слишком очевидным, но казалось таким невозможным. Секунды сомнений. Алекто смотрит, думает, что Пэнси не сможет. Сможет. Ещё как. — Сектумсемпра. — заклинание находит цель в считанные секунды. В эту поганую дрянь. Акт мести, так поступали с ней самой почти год. Почти так. Как и у мальчишки — оторванная голова, собирающаяся багряная лужа, а стеклянные глаза Кэрроу застыли в страхе. Она даже не успела вскрикнуть. Четвертый рвотный позыв. Паркинсон в момент сгибается пополам, когда видит, что сделала собственноручно. Желудок опустошается, выплевывает всё содержимое. Так вот, чем пахнет так едко. Так мерзко. Кажется, именно такой запах сейчас внутри каждого из присутствующих, где-то в районе сердца и мозга — запах рвоты. Брюнетка на еле движимых ногах отходит назад, а в руках тремор, из-за которого чуть не выпадает палочка. Губы кривятся в немом крике. Всё что остаётся — бежать дальше, дальше от места, дальше от двух трупов. Хлопок — витражное окно бьется, ссыпается вниз лавиной, разлетается на осколки. Слизеринка еле успевает убежать от полета стекла во все стороны. Спрятаться как можно дальше, в единственный видимый закуток под лестницей. Пэнси забивается в угол клетки, как зверь, впервые за всю жизнь вывезенный из лучшего зоопарка и брошенный в диком мире. Её никто не должен найти. Нет никаких сил, ни на что. Она только что убила человека. Осознание топит с головой, не давая возможности сделать выдох. Усердно ловит ртом воздух и не может вытолкнуть его обратно. Кажется, кровь Алекты долетела до неё. Мерзость. На запястье маленькие багряные капли, которые хочется стереть немедленно, а плечо начинает жечь. Это не кровь Алекты — её собственная. Совсем не голубая — карминовая, как и у всех. Щёки неприятно щиплет, а ладонь невольно поднимается вверх, проводя по лицу. Тонкие порезы и маленькие ранки на лице начинают гореть, как только потная ладошка касается кожи, травмированной почти незаметными осколками. Слёзы скапливались в уголках глаз, а к горлу подходит истерика. Ржавые гвозди забиваются в мозг со всем сознанием. Она убила человека. А в глазах всё ещё голова мальчика с младшего курса, валяющаяся где-то рядом со своим убийцей. Это всё бред и сумасшествие. Девушка подтягивает ноги к груди, и вырывается отчаянный вой. Воет куда-то в колени от осознания, от картины, разворачивающейся перед глазами. Голова была слишком тяжелой, будто свинцовой. Хорошо, что никто не видит Паркинсон, иначе пришлось бы защищаться, а на это сил не было никаких. Совсем. Когда же всё это наконец закончится.. Её будто выпотрошили. Сейчас никто не придёт на помощь, она ни к кому не придёт на помощь, потому что не может. Где её чертовы мальчики? Сильнее стягивает руками колени, притягивая ноги ближе. Слезы льют ручьем, а она продолжает кричать беззвучно. Сил нет даже на это. Она просто не переживёт эту ночь. Вдруг где-то так же лежит тело Драко? Отца? Теодора? — Какого черта, Паркинсон? — один из близнецов Уизли пробегал мимо. Заметил. Только не он, пожалуйста. — Вставай, блять. Ты смертница? — Не трогай меня, пожалуйста. Пожалуйста, отойди от меня. — её всю колотило, брюнетка даже толком не видела из-за застилающих глаза слёз своего собеседника или кем он там был. Убийцу? — Паркинсон. – парень сел рядом, осторожно держа дистанцию. — Я всё видел. Пойдём отсюда. — Уйди от меня, Уизли, пожалуйста. Уходи.. — она буквально молила его, задыхаясь от рыданий. — Блять, я Фред, — шумно выдохнул парень. — Фред. Только попробуешь что-то выкинуть — первым убью тебя я. Уизли потянул её за руку, поднимая за собой. Девушка с трудом поднялась на ноги, казалось, коленные чашечки выпадут. Она слушалась. Не слушаться было страшнее. Кто бы знал, что он собирается сделать. «Злодей» здесь не он. Нужно было собраться по кусочкам, желательно быстро, но это было так сложно. Включить мозг, подключить тело, чтоб все конечности слушались, работали как часы. Так чертовски тяжело. За спиной слышался снова знакомый голос. Это когда-нибудь прекратится? Они прошли от силы метров десять от места укрытия Пэнси, выбранного не совсем удачно. Это был Долохов. Он тренировал Нотта. Его присутствие Пэнси могла выносить чуть меньше, чем существование Алекто. Внутри завязывался узел из органов, как же всё это было тяжело. Ненависть, смешанная со страхом перед человеком. Невероятно. — Малышка Паркинсон с Уизли? Как к этому отнесётся Лорд? — она чувствовала его улыбку каждой клеточкой кожи. Фред быстро сориентировался, в резком повороте назад отправив в Пожирателя Петрификус Тоталус, но тот отбился слишком просто. Одним взмахом палочки отвёл от себя заклинание. — Круциатус! — резко выкрикнул Антонин, направляя заклятие в Уизли. — Сектумсемпра! — стреляет заклинанием в ответ Паркинсон. Она не выдержит этого зрелища ещё раз. Сегодня точно. — А ты молодец! — смеялся Долохов. Откуда у них вообще была привычка разговаривать в моменты перестрелки заклинаниями? — Авада Кедавра! — в этот раз зеленая вспышка летела в неё, когда Уизли отбивал заклинание от девушки Экспеллиармусом, встав перед ней. В этот же момент Пэнси, стараясь успеть, надеясь попасть в цель, выкрикнула: — Инсендио! — одежда обидчика загорается в секунду. Также, как и он. Рвотный позыв. Он орёт. Пэнси впервые слышала такой крик. Такой животный, сумасшедший крик. Всё внутри разрывалось от несущегося прямо в уши вопля. Фред рывком утягивает куда-то в сторону, буквально тащит её за собой, как можно дальше оттуда. — А ты молодец. — Уизли положил ей руку на плечо, улыбаясь. Пэнси смотрела глазами полными ужаса и страха. Она точно не переживёт эту ночь. — Вас только Сектумсемпре там учат? — хохотнул. Откуда у него брались эти силы? Где находился этот источник? Она бы выпила из него всё. — Да, — выдохнула Паркинсон, снова усаживаясь на корточки, хватаясь руками за голову. — Ещё чуть-чуть, Паркинсон, и Поттер победит. Вот увидишь, ещё вместе отпразднуем победу. Парень сел на корточки рядом. Кажется, ему тоже нужно было перевести дух. Выдохнуть, немного отдохнуть, успокоиться. Даже у таких как он топливо всё-таки не бесконечное. Они молча сидели в руинах, стараясь перевести дух. Всё вокруг напоминало последний круг их собственного ада: кровь, тела, дым от огня, разрушенные стены и потолки, крики и вопли отовсюду, порой даже сумасшедший смех прорезался через грохот и громкие взрывы. — Я проведу тебя к подземельям только при одном условии. — дыхание парня почти восстановилось после пары минут отдыха. — Передай Малфою, что он редкостный говнюк. — гриффиндорец весело подмигнул слизеринке, на что та даже смогла выдавить из себя некое подобие улыбки.***
Потом были снова слёзы, немые слезы страха, когда девушка шла по коридорам, засеянными трупами. Она не хотела видеть ни единого лица, не хотелось даже знать, кто погиб. Страх увидеть среди тел те самые буквально подкашивал ноги. Когда глаза случайно цеплялись за кучерявую макушку коротко-стриженных волос сердце пропускало один удар, когда видела светлые волосы, но слава Мерлину, не те платиновые — сердце замирало. Громкие рыдания, бьющие по ушам, означали только конец битвы. Но вместо того, чтобы захлебнуться в радости, — все умываются слезами. Вот, пожалуйста, добрые, несущие свет люди — победители. А разве здесь есть победители? Разве есть место счастью и веселью в расколотом мире? Проходя мимо семейства Уизли, Паркинсон увидела труп одного из близнецов Уизли. Рядом сидел, задыхающийся от слёз, другой близнец, с перемотанным вокруг головы бинтом, было ясно, что одного уха нет, как и крови на бинтах — рана старая. У Фреда ухо было, по её воспоминаниям точно. Молотком ударяя по черепной коробке, раздалбливая кости на кусочки, пришло осознание. Фред Уизли, который довёл её до подземелий, сейчас оплакивался громкими рыданиями. Вислый чуть не набросился на Пэнси, едва та начала приближаться. Его сдерживала только Грейнджер, которая что-то нашептывала ему на ухо. Только бы он знал, как Паркинсон провела всю битву. Чувства вины и стыда не покидали её весь короткий, но до жути бесконечный путь. Косые взгляды, осуждающий шёпот за спиной: «И не стыдно ей появляться здесь?», «Я думал, она ушла вместе с Малфоями», «Подстилка Пожирателей», и, разумеется, «Чтоб ты сдохла». Пэнси казалось, что было бы куда лучше, если бы она действительно «сдохла». Зайдя, наконец, в Большой Зал, среди её грозовых туч появился яркий свет. Наконец проступили первые слёзы счастья, каких никогда ещё не было. Живой, улыбающийся ей Тео, расположившийся на краю одного из столов Зала. Пэнси увидела бы его, даже если бы он сидел под столом. Брюнет весь был в пыли и грязи, кудри торчали во все стороны, а на губе красовалось рассечение, после которого точно останется шрам. Всегда выглаженная одежда была измята, испачкана в кровоподтёках и саже. Впервые Пэнси побежала из всех остатков сил. К нему. Теодор готов был поклясться, что впервые видел, как Паркинсон бежит просто так, на виду у всех. Плечи её были опущены, от былой выверенной осанки не осталось и следа, прямые волосы больше походили на какое-то сено, на рукаве рубашки красовалось красное пятно, а сама брюнетка вся в пыли. Достигнув цели, девушка начала покрывать лицо друга поцелуями, сжимая его лицо в ладонях, не говоря ни слова. Нотт заворожённо смотрел на брюнетку, с трудом сдерживая слёзы. Слизеринка даже не пыталась сдерживаться, убрать множественные мокрые дорожки на лице. При всём этом она улыбалась. Пэнси крепко прижалась к груди друга, замыкая его в кольце собственных рук. А Тео только и делал, что улыбался, стискивая размякшую девушку в руках, и тихо приговаривая ей в макушку: «Всё закончилось, всё будет хорошо».