***
— Например, составим диаграмму матрицы судьбы человека — N. Дата рождения, к примеру, 09.12.1963, — профессор Вектор палочкой выводит перед собой числа, которые вычерчиваются в воздухе сияющей синей лентой. — Далее, как мы с вами уже знаем, нужно вычертить два квадрата. Что есть прямой, а что диагональный? — с другой стороны от цифр появляются два больших квадрата, наложенных друг на друга. Рука Грейнджер не взлетает вверх, как это было раньше, а скорее просто поднимается, в ожидании, когда её наконец спросят. Драко скучающе оглядывает её, почти не задерживая на ней взгляда дольше положенного. Профессор Вектор кивает ей, мягко улыбнувшись, после чего начинает выискивать какого бы студента всё-таки спросить. — Мистер Нотт, давайте вы ответите, — она всегда была какой-то слишком спокойной, в своём спокойствии даже непоколебимой, казалось, что ничего её не сможет вывести из себя. — Вы же хотите быть колдомедиком, верно? Для вас матрица судьбы должна быть левой рукой. Тео, который, по всей видимости, на перерыве был слишком увлечён изучением «травологии» и различных препаратов для успокоения его нервной системы, выглядел удивительно отсутствующим. Ему потребовались ещё несколько секунд, чтобы порыться в мозгах в поисках ответа. — Личный — диагональный, прямой — родовой, — наконец находит он нужный ответ, стараясь выглядеть сосредоточенным на уроке, от чего Драко захотелось только хмыкнуть в кулак. — Вы сегодня какой-то уставший, Мистер Нотт. Высыпайтесь, пожалуйста, — она смотрит на него с каким-то сожалением, после чего обводит диаграмму в круг, добавляя на вершинах квадратов места для заполнения их цифрами. — Мистер Нотт абсолютно прав. Вершины какого квадрата заполняются первыми? — обращается она к классу. Раньше Тео был одним из лучших студентов потока, с отличительной легкостью выполняющим все задания. Сейчас же казалось, что он и с элементарным заполнением диаграммы не справится. — Личного, — подаёт голос Драко, даже не поднимая руки, а Грейнджер, кажется, рассчитывает это как личное оскорбление, чуть повернув голову и уж точно недовольно глядя на него боковым зрением. Ей, верно, очень сильно хотелось ответить на эту бессмысленную ерунду. — Спасибо, Мистер Малфой, — невозмутимо отвечает профессор, коротко ему кивнув. — Думаю, с заполнением все вы справитесь самостоятельно. Далее, рассчитывается родовой квадрат, а после этого расшифровка. В конце урока проведем анализ личности. Приступайте. Профессор не стала убирать шаблон диаграммы, оставив его висеть в воздухе. Все начали что-то усердно выводить, скребя пером по пергаментам. Драко напоследок оглянул класс, в котором все были чрезвычайно старательны в изучении предмета. Конечно, большинство будет сдавать СОВ по нумерологии. Только вот на кой черт мракоборцам, аврорам и прочим будущим работникам «верхушки» Нумерология — загадка. Тео тоже приступил к выполнению, почти на автопилоте заполняя все вершины. Драко иногда хотел быть таким же: умным по своей природе. Не потому, что он полжизни потратил на то, чтобы вся информация усваивалась его мозгом правильно, на то, чтобы всё было изучено ещё за пару лет до прохождения того же самого в школе, на то, чтобы мозг работал с удивительной быстротой и точностью. Теодор же не прилагал никаких усилий к этому, он просто родился. Родился излишне внимательным и наблюдательным, от чего учеба давалась ему категорически просто. Даже сейчас он выполнял работу, конечно, скрепя зубами и затрачивая времени несколько больше, чем если бы делал это абсолютно трезвым. У Тео они всегда списывали, потому что Тео всё домашнее задание делал максимум за часа полтора-два, он никогда ревностно не относился к проделанной работе и слишком легко отдавал свои пергаменты. Ему на это было всегда плевать. Удивительно, как он уверенно себя гробил. — Из тебя будет хреновый колдомедик, если ты продолжишь курить каждый день, — подмечает Драко, почти заполнивший диаграмму, а Тео поднимает на него немного отсутствующий взгляд. — Не такой хреновый, как ты, — немного обиженно отвечает тот, утыкаясь обратно в свой пергамент. — Так я и не собираюсь быть колдомедиком, — хмыкает Драко, вносящий в матрицу числа. — Что у тебя в денежном потенциале получилось? — Это где? — спрашивает Тео, оглядывая свою работу. — С левого в правый? — С верхнего в нижний, — поясняет он, просто подвигая работу Тео к себе. У него вообще редко бывают ошибки, даже в таком состоянии. — Как ты вообще что-то делаешь, если ничего не соображаешь? — Так же, как ты всю жизнь, — хмыкает себе под нос Теодор, легко косясь в его сторону. — По наитию. — Что у тебя за день ненависти Драко Малфоя? — криво ухмыляется сам Драко, заметив у него ошибку. Это уже точно было дурным знаком. — У тебя ошибка, исправь в «поиске себя» на восемь. — Это у тебя ошибка, — недовольно бурчит Тео, выдергивая лист обратно. На какое-то время он даже всерьез сосредотачивается, водя пером из угла в угол по диаграмме. — А нет, всё-таки у меня. Драко самодовольно закатывает глаза, возвращая своё внимание к работе. Матрица оказалась простой, то ли потому, что расшифровку именно этих чисел он хорошо знал, то ли потому, что наконец почувствовал себя куда разумнее Нотта. Интересно, а они с Теодором как выглядели со стороны? Как Грейнджер с Поттером? Только лучше одеты. Ну, Драко точно. Одна сидит с ровной спиной и, хотелось бы сказать, что с гнездом, как у Тео, но её волосы опять были собраны, только на этот раз в косу. Другой что-то у неё спрашивает, а она очень уж очень досадливо разъясняет. Драко даже показалось, что сам выслушал тираду о важности Нумерологии и о том, что её нужно учить, смотря только ей в спину и изредка слыша её доносящиеся слова. — Думаешь, как бы дернуть Грейнджер за косички? — с издевкой спрашивает Тео еле слышно. Опять он применил это своё умение «подмечать». Нотт был, пожалуй, невероятно хорош в этом вопросе. И это жутко злило. Даже лучше самого Драко, который тоже грешил «наблюдениями». — Думаю о том, кто тебя сегодня укусил, — закатывает глаза он, отвлекаясь от стола с гриффиндорцами. — Давно хотел спросить, — начал Теодор, вспомнив разговор с Блейзом и оставшиеся вопросы к Малфою после того завтрака, —а ты где был позавчера ночью? Точно не со мной. — В Астрономической Башне, — понизив громкость голоса, вполне конкретно отвечает он на конкретный вопрос. Всё-таки были свои плюсы в этом лете. Например, умение правильно отвечать. — А ты? — Курил траву в теплицах, — также отвечает Тео, который эти правила знал не хуже Малфоя. — Почему не сказал? — Не захотел, — пожимает плечами он. — Мне бы хотелось, чтобы о моих ночных прогулках знал только ты. — Ну они всё равно когда-то узнают, — усмехается Тео. — Главное, чтоб не узнали с кем, правда? Блейз сказал, ты вёл себя странно. — Да даже если узнают, то ничего… — Драко немного запинается, осознавая, что Тео был в делах опросов несколько лучше, чем он. Повестись на такую глупость, о который ему говорили не меньше раз десяти. — Твою мать, Нотт. — почти шепотом выговаривает он, чуть поворачиваясь. — Я не знал, — кривит губы Тео, предугадывая вопрос Малфоя. — Но сейчас точно узнаю с кем. — Ничего особенного, — он решил, что легче сказать самому. В конце концов, вполне обычная ситуация, а Тео и без того знал, где он иногда проводит пару часов ночью. — С Грейнджер. Она пришла, что-то там наговорила о том, что это «её место». Потом я ушёл. — Её место? — удивляется Теодор, кидая взгляд в спину Грейнджер. — Что-то вроде того, — Драко начинает покручивать кольцо на пальце без особого желания продолжать этот разговор. Профессор Вектор тихо покинула кабинет, сказав что-то о том, что она скоро вернётся и ей необходимо принести какие-то таблицы. В отсутствии профессора с годами во время занятия было всё тише и тише. Конечно, до тишины, которой от них требовал профессор Снейп ещё молчать и молчать, но в этом году все уроки были на удивление тихими. Не такими, как в тот год, например, но Драко присутствовал не на таком большом количестве занятий, чтобы вообще судить о прошлом годе. Многим вроде даже непривычно находится на уроке. Гойл, например, вообще ничего не писал, тупя взгляд то в пол, то на свои руки. Он вообще вёл себя не совсем привычно, Драко даже не помнил, чтобы Грегори хотя бы подошёл к нему в неурочное время и что-то сказал, и когда в последний раз видел его в гостиной вечером, хотя Пьюси и Монтегю там часто сидели после тренировок. Дафна и Трейси, пожалуй, были одними из немногих, кто сейчас действительно учился. Иногда до ушей Малфоя доносился их спор насчёт того, что всё-таки должно быть записано в том или ином месте. А, ну ещё и Голдстейн что-то писал с невероятно умным видом самого настоящего павлина. — Тео, — поворачивается к ним Дафна, сидящая спереди. — Что у тебя вышло в социальном предназначении? Теодор какое-то время пытается понять вопрос однокурсницы и только потом утыкается в пергамент в поиске ответа. — Семь, вроде, — какое-то время смотрит он на диаграмму, не поднимая глаз, после чего легко хмурится, возвращая взгляд к Дафне. — Спроси у Драко. — Да, — слышится подтверждение с соседнего ряда от Голдстейна. Малфой вскидывает брови от такой наглости, нехотя оглянувшись на Энтони. Он же попытался ответить взглядом, полным… Превосходства? Кретин. Уже полтора месяца он всеми силами пытается показать, что былой «привилегированности» у них больше нет. Знал бы он, что эта привилегированность впитана с молоком матери и из них никуда испаряться не собирается. Это модель поведения, которой у Голдстейна никогда не будет, что бы он там из себя не строил. — Да, Дафна, Тео прав, — Драко не хотелось тратить хоть каплю своих немногочисленных сил на этого идиота. — Спасибо, — она непонимающе глянула на Малфоя, который просто пожал плечами. Потом на Теодора, который будто пытался загипнотизировать Голдстейна. — Выбери себе правильных друзей, Дафна, — опять подаёт голос он, не отвлекаясь от своего пергамента. А вот это уже было лишним. Всё-таки Голдстейну стоит объяснить, что его «правильно» — это не истина в последней инстанции. На такую громогласную фразу повернулась даже Грейнджер, а Поттер, казалось, даже бровью не повёл, хотя он уже наверняка это слышал, правда от того, кто теперь взял на себя роль «неправильного друга». Всё-таки устал спасать всех. А вот кого тут спасать, вопрос уже совсем другой. Драко успел лишь брезгливо выглянуть на него из-за Тео, сидевшего чуть ближе к соседнему ряду. Ему показалось, что всё то время, что Нотт не сводил с Голдстейна глаз, он придумывал, что бы сказать. — Грейнджер, а вот если я его ударю, — начал куда громче говорить Тео с полной уверенностью, что она его слушает, — ты меня отстранишь? — Нет, Теодор, — устало отвечает она. — Тогда не буду, — почти грустно заключает Тео, продолжая пялиться на Энтони. — Я об этом и говорю, Дафна, — продолжает гнуть свою линию Голдстейн, будто Теодор вовсе не раскрывал рта, — они уже потеряны для мира. — Я не пойму, — наконец начинает говорить Малфой, которому это недоразумение надоедает уже куда больше Поттера и его бравой команды все шесть лет, — у тебя член маленький, или ты просто ночами дрочишь на меня? Драко даже стало легче от того, что он наконец-то хоть кому-то сказал подобную мерзость. И вроде как жить захотелось, после того как напомнил о том, что он всё ещё Малфой, а не ковёр для вытирания ног. Теодор даже одобрительно кивнул на реплику, повернувшись, чтобы пожать Малфою руку. Давно забытая, но приятная традиция. — Я даже внимания на это обращать не буду, — улыбается Энтони, стараясь выглядеть выше всего этого. — Что взять с алкоголика и наркомана? Дафна в изумлении прикрыла рот рукой, испуганно глядя то на Драко, у которого заметно проявились желваки, то на Теодора, который просто прикрыл глаза. Она даже не понимала, кто из них сейчас выглядел менее пугающим. — Энтони, — слышится умоляющий голос Чанг, — перестань. А почему Грейнджер молчит? Ей что, как главной старосте, наплевать? — Заткнись, Голдстейн, — наконец подаёт голос недовольный Грегори, которому вроде было плевать на это. — Я не могу высказать своё мнение, о котором знает даже директор? — утрированно удивлённо спрашивает он. — Я не хочу учиться в одной школе с Пожирателями и их подстилкой. Если бы Драко не наступил на ступню Тео, то тот бы успел подорваться до того, как Малфой ответил. Он почти чувствовал, как Теодора оскорбляло всё, что вылетало изо рта Голдстейна. А зная проблемы Теодора с держанием себя в руках в моменты особой злости, то черт знает, что бы сейчас было. — Ты для кого этот спектакль устроил? — голос Малфоя почти ударил по ушам, хотя он даже не повышал его ни на тон. — Успокойся, на заднице Поттера и так мозоли. Лучше за права домовых эльфов борись, может с Грейнджер такое ещё и пройдёт. Всё, что Драко Малфой выучил за последние пару лет, — если перевести тему на золотое трио, то конфликт должен начать исчерпывать себя. С ними это, кстати, работало примерно так же. — Малфой, ты не… — пытался начать Голдстейн в свою защиту, как наконец до них снизошли с Олимпа. — Прекратите это! — в конце концов подала голос Грейнджер, даже Поттер уже обратил внимание на эту нелепость. — Если вы продолжите — я начну отнимать баллы! Причины найду! — Ну, Грейнджер, наконец-то, — закатил глаза Малфой, наконец поднимая ногу со ступни Теодора, который всё это время пытался себя успокоить. — Начни уже выполнять свои прямые обязанности. Она, очевидно, проглотила то, что хотела сказать. Потому что наконец-то поняла, что ей нечего говорить. Удивительно, её мозг всё-таки способен на анализ. — Малфой, — предостерегающе зыркнул на него Поттер, от чего Драко захотелось просто показать ему язык. Возможно, раньше он бы так и сделал.***
Дни тянулись один за другим, за одно вытягивая и силы. Гермиона даже не подозревала, сколько всего она опять взвалит на свои плечи. Летом это казалось замечательной идеей — с головой уйти туда, где всегда было ей место. Спустя полтора месяца идея оказалась уже не такой замечательной. Возвращение в Хогвартс — идея всё ещё хорошая, но становиться главной старостой, забирая себе все возможные обязанности, включая расписание — самая большая её ошибка. Она себя переоценила, да ещё как. Когда Рон узнал, что она не просто возвращается в «святыню», а возвращается туда с горой дел — он почти что взмолился: «Гермиона, ну зачем тебе это? Ты и без того сделала слишком много!». А как она может делать слишком мало? Это никогда не было её главной задачей — минимизировать количество дел. Всегда было нужно, чтобы ежедневник был расписан до невозможности. Только так она всё лето чувствовала себя живой. Гарри без раздумий согласился на возвращение. Он верил, что это будет просто спокойный год. Для него это будто был последний билет в детство, последний шанс побыть кем-то кроме Гарри Поттера. Он почему-то решил, что в Хогвартсе им никого не удивишь, и ему будет спокойно. Он будет дома. Гарри был дома в гостиной, Гарри был дома с вернувшимися друзьями, Гарри был дома с Джинни, но в Хогвартсе Гарри больше не был дома. Они изменились. Изменились все вместе. С этим изменением поменялся и мир вокруг. Всё стало иначе. Мир должен казаться радужным, ведь столько возможностей открылось в один миг. Даже «ГАВНЭ» начало интересовать людей, и уж точно в силах Гермионы было сделать ещё много всего для волшебных существ. Взять только одних русалок! Только вот… Она несколько утомилась, несколько устала от всего этого. Гарри был прав, когда отказался от должности старосты Гриффиндора, Гарри был прав, когда говорил, что ей не стоит становиться старостой школы, а в особенности с такой огромной неподвластной ей занозой Блейзом Забини. Может быть, нужно было всё-таки взять передышку на один, всего лишь на один годик. Может быть, стоило устроиться вместе с Роном в магазин Джорджа. У них без того пошли дела в гору, а с ней было бы даже лучше, куда прибыльней. — Уже почти половина восьмого, а ты меня ещё и не начинала торопить, — Джинни спускается по лестнице, ведущей из женских спален, к Гермионе, сидящей в гостиной. Она уверенно пыталась победить мальчишку со второго курса в волшебные шахматы. Завтра суббота, и Гермиона наконец-то выбрала себе время отдохнуть хотя бы между основными часами учёбы и вечерним дежурством. К тому же, она хотела провести небольшую планёрку с распределением обязанностей к Хэллоуину. Ей точно нужно было отдохнуть перед тем, как придётся наблюдать измывающегося над ней Забини и молчаливо измывающегося над ней Нотта. — Да, сейчас пойдём, — она сосредоточенно наблюдала за тем, как её Королева сносит последнюю защиту Короля мальчика. — Вот видишь, врут тебе, — улыбается она, а внутри себя прыгает от счастья, что наконец смогла победить хоть кого-то в этой дьявольской игре. — Не врут, я не хотел тебя расстроить — пришлось подыграть, — смеётся мальчик, поднимаясь с места. — Хорошего вам дежурства! — Он врёт, — гордо вскидывает нос Гермиона, тут же отворачиваясь от доски. — Где Невилл? Джинни старается не засмеяться над «умнейшей ведьмой столетия, которая совершенно не потерпит проигрыша». — Они с Гарри вступили в спор о чем-то в Истории Магии, а я в этом, ну, знаешь ли, не сильна, — нервно закатывает глаза она. — Они даже слушать моё мнение не захотели. А оно у меня было! — Не удивлена, — ухмыляется Гермиона на недовольство подруги. — Ну и когда он придёт? — «Когда утрёт нос Гарри», — раздражённо повторяет за Невиллом Джинни. — Мне так они все надоели, ты себе представить не можешь. Будто Гарри не мой парень, а общий. — Привыкай, так будет ещё пару лет, — пожимает плечами она, наконец начиная направляться к выходу из гостиной. — Не хочу я, чтобы так было ещё пару лет! — теряет терпение Джинни, открывая рывком дверь из гостиной. Эта их семейная вспыльчивость когда-нибудь точно убьет Гермиону. — Я ему это уже говорила, а он… Будто ты не знаешь Гарри! — Это пройдёт, он просто ещё не привык… Ко всему, — она даже толком не знала к чему «всему», но это слово точно подходило для объяснения. — Тебе легко говорить, у тебя в женихах мой братец! — И я этому очень рада, — почти гордо заявляет Гермиона. Она давно перестала обижаться на подобные выпады Джиневры и её любови к драматизации всего вокруг. — Да прям-таки рада, — смеётся Джинни, скрещивая руки на груди. — Я знаю Рона, и он точно не предел мечтаний. Тебе бы кого-то, знаешь, по благороднее что ли. Ты меня не пойми неправильно, я рада, что вы с Роном вместе и всё такое. А ещё младшая Уизли порой совсем забывалась в потоке своих мыслей, после чего обязательно говорила: «Ты меня не пойми неправильно». Но, наверное, так было куда лучше. Она всегда говорила то, что всерьез думает. Эдакая прямолинейность. До кабинета, данного им сегодня, было ещё пара тройка поворотов. Они выбрали одну из самых удобных лестниц, которая не стала поворачивать невесть куда и привела к самому короткому пути. В коридоре сегодня на удивление было пусто. Либо это предзнаменовало долгое и нудное дежурство со слоняющимися из угла в угол студентами, либо это значило быстрое и лёгкое дежурство, потому что все в кои-то веки решили остаться в гостиных. — Ты меня слушаешь? — взбодрила её Джиневра. — Ты здесь вообще? — Да, разумеется, — тут же откликается Гермиона, заранее оглядывающая в коридоре укромные уголки, в которые точно нужно будет заглянуть. — Задумалась о дежурстве, пятница ведь. — Вот именно поэтому никого кроме Рональда у тебя и не будет! Считай это за проклятие. Всю жизнь будешь его носки из-под кровати доставать, — утвердительно закивала ей подруга, закатывая глаза. — Ещё проверь факелы на наличие огневиски, вдруг кто припрятать и там решил, а ещё лучше под потолки залезь. — Прекрати, никто не будет прятать в факелах огневиски, — сосредоточенно отвечает Гермиона, чуть внимательнее вглядываясь в факелы, освещающие темный коридор. — Ты же знаешь, мне всегда хотелось как у родителей, — раз и навсегда. — Ещё как будут! — выкрикнул им один из портретов, когда девушки подошли несколько ближе. — Вот на прошлой неделе, где вы были? При Дамблдоре такого не было! — Сегодня не прятали, — поддержал мужчина с портрета на коне. — А вот в прошлую субботу… — Не обращай внимания, — отмахнулась от портретов Джинни. — Ты ведь знаешь, раз и на всю жизнь — это редкость. Конечно, я не говорю, что с Рональдом у вас так не будет… — Нет, как раз к этому ты и ведешь, — посмеивается Гермиона, которой этот диалог перестал нравиться. Полумна уже один раз очень ясно высказалась на этот счёт: «У вас мозгошмыги совершенно разных пород, как вы только уживались… У Рона Тибетские, а у тебя… Не могу узнать их. Приходи обязательно, мы и их выведем». И это звучало даже несколько оскорбительно. Видите ли, у Джинни и Гарри они одной породы, а у них разных. Это не было бы так оскорбительно и обидно, если бы хоть кто-то кроме Лавгуд мог их видеть и подтвердить, что у них они разные! Да этих мозгошмыгов и нет вовсе. Ерунда. Тогда Джинни и начала «анализ отношений», о котором её никто и не просил. На тот момент их отношениям было всего ничего — месяц, а дел было по горло. И вовсе не до отношений тогда было… — Что ты думаешь о Забини? — выпаливает Джинни, стараясь разрядить обстановку, верно, почувствовав привкус некого оскорбления чувств Гермионы. — Он, конечно, тот ещё, но вот он тебе подходит. Почти Рональд, только есть в нём что-то... Знаешь, рыцарское. Ещё один поворот по длинному коридору и этот разговор закончится. Всего один поворот и они перестанут говорить о парнях. Конечно, тема животрепещущая, но не когда это касается вопроса «Кто больше подходит Гермионе Грейнджер?», это всегда можно оставить для Скитер. Да ещё и Забини… Что она несёт? — Что в нём рыцарского? — хмурится Гермиона. — Он ещё ребёнок, Джинни. Он несерьезный, абсолютно безалаберный. Мерлин, о чём мы вообще говорим? — Ничего ты не понимаешь, — цокает она, всплескивая руками. — Ещё увидишь, локти кусать будешь, что в оборот не взяла. Разумеется, друзья у него… Сама понимаешь. Я это к чему, может ты не понимаешь, что он тебе нравится? — Джинни, прекрати нести эти абсурдные вещи, — устало выдыхает Гермиона, умоляюще подняв глаза на подругу. — Ты уверена? Просто я заметила, не так давно ты совсем поздно вернулась. Думала, может вы на звезды смотрели. Или чем там ещё Забини девушек удивляет, танцами? — хихикает она, подмигивая подруге. — Кстати, танцует он просто отменно! А как мы знаем, как мужчина танцует, так он и… — Джинни! — почти запищала Гермиона с одним только желанием спрятать лицо, чтобы не то, чтобы не слышать слова, а даже не иметь возможности видеть, если вдруг она решит написать. — Я просто отдыхала на Астрономической Башне. Мне нужен был отдых, одной. Без Забини. — Хорошо-хорошо, как скажешь, — захохотала Джиневра от реакции подруги, которая совершенно ничего в парнях не понимала. — Точно одна? Мерлин всемогущий, до дверей их разделяло всего несколько метров, и там уж она точно не будет продолжать этот разговор. В конце концов, другие старосты скоро должны начать приходить. — Когда я пришла, там был Малфой, — закатила глаза Гермиона, вдруг она ей в новые женихи ещё кого из них запишет без её собственного ведома. — Но он ушёл. — И почему ты ничего не рассказывала? — удивлённо вскинула брови Джинни. — Малфой ушёл? Просто так? В жизни не поверю. Конечно, он вроде несколько поменялся, но не настолько. Я за ним наблюдала… — Потому что ничего особенного не произошло, — перебила её Гермиона. Осталось только открыть дверь и всё закончится. — Как обычно Драко Малфой обвинил каждого во всех его бедах, — она зашла в кабинет первой, разворачиваясь лицом к Джинни. — «Может мне тебя пожалеть нужно? Что, Грейнджер, слабость перед знаменитыми парнями?» Идиот. Нечего рассказывать. Она кривила лицо и говорила нарочито растягивая гласные. Почему-то с лица Джиневры пропала усмешка, как только та сделала несколько шагов вглубь кабинета. Когда она окинула глазами кабинет, её взгляд задержался чуть дольше на дальнем угле у окна. — Мне как раз не хватало, чтобы пазл собрать, — пробасил Забини с дальнего угла. — Спасибо, Грейнджер. — А если я так скажу, ты меня отстранишь? — почти пропел рядом сидящий Нотт, затягиваясь, черт бы его побрал, сигаретой. Когда уже он наконец прекратит спрашивать о том, что бы ему сделать, чтобы она его отстранила. Казалось, что ещё парочка таких месяцев, и её поместят в Мунго, потому что на этой почве просто появится паранойя. Она это очень хорошо представляет: из всех углов летит один и тот же вопрос с разными интонациями: «А если я это сделаю, ты меня отстранишь?». — Забини, не мог бы ты не всегда опаздывать? — быстро сориентировалась Гермиона, чтобы он даже и подумать не смел, что ей всё-таки немного неловко. — Нотт, я тебя не отстраню, а исключение из школы устроить могу, если не выкинешь эту гадость сию секунду. — Ух, — еле слышно хихикнула Джинни рядом с ней, как бы насмешливо говоря «ну просто фурия». — Исключение мне не нужно, — весело продолжил Нотт, пока Забини вытаскивал у него из пальцев сигарету и, убить их мало, делал затяжку сам. — А это трава, я тоже против никотина. Гермиона какое-то время непонимающе похлопала глазами. Что она должна была ему сказать, она вообще не представляла. Что его подтолкнуло так открыто транслировать свою мысль — вообще отдельный вопрос. С другой стороны, хорошо, что он сказал. Иной раз утром Нотт был невероятно радушен, а вечером он уже был злым как десять гарпий. Гермиона даже подумывала сказать об этом профессору МакГонагалл, чтобы она отправила его в Мунго на обследование, вдруг у него какие расстройства психики. Заразные. — Забини, избавься от этого, ты ведь староста школы, — она устало прикрыла глаза рукой. — Да, я это и делаю, — сделал он последнюю затяжку, выкидывая косяк в окно. Невыносимо, это просто невыносимо. — Что там у нас сегодня? План Хэллоуина? Он поднялся, поправляя галстук. А Гермионе почти хотелось вырвать все свои волосы на голове.***
— Да не будем мы зал украшать! — протестовал Забини, скрестив руки на груди. — Как ты себе это представляешь? Я, Тео и Астория? А вы будете просто в тыквах глаза вырезать? Всё затянулось куда дольше, чем Гермиона вообще планировала. Первые тридцать минут, пока она оглашала список дел и точные руководства к выполнению, прошли довольно легко. Но когда она начала говорить кто за что ответственен, начались массовые недовольства. И вот уже час старосты объясняли, почему они бы предпочли другой вариант. Конечно, она пыталась найти компромисс, но от поиска этого компромисса становилось всё сложнее и сложнее, потому что компромисс с ними просто невозможен. — Я же сказала, что дел много, — Гермиона устала быть попугаем, повторяя одно и то же в который раз. — Что за ребячество? Попросите Паркинсон и Малфоя вам помочь! — Я могу вам помочь, — скромно вклинилась Элеонор. — Да, ты точно поправишь ситуацию, — почти насмехается над её фразой Забини. — А Драко с Пэнс просто обрадуются такой перспективе! Замечательный план. Все остальные старосты уже просто наблюдали за всем этим. Казалось, что новое любимое занятие у них — наблюдать за тем, как двое главных старост всегда в корне не согласны друг с другом. — Хорошо, предложи альтернативу, давай, — этот вечер был слишком долгим, чтобы потратить ещё час на эту ссору. — Я предлагал, но Вы, Ваше Сиятельство, даже не желали слушать, — фыркает Забини, — Я предлагаю разделяться не по факультетам, а по желанию. Вот, например, Уизли, — обращается он к Джинни, — ты же хочешь за музыку отвечать? Кто ещё хотел? Чанг же? Великолепно, вот пусть они за это отвечают. Я за напитки и прочую ерунду вместе с Ноттом… — Прелестно, Забини, — перебивает его Гермиона, скрещивая руки на груди, — к концу вечера у нас будут пьяные второкурсники, а Совет попечителей и некоторые люди из министерства устанут танцевать под «Ведуний». — Ты не говорила про Совет, — закатывает глаза Забини, всплескивая руками. — Отлично, тогда Астория, Элеонор и Голдстейн с тобой во главе будут ответственными за всё. — Ты не мог бы выучить моё имя? — выплёвывает Энтони, который вообще неясно, какие цели преследовал. Он был вполне приятным парнем, и Гермиона не помнила, чтобы он вообще раньше так упорно пытался задеть хоть кого-то. В этом же году он всеми силами якобы пытался показать, где «самое место Малфою с его прихвостнями». По воле случая Гермиона, так скажем, чуть ближе познакомилась с «прихвостнями», и мир её немного рушился. Они, в самом деле, были вполне самостоятельными в своём желании докучать миру вокруг себя, не желая действовать не в своих интересах. И для неё вставал вопрос, кто там для кого был прихвостнем и были ли они там вообще. — Тео, чувствуешь, завоняло? — Забини рукой помахал у своего носа, обращая свой взор к Нотту. — Будто кто-то что-то пукнул... — задумчиво отозвался Нотт, принюхиваясь. Джинни даже на секунду позволила себе ухмыльнуться, но сразу же исправилась, ловя на себе укоризненный взгляд Гермионы. — Если ты ничего не предложишь, то я оставляю всё как есть, — она решает уже наконец прекратить любые протесты Забини, взяв наконец дело в кулак. — Все уже согласны, кроме вас. — Да потому что это непосильная задача, Грейнджер! Как ты не понимаешь? У тебя, значит, рассадка гостей и студентов, у твоих друзей… Что у них вообще? Ничего? — Джинни и Невилл пойдут собирать тыквы у Хагрида, — пытается объяснить она, что все будут при серьезных делах. — Забини, Чжоу и Энтони будут украшать коридоры, ведущие к Залу, думаешь им легче? Элеонор и Эрни будут украшать главные двери в Хогвартс! И это помимо дополнительных задач, которых у вас, к слову, нет. — Слушай, я согласен на любое дело, кроме украшения Зала. У вас там помощников весь Хогвартс, а у нас полудохлые Пэнси и Драко, — он опять скрестил руки на груди, недовольно глядя на неё. Гермиона уже сама еле сдерживалась от смешка после его последнего «откровения». — Дохлые, — поправил его Нотт, а Забини ему коротко кивнул, приняв правку. — Вот, даже дохлые, — махнул рукой в сторону Теодора Блейз, полностью подтверждая его фразу. — Это какая-то… Тео, — Забини пощелкал пальцами, сщурившись. — Экзекуция, — кивнул ему Нотт. Мерлин всемогущий, как можно так синхронизироваться? — Вот, именно она, — с очень умным видом подтвердил Забини. Какой же всё это было клоунадой. — Спасибо, дорогой. — Не за что, сладкий, — ладно, Нотт очень талантливо передразнил Паркинсон. За это его даже можно было похвалить, если бы не… Да черт возьми, если бы они просто не были ими. — Если я скажу, что помогу вам пятерым, когда закончу свои не менее важные дела, вы прекратите это? — тяжело выдохнула Грейнджер, скрещивая руки на груди. — Тебя одной мало, — отмахивается Забини, смотря чуть исподлобья. — Если бы ещё человека три… — Нет, Забини, — снова отрезает она, понимая, что он сейчас добьется того, что они и вовсе ничего делать не будут. — Будет так, как будет, я не намерена и дальше прыгать под твою дудку. — А под мою? — с самым невозмутимым лицом интересуется Нотт. Она вообще не понимала, что происходит у него в голове примерно всегда, да и понимать особо не хотела. — Ни под твою, ни под Малфоя, если вдруг ты и его вспомнишь, ни под Паркинсон, ни под чью, Нотт, — он только попытался открыть рот, как Гермионе уже стало неимоверно тяжело от его следующего вопроса. — Будь любезен, ничего не спрашивай. — Я только хотел сказать, — он очень разочаровано потупил глаза в пол. — Что? — не выдерживает Гермиона, давая волю злости, почти рявкнув на него. — Под дудку Малфоя точно не будешь? Я дую хорошо, а он вот на дудке играет хорошо, могу позвать, если хочешь. Гермиона только прикрыла глаза рукой, отворачиваясь от Теодора, который тут же начал самодовольно улыбаться, под едва вырывающиеся смешки старост. Она убьёт их троих. Точно убьёт. — Нотт, закрой рот, — очень строго осёк его Невилл, который наконец соизволил прийти на помощь. Этот год становится всё сложнее с каждым днем. А терпение Гермионы начинает иссякать уже сейчас. Единственный способ упростить себе жизнь — повлиять как-то на Забини, сделав его хотя бы более снисходительным. Нужно прекратить любые ссоры, тогда и Нотт успокоится, тогда и другие старосты будут почти что шёлковыми. Забини всегда имел определенный авторитет.***
— Где он? — Паркинсон сидела на кровати Малфоя, закинув одну ногу на другую. С её отвратительной белой кошкой. Блейз даже чуть скривился при виде этих двоих бесцеремонно занимавших спальное место Драко. — Кто? — Забини проходит ближе, опускаясь на корточки так, чтобы его голова оказалась напротив кошачьей мордочки. — Ну и злыдня… — Малфой где сейчас? — Паркинсон злилась и, кажется, на пустом месте. Малфой себе никого не нашёл, потому что попросту не искал. Она сама должна это прекрасно понимать. А по своей глупости и хоть какой-то совести смог попасться в клешни только одной девушки. Сидящей напротив. — В комнате у себя смотрела? — хмыкает Блейз, поднося руку к кошке, — Как думаешь, смогу погладить? — Салазар, вы что, опять курили? — закатывает глаза она, наблюдая перед собой Забини, пытающегося поднести руку к Фиалке. — До дежурства и после тоже, если тебе так интересно, — он почти зачарованно кладёт руку на кошку и ждёт пару секунд. Идиот, будто она сразу откусит ему половину руки. — Мило, — цокает Паркинсон, — Драко с вами был? — Откуда он с нами мог быть? — Забини первый раз проводит по её голове, после чего слышится громкое шипение, она даже не пошевелилась. Просто шипела. — Вы похожи, — он морщится, поднимаясь на ноги. — Отлично, ещё косяк есть? — Пэнси уже забирается на кровать с ногами. Она была такой обычной без косметики, что Блейз раньше и не замечал. Только её колоссальный контраст кожи и волос давал изюминку. Ну и глаза, такие, вроде, выразительные. Так всегда все говорили, он сам этого особо не наблюдал. А ещё губы, тоже были своего рода изюмом. Ну и нос. Об этом и говорить нечего. Ладно, она была не обычной, а скорее привычной. Старой знакомой Пэнси Паркинсон. В своей шелковой пижаме из штанов и рубашки. Такой привычной, что даже сердце начало щемить. Только с синяками под глазами и без природного румянца. Почти как на пятом курсе, только несколько серее. Девчонка, с которой они вместе выросли. Удивительно, как время несётся. Им ведь не пятнадцать. Потрясающе. — Выпить не хочешь? — предлагает Забини, расстегивая рубашку. — Косяк у Тео, а он пошёл прогуляться по теплицам, вечер только наш сегодня. — Надеюсь, не только наш, — многозначительно кивает она, — Я всё ещё жду здесь Драко. — Будешь или нет? — спрашивает он, скидывая рубашку и наконец надевая футболку. — У меня душа вечеринки требует, уйти могу. — Буду, — закатывает глаза она так, будто её сейчас кто-то насильно заставлял пить. — Я тебя такого долго не вытерплю на трезвую голову.***
Драко всё рассчитал. Уже была полночь, он точно должен прийти как раз тогда, когда ушла Грейнджер. Он долго искал вариант лучше, чем Астрономическая башня, но так и не нашёл. Всё было не то. Совятня ему не нравилась, кому она вообще могла нравиться? Там полно сов и филинов, которые по ночам обычно ведут активную жизнь. Какой-нибудь кабинет мог бы подойти, только ещё целой задачей было найти тот, который обычной Алохоморой, как теплицы, открылся бы. Теплицы он, кстати, тоже рассматривал, но они часто были заняты какими-нибудь пуффендуйцами. Вот и остался единственный вариант. Башня. Тихо, спокойно, вид хороший. Мало кто туда заглядывал в принципе своём. По крайней мере, он лишь единожды встретил там Грейнджер, больше никого. Может, просто расписания походов не сходились. Последние дни он не ходил на верхний ярус башни. Не хотелось бы, чтобы у кого-то возникали ещё вопросы. А у Блейза и Пэнси они бы точно возникли. И ему так не хотелось с ними обсуждать то, почему он уходит. Почему ему необходимо отдыхать. Бредом казалось вообще такое объяснять. — Серьёзно? — недовольно восклицает он, когда видит спину девушки. — Сегодня ты уходишь, я уже уступал. Он достаёт из кармана пачку. Она почему-то не поворачивается. Ну это ведь точно была Грейнджер. Вроде как. Да точно она. — Грейнджер, я с тобой говорю, — настойчивей сказал Драко, уже приближаясь к ней. Гриффиндорка быстро провела рукой по лицу, будто что-то смахивая. Ну нет, только не сегодня. Этот вечер был отличным: Забини и Нотт планировали какой-то сабантуй на двоих, а Пэнси сказала, что хочет остаться в комнате, поболтать с Дафной, что уже было удивительным. Его никто не схватится до утра. Даже если Грейнджер скажет, что она собиралась тут реветь всю ночь, то он всё равно её выгонит. Этот вечер должен был быть его. И всё тут. — Дай мне пятнадцать минут, и я уйду, — после последней фразы она шмыгает носом. Началось. — Не больше, — он подкуривает сигарету палочкой, становясь рядом с ней. Ну как рядом, их разделяло метра два. Она медленно вытянула руки вперёд, оперевшись руками о перила смотровой площадки. Стояла, глотая остатки слёз. Бедная, сколько можно себя жалеть. Такая ноша на её плечах… Врагу не пожелаешь. Идиотка. Малфой хмыкнул от такого душераздирающего зрелища. Наверное, в своей голове она выглядела так драматично. Героиня войны, которую все обожают, рыдает в одиночестве. — Отойди чуть дальше, пожалуйста, — просит она, даже не поворачивая головы в его сторону. А голос такой… жалкий. — Спасибо, но до меня не долетает твоя… — он быстро осекается, вспоминая своё неприглядное положение и бессмысленность выученной фразы. — Мне и тут отлично. Он почти чувствует, как она хочет покачать головой. Но не делает этого. Вроде набирает много воздуха в лёгкие. — Это от тебя воняет сигаретным дымом, — наконец говорит она, — тебе вроде не по статусу заниматься подобным. — По какому статусу? — насмехается он. — Чистокровного, уважаемого в обществе, — в конце она в силу своих возможностей фыркает, пытается выглядеть не такой жалкой. Удачи, Грейнджер — Или какие ты себе ещё статусы приписываешь? Малфой только старается не расхохотаться ей в лицо. Статусы? Ни единого. Идиотка считает, будто у него осталась хоть капля. У него осталась только фамилия и мизерное количество денег. Хотя, может в мире таких, как её жених, он и баснословно богат. Ни черта он не богат. Если свезёт, сделает состояние на оставшихся артефактах. — Ты забываешься, Грейнджер, — он старается звучать всё так же высоко, будто вещает с пьедестала, до которого ей не допрыгнуть. Теперь там её место, она смогла прыгнуть даже выше. — Из статусов у меня только чистокровность, которая в вашем новом обществе скоро будет неприглядной. — Чушь, — неужели кто-то перестал лить свои драгоценные слёзы? — Маглорождённые всё ещё куда непригляднее вас. Он второй раз старается не расхохотаться. В каком же глупом мире она живёт. — Вспомни о своей крови и посмотри, как за последние месяцы выросли в цене работники министерства со статусом крови вроде твоей, — Драко чувствует себя дураком не меньшим, чем она, когда объясняет такие простые вещи. — Большинство чистокровных сократили, к твоему сведению. Она наконец повернулась. Похлопала своими черными глазами. В таком освещении у неё и зрачков не видно. Она осталась красивой. Грейнджер всегда была красивой. Это её заколотое на затылке гнездо делало лицо более симпатичным. Надо же. Такое лицо и такая ограниченность в мыслях, как он раньше этого не замечал? Бороться с самим собой ради неё, выползать, ради выдуманного лучика света, которым она казалась. Чушь. Сплошная чушь и детский максимализм. С того времени прошёл всего год, а вроде и целая жизнь. Удивительно. — Бред, — она чуть вскидывает свой подбородок, старательно игнорируя слова Малфоя, — если кого и сократили, то точно за дело. Она серьезно верит в радужный справедливый мир? Победило добро, которое и будет его причинять. Не творить, нет, причинять добро. Униженные могут подняться только унизив. Так было всегда и так будет всегда. Константа. — Верь и дальше в справедливый мир, — Малфой делает затяжку, отворачивая голову от неё. Стоит очень расслабленно, оперевшись о перила только одной рукой, ноги скрещены. Будто подобные разговоры могут его только веселить. — Я наведу справки. — Наведи, — пожимает плечами, будто уверен в своей правоте. — А рыдала ты из-за того, что мир несправедлив к магглорожденным? — не удерживается он от укола. Ну ничем нельзя это вытравить. Малфой будто был рождён для того, чтобы указывать на оплошности людей. — Не твоё дело, — она тоже старается быть такой. Непоколебимой. — Тогда можешь уйти прямо сейчас, я полагаю, — он указывает рукой с сигаретой на выход, слегка щурясь. Грациозно, выверено. Нет, их точно всю жизнь дрессируют. Забини был такой же, Паркинсон была такой же, Гринграсс, да все они. Даже Нотт в своей неловкости умудрялся быть грациозным. Будто породистые кошки, которых Гермиона в детстве наблюдала на выставках. — Давай сделаем расписание? — не удерживается она от мысли, которую гоняла последние четыре дня. Думала, если встретятся здесь в ближайшее время, точно предложит. — Зачем? — он лениво поворачивается к ней. — Я не хочу ходить сюда по расписанию. Только по собственному желанию. Вот они, слизеринцы. Никаких правил и расписаний для них никогда не существовало. Это она поняла с начала года. Раньше полагала, что пунктуальность должна тоже быть у них в крови. — Тогда в следующий раз уйдешь ты. Без лишних разговоров и споров. Просто уйдешь, — она нехотя предлагает компромисс, который тоже заранее продумала. Закрадывались догадки, что он может сказать именно так. — И так по очереди. — Грейнджер, я надеюсь, что мы оба здесь больше не встретимся, — нехотя отвечает Малфой, будто он не говорил, а тащил на себе фунтов 300. — Не надоедай и уходи уже наконец, раз плакать перестала.***
— Ты думаешь, это и есть любовь? — с серьезным видом сидит Забини, делая очередной глоток из бутылки, которая лежала «про запас». Он давно хотел поговорить с Пэнси на такую сложную тему. Она будто что-то об этом знала. Будто что-то в этом понимала. Такой удачный вечер для такой интимной темы. Почти сакральной. — Думаю, да, — заключает она как-то невесело. — Для меня любовь — ноша, другого мне не дано. Я одновременно счастлива и несчастна совершенно, забавно, правда? Она была охмелевшей, только поэтому так легко шла на диалог. Не закрывалась, не выпускала иголки. Была очень хрупкой, нажми случайно куда-то — треснет. — Это не любовь тогда, так мама всегда говорит, — пожимает плечами Блейз, идя ей навстречу. — Мне казалось, что любить — равно парить над землей. Вроде полётов на метле, только вдвоём. Легко и непринужденно. Пэнси чуть хихикает, внимательно всматриваясь в друга. — Не знала, что ты такой романтик, — широко улыбается она, — и в любовь веришь. — Я во всё верю, ты же знаешь. Блейз улыбается ей точно так же. Порой, он даже проникался к Паркинсон нежными чувствами как к сестре, что-то вроде того. Только такое происходило, когда он был изрядно нетрезв. В остальное время от Пэнси его даже слегка воротило. Он не понимал, как можно быть такой разной. Зачем быть такой разной всегда. Они с Малфоем частенько этим грешили. Только Драко всегда оставлял часть себя в любом своём виде, Пэнси же — нет. — Планируешь всегда тащить на себе эту ношу? — не удерживается Блейз от вопроса. Ему было интересно, на сколько у Паркинсон долгоиграющие планы на их общего друга. — Такую ношу, как Драко никто далеко не унесёт, — она растягивает губы в сожалеющей улыбке. — Боюсь, сил только у меня и хватит. — Люди, когда любят, счастливые, — пытается ей донести Блейз. Она точно не любит, скорее тяжело болеет. — Вы оба такими не выглядите. — А от чего нам счастливиться? — иронично вскидывает брови Пэнси, — Что живые остались? Здорово, — она ухмыляется, внимательнее всматриваясь в лицо Блейза. — Я бы не отказалась умереть ещё в начале того года. Сейчас бы тоже не отказалась, если уж быть совсем откровенной. Твоя «любовь» не лечит такие вещи. Она вообще ничего не лечит, только прибавляет страха. Забини знал, что ей страшно почти всегда, но чтобы так откровенно, буквально до смерти, он и не подозревал. Он вообще понятия не имел, что с ними происходило весь прошлый год, что было на этой несчастной войне, что ни Драко, ни Теодор, ни Пэнси и словом не обмолвились о событиях. Он не знал, как они проводили свои дни до войны. Были собрания, они иногда на них присутствовали — это всё, что Блейзу удалось разузнать. — У него кто-то есть? — неожиданно спрашивает Паркинсон, чуть закусывая губу. Будто весь этот разговор к этому и вёл. Спросила бы у него она это трезвой, интонация была бы совсем другой. Издевающейся, гордой. Сейчас же перед ним сидела испуганная девушка. — Ты скажи, если есть. Я и виду не подам. Мне просто нужно знать кто. — Нет у него никого, — отмахивается Забини, пытаясь успокоить, — Малфои всегда отличались верностью, насколько мне известно. — Я ни с кем не могу поговорить об этом, — она смотрит, как загнанный зверёк, отчего Блейзу даже становится немного неловко. Наверное, ей нужно помочь. Она ведь друг, верно? Он никогда её другом не считал. Скорее близким человеком, семьей, но друг было слишком громким словом. Братья ведь не могут называть сестёр «друг». — Мне больше всего страшно за него, — продолжает она, тупя взгляд в покрывало, начиная ковырять его ногтем, — он ведь и тебе не чужой человек, Блейз, — она сама боится того, что говорит. Будто через силу. — Драко сам себе враг. Я так боюсь того, от чего он бежит. Он игнорирует всё, что было. Так ведь нельзя, да? — Я не знаю, — единственное, что Блейз может на это сказать. — Я знаю, что он не сможет меня бросить, — будто подытоживает она свой не совсем ясный поток мыслей, — мне плевать, если у него кто-то появится, только бы она ему не навредила. Ведь если что-то случится — приползёт обратно, — на её лице появляется тень грустной ухмылки. — Только я не готова к тому, что он опять приползёт покалеченный. Я устала от этого. Прошу тебя, если кто-то появится, ты только скажи, кто она. — Я скажу, — он чувствует, что подписывает себе смертный приговор. В жизни он Пэнси не скажет, что у Драко кто-то появился. Драко он тоже никогда не скажет, если у Паркинсон вдруг кто-то появится. — Ты себя сначала вылечи, потом уже его. Неправильная у тебя позиция. Он старается сделать хотя бы что-то, хоть как-то действительно помочь. — Нет, сладкий, сначала его, потом себя, — Пэнси поднимает голову, в изумрудных глазах почти стоят слёзы, которым она точно не даст скатиться по щекам.