Трещины

      — Наверное, у него импотенция, — шипит Пэнси, закидывая ногу на ногу. — Что вы смотрите? Я не вижу других причин. Он поставил мне «выше ожидаемого».       — У тебя бурлило зелье, которое вообще не должно бурлить. Его даже варить не надо, — закатывает глаза Драко, отпивая глоток яблочного сока.       — Разумеется, ведь вы не удосужились мне помочь, — фыркает Пэнси, оглядывая ужин, который им был представлен на столах Большого Зала. — Мерзость, меня от одного вида тошнит.       — Может, беременна? — не удерживается от колкости Блейз, на что сразу получает упершийся в него недовольный взгляд сидящего напротив Драко, рядом с Пэнси.       — Я что, поправилась? — вскидывает бровь она. — Драко, я поправилась?       — Чтобы поправиться нужно набрать килограмм десять, — отмахивается Драко, не желая, чтобы этот разговор имел хоть какое-то развитие.       Паркинсон в своем желании контролировать всё вокруг слишком часто начала задавать вопросы о своей фигуре. «Драко, мои ноги не слишком худые?», «Драко, мои ноги не слишком толстые?», «Ох, Мерлин, я набрала два килограмма», «Если я стану чуть полнее, ты будешь меня любить?». На последнее ему вообще нечего было отвечать, потому что смысл вопроса ему едва ли получалось уловить: будет ли он всё ещё её любить, если она поправится, или вдруг полюбит, если немного наберёт.       — Ну, с ребёнком это будет не проблемой… — шепчет себе под нос Забини так, чтобы они точно его услышали.       — Даже слушать об этом не хочу, — устало выдыхает Тео, поднимая глаза на Блейза.       — Не твоё ведь чадо, — он ободряюще подпихивает сидящего рядом Теодора плечом, — Если будет мальчик, то предлагаю назвать Блейз.       — Забини! — прошипели сидящие напротив Пэнси и Драко почти в один голос с отставанием в секунду.       — Заткнись, — фыркает Пэнси, притягивая единственное блюдо, которое показалось ей аппетитным — картофельные дольки. — Как думаете, в них много калорий? — она поднимает глаза, оглядывая парней.       — Чего? — на лице Драко буквально читается непонимание, как и на лицах парней.       — Я прочитала в «Спелле», что от блюд, где большое содержание калорий, можно поправиться. Это взято у маглов, что-то… интересное. Многие женщины сидят на диетах, связанных с калорийностью, можно даже регулировать рацион. Вам тоже не мешало бы, спортсменам нужно потреблять куда больше, — начала разъяснять Пэнси. Парней несколько заинтересовала эта новость. Хоть что-то полезное у этих маглов, потому что обычно все проблемы с питанием решались обычными зельями. После тренировки они выпивали по бутыльку, дающемуся им Мадам Трюк.       — Пэнс, прекрати, тебе не нужно худеть, — первым среагировал на рассказ Теодор, вспомнив, к чему она изначально вела. — Ты и без того слишком… — он с большим трудом подбирает к рвущемуся наружу слову «худая», которое было бы неплохо заменить на «тощая», — стройная.       — Мне не нужно толстеть, — невозмутимо кивнула Пэнси. — Это вам можно выглядеть как угодно, мне — нет. Даже если я и без того «стройная».       — Прекрати. Ты выглядишь неплохо, — Драко делает глоток и только потом понимает, что он сказал.       — Прости? — вскидывает бровь Пэнси.       — Он хотел сказать, что не так плохо, как летом, — пытается подбодрить подругу Тео, тут же закусывая щеки. Салазар, ему следовало бы прямо сейчас зашить рот.       Пэнси какое-то время удивлённо хлопает глазами не в силах подобрать слов для выражения своего чрезмерного недовольства. Парни кидают друг в друга обвиняющие взгляды: «Это ты начал», понимая, что ситуацию исправить уже нельзя.       — Прелестно, — отрезает своим тоном она, поворачивая голову на движение в их сторону вдоль стола. — Там ваши подружки идут. Выглядят не так плохо.       Дафна, Астория и Трейси уверенно шли в их сторону, только вот Трейси не дошла до конечного пункта, оставшись с Милисент и другими студентами с «дополнительного курса».       — Тео просто неправильно подобрал слово, — старается хоть как-то помочь одному из друзей, пока девушки к ним не подошли. Драко одним взглядом спрашивает: «А я?», но Блейз просто пожимает плечами, мол: «Тут ты сам».       — Да, Пэнс, ты выглядишь… — извиняющимся тоном начал Теодор.       — Хорошо, — заканчивает за него Драко.       Нотт раздражённо оглядывает Малфоя, но тот просто ухмыляется в ответ. Как и всегда. Ему ведь это нужнее. Конечно.       — Тео, ты помнишь, что у нас дежурство? — Астория садится рядом с Теодором, а Дафна по другую сторону от Блейза.       Пэнси хмуро оценивает подошедших девушек. Последние полтора месяца она удивлялась тому, что сёстры Гринграсс оказывались в поле её зрения куда чаще обычного. Теперь она была в их компании не только в своей комнате: почти на всех приёмах пищи, перед уроками в коридоре, что особенно странно для Астории, которая вовсе была с другого курса, на редких вечерах в гостиной. Спасибо, что с ними не таскалась ещё и Трейси с Милисент.       Если Дафна и Астория были чем-то вполне привычным из-за званых вечеров и прочих «вечеринок высшего общества», то другие две были совсем чем-то инородным.       Астория всё чаще подходила к Теодору, а тот растерянно смотрел на Пэнси. Блейз постоянно искал повода поболтать с Дафной, но это не было удивлением. По скромному мнению Блейза Забини, она была в пятёрке самых симпатичных девушек Хогвартса. Удивлением было то, что Дафна порой сама была инициатором общения с Блейзом.       Паркинсон, разумеется, была не сильно против присутствия девушек, но не так же часто. Ей казалось, что ещё пару недель и Дафна притащится в комнату мальчиков вечером, прихватив с собой Асторию. А вот это уже было слишком. Она была не готова принимать в их маленький мирок новых людей, особенно людей вроде Дафны, с которой они ведут незримый бой за титул «самой обаятельной и привлекательной».       — Да, помню, — сухо отвечает Астории Тео, утыкаясь в тарелку, ловя на периферии Пэнси, которая что-то тихо говорила Драко. — С кем сегодня дежурство?       — С Пуффендуем, — пожимает плечами она. — И вроде Гермиона с Блейзом тоже.       — Ну, Грейнджер меня не предупреждала, — важно отвечает Забини, — не уверен, что буду сегодня дежурить. Слышите, голубки? — чуть громче говорит он, чтобы Пэнси и Драко наверняка обратили на него внимание.       — Пэнс, преврати его язык в слизняка, — угрюмо смотрит на девушку Драко. — Дамам приятно, нам тихо.       — Фу, Драко, — корчится Дафна на откровенную по её мнению пошлость.       — С удовольствием, — плывёт в ухмылке Паркинсон, подмигивая Забини.       — Я вас понял, — Блейз давно перестал пренебрегать такими «шутками» со стороны Пэнси.       Однажды, на пятом курсе, после изнурительных шуток о «королеве Козлов» он почти неделю пролежал в больничном крыле с копытами вместо ступней. Тогда мадам Помфри с трудом избавила его от «недуга», который подруга нанесла с небольшой погрешностью. Пэнси так и не призналась, специально ли она ошиблась, когда применяла к нему заклинание или же это получилось совершенно случайно. Блейз почему-то был уверен, что случайной ошибки там не было совершенно точно.       Паркинсон придвигается ближе к Драко, обвивая его предплечье своими руками, удобнее пристраивая голову на плече парня. В последнее время ей всё чаще хотелось показать, чьим стал Драко. Она всё чаще метила территорию, чтобы ни у кого не появлялось и вопроса к их отношениям, при том, что у «приближенных» вопросов было более, чем достаточно.       Эти её действия были отвратительно бесполезны: Малфой пока не вернул статус завидного жениха и мало кого интересовал. Мало кого интересовал так, чтобы это было заметным. Девчонки начали смотреть на него немного иначе, теперь в их взгляде было что-то новое. Не простое изучение его внешности, не обычная стрельба глазами в его стороны и смущённая улыбка, что-то пока не совсем понятное.       Дафна закатывает глаза, наблюдая эту картину. Ей кажется, что такое поведение где-то даже слишком низко для чистокровной. Свою принадлежность мужчине можно показывать уймой разных способов, но Паркинсон выбирала самую извращенную из всех. Ещё бы ноги на него закинула прямо здесь, как тогда в гостиной с Эдрианом. Ни капли самоуважения.       — Это весь твой ужин? — удивлённо оценивает тарелку Пэнси Астория.       — Да, — нехотя отвечает она, чуть подняв бровь. Астория для Пэнси всегда оставалась той ревущей девочкой в саду Малфоев, тем ежегодным хвостиком Дафны на всех приёмах. Астория всегда была той незаметной частью жизни, которую все всегда принимали как должное. Она просто всегда была и будет где-то недалеко.       — Бестактно заглядывать в тарелку к другому человеку, Астория, — отмечает Дафна, тщательно пережевав ужин.       — Бестактно поучать сестру на глазах у всех, Дафна, — повторил за ней Теодор, после чего начал утрированно часто пережевывать курицу, которую тут же положил в рот.       Астория благодарно сжала его предплечье пальцами. Снова зря. Он мягко одернул руку, тут же кидая короткий взгляд в Пэнси, которая на это никакого внимания и не обратила, лишь поёрзала подбородком по плечу Малфоя, жующего дольку апельсина.       Дафна сдержанно посмеивалась над замечаниями Блейза о какой-то ерунде. Он осторожно касался её руки мизинцем, почти незаметно. Так, чтоб этого никто не видел. Что-то совсем интимное, то, что Астория точно не должна была заметить.       На них обеих всегда обращали внимания парни. Что на Пэнси, что на Дафну. У них обеих всегда были поклонники, чем никогда не могла похвастаться Астория. Они обе были двумя крайностями их общества и всё ещё одними из самых ярких девушек среди чистокровных. Завидные невесты.       А вот на Асторию не обращал внимания даже Тео, вернее, обращал, постоянно одергивая свою руку от неё. Теодор был таким же, как она. Ей так казалось. С Ноттами никто не горел желанием заключать помолвку, ведь яблоко от яблони никогда далеко не укатится. Они оба были гадкими утятами рядом с лебедями. Будто бракованные. Но Теодору будто на это наплевать, будто он не чувствует своей «убогости». Ну да, парням куда легче. Особенно симпатичным. Кто из девчонок будет думать о свихнувшемся отце, когда он произвел на свет кудрявую прелесть с гипнотизирующими синими глазами? Да ни одна об этом даже и подумать не посмеет!       Поначалу она думала, что его реакции на её касания — это какая-то послевоенная травма, о которой их предупреждала директор, давая наставления сходить к колдомедикам. Но Теодор спокойно реагировал на руки Паркинсон на своём плече. Вот бы узнать, каково это — быть ей? Каково это, когда в тебя влюбляются парни, порхая вокруг? Каково это, купаться во внимании? Каково это, так непринужденно касаться парней, находящихся рядом, флиртовать с ними, чуть дольше задерживая руку на груди? Каково это — быть девушкой одного из самых красивых парней?       Астория была уверена: в ней самой точно есть какая-то проблема, хотя и Дафна была другого мнения, постоянно говоря: «Астория, твоя душа – главное, что в тебе есть. Парни – идиоты, если не хотят смотреть глубже». Ей легко говорить, ведь взглянув на Дафну, любой захочет узнать, что же там за душа такая, раз личико такое симпатичное.       — Пэнси тут вычитала про калории, — закатывает глаза Блейз, уже считавший рассказ подруги абсурдным. — Теперь планирует есть только картофель.       — Я тоже читала, — заинтересованно отвечает Дафна. — Вообще-то, Блейз, не стоит так скептически к этому относиться. Наша мать ела только овощи и курицу, за лето скинула парочку килограмм.       Забини тут же меняет выражение лица на заинтересованное, вместо издевающе-смеющегося. С девушками нельзя спорить. Особенно с теми, которые тебе симпатичны. Особенно с красивыми. Золотое правило.       — О, правда? Тогда это имеет смысл, — утвердительно кивает он.       — А ты что, думал в этом нет смысла? — вскидывает бровь Пэнси.       — Это очень сомнительная теория, — равнодушно отвечает Драко. — Дело не в этих калориях, а в количестве еды.       — Ну да, — непонимающе смотрит на него Пэнси, считая, что они говорят фактически об одних вещах.       — Чем больше порция, тем больше калорий, тем больше веса ты набираешь, — как бы подтверждает его теорию Дафна, недовольно повернувшаяся на прерывающий её объяснение голос.       — Забини, — позади Блейза и рядом сидящих людей раздаётся самая строгая интонация из всех возможных. — Мы договорились в семь тридцать. Сейчас почти восемь.       Гермиона стоит позади, пальцами одной руки теребя школьную юбку. Ей почти мерзко от того, что всё-таки пришлось разыскивать Забини по всему Хогвартсу, как какой-то глупой девчонке. Она, как полнейшая дура стоит здесь, ожидая, пока чувство стыда возьмет верх над безалаберностью Забини. Было бы куда комфортнее, если бы Блейз хотя бы иногда, хотя бы изредка оставался один. Эти вечные изучающие взгляды Нотта её просто изводили, будто он пытается взять измором своё отстранение, а про Малфоя и говорить нечего — если Солнце когда-то и перестанет светить, то он никогда не перестанет закатывать глаза от одного её появления.       — Милая юбка, Грейнджер, — ухмыляется Паркинсон, оценивающе оглядывая гриффиндорку.       — Да, просто прелестная, — вполне миролюбиво соглашается Дафна, немного косясь в сторону Паркинсон. Ладно, сестры Гринграсс были всегда несколько приятны, даже в таких неоднозначных комплиментах.       Гермиона лишь кидает в Паркинсон и Гринграсс уставший взгляд, на одном выдохе отвечая:       — Спасибо, очень любезно с вашей стороны, — только бы они обе на этом закончили, в её планы входило просто забрать Забини, по пути, разумеется, отчитав, — Блейз?       — Давай в девять? — Забини вдруг решил, что, если уж опоздал, то время и вовсе можно сдвинуть.       — Нет, Блейз, это безответственно, ещё немного — и я буду просить о твоём отстранении, — Гермиона ещё какое-то время смотрит на Забини, и мельком оглядывает всю его компанию, цепляясь взглядом за вдруг оживившегося Нотта и младшую Гринграсс.       — А о моём? — расплывается в выжидающей улыбке Теодор, опять сверля её глазами. Он точно возьмёт своё отстранение измором.       — Теодор, мы уже говорили, — она старалась ответить так, чтобы у него даже и мысли не было продолжить донимать её хотя бы сегодня этим вопросом. — Так вот, Блейз.       — Действительно милая юбка, Грейнджер, — голос Малфоя бьет по ушным перепонкам, как какой-то гром. Если бы с такой интонацией она ответила Нотту, то он бы наверняка отстал на месяц со своим вопросом об отстранении. Что у Малфоя был за навык появляться без каких либо предупреждающих знаков, если не почти залезшая на него сверху Паркинсон, Гермиона бы его даже не заметила. Он будто выходил из тени, начиная что-то говорить. Рот Паркинсон растягивается в издевающейся ухмылке. Да что с ними всеми не так?       — Спасибо, Малфой, я поняла с первого раза, — Гермиона старается перевести русло разговора, если это вообще можно было назвать разговором, с которой она изначально пришла. — Но если тебе так нравится дублировать чьи-то слова, то в следующий раз попрошу тебя повторять мои просьбы для Забини. Можешь даже несколько раз на дню, было бы не лишним.       — Извини, не исполняю чужих прихотей бесплатно, — хмыкает Малфой, делая глоток. Чувствует через рубашку, как ногти Пэнс сильнее продавливают его кожу.       — Совсем забыла об этом, — улыбается Грейнджер как-то не совсем искренне, на секунду тупя глаза в пол. — Блейз, мне долго тебя ждать?       — О, я просто подумал, что ты хочешь ещё немного поболтать, у вас такая милая беседа вышла, — отвечает Забини, слегка касаясь уголков губ салфеткой. — Раз уж тебе так хочется остаться со мной наедине, — он поднимается, успев напоследок подмигнуть Дафне Гринграсс.       — Ну и безвкусица, — фыркает Дафна себе под нос, как только спины Грейнджер и Блейза почти достигают выхода.       — Она вся — сплошная безвкусица, — поддерживает её Пэнси, говоря почти сквозь зубы. — Верно, Драко? — она нарочно выделяет его имя. Пусть скажет, что ему плевать, пусть сделает всё, что угодно, только безэмоционально. Грейнджер не должна вызывать в нём больше ни единой эмоции, ни единого желания показательно плюнуть ей в спину яд.       — Верно, — равнодушно кивает. Он ведь правильно отреагировал? Так ведь она хотела? Лучше бы просто промолчал, закатив глаза. Такая реакция Драко была бы, наверное, более понятной для Пэнси.       — Оценила её макияж? — Дафна продолжает говорить, как на каком-то светском рауте. Держа спину прямо, а лицо незаинтересованным. — Её младшая Уизли чарам гламура научить не может? Тоже мне, самая умная волшебница столетия.       — Она румяна из крови делает, — хмыкает Пэнси, поднимая глаза к Дафне.       — А я думала, что ты, — поднимает в ухмылке край рта она.       Теодор закусывает щеки после такого высказывания, боясь, что Пэнси бурно отреагирует. Драко чуть поворачивает голову в сторону Паркинсон, ожидая, что она ответит на почти что обвинение. Только обвинение звучит слишком иронично, насмешливо и как-то… по-доброму?       — Я хотя бы не умываюсь утренней росой, а моя помада не из лепестков роз, — в её глазах вдруг появляется задорная искорка.       — Я предпочитаю помаду из лепестков пионов, если ты забыла, — мягко улыбается Дафна в ответ. — Розовый мне идёт больше.       Тео и Драко коротко переглядываются, недоумевая, что происходило парой секунд ранее. Это был обычный дружеский разговор. Впервые за лет десять. У Дафны и Пэнси.

***

      Грейнджер вещала очень долго и скучно что-то о том, как будет проходить Хэллоуин, и что им нужно успеть сделать за оставшиеся две недели. Что-то о том, что нужно решить с украшением Большого Зала, напитками и сладостями и чем-то ещё. С каких пор этим занимаются старосты?       — Спасибо старостам Гриффиндора и Когтеврана что пришли, несмотря на то, что сегодня у них был свободный от дежурств вечер. Старосты Пуффендуя и Слизерина, прошу остаться на дежурство.       Тео и Блейз переглядываются с кривыми ухмылками на лице от такой официальной речи. Они будто уже все устроились в Министерство, где Грейнджер, разумеется, была Министром Магии.       — От лица всех присутствующих благодарим Вас, Мисс Грейнджер, за такой точный отчёт, — фыркает Забини, сидящий за её спиной, в одном из кабинетов, который был предоставлен для собрания.       — Не паясничай, Забини, — молниеносно отвечает младшая Уизли.       — Да, Блейзи, не шали, — хмыкает Тео, стараясь сохранять самое ответственное лицо из всех возможных.       В ответ Джинни только цокает, а Гермиона закатывает глаза, скрещивая руки на груди.       — Госпожа староста сказала, что все свободны, — пробасил Блейз, оглядывая старост, которые будто вовсе никуда не торопились. Что, поболтать о насущном хотели? Если бы это было во время уроков, то Забини был бы не против, но в контексте позднего вечера любая задержка казалась катастрофической. А если учитывать, что сидит в этом кабинете он уже второй час… Эту нудность он больше бы не выдержал. Голдстейн дёрнул бровью, кинув недовольный взгляд в Забини, что-то тихо сказал Чанг, которая в ответ ему коротко кивнула. Энтони всегда был жутким зазнобой, пожалуй, даже хуже Драко, только вот он молчать не умел, а Голдстейн очень хорошо умалчивал все свои мысли. Наверное, поэтому он и был на Когтевране — умел вовремя закрыть рот, а где-то даже и не открывать.       — Спокойной ночи, ребята, — улыбнулась Чжоу, оглядывая всех. — Пустых вам коридоров.       Гермиона кивает ей, радушно улыбнувшись. Её внимание уже было обращено на Невилла и Джинни, подошедших к ней. Чанг, немного поникнув, уходит вслед за Голдстейном, неся свою тушу так, будто он новый Драко Малфой. Самопровозглашённый. Кретин. Блейзу почти хочется сказать ему что-то вслед.       — Ты ведь знаешь, мы всегда за тебя горой, только скажи, и мы им… — слышатся слова зыркающего в сторону Блейза Лонгботтома, который вдруг стал вторым Поттером и одним из главарей команды по защите Грейнджер.       Он даже не думает о том, чтобы подойти к ним и сказать парочку гадостей о том, что в случае чего, Грейнджер нужно будет защищать только от Поттера, который найдет на её задницу кучу проблем.       В паре метрах закручивается что-то несколько интереснее, чем очевидные фразы Грейнджер о том, что всё наверняка в порядке, а затем и утверждения рыжей о том, что это совсем не так. Обычный сценарий импровизированного старостата, который, чёрт его дери, стал еженедельным, а не хотя бы ежемесячным, лучше даже раз в семестр.       Краем глаза Блейз замечает Тео с улыбкой во все тридцать два разговаривавшего о чем-то с Элеонор Брэнстоун — старостой Пуффендуя. Бедная девочка, кажется, сейчас в обморок упадёт. Она выдавливает застенчивую улыбку, постоянно отводя глаза. Чёрт её пойми, может она и заигрывает, а может и совсем не хочет разговаривать, побаиваясь. Этот идиот раз в неделю болтает с ней перед дежурством и здоровается в коридорах, а она только смущённо смотрит и улыбается.       — Можем вместе сегодня подежурить, — вдруг выдаёт самый несчастный из всех обольстителей женских сердец.       Астория, которая тоже следила за разговором, удивлённо хлопает глазами.       — Тогда Макмиллану придётся дежурить одному, — робко пытается отстоять своё право на Нотта Астория. — Это не по правилам. Нельзя ведь дежурить одному.       — Так он не один будет. С тобой, — непонимающе отвечает Тео. Этому идиоту обязательно игнорировать то, что идёт к нему в руки само собой?       — Я не против, — откликается Эрни, сидящий чуть поодаль.       — А ты? — Тео выжидающе смотрит на Элеонор, которая немного тушуется, начиная пальцами мучать кончики своих длинных волос.       — Я тоже, — она неловко улыбается, поднимая к нему глаза. Тео облегченно улыбается.       Астория выпрямляет спину, гордо отводя глаза. Не говоря ни слова. Так в духе Гринграсс — промолчать. "Мужчину нельзя завоевывать". Блейза это всегда забавляло, завоевывать, не завоевывать, но вы хоть улыбнитесь, хоть сделайте маленький шажок, покажите заинтересованность. Если бы не его наблюдения за Дафной последние пару лет, конечно же с помощью наблюдательного кретина-Нотта, то так бы и не понял, как к ней хотя бы подойти. Малфою в этом вопросе повезло немного больше, почему-то Дафна в его сторону сама проявляла внимание. Хотя, может ей и помолвку с ним пообещали. Он ведь самый перспективный жених. Был когда-то.       — Тик-так, Гермиона, — подаёт голос Блейз, слишком увлекшийся чужим разговором. — Ты обсудила цвета скатертей и размеры тыкв?       — Да, Блейз, — устало отвечает она. — Старосты уже могут идти, мы скоро подойдём.

***

      Теодор сегодня вдруг стал очень ответственным в вопросе дежурства, совсем позабыв о своём «скорейшем отстранении». Когда Забини встретил его и Элеонор в коридоре в конце дежурства, Нотт заявил, что они не прошли ещё одну секцию. Даже Блейз с невыносимо педантичной Грейнджер уже закончили тщательный осмотр коридоров.       Неужели у него задался разговор настолько, что он даже не побежит проведать Пэнс перед сном или куда он там обычно торопился после дежурства.       — Что я делаю не так? — вдруг выпалила Астория, которую он встретил десятью минутами ранее идущей в одиночестве в сторону подземелий. Макмиллан даже не удосужился её проводить. Хотя Блейз сам сегодня тоже не стал провожать Грейнджер до гостиной, но только потому, что та сама попросила об этом.       — Что? — переспросил он, не особо поняв такой внезапный вопрос.       — Почему ни один парень не обращает на меня внимания? — неуверенно спрашивает она, понимая, что разговор не вполне уместен. Но непонимание было сильнее неё, а ещё сильнее была невозможность это с кем-то обсудить.       — Дафна говорила, что тобой многие интересуются, — пожимает плечами Блейз.       — Кто? Вейзи? — фыркает она. — Он не считается.       — Так он же парень.       — Не такой, — Астория начинает нервно покручивать пальцы одной кисти другой.       — Да нет же, вполне себе парень. Я в душевой видел, — хмыкает он, плывя в улыбке.       — Я имею в виду, что он не такой, как ты или Драко, или Теодор, — смущаясь от замечания Блейза, отвечает та.       — Так я тебя поздравляю, что не такой. Это отлично, — ободряет он её, не особо разделяя разочарования девушки.       — Он не такой воспитанный, понимаешь? То есть, меня воротит от того, как он ест, как ходит, как говорит. Даже не открывает дверь! Не говоря уже о других элементарных вещах…       — Воспитанность или её отсутствие не делает человека плохим, — пожимает плечами Блейз. — Также как и внешность, если мы говорим о Вейзи…       Что она вообще хотела услышать? Обсудить? Они хоть и знакомы большую часть жизни, но именно разговаривали от силы несколько раз, не считая перекидываний парой слов о старостате или о ещё какой-то официальной ерунде. Она просила совет? Что она делает не так? Да откуда это он знает.       — Тогда почему Дафна? — вдруг в её голосе звучит какая-то обида, даже злость, которую она себе никогда не позволяла. Он в целом редко наблюдал в Астории какие-то эмоции, скорее всего, это было связано с тем, что Асторию он вообще редко замечал, не говоря уже о наблюдении.       Это уже переходит определенную грань их «приятельских» отношений. Возможно, ей показалось, что он со всеми всегда и обо всём поговорить любитель. Блейз был любителем поговорить на любые темы, кроме него самого. Эти разговоры были всегда исключительно для Тео и Драко. Иногда для Пэнс, но и та такую честь получала исключительно редко.       — Так, Астория, послушай, мы с тобой не друзья, — строго отвечает ей Блейз, что для неё стало какой-то новой интонацией в его голосе. — Всё, что я могу тебе сказать, — ты это ты, в тебе нет никаких проблем. «Чистая кровь», — Блейз громогласно объявляет пароль, жестом указывая на то, чтобы Астория вошла в гостиную.       Астория входит, чуть сжавшись от таких слов Забини. Она будто чувствовала себя виноватой в том, что просто начала этот разговор.       — Извини, — поджимает губы она, оборачиваясь к входящему следом Блейзу.       — Всё в порядке, — старается мягко улыбнуться он. — Я надеюсь, что мы с тобой больше не вернёмся к этому разговору. Я не твоя подружка, а мне и своих подружек хватает.       — Я поняла, прости ещё раз, — он уже слышал, как её воспитание сгрызает её всю изнутри. Но он точно по-другому не мог. Чего она ждала? От кого она этого ждала, в конце концов. Да, возможно, если с Асторией что-то случится – он наверняка поможет, как и Тео, как и Драко, своеобразная дань обществу «своих», но говорить о её проблемах – было чересчур. А уж рассказывать, почему он таскается за Дафной – выше всяких «чересчур».       — Доброй ночи, — напоследок улыбается он, поворачивая в другой коридор, ведущий в комнаты мальчиков.       В их комнате было пусто. Ни Драко, ни Пэнси, ни Драко с Пэнси он не наблюдал. Очень интересно. А ведь они прекрасно знали, что сегодня в комнате их с Тео не будет, Грейнджер за ужином ясно дала это понять. Очень интересно.

***

       Вечер выдался сложнее обычного. Паркинсон после ужина скрутилась в большой комок головной боли, отказывающийся идти в больничное крыло. Пэнси и её различные недуги стали какой-то нормой, которая ни для кого не была «нормальной». Всё её тело будто выходило из строя, как пошутил однажды Забини. То боли в желудке, сопровождающиеся рвотой, то бессонница, которую она проводила исключительно с ними, то раскалывающаяся голова и прочие помутнения. Редко помогали их подручные зелья, а в больничное крыло она категорически отказывалась идти.       Для Драко же отправление Пэнси к Мадам Помфри обозначало наконец-то спокойный вечер, в который он не будет ломать голову над тем, как ей помочь.       Долгие уговоры, попытки доказать, что зелье спокойствия на этот раз ей не поможет, а его кисти не наделены волшебными свойствами, чтобы от каждого касания ими по её макушке боль хотя бы чуть-чуть уходила. Только когда она наконец не смогла это больше терпеть, а слёзы предательски полились из глаз, Пэнси наконец сдалась, попросив проводить её до крыла.       На всё это было потрачено полтора часа его возможного спокойствия, в которые Драко мог бы насладиться тишиной. Её оставили там на ночь. Пэнси просила, чтобы её отпустили, или чтобы хотя бы Малфою позволили остаться. Большего счастья, чем: «Мистер Малфой, покиньте крыло» с ним не случалось за последний месяц.       Сразу после больничного крыла он и пошёл на поиски своего одиночества и личного пространства. На Астрономическую Башню, в которой ему не помешают ни Тео с Блейзом, которые как раз должны были возвращаться с дежурства, ни Пэнси в больничным крыле, ни профессора, которые наверняка бы его нашли, если бы он пошёл в другое место.       Весь месяц он мог выбираться в обсерваторию Астрономической Башни только по ночам, когда парни уже спали. Будь это вечер, Пэнси бы просто не упустила возможность остаться вдвоём и пошла бы следом, обязательно начав болтать без умолку, как только бы они пришли в башню. Будто тишина для неё что-то страшное и пугающее. А Блейз просто пошёл бы следом, вдруг решив, что Драко наверняка сбросится с этой башни в тот же вечер.       Малфой вообще считал самоубийство слабостью, которую, как он уже понял, нельзя допускать даже в мыслях. Его не сломали, он просто немного устал. Устал так, будто по нему пробежало стадо кентавров, — ерунда. Так что с башни он сбрасываться точно не планировал.       Понимал это только Тео, как ни странно. Молча, со злобой и отрицанием этого понимания, знает, что чувствуют они примерно одно. Жизнь идёт дальше, а собственная смерть — упущенные возможности, за которые пока ещё стоит побороться.       Как минимум два раза в неделю Драко сбегал, когда время было далеко за полночь. Заранее он не пил снотворные зелья, прописанные колдомедиком. Кажется, без них он бы прожил без сна черт знает сколько. В одну из таких ночей Тео проснулся, когда Драко рылся в своих вещах в поиске сигарет:       — Ты куда? — шёпотом спросил Тео, который даже глаза до конца не мог раскрыть.       — Курить. — так же шепотом ответил он.       — О, — Нотт, еле соображая, начал подниматься с кровати. — Я тогда тоже.       Тео ежился, плотнее укутываясь в плед, который зачем-то захватил с собой на выходе. Весь путь до Астрономической Башни они преодолели молча. Также молча Нотт просидел с ним рядом, закручивая траву в пергамент. Драко ему ни слова не сказал, потому полагал, что так и будет. Теодор особенно с ним не разговаривал никогда, но в последнее время их диалоги сократились до того, что они общались исключительно в компании Блейза и Пэнси.       — Просто я сказал Пэнс, что бросил, — вдруг объяснился Нотт. — А дежурил с Голдстейном. Сам понимаешь, не лучшая компания.       — Вообще-то, я буду колдомедиком, а что тебе светит, Малфой? — попытался передразнить Голдстейна Драко.       — Нет, он не так разговаривает, — Тео чуть скривил рот и утрированно высоко поднял брови. — Вооообще-тоооо, Я буду колдомедиком, а что ТЕБЕ светит, Мааалфой?       Драко даже улыбнулся от такой правдивой пародии на старосту Когтеврана на одном из недавних уроков по зельеварению, на котором Драко позволил себе «наглость» поправить его чуть раньше, чем успела сделать это Грейнджер.       Он бы даже мог звать Теодора с собой. Он не докучал, сидел рядом молча, сам поощряя своё нездоровое пристрастие к этой дряни. О чём-то думал и уходил. Отличный компаньон для подобного рода вылазок, которые случились с ними всего дважды.       Звёзды всегда расслабляли после каждого прожитого дня в этом цирке уродов, ночь изолировала от внешнего мира. Тишина такая… гробовая. Только Ива шумит. Единственное, что может вернуть к реальности — это редкие звуки, пробивающиеся сквозь темноту, и холодный ветер.       Выкурить здесь вторую, может и третью сигарету за день, потому что бросает эту дурную привычку, которая совершенно не помогает, а только отдаёт в легкие странную тяжесть.       Подумать о счастливом будущем, где не нужно игнорировать газеты, где не нужно просчитывать наперёд выход в свет, где не нужно растрачивать отвратительно большие суммы на благотворительность, чтобы просто показать, что его семья — не семья монстров, желающая истребить половину Волшебной Британии.       Жизнь даже хороша, если на неё посмотреть чуть иначе. Если абстрагироваться от завтрашнего, вчерашнего, да в целом любого дня последних и будущих лет двух. В этом мире у него всё ещё есть преимущества: внешность, интеллект, деньги в избытке. Только вот репутации больше нет никакой.       Хотя всегда можно жениться на какой-нибудь Гринграсс, желательно сразу после школы, стать примерным семьянином, заиметь ребенка. Вот, для общества он уже не потерян, даже какой-нибудь бизнес пойдёт в гору. Конечно пойдёт, если он женится на девушке с фамилией Гринграсс.       План был бы отличным, просто замечательным, если бы он умел терпеть рядом кого-то больше двух недель, кроме Пэнс. Наверное, это и есть любовь: пытаться заботиться, порой даже переживать, помогать, позволять себя любить, никуда не убегая. Наверное, сейчас у них, что называется, притирка. А если Паркинсон научится не говорить ему практически всё, что находится у неё в голове, то цена ей будет пара миллионов, не меньше. Сам он её не бросит. Не сможет. Знает, чем это грозит.       — Малфой? — он закатывает глаза, как только слышит голос, вырвавший его из мыслей. — Почему ты не в комнате после отбоя? Это прямое нарушение правил, минус…       — А ты? — равнодушно отзывается он, поворачивая голову. Её волосы собраны в пучок. В темноте он в жизни бы не узнал Грейнджер с собранными волосами, если бы не её голос с этой профессорской интонацией.       — А я староста, если ты забыл, — чеканит она, скрещивая руки на груди. — Минус двадцать очков Слизерину.       — Думаешь, не мало? — ухмыляется Драко. Его веселила убежденность Грейнджер в том, что этим всё ещё можно напугать кого-то с их курса.       — Да, маловато, — вскидывает нос. — Минус ещё двадцать очков.       — Не мелочись, давай сразу сто, — он делает затяжку, нарочно выдыхая как можно больше дыма.       — Если ты продолжишь, то пойдём к директору, — вдруг в её голосе сквозит усталость, а поза немного расслабляется. Больше не такая собранная. Будто прямо сейчас она сдалась этой бессмыслице.       — Просто иди в комнату, и мы забудем об этой встрече.       — Я не пойду, — пожимает плечами Малфой, обратно разворачиваясь к периллам «балкона».       — Давай обойдемся без этого? — выдыхает Грейнджер, раздражённо делая пару шагов к середине помещения. — Давай я сделаю вид, что ты мне очень сильно надоел, я очень сильно злюсь, ты меня довёл, и ты счастливый пойдешь в комнату.       Она слишком хорошо знала такой сценарий. Сейчас он начнёт швыряться ядом, только чтобы разозлить её, будет действовать на нервы, пока Гермиона наконец не скажет что-то о том, что он в принципе своём пустое место. Потом Малфой уйдёт, фыркнув что-то о её грязи. Она просто сократила этот долгий и бессмысленный разговор.       — Нет, ты не поняла, Грейнджер, — ухмыляется он, чуть поворачиваясь к ней. — Напомню ещё раз, главная цель в моей жизни не заключается в том, чтоб надоедать тебе. Я здесь останусь, потому что хочу. Пока, Грейнджер, увидимся завтра на уроках.       Гермиона на пару секунд даже растерялась: это не то, что сейчас она ожидала услышать. Абсолютно не свойственная для Малфоя связная речь без оскорблений. Она могла бы зацепиться за то, что якобы мир не крутится вокруг неё, но ведь она сейчас начала первая. Мерлин, Гермиона начала первая. Она оборонялась от него даже когда он особо ничего и не говорил. Маразм.       Конечно, манера Малфою свойственная — надменная, даже где-то грубая в высказываниях, но не враждебная. Но смысл был будто не из его головы, точно из чьей-то чужой.       — Почему должна уйти я? — опять она перенимает его роль на себя. — Я здесь почти всегда после дежурства, значит, это моё место.       Годрик, Гермиона, что ты несешь? Она чуть не зажмуривается от той ерунды, которая летит из её рта. Они ведь не на первом курсе, что значит «это моё место, потому что я его первая нашла».       — А я здесь почти каждую ночь, — он кидает в неё короткий насмешливый взгляд, еле сдерживая свой оскал, — долго будем препираться? Просто оставь этот вечер мне, завтра мы опять здесь не встретимся.       — Извини за откровения, — она не может управиться со своей интонацией, говоря как-то слишком претенциозно, — у меня был тяжелый день, мне необходим отдых здесь. В одиночестве.       Драко фыркает, оборачиваясь к открывающемуся с башни пейзажу.       — Мне вообще-то наплевать какой у тебя был день, — он на пару секунд замолкает, наконец ухмыляясь. Тут Гермиона видит, как он снова превращается в себя, незаметно выпрямляя спину и поправляя волосы. Оборотни, наверное, и те выглядят приятнее в своём обращении. — Ну, раз уж героиня войны устала от того, что все её слишком сильно любят, то, разумеется, я уступлю ей этот вечер. Тебе, Грейнджер, должно быть тяжело, да? Ой, извини, не буду докучать.       Он разворачивается на каблуках, делая несколько шагов в её сторону, всё ещё уверенно держа дистанцию. Она поторопилась с тем, что главная идиотка здесь она. Она просто привыкла обороняться. Но он ведь и не нападал, просто наконец сказал то, чего она своим тоном почти требовала. Но ведь она не требовала этого! То, что он сейчас сказал, было куда хуже всех оскорблений когда-либо летящих из его рта. Да что он вообще знал!       — Да, Малфой, я устала, — говорит чуть громче проходящему мимо неё слизеринцу. — Меня никто не жалеет в отличие от тебя.       Гермиона в конце августа ненароком подслушала разговор МакГонагалл с человеком из министерства. Он настаивал на Мунго для некоторых учеников, во избежание некоторых… нюансов: «Мы пытались предложить помощь Драко Малфою, Теодору Нотту и Винсенту Крэббу. Молодые люди категорически отказались… Девочка?.. А, Пэнси Паркинсон. Разумеется, тоже нет».       Потом с ним разговаривал Слизнорт, потом МакГонагалл. Всех он чуть ли не посылал. По рассказам Джинни, разумеется. А откуда она знала, уже было не так важно. «Ни стыда, ни совести! Гермиона, ну как так можно? Им ведь дают шанс!»       Драко останавливается, кидая в неё взгляд из-за плеча. Самый злой и обжигающий из всех, что она видела в его арсенале. Особенно в последнее время, когда он выглядел просто равнодушным.       — Если ты считаешь, что меня хоть кто-то жалеет, то ты глубоко ошибаешься, — медленно проговаривает он так, чтоб его слова долетали точно до её ушей. — Поплачься Поттеру или кому там? Уизли? Слабость перед знаменитыми парнями?       Чёрт, кажется нет в мире ни одного человека, который бы не читал эту статью. Даже Малфой, которого летом никто не видел вне судебных залов.       Как прозаично, он всегда знал на что надавить, совершенно не зная её саму. Или настолько прозрачно ясным было то, что Гермионе не хотелось, чтоб её ассоциировали исключительно с её будущим мужем или с настоящим молодым человеком. Не с тем, что она сделала в том году, а просто с каким-то парнем… Таким же по весу в этой поганой гонке за крестражами!       — Ты не понимаешь! — почти кричит она ему вслед.       Он почти смог уйти. Почти смог. Если бы не её: «ты не понимаешь». Нет, это она не понимает. Салазар, он всерьез думал, что Грейнджер… Не такая? Точно такая же, как и все.       — Нет, Грейнджер, я прекрасно понимаю, — он разворачивается, чтобы вернуться и вбить в её тупую голову элементарные вещи. — Что, недовольна тем, что теперь всё летит к твоим ногам, а место в министерстве дожидается? Недовольна всеобщей любовью и обожанием? Надеюсь, ты поймёшь, какая тяжелая ноша свалилась на твои плечи.       Он не кричит, говорит размеренно, только каждое слово почти выплёвывает. Голос не повышался ни на тон, а глаза брезгливо пробежались по ней. Ей точно нечего ответить на это, потому что это правда. Самая что ни на есть настоящая правда, которую ей нужно преподнести на блюдце, потому что она просто зажралась.       — Ты хоть представляешь, через что я прошла ради этого всего? Это не свалилось на мои плечи, я это заслужила! — кажется, он снова попал в точку. Её это злит, она сама так думает, убеждая саму себя в том, что заслужила. Ей, наверное, подобное говорят каждый день, но почему-то доказать она решила ему. — В то время как ты беззаботно жил!       — А, тогда мне тебя пожалеть нужно? — удивлённо вскидывает бровь он. — У тебя определенно слабость перед знаменитыми парнями.       — Что ты несешь? — повторяет она за ним, чуть сбавив пыл.       — А ты? — кривит губы Малфой, — Думай, о чем говоришь.       Он разворачивается, спрятав руки в карманы, и уходит с прямой спиной. Размеренно шагает. Старательно делает вид, что его ни капли не задели её слова.       «В то время, как ты беззаботно жил». Беззаботно? Она так всерьез считает? Его задело это только потому, что она первая, кто сказал это вслух, прямо в лицо. Остальные лишь шептались, кидая в них осуждающие взгляды, а иногда и вовсе оскорбления, как в Косом переулке. Только она сказала. Только вот откуда она взяла идею того, что их все жалеют, Драко так и не понял.       Возможно, так случилось из-за МакГонагалл, которая, по всей видимости, проникалась жалостью к ним слишком часто, что казалось странным. Ведь на её лице всегда раньше читалось: «он не исправим». Кажется, что-то в ней проснулось. Лучше бы дальше спало, ведь нужно так много сил на то, чтобы восхищаться Мальчиком-который-к-сожалению-выжил и его распрекрасными друзьями.       Этот вечер можно было официально считать вечером слабости Малфоя, за что он начал корить себя сразу же. Он не должен был так остро реагировать на фразу о том, что она устала. Ему вдруг стало обидно, что она устала от того, что теперь ему может только сниться. Она устала от его прежней жизни, к которой ему бы жутко хотелось вернуться. Раз она так устала, то пускай отдаст хоть капельку того, что имеет.       А это её «ты не понимаешь!» такое знакомое и забавное, будто никто никогда не испытывал душевных терзаний или чего там.       Неправильным было наседать на неё, она точно поняла, что это была зависть. Грейнджер хоть и идиотка, но умная идиотка. Одна из умнейших идиоток.       Чёрт с ней. Наверняка завтра она уже и думать забудет об этом разговоре. Ей должно быть плевать на простых смертных.

***

      — А как твоё имя сокращается? — спрашивает Теодор, когда Элеонор снова замолкает, а диалог никак не клеится.       — Иногда Нора, но мне не нравится, — пожимает плечами она, — мне больше нравится моё полное имя. Вот, как твоё, например, тоже очень красивое, если его не сокращать.       — Интересно, — ухмыляется Тео. — Была бы ты «Элео», было бы забавно.       — Это даже хуже, чем Нора, — кривится та, улыбаясь так открыто, по-доброму. — Но если хочешь, можешь звать меня так.       — Не думал, что наши отношения будут иметь такое быстрое развитие, — хмыкает он, чуть косясь в её сторону. Будто ждёт какой-то колкости в ответ, шутки или чего-то такого.       Элеонора чуть смущается, опять улыбаясь, тупя глаза в пол. Мерлин, неужели она правда такая тихая? Даже не съязвит в ответ. Что за девчонки пошли…       — Ты не против, если я покурю? — спрашивает он, завидев окно в одном из углублений коридора. Шанса покурить сегодня точно больше не выпадет, Блейз только вернулся в комнату, а Пэнси могла остаться у них на ночь. Легче было поставить в комнате четвертую кровать, чем иногда по утрам просыпаться от залетевшей в комнату Паркинсон, потому что та оставила вечером у них бутылёк с мазью от морщин. От каких морщин он правда так и не понял.       — Это же против правил, — хмурится она. — А если Филч увидит? Или вообще кто-то из профессоров.       — Я был уверен, что пуффендуйцы только по рассказам такие, — вскидывает бровь он. — Можем до теплицы дойти, если тебе будет так легче.       — Они ведь закрыты, — непонимающе поднимает она на него свои глаза.       — Ну, да, — улыбается Теодор, — только теплицы никому не нужны. Легко открыть алохоморой.       — Это как-то… Слишком, — прикусывает губу она. В точности как Пэнс. Да когда эти поганые сравнения в его голове прекратятся?       — Тогда я просто провожу тебя до гостиной, — пожимает плечами, понимая всю бессмысленность уговоров.       — Нет, пойдём в теплицу, — вдруг в ней просыпается немного смелости. Неужели пытается понравиться? — Никогда не была там поздним вечером.       Теодор расплывается в почти довольной улыбке. Всё-таки в ней было что-то кроме внешности. Элеонор была интересна в своей чистоте, если можно было так вообще сказать. «Чистота» здесь не вульгарность, а скорее что-то эфемерное. Будто в своей жизни она не то, что дерьма не ела, а даже не пробовала. Она была не избита тем, что происходило. Скорее всего даже не выходила на битву, укрываясь в одном из подвалов или где там вообще прятались нежелающие «воевать».       И он рад, что она не видела этого. Он рад, что мир развалился у не самого большого количества людей. Казалось, она даже пары Кэрроу не посещала. Если бы посещала, то и выражение лица у неё было немного другое, а глаза бы не были такими наивными. И вся она не была бы такой... Доверчивой? Безусловно, доверчивой. Будь с ней не Тео, а кто-то другой — никто бы не знал, чем это может закончиться. Особенно для такой.       Если Паркинсон — отчаяние, огромные лисьи глаза, из которых вот-вот польются слёзы, прямая спина и острые каблуки, которыми она уже может человеку голову расколоть, если придётся. Пэнс — это зависть, быть лучше, сильнее, красивее, желание сбить спесь со всех, кто только подумает, что хоть в чём-то лучше, чем она.       Элеонор больше похожа на надежду, на возможность светлого будущего. У таких всё сразу на лице написано, у таких уголки губ не опущены с шестнадцати лет, у таких щеки ещё розовые, а кожа не отдаёт серым. Здесь не нужно быть отличным психологом, чтобы что-то понять. Она даже смущается, стесняется, неловко тупит глаза, неумело заправляет волосы за ухо. Ещё она, очевидно, добрая, наверное, зверей любит, какие там ещё качества у пуффендуйцев?       Весь путь до теплиц Теодор, как ему показалось, разговаривал сам с собой. Рассказывал какие-то истории о ночных вылазках с Блейзом, как иногда им было весело проводить время всем вместе. До курса пятого. Всё, что было после пятого курса, он уверенно старался умалчивать. Пускай её картина мира о Хогвартсе не ломается. Он даже понятия не имел, как выглядит её картина мира.       Как и предполагалось, дверь легко открылась заклинанием. Профессора считали, что студентам незачем бегать по ночам в теплицы, а жаль. Очень зря, между прочим.       Элеонор заинтересованно оглядывает закрывшиеся бутоны цветов, разглядывает спящие растения почти что с щенячьи восторгом, который у Теодора был лет до тринадцати. Сады Миссис Малфой тогда производили на него неизгладимое впечатление, о котором хотелось рассказать всем, но слушал его только Блейз.       Тео не стал долго наблюдать за Элеонор, принявшись наконец делать косяк, о котором думал с завтрака. Первый был выкурен с самого утра, пока парни собирались на пары, начищая ботинки и занимаясь ещё какой-то посредственной ерундой, на которую Теодор тратил куда меньше времени. Не было у него необходимости в том, чтобы в туфлях видеть своё отражение, а волосы лежали хотя бы в каком-то подобии прически. А накрахмаленный воротничок и блестящие запонки он просто терпеть не мог.       — Что это? — спрашивает она, усевшись на стол.       — Маггловская травка, — хмыкает Тео, — что-то воде того, если курить любисток.       — Который в «Дурманящем зелье»? — удивляется она. Он будто разговаривал с вечно удивленным ребенком, для которого всё в новинку.       — Разумеется, не просто так же он там, — говорит Тео так, будто это что-то само собой разумеющееся. — МакМиллан же его часто курит, разве нет? Или он весь состав засушивает. Я так и не понял, честно говоря.       — Правда? — опять удивленный тон.       — А ты не знала? Мы с ним на дежур… — он запинается на секунду, задумываясь, насколько ей нужно это знать. — Неважно, впрочем.       Она хихикает, возвращая глаза к всевозможным растениям.       — Здорово, что ты привёл меня сюда, — оглядывает Элеонор теплицы ещё раз. — Не знаю, когда бы я ещё увидела спящую природу во всём объеме.       — Это не весь объём, — выдыхает дым он, — была в гостиной Слизерина?       — Нет, разумеется, — смущённо улыбается она, — нельзя ведь в гостиные других факультетов.       А что ей вообще можно было в Хогвартсе? Учиться и сидеть в своей гостиной, не выходя за её пределы после отбоя? Чем она вообще занималась в свободное время? Цветы заколдовывала и рассаживала?       — Как-нибудь покажу, — Теодор задерживает дым в легких на какое-то время и продолжает. — Спящее озеро тоже очень, знаешь ли, занимательное. Ещё Астрономическая башня. Тоже очень увлекательно.       — Ты любишь природу? — воодушевлённо спрашивает Элеонор, подвигаясь чуть ближе.       — Я от неё, в какой-то степени, зависим, — улыбается Теодор, обращая её внимание к завернутому косяку.       — А можно я… Попробую? — она весело закусывает нижнюю губу, с интересом смотря на Тео. Наступает момент морально-этического выбора.       — Я даже не знаю… — задумывается он. — Во всяком случае, хуже не будет. Ты когда-нибудь курила?       Мерлин, разумеется, не курила. Этот вопрос даже можно было не задавать. С одной стороны, она ведь уже совершеннолетняя и это её выбор, что ей делать. А с другой, ему казалось, что он склоняет её к подобному «непотребству». Но хуже стать не должно, может даже лучше. В конце концов, он что, зря с ней разговаривал целый месяц? Может, немного расслабится и уже расскажет о себе что-то более, чем фактически ничего и что у неё есть жаба по имени «Фриски».       — Да, я пробовала, — очень важно заявляет Элеонор. — Пару раз.       Теодор старается не засмеяться. Она ведь могла просто сказать «нет», а за это он бы только пожал ей руку.       — Вдыхаешь и задерживаешь на секунд десять в легких, — он протягивает ей в руку косяк. Ох, конечно, короткие ногти и светло-голубой цвет на ногтях. Как то платье Пэнс, когда они «познакомились». Он уже начал чувствовать расслабление, начинающее течь по мышцам.       Элеонор уверенно делает затяжку и, удивительно, даже умудряется загнать дым в легкие. Ладно, он полагал, что уже в этот момент она бросит эту идею. Смотрит на него, видимо ожидая команду, когда можно будет выдохнуть.       — Выдыхай уже, — чуть качает головой Тео, стараясь не захохотать от того, как она выдыхает дым, начиная кашлять. — Хорошо держалась.       Элеонор заинтересовал эффект, который должен случиться, так что, ещё несколько затяжек ею было сделано из «научного интереса», как Теодор это быстро обозвал. Сомнительная, конечно, наука.       Он так и не смог узнать, действительно ли она почувствовала эффект или просто нашла для себя повод чуть развязать язык и расслабиться. Возможно, просто убедила себя в том, что чувствует. Теодор же через двадцать минут их разговора ни о чём уже начал чувствовать легкую смешливость, обострение некоторых чувств, а в особенности — осязание.       Он сел рядом с ней на стол, закинув на него ноги. Под руками чувствовалась шершавая текстура нелакированного стола, который он никак не мог перестать трогать. Вот бы всегда быть таким обостренным ко всему вокруг. Вот бы всегда чувствовать всё в пару раз сильнее. Вот бы мир всегда был несколько ярче, а эмоций несколько больше. Будь его воля, он бы никогда не уходил из этого состояния.       — И часто ты так? — Элеонор откинулась на прямые руки, заведенные за спину.       — Каждый день, — пожимает плечами он. — Моей подруге, ну, ты её знаешь, Пэнси Паркинсон, это категорически не нравится. Знаешь, что она говорит? — Теодор скривил губы в манере Пэнси, подняв одну сторону губ в оскале, а брови зло вскинул вверх, — «Нотт, ты скоро импотентом станешь! Ты наркоман, идиот! Это не спасение!», — и всё это он говорил невероятно пискляво, невероятно утрированно, что ему даже стало немного стыдно.       — Очень похоже! — сквозь заливистый смех с трудом выговорила Элеонор. — А от чего спасение? — она не прекращала заинтересованно улыбаться, глядя на него. Наконец-то она хотя бы хохочет, а не смущенно хихикает себе под нос.       — Да я уже не знаю, — смеётся Теодор, понимая, что сам уже не знает, от чего бежит. — Может от неё, может от себя, может от отца, а может вообще от Воланд-де-Морта. — Теодор не перестаёт хохотать, а после последнего смеётся только громче. Почему-то сейчас всё казалось таким незначительным и несуществующим. Он ещё днём бы разрыдался, если произнес все эти слова в одном предложении. Или просто сломал бы всё вокруг, как тогда, после… Казни.       — Да уж, не знаю кто страшнее, Тот-Кого-Нельзя-Называть или Паркинсон! — поддерживает его веселье она, а лицо Теодора становится капельку серьезнее.       — Она не страшная. Очень красивая, чтоб ты знала. Самая красивая.       — А я? — лукаво улыбается Элеонор, а у Теодора почти вырывается «не такая красивая».       — Ты тоже красивая. Все девушки красивые, — философски заключает Нотт, нарочно загадочно смотря в даль.       — Ты тоже красивый, — внимательно смотрит она на него. — Не понимаю, почему этого не говорят парням. Ты даже красивее Малфоя, я вообще не знаю, почему все девчонки расстроились, когда узнали, что он встречается с этой стервой.       — «Эта стерва» всё ещё моя подруга, — чуть осекает Элеонор Тео. — А Малфой всё ещё завидный жених?       Эти бессмысленные разговоры о школе вызывали какой-то трепет. Будто всё в самом деле хорошо, а он самый обычный школьник, невзаимно влюблённый в одну из самых красивых девчонок. Такими должны были быть все его разговоры в стенах Хогвартса. Кто самый завидный жених и почему это не он, почему его пассия стерва, а красавчик — мудак.       — Конечно, у него ведь целое состояние и такое «прекрасное личико», — на последнем Элеонор забавно кривит лицо. — Был бы завиднее, если бы не…       — Ну, тогда я тоже завидный жених, по таким критериям, — ухмыляется Теодор, перебивая её, чтобы не сказала того, что ему слышать не хотелось. Он обычный студент, она обычная студентка и за плечами нет никакого груза. Он чуть настойчивее настраивает зрительный контакт, из появившегося интереса. Всё это дежурство можно было назвать «появившийся интерес».       — Все считают тебя странным и… Немного пугающим, прости, — она старается не отвечать внимательно изучающим её синим блюдцам. — Я рассказала Эллине, наверняка не знаешь, она сказала, что ты «мутный».       — Прости, а что ты ей рассказала? — непонимающе усмехается он. Ведь рассказывать было совершенно не о чем: он болтал с ней перед дежурством, и то, это было сложно назвать «болтал», потому что постоянно задавал какие-то дурацкие вопросы. Забини над ним посмеивался каждый раз, заверяя, что Тео совсем разучился с девушками, которых не зовут Пэнси Паркинсон.       — Что ты заинтересован мной… — неловко отвечает она. — Глупость, конечно, но это приятно.       — Я рад, что это приятно, — улыбается Тео, не особо понимая, как на такое вообще можно отреагировать иначе. Девушки все такие проницательные, или это он и правда совсем не умеет с ними общаться? Умел ведь, очень даже неплохо. Года два назад. — Может пойдём уже?       — Куда? — воодушевлённо спрашивает та.       — Провожу тебя до гостиной, — посмеивается он. — На сегодня природы достаточно.       Поднятие для Элеонор стало несколько сложнее, чем ожидалось. Лёгкая слабость и приподнятое настроение давали о себе знать. Всё-таки интересно, не придумала ли она себе это опьянение. Если придумала, то было бы отлично.       Она чуть кривовато переставляла ноги, от чего порой даже запиналась. Нет, она точно это себе придумала.       Теодор, как вроде бы воспитанный парень, предложил взять его под руку, чтобы путь был легче и несколько приятнее, ведь касания сейчас были чуть острее. Вообще-то он не любил касания других людей, которые были слишком далеки от того, чтобы называться хотя бы «приятелями», но сейчас… Тепло пальцев на предплечье было почти обжигающим, забавно. Только не хватало ногтей, цепляющихся за рубашку. Не хватало уверенной, выверенной походки рядом. Её всегда не хватало в такие моменты.       В чём бы Теодор себя не убеждал, что бы он не старался игнорировать в себе, задушить, вывести, она была всегда. С попаданием дыма в легкие, она приходила в его голову. Всегда рыдающая и испуганная. Мерлин, уже ведь так поздно. Они даже не увидятся перед сном. Если повезёт, то только заметит её черную макушку, торчащую из-под малфоевского одеяла.       — О чём думаешь? — пробивает тишину высокий девичий голос, когда путь, по его подсчетам, был почти преодолён.       — О том, как я объясню профессорам, почему мы так поздно идём по замку.       — А я о Хэллоуине, — отвечает Элеонор воодушевлённо. — Ты ведь придешь на вечеринку после официальной части? Будет здорово.       — У нас были другие планы на этот день, — довольно закатывает глаза Тео, предвкушая «их» вечер в гостиной Слизерина. Они там точно будут одни. Все вместе.       — Ты не любишь веселиться? — смеётся она, всё ещё считая, что отпускать начать еще не должно.       — У меня другое понимание веселья, — Тео старается улыбнуться, но улыбка получается слишком грустной и вымученной.       — Я была бы рада, если бы ты пришёл, — останавливается Элеонор перед входом в гостиную, который Теодор бы и не заметил. — Спасибо за вечер.       — Тебе спасибо.       Она не разворачивается, стоит напротив, будто чего-то ждёт. По всем правилам, ему бы её поцеловать на прощание, чтобы образ приятного парня хоть как-то закоренился у неё в голове. Если он сейчас так не сделает, то она наверняка расстроится, да, пожалуй, следует.       Голова Теодора чуть опускается вниз, а плечи горбятся. Она, кстати, чуть выше Паркинсон, тянется в ответ, а внутри него ничего не случается. Это не что-то необходимое, просто что-то даже не совсем приятное. Губы соприкасаются и всё ещё ничего. Короткий, совсем невинный поцелуй, не имеющий продолжения. Всё не так.       Он отстраняется довольно быстро, сразу же выпрямляя спину, а Элеонор требуется ещё миллисекунда, чтобы опомниться и перестать тянуться к нему. Дальше случается то, от чего Теодору следовало бы провалиться под землю и мигом отрезветь. Самое худшее, что могла сказать девчонка.       — Не думала, что мой первый поцелуй будет таким, — румянец на её щеках становится ярче, его даже можно заметить с тусклым освещением свечей в коридорах. Мерлин, лучше бы она дальше молчала.       — Я тоже, — брови Теодора хмурятся сами собой, а ноги почти готовы убежать с места. — Доброй ночи.       Он разворачивается на каблуках ботинок и разве что не бежит в комнату.

***

      — Пропустите завтрак, идиоты, — громкий голос Драко сработал, как отбойный молоток. А потом и хлопок дверью стал не менее громким ударом по голове.       — Куда он? — прохрипел Теодор, разлепляя глаза.       — Тсчш, — прошипел Забини, отворачиваясь лицом к стене.       Самое противное в Блейзе было его отчаянное желание игнорировать существование подъема по утрам. Он будто считал, что если не откроет глаза, то и утро не начнется, а время вовсе замрёт.       Каждое утро одно и тоже: недовольный из-за будильников Блейз, которого нужно обязательно будить, потом из-за него же опаздывать на завтрак. Теодор уже хотел отказаться от того, чтобы вообще пытаться будить Блейза. Но хуже утреннего Забини, только голодный.       — Доброе утро, Дафна, — как мог весело пропел Теодор, обращая внимание Забини на себя.       Реакция не заставила себя долго ждать, бедолага Блейз почти подскочил на месте, садясь на кровати и забавно прикрывая торс одеялом. Только после того, как ему всё-таки удалось разлепить глаза, он осознал всю мерзость манипуляции, произведенной Теодором.       — Я вас обоих ненавижу, — пробубнил он, тяжело смотря на Тео какое-то время немного осоловевшими глазами. — Тебя сильнее, чем Малфоя.       — Мне просто интересно, сколько раз ты ещё будешь вестись на это, — усмехается Теодор, откидываясь на кровать.       — Пока ты не сдохнешь от передозировки, — недовольно бурчит Забини, поднимаясь с кровати.       — Мне не грозит эта участь.       — А кто сказал, что она будет сделана твоими руками?       Блейз тяжело пошагал в сторону ванной комнаты, умудрившись открыть дверь невероятно шумно. Всё, что Забини выучил за шесть лет жизни в одной комнате с Тео, — он ненавидел механический шум по утрам. Всё, что Тео выучил за шесть лет жизнь в одной комнате с Блейзом, — он ненавидел утро. Именно он должен был пойти в ванную первым, потому что только после душа Забини превращался сам в себя.       Какой же дурной сон снился Тео, какой же… Чёрт. Это был не сон.       Он зажмурился, прячась под одеяло с головой. Какой же ужас. Это всерьез случилось с ним. Этот сюр случился с тем, с кем никогда не должен был случаться. Теперь он бы отдал всё, чтобы Элеонор опять смущённо отвечала на любые его вопросы.       Мерлин, а как вообще теперь себя будет вести Элеонор? Для неё ведь это что-то значило. Очевидно, что-то да значило.       Он почти завыл от стыда и своей отвратительности. Он ведь даже не подумал, что она никогда раньше не целовалась. Какое счастье, что поцелуй был таким. Таким лёгким и ничего не обещающим. Почти дружеским. Да, дружеским. Именно так это было.       Зачем она вообще стояла, ожидая чего-то? Не чего-то. Она действительно этого и ждала. Значит, это не его вина? Нет, нет, нет. Здесь вообще речь о вине не идёт. Он ведь просто поцеловал её. Чмокнул. А она совершенно точно была не против.       Тогда почему чувство вины и стыда переполняли его через край?       Он пролежал под одеялом в угрызениях совести бы ещё очень долго, если бы не Блейз, пришедший в свою норму.       — От кого прячешься, красавчик? — игриво спросил он, закрывая за собой душ.       — От тебя, — пробубнил Тео из-под одеяла.       — Меня не интересует твоя костлявая задница, Тео, — весело ответил Блейз. Интересно, чтобы так развеселиться спустя только пятнадцать минут от его всепоглощающей злости, он выпивал канистру огневиски? Или мылся под ним?       — Я очень рад, — отозвался Тео, вылезая из-под одеяла.       Про пунцовые щёки Теодора Блейз решил умолчать, мало ли чем он там занимался под этим одеялом. Но о другом он умалчивать не будет. Нотт вернулся в комнату даже позднее Малфоя. К ним обоим вопросы имелись, и они оба отмахивались от Блейза ночью, сразу же ложась спать. Драко пришёл злой, как десять голодных оборотней, прорычав что-то о том, что расскажет потом, а на вопрос: «Где Пэнси?», коротко ответил что-то про больничное крыло. Тео же вернулся кашляя, а когда Блейз взглянул на него, он увидел его круглые глаза, наполненные чем-то вроде испуга, и всё, что Теодор смог выдавить из себя: «Ты не представляешь».       Было пару вариантов: Тео все-таки смог каким-то чудом отбить Пэнс, а Драко это понял, и там уже идёт красочное повествование о вечере, свидетелем которого он, к сожалению, не оказался. Второй был не таким красочным и, в таком случае, совсем непонятным: Тео и Драко были в разных местах и даже не подозревали, что оба пришли в достаточно интересных состояниях.       Из выдумок всевозможных сценариев интересного вечера друзей Блейза выдернула кошка, которая настойчиво мяукнула в его сторону. Только он обратил на неё внимание, как она вальяжно подошла ближе, мяукнув ещё раз. А у кошек вообще бывают такие злые выражения морды? Она будто нахмурила брови, недовольно смотря своими кошачьими глазами на него.       За полтора месяца Забини так и не понял, чья точно эта была кошка. То ли Паркинсон, то ли Нотта. Иногда животное спало на кровати Теодора, свернувшись в ногах, но чаще уходило следом за Пэнс. Скорее всего, она была всё же Пэнси. Хотя, он мог бы подумать, что она была Драко. Если бы он был животным, то точно таким. Белоснежным, со злыми голубыми глазами, вечно недовольным и жутко злым.       — Что ты смотришь? — спросил Блейз животное, присаживаясь на корточки.       — Я не смотрю, — за спиной раздался непонимающий голос Теодора.       — Кошка на меня пялится и мяукает, — объяснился Забини, изучающе разглядывая животное. — Что тебе нужно?       Она опять недовольно мяукает, продолжая смотреть на него в ответ.       — Какая же она жуткая, — заключает Блейз, поднимаясь на ноги. — Зачем она пришла?       — Откуда я знаю, — недовольно отвечает Тео, полотенцем вытирая мокрые волосы. — Отнеси её к Пэнс.       — Так она же в больничном крыле, — пожал плечами он, подходя к шкафу и выбирая форму на сегодня. — Джемпер или жилет?       — Она где? — хмурится Теодор, в момент отталкивая Блейза от шкафа. Он без долгих раздумий нашёл свои брюки и рубашку с галстуком, особо не думая над «джемпер или жилет», достал первое, что попалось под руку.       Всё-таки, второй сценарий. Очень и очень жаль.       — В крыле, Драко сказал. Ушёл туда, наверное, — раздраженно отозвался Блейз из-за того, что был прерван в подбирании одежды на весь день. — Не говори, что тоже туда побежишь.       — Побегу, — ни на секунду не задумываясь отвечает Тео, влезая в штаны, — только кошку покормлю и побегу. Она наверняка голодная.       — Да прекрати уже таскаться за ней.       — Она ведь наша подруга, — сурово ответил Теодор, влезая в джемпер и беря на руки кошку, которая, на удивление, очень легко поддалась на это.       — Я про кошку, — усмехнулся Блейз, доставая всё-таки джемпер.       Но его ответ уже был не услышан, Тео хлопнул дверью и куда-то понесся с мокрыми волосами и кошкой в руках.

***

      — Ты бы его только видела, — смеётся Блейз, — Он с этой кошкой, только вышедший из ванны, с мокрыми волосами куда-то несётся.       Пэнси посмеивается, кидая короткий взгляд в недовольного Тео. Они с Драко уже шли в гостиную, когда Теодор почти бежал им навстречу. Он озабоченно осмотрел подругу на предмет рожек и прочей ерунды, которую ей могли наколдовать, но ничего так и не нашёл. Только потом из издевающегося тона Малфоя понял, что повёл себя как идиот. Влюбленный в вроде-как-девушку друга идиот. Сколько ещё вещей в своей жизни ему не следовало бы делать? Миллион?       — Я просто быстро пошёл, — угрюмо подметил Теодор, ковыряясь в тарелке.       — Чересчур быстро, — фыркает Драко, стреляя в него глазами.       — Тео, в отличие от вас, переживал, — закатывает глаза Пэнси. — Может, меня уже увезли в Мунго, пока вы слюнявили свои подушки всю ночь.       — Если бы мы все слюнявили подушки, да, парни? — ухмыляется Забини, оглядывая друзей. Что Теодор, что Драко, одними своими выражениями лица говорили: «Заткнись».       Он бы замолчал, но была ещё и Паркинсон, проследившая за его взглядом. Она удивлённо оглядела парней, которые тут же расслабили мышцы своих лиц, утыкаясь в тарелки. Мерлин, эти идиоты так делали ещё в лет десять, когда провинились. Эти выражения ей были слишком знакомы.       — Ну, сладкие, где вы были? — ухмыляясь, спрашивает Пэнси, вскидывая бровь. В ответ Теодор и Драко коротко переглянулись.       — Курили траву, — виновато ответил Теодор. — В теплице.       — Да если мы и курили, то что с этого? — ощетинился Драко.       Пэнси ещё раз оглядела всех парней. Блейз вроде бы отстраненно смотрел на вход в Большой зал, верно, ожидая, прихода Гринграсс. Драко вроде бы злился. Теодор вроде бы виновато смотрел. В целом, похоже на правду. Только вот Малфой бы точно не стал злиться из-за её обычного вопроса, а Нотт не чувствовал таких уж больших угрызений совести, когда пытался сделать вид, что бросил это дело. Ещё чего, аромат его «травки» шлейфом преследовал его всюду.       — Ничего, — коротко отвечает она, будто не замечая, откровенно утрированной ситуации, в которой бы никто из них так не отреагировал. Ладно, может быть, ей действительно и не нужно знать. Может быть, а может всё-таки и нет. — Вам говорили про вечеринку после утренника?       Она старается перевести тему, чтобы не чувствовать себя изолированной. Они все что-то знали и не хотели ничего говорить. Это точно была не трава. Вернее, трава там имела место быть, но уж точно не играла главную роль.       — Какого утренника? — Драко тоже постарался ответить так, будто не он нервничал на «пустом месте». Он бы рассказал, если бы не нужно было упоминать о том, что каждую ночь он почти сбегает от них. Будто это было по-настоящему его местом, сакральным, о котором никому не хотелось рассказывать. Никогда.       — После Хэллоуина, — понимает о чём речь Блейз. — Да, мне сказала Дафна. Её кто-то из Когтеврана позвал.       — Пойдём? — отпивает глоток чая Пэнс, оглядывая их.       — Не имею никакого желания смотреть на толпу пьяных школьников, — брезгливо фыркает Драко. — Да и боюсь, нас там никто ждать не будет.       — Меня позвала пуффендуйка, — начинает Теодор. — Нас там уже, вроде как, ждут.       — Первокурсница? — с издевкой спрашивает Драко.       — Первокурсница? — передразнивает его Теодор, закатывая глаза. — Нет.       — Вообще-то наш мальчик скоро опять станет мужчиной, — многозначительно кивает Блейз. — Его начали интересовать девушки.       — Ну и кто же? — глаза Пэнси сверкнули интересом.       — Прекратите, — отмахнулся Тео от Блейза, которого вдруг перестал гипнотизировать вход в Большой Зал.       — Староста Пуффендуя, — играет бровями Блейз, а Пэнси начинает выискивать её за факультетским столом. — Пэнс, она буквально пялится в спину Тео, блондинка такая.       — Симпатичная, — сухо отмечает Драко.       — Серьезно? — хмурится Пэнси, наконец нашедшая девушку, которая сразу же отвернулась в свою тарелку. Её взгляд споткнулся о ещё одну девушку, сидящую на стол ближе. Грейнджер кидала короткие взгляды в их сторону. Прелестно. — Тео, она ведь… Такая… Милая? Не знаю, она какая-то… Мальчики, помогите.       — Приторная, — пытается помочь ей Блейз, которому доставляло только удовольствие чувствовать, как Тео рядом нервничает и краснеет.       — Дафна приторная, — бросает ему Пэнси, поглядывая на ту пуффендуйку. — Да что тут объяснять! У неё на лице всё написано.       Пэнси бросает последний взгляд, незаметно проходясь по Грейнджер, которая уже перестала кидать в их сторону безмолвные взгляды.       — Не всегда всё можно прочитать просто по внешнему виду, — подмечает Драко, тоже глянувший на новую пассию Тео. — Она просто не выглядит так, будто готова к своим похоронам, которые состоятся после завтра.       — В этом и дело, — объясняет Блейз. — Она хорошенькая только потому, что не выглядит как вы.       — Я хорошо выгляжу, — недовольно отвечает Пэнси Блейзу.       — Ты бы выглядела хорошо, если бы не провела ночь с больничными клопами, — подмечает Драко, за что сразу чувствует, как его предплечье очень больше ущипнули. — Ты сама знаешь, что я прав.       — И если бы ела чуть больше, — наконец может участвовать в беседе Тео, потому что предыдущая тема ему совсем не нравилась.       — И если бы не была подружкой Малфоя и Нотта, может закончим этот список? — фыркает Блейз, коротко оглядывая друзей.       А сам почти сгорает от любопытства, чем же таким эти кретины занимались и почему рассказывать Паркинсон они это категорически не хотели.