Увидеть свет

— Послушай, мне плевать на сделку, Филиппа и его тупые решения! Я сегодня уже говорила об этом. Он продался. Да, вот так просто. Продался, как последняя девка! — громко ругалась подошедшая к скамейке Эмма, надеясь этим ором донести всю степень своего негодования несчастной помощнице, оказавшейся на другой стороне телефонного разговора. Филипп всё-таки явился сегодня к ней в кабинет, и, смешно потрясывая шевелюрой, требовал оставить в покое центральный холл и черкнуть свою подпись на бумагах, подтверждающих согласие на организацию выставки французского импрессиониста в какой-то модной галерее, готовой заплатить любые деньги Институту искусств, если тот предоставит им материалы, план, схему расположения картин и куратора с командой искусствоведов. Филипп, будучи директором музея, одобрил эту вполне выгодную сделку давно, только вот его куратор, Эмма-непробиваемое-упрямство-Свон, даже слышать не хотела о переносе своего проекта. — Эта чёртова выставка переедет только вместе со мной на луну! Или через моё мёртвое тело, Мулан! Так ему и передай! Я не стану ничего подписывать! Мне плевать! Пле-вать! По слогам тебе повторяю! — Извините, не могли бы Вы кричать в другом месте? — не выдержала Реджина, одарив незнакомку пренебрежительным взглядом. — Вы можете пересесть на другую скамейку. Парк большой. Проваливайте, если Вас что-то не устраивает, — Свон переключила гнев на Реджину. — Простите? — Что? — Вы серьёзно? — опешила та. — Я похожа на стенд-ап комика? — Немного. Но Вам больше подходит психиатрическая лечебница. Эмма скорчила гримасу и вернулась к телефонной перебранке, даже не подумав сбавлять децибелы. — Сколько мы работаем над этим проектом? Полгода! — продолжила она кричать, пока Реджина с неудовольствием рассматривала её с ног до головы. — А Филипп всё перечеркнул. Он идиот! Сколько ему заплатили? Что ты там мямлишь, Мулан? Я ничего не слышу! — Мисс! Заканчивайте! Это неприлично, в конце концов! — снова вклинилась Локсли. — А ты уже досконально изучила мои шмотки? Теперь можешь «косить» под приличия? Я решаю рабочие вопросы. По работе, понимаешь? Борюсь с идиотами. И такими, как ты, — Эмма засунула телефон в карман. — О, это становится интересней, — изумилась Реджина. — Вы всегда так «приветливы» с незнакомцами? — Только с теми, кто презрительно ухмыляется, полагая, что пальто, которое на них надето и которое стóит, как вся моя квартира с мебелью и цветами, делает их чем-то вроде высшей расы, наделённой правом считать остальных людей грязными неудачниками. — Вы живёте в гараже? — Сделаем вид, что ты угадала. — Вы не знаете моего имени, чтобы говорить со мной в таком тоне, — Реджина посматривала на Эмму с проснувшимся интересом. Впервые на её памяти незнакомый человек так яро нападал и так грубо давал отпор, заставляя испытывать удивление и какую-то долю замешательства. — Мне это и не нужно. Уверена, оно напечатано на каждом небоскрёбе в этом и центральном районах. Дай угадаю? Ральф Лорен? — Миссис Локсли, Вам нужна помощь? — к скамейке подошёл высокий мужчина в костюме и учтиво наклонил голову. — Вернись в машину, Гласс. Тебе не положено встревать в мои разговоры, — резко ответила Реджина. — Я советовал бы Вам оставить миссис Локсли в покое, мисс, — обратился охранник к девушке. — Да ладно! У тебя ещё и телохранитель есть? Он следит, чтобы дама ноготок не сломала? — рассмеялась потерявшая контроль Свон. — Вы отправитесь за решётку, если подойдёте ближе или продолжите оскорблять миссис Локсли, — мужчина загородил собой Реджину и недобро смотрел на её «обидчицу». — И что я там не видела за решёткой? А? Туповат он у тебя. По-твоему, я изобью её телефоном, дубина? — Гласс! В машину! — как псу приказала Миллс. — Грэм бы никогда не позволил себе такую выходку, — буркнула она в сторону, пока водитель шагал прочь. — Воу! А ты и вправду считаешь себя избранной. И много вас таких? Наверняка навалом. Такая же дамочка с деньжатами и Филиппа нашего смогла купить. Всё продаётся, чёрт возьми! Абсолютно всё. И у кого карман тяжелее, тот и правит этим никудышным миром. Пальтишко не замнёшь, пока тут просиживаешь в беззаботном блаженстве весь день? Ральф не одобрил бы. — У Вас всегда такое словесное недержание? Вы замарали своими ругательствами моё утро. — Ничего, завтра будет ещё одно, белоснежно-чистое. — Да, к сожалению. Это хорошо, что Вы настолько уверены в этом, — вздохнула Реджина, устав от дурацкой перепалки. — В любой другой день я бы с удовольствием выслушала ещё одну порцию оскорблений и отплатила бы Вам тем же, но не сегодня. Паршивая девчонка, а кто дал тебе право судить о человеке, увидев его впервые? С идиотами, говоришь, борешься? — и Реджина медленно встала, опираясь на чёрную лакированную трость, припрятанную с другой стороны скамейки. — Эмма Свон, — спокойней проговорила искусствовед, наблюдая, как Миллс, стиснув зубы и прихрамывая, направилась в сторону огромного мерседеса, припаркованного в неположенном месте, у самого конца дорожки. — Моё имя. Чтобы Вам было не так неловко говорить со мной в таком тоне. — Мне неинтересно твоё имя, — ответила Реджина, не оборачиваясь. — Оно всё равно не напечатано на каждом небоскрёбе в этом районе. Это Армани. Хорошего дня. Миллс, с помощью водителя, залезла в машину и выдохнула, морщась от острой боли, пронизывающей левую ногу от самого бедра до кончиков пальцев. — Отвези меня в Грейсленд… — устало произнесла она. — Как Ваша нога, миссис Локсли? Может, будет лучше, если… — Закрой рот и делай то, что я говорю, Гласс! — Реджина с силой ударила тростью в перегородку между салоном и водительской зоной, отпуская по ходу несколько грубых ругательств. Водитель замолчал, угрюмо вбивая в навигатор новый адрес, который не был запланирован сегодняшним расписанием. Последние четыре недели даже в воскресенье приходилось жить по расписанию. Именно столько дней минуло с того прохладного утра 4 марта, когда бронированный лексус Реджины, въезжая на мост ДюСабль, был протаранен огромным грузовиком, перевозившим такие же огромные металлические сваи. Благодаря быстрой реакции Грэма и профессиональному манёвру, им удалось удержаться на краю моста, всего лишь перевернувшись один раз в воздухе, и избежать участи погребённых на дне реки пленников, так как выбраться из машины они всё равно бы не сумели, окажись в воде. Чего это им обоим стоило? Миллс получила множественные ушибы и очередное, уже второе сотрясение мозга, а также, из-за сдавливания всей ноги дверью автомобиля, пришлось заменить коленный сустав и часть раздробленной большеберцовой кости, что по сей день вызывало жуткие боли, которые Реджина скрывала от врача. А Грэм? — Робин, привет. Я немного задержусь у себя. Всё в порядке. Да, я выпила все таблетки. Нет причин волноваться. Со мной Сидни, и мы уже подъезжаем к дому, — спокойно отчиталась Миллс, опустив «маленькую» деталь, что она направляется в совершенно другую сторону от дома. А «домом» назывался тот самый отель, в который Реджина не попала, опаздывая на собрание Совета директоров, на котором она тоже так и не появилась в тот день. Была ли авария случайностью или спланированным покушением, никто до сих пор не мог с точностью утверждать. Водитель грузовика всё отрицал, пеняя на то, что лексус каким-то чудом внезапно возник на мосту, преграждая ему путь, но следствие с выводами не торопилось, внимательно изучая камеры наблюдения и показания свидетелей. Всё-таки Реджина, как и Робин, были достаточно влиятельными людьми в городе, им принадлежала огромная гостиничная сеть и несколько незавершённых строительных объектов, и оставить этот инцидент незамеченным, конечно, не могли. Порывшись в кармане пальто, Реджина вытянула пластиковую баночку и, открыв её и не глядя на этикетку, высыпала в руку четыре таблетки обезболивающего. «Дожились» — подумала она — «Уже таблетки по карманам прячу» Запивая водой жменю убийственных «помощников», она вдруг мысленно вернулась к неприятной встрече, перечеркнувшей тихое созерцание воды, что продолжала манить её. Уже и решение было принято, и тревожные волны его одобряли, и телефон был переведён в беззвучный режим, а ненавидящая весь мир блондинка всё испортила не поддающимися объяснению ругательствами. — Ну и какого чёрта она ко мне привязалась? — вполголоса рассуждала Реджина. — Гласс, останови возле главного входа и оставайся в машине. Я в состоянии найти дорогу сама. И если ко мне подойдёт какая-нибудь девушка и захочет поболтать — не нужно выскакивать из-за угла и пытаться меня спасти. — Вы наняли меня не для того, чтобы я попивал кофе за рулём, миссис Локсли. И намерения той девушки выглядели вполне угрожающими. Откуда я могу знать, что проходящие мимо люди не захотят Вас застрелить? — Я не президент Соединённых Штатов, чтобы каждая шавка питала ко мне ненависть. Только попробуй появиться в поле зрения, Гласс… — повторила Миллс, когда машина остановилась у входа центрального кладбища Грейсленд. — Это моя работа. Реджина медленно выдохнула, почувствовав, как боль отступила, и произнесла совершенно будничным тоном, словно оплачивала парковку у отеля: — Ты уволен. Мне надоела твоя болтовня. Расчёт получишь сегодня у Арчи. — Как Вы доберётесь домой? — уточнил водитель, порывисто извлекая из карманов все документы и скидывая их на сиденье. Он точно знал, что Реджина не пошутила. — Вызову вертолёт. Давай-давай, поторопись, Гласс, — более эмоционально прикрикнула она, ощутив необходимость остаться в одиночестве как можно скорей. — Ты даже по имени меня ни разу не назвала, стерва, — прошипел телохранитель. — Не заслужил… — Катись к чёрту, Реджина. Это право я получил при рождении. Ты просто зажравшаяся ведьма с миллионным банковским счётом, которая ни одного правдивого слова не сказала за всю свою пустую жизнь. И мне тебя жаль. Как только мистер Локсли тебя выносит? — Спасибо, Сидни. Ты прав. Благодарю за работу. — Теперь, значит, заслужил? — ухмыльнулся Гласс, громко хлопая тяжёлой дверью и быстрым шагом отходя от машины. Реджина минут десять просидела в тишине, улавливая только звуки собственного дыхания. Конструкция автомобиля полностью изолировала её от внешнего мира, здесь, вот так же спокойно можно было и пулемётную перестрелку пережить, и газовую атаку, и выспаться, и чуть ли не принять душ, но это уже шутка, конечно. Новый автомобиль был тяжелее и надёжнее предыдущего, но Миллс, наоборот, хотелось, чтобы бронированные двери и стёкла перестали на неё давить, потому что они призваны были спасти её, но вместо этого навороченная машина-бункер только всё усугубляла. Главную опасность представляли не покушения бизнес-партнёров или раздражённых недругов, и даже не «случайные» водители грузовиков, главной опасностью была она сама. Миссис Локсли довольно быстро, хоть сильно-то и не побегаешь на больной ноге, отыскала нужную ей могилу с небольшой бетонной плитой, аккуратно огороженную несколькими кустами бересклета. На кладбище почти никого не оказалось, лишь пара человек с интересом прогуливались по дорожкам, останавливаясь сфотографировать какую-нибудь каменную скульптуру или сфотографироваться на фоне памятника «Бесконечной тишины» или «Крестоносца», словно все покоящиеся здесь люди и льющиеся полторы сотни лет слёзы были всего лишь музейной выставкой, организованной развлекать скучающих туристов. — Привет, пап, — грустно проговорила она, остановившись напротив плиты и опираясь на трость. — Кованный сустав стал болеть сильнее, если тебе интересно. И Робин, кажется, это тоже заметил. Он очень внимателен ко мне, ты зря его недолюбливал. Сейчас-то ты видишь, во что превратилась моя жизнь. И ты был отчасти прав, когда советовал притормозить с бизнесом. Теперь у меня империя, это ты тоже знаешь, но эта империя меня убивает. Чёртовы мигрени, ни минуты для отдыха. Мне всё противно. Блевать хочется при каждом упоминании об отелях или стройке. Как ты мог меня оставить, пап? Как ты мог так запросто уйти, промолчав о главном? Я спрашиваю об этом каждый раз, как прихожу сюда. И ты каждый раз молчишь. Реджина нетерпеливо потопталась на месте, больная нога начинала отекать от статичного вертикального положения, но уходить было ещё слишком рано. Телефон в кармане по обыкновению разрывался от беззвучных конвульсий, заставляя время от времени вздрагивать и подавлять в себе желание затоптать его в землю; небо затягивало облаками, от чего становилось чуть прохладней. Первый день апреля совсем не походил на День дурака, Миллс не хотелось смеяться или шутить, надувать воздушные шарики и красить соседу спину несмываемой эмульсией. Все эти дурацкие праздники, превращающиеся в массовое помешательство всей страны, будь то Новый год, День Благодарения, День труда, Хэллоуин и ещё сотня таких же дней, её только раздражали. На улицах было не протолкнуться, транспорт находился в постоянном коллапсе, стройка останавливалась из-за праздничной лени и разудалого пьянства работников; акции стояли на месте или падали, потому что торги были уже вялыми накануне очередного «дня отдыха» или ещё не взбодрившимися после простаивания биржи. Хорошо, что никто не додумался и первое апреля включить в реестр выходных дней. Единственным плюсом этого ажиотажа можно было считать забитые до отказа отели. И то, это, скорее, вдохновляло штаб финансистов, бухгалтеров и экономистов Реджины, чем её. Она уже давно перестала беспокоиться о своём банковском счёте, занимаясь только вопросами разработки новых проектов застройки, а также мониторингом качества выполняемых работ, жёстко требуя соблюдать все оговоренные ранее условия, касающиеся безопасности и сроков реализации этих проектов. Робин по большей части занимался людьми: искал архитекторов в помощь жене, персонал для отелей, надёжных поставщиков, юристов и прочих заслуживающих доверия специалистов. У Миллс с этим были проблемы. Ей вообще люди, по правде говоря, не нравились. Она находила их общество действующим на нервы, фальшивым, полным пороков и жаждой наживы любой ценой. Её угнетали эти выбеленные рубашки, вонючие сигары, торчащие в зубах у каждого, похотливые мерзкие взгляды в её сторону, громкий смех, противный виски, от которого хотелось долго плеваться в раковину; идеальный маникюр, двенадцатисантиметровые шпильки, офшоры, политические интриги внутри компании, лицемерие друзей. Бесконечный список. Но Вы думаете, Реджина знала, отчего ей противно за этим наблюдать и в этом участвовать? Отнюдь. Она представления не имела, по какой причине ей хочется захлебнуться водами озера Мичиган. Как и не имела представления, почему люди ей не нравятся, и почему действительность вокруг раздражает. Она никогда не размышляла о себе, о своих чувствах, о причинах всего этого недовольства и безучастности ко многим вещам. — Тинк сходит с ума вместе с Ренуаром. Открытие выставки перенесли на неизвестный срок, — вновь заговорила Миллс. — Нет, она ещё не вышла замуж. И, наверное, никогда не выйдет. Поморочит голову нынешнему красавчику и переключится на кого-нибудь другого. Знаю, нельзя выдавать секреты друзей. Но это и не секрет. Всё до смерти надоело, пап. И мне совсем не пора в отпуск, хоть ты и говорил мне об этом ещё тогда. Стóит уехать на пару дней и в компании случится переворот. Питер только и ждёт, как бы воплотить свой коварный план в жизнь, а Голд уже пару раз пытался подсунуть мне заведомо незаконные бумаги для сделок. Пока я лежала в больнице — Дэвид успел закрутить роман с моей помощницей, и теперь мне надо решить вопрос её увольнения. Кэтрин, конечно же, ещё не в курсе этой связи, она слишком занята лоббированием своих поставок на стройку. Двух секретарей я уволила ещё на прошлой неделе, завтра мне представят новых, а я даже не запоминаю их лица. Только что выгнала Сидни, он совершенно не пригоден к работе молчаливым водителем. Хотя Грэм тоже иногда любил поболтать. Грэм… Как ты думаешь, стоит ли ещё пару раз позвонить ему, если за месяц он ни разу не поднял трубку? Чёртова авария… Всё крутится в каком-то бессмысленном круговороте… Я скучаю, пап. Надеюсь, тебя там не обижают. Может быть, мы скоро встретимся? Реджина ещё некоторое время постояла, склонив голову и ковыряя землю тростью, и побрела к машине. Отказавшись от первоначальной идеи вызвать вертолёт или второго водителя, она залезла в мерс и уставилась на приборную панель. Лёгкий холодок шевельнулся в груди, будто старое воспоминание резануло остриём по косой. Взяться за руль оказалось страшно и опасно одновременно. Космолёт манил своей безопасностью, но внутреннее состояние подсказывало, что последний опыт вождения, полусотню лет назад, закончился звуками крошащихся костей. — Надеюсь, я сумею сдвинуть этот непробиваемый гроб с места, — ругнулась она, активируя систему голосового управления в автомобиле.