Увидеть свет

День начался в студии Белл, в квартале езды от Вест-Мэдисон, где планировалась будущая выставка художника. Реджина листала проект по переделке интерьера, сидя на барном стуле посередине комнаты, сосредоточенно изучала каждую таблицу, делала пометки карандашом, что-то бормотала под нос, и периодически посматривала на часы, ожидая звонка от Робина. Где-то за дверью, в вестибюле второго этажа, одиноко прохаживался Грэм. В залитой солнцем и ароматами кофе студии находилось ещё пять человек, они переговаривались о чём-то с Тинк, перебивали друг друга, высказывали недовольство, тыкали пальцем в схему, которую не выпускала из рук подруга, старались всеми силами продемонстрировать недюжинный ум и талант, чтобы отстоять свою точку зрения. Белл слушала всё это со сдержанным хладнокровием, тоже поглядывая на часы. Через десять минут, когда Реджина захлопнула проект и отложила его на стол, талантливые спорщики похватали свои чертежи, папки, чемоданчики и телефоны, и убежали, оставляя подруг в тишине. — Новые требования куратора выставки сведут моих ребят с ума, — вздохнула Белл, наливая себе кофе и усаживаясь напротив Локсли. — У меня устойчивое чувство, что я пытаюсь выкупить участок Великой Китайской стены, а не парочку картин из соседнего здания. Знала бы, ни за что не связалась с этим Ренуаром, легче выставку молодых художников организовать. — Хм, — задумчиво отозвалась Реджина. — Хм? — передразнила Тинк. — Это всё, что ты можешь сказать? — А почему именно Ренуар? Ты ведь и правда можешь выставлять в своих залах что угодно, хоть индийские специи, хоть куски жвачки, налепленные на стены. Дело принципа? — Ну, сейчас уже да, — закатила глаза подруга. — Сейчас это тренировка моих навыков, как организатора мероприятий такого масштаба. Хороший урок закаливания, кстати. И я добью их, дипломатией или угрозами, мне всё равно, ты меня знаешь. Реджина пространно смотрела в стол, прислушиваясь к звуку летающего за окном вертолёта, пальцами барабанила по маленькой фарфоровой чашке, ощущала, как образы картин, которые она успела запечатлеть в памяти с того музейного дня, вплывают и выплывают из сознания, наслаиваются цветами друг на друга и в конечном итоге выстраиваются в точную архитектурную конструкцию, похожую на башню Бурдж-Халифа. Чем-то её всё-таки зацепил этот французский живописец, то ли простотой и искренностью сюжетов, то ли тем, как он привлекал современных искусствоведов и даже её подругу. Ведь известно, что стόит только завязать борьбу за какой-нибудь предмет или объект, как он сразу становится интересен окружающим, все начинают поворачивать головы в вашу сторону и присматриваться, выискивая качества, увлёкшие двоих в противостояние. — Я не хочу застрять с репутацией владелицы поп-артных галерей, вульгарщина и сплошное потребительство, и даже абстрактный экспрессионизм меня раздражает. Опрокинуть банку краски и следом чихнуть, вот залог успеха такого «полотна», — рассуждала Белл. — А Ренуар? Это же классика, но не банальная скука, не пустые портреты или жестянки из-под тунца, которые мне однажды предложили выставлять, а та классика, которая рассказывает нам о неведанном мире тех лет. Ведь согласись, Реджи, руки Ренуара не имеют ничего общего с руками, приклеившими банан или жвачку на стену и претендующими на концепт. — Соглашусь, — кивнула она. — Ты приболела? — снова подозрительно прищурилась Тинк. — Ты весь день молчишь, и этот рассредоточенный взгляд. Не обижайся, но, по-моему, ты слегка спятила, Редж, — перескочила подруга. — Ты притащила в свой дом незнакомых подростков. Мало ли, что там за девчонка. — Даже если она стащит у меня всё серебро или какой-нибудь шкаф из коллекции Вервордта, меня это не расстроит. — Сколько они уже у тебя? Две недели? Это утечёт в сеть, дорогая. Ты совсем не задумываешься о газетчиках? И где твоя сестра? Она собирается заняться своим ребёнком? — Я запретила ей приезжать. А ты не думала над получением научной степени по искусству? — Реджина оживилась, меняя разговор. — Научной степени? С чего это вдруг? — удивилась подруга. — Твои рассуждения о Ренуаре достойны отличной статьи, а ты ведь даже не старалась сделать их такими. Если в ленивой кофейной беседе ты умудряешься выражаться как лучшие исследователи Института искусств, то, я уверена, получив в распоряжение библиотеку и какого-нибудь обаятельного преподавателя, ты защитишь докторскую на эту тему с большим успехом. Тинк молча уставилась на Реджину. — С тобой точно что-то происходит, — проговорила она, нахмурившись. — Проблемы в офисе? Что-то с Робином? Реджина? Ты в последнее время ведёшь себя не так, как я привыкла. Это сбивает с толку, и я начинаю волноваться. Что-нибудь случилось? — Дурацкий сон сегодня приснился, — выдохнула Локсли. — Я поехала в ЛА по работе, какой-то форум или презентация нового вида бетонной смеси, только это смогло бы вытащить меня отсюда, и там встретила Кейт Уолш. — Кейт Уолш? — Да, я тоже удивилась. В каком-то баре, средь бела дня, — закатила глаза Локсли. — Я бросила всё и отправилась с Кейт в Париж, вот прям в одно мгновение забыла о форуме, остановила своё такси, выбежала на тротуар, идеально выложенный светлой плиткой и настолько чистый, что…не важно…удостоверилась, что никто за мной не следит, запрыгнула в такси к Кейт и укатила в Париж. Мм-м…залитые солнцем улицы. Где-то по пути я поняла, что она любовь всей моей жизни, и только в Париже я вдруг вспомнила, что кто-то должен забрать мои вещи из ЛА и объяснить Робину моё исчезновение. — Э-эм, очень интересно, Реджи, — в замешательстве ответила Тинк. — Кейт Уолш? — повторила она. — Ты её видела? — На благотворительном вечере в прошлом году, да. — Ну вот. — Ну да, — согласилась подруга, припоминая какой-то из сногсшибательных образов Кейт. — И часто тебе снятся такие сны? — Лучше такие, чем те кошмары, которые зачастили без приглашения, — Локсли по привычке потёрла ногу, и открыла новостную ленту. — СМИ пока молчат, Вейл не обманул. — По поводу твоего импровизированного приюта для неблагополучных подростков? — закатила глаза Тинк. — Нет, по поводу обвала на стройке. Одна из конструкций третьего этажа обрушилась…прорабу повредило спину, а одному из рабочих зажало руку чем-то, не знаю… Они сейчас в больнице. Там Робин, и адвокаты, пытаются всё выяснить. — А я думала, что ты теперь всех травмированных тащишь к себе домой, — заметила подруга как бы между прочим. — Тинк, у тебя дистресс. Выдохни, и перестань на меня кидаться, — строго парировала Реджина. — Твой проект сделает из тебя невротичку. А две невротички — это перебор для окружающих. Может, пора отказаться от затеи? Отзови заявку и отправляйся в предсвадебное сверхромантическое путешествие с Джонсом. — Ты издеваешься, Реджи? — возмутилась Белл. — Я перестроила всю галерею, с твоей помощью, между прочим. То перекрась стены, то добавь лампочек, то убери перегородку, то поставь её назад, то больше света, то теперь его слишком много. Это уже не только мой проект, это уже наш совместный, ты не заметила? — О, чёрт, ты права…совместный, — сама себе буркнула Локсли. Она мысленно хлопнула себя по ушам, почувствовав настоящий звон вокруг. Вместо того, чтобы держаться подальше от музея, Ренуара, конфликта Тинк и Эммы, не вникать, не укреплять связь, которая опутала её, Реджина везде умудрилась закрепиться как соучастница. Как из этого потом выбираться? Не приходило пока в голову. Вторая попытка обрубить концы тоже не давала результата, того, на который надеялась Локсли. Ломка становилась невыносимой, количество проглоченных кругленьких таблеток росло в геометрической прогрессии, сохранять сосредоточенный вид, как десять минут назад, удавалось только на какое-то короткое время. Словно перегревающийся механизм, у которого постепенно плавятся и выходят из строя части, Реджина ковыляла по пустынной дороге, ощущая себя одиноким астронавтом, оказавшимся волей случая на Марсе и не имеющем возможности улететь домой. Со сном она окончательно распрощалась на прошлой неделе, вместо него с визгом ворвались видения, в диком танце сменяя друг друга, как голодные псы, жаждущие завладеть мыслями и сознанием, вонзая зубы в горящий мозг. Четырнадцать дней полубеспамятства, озаряемого иногда совещаниями, ездой по объектам, звонками, снова совещаниями, тошнотой, простудой и передышкой внутри своей машины. Именно на заднем сидении мерседеса Реджина чувствовала себя свободно и в безопасности. Она не знала, как двигаться дальше. Ей снова ничего не хотелось, никаких даже самых маленьких желаний не появлялось, ни намёка на какой-то интерес к чему-то. Даже эта встреча казалась ей ненужной, лишней, как скомканный чек из магазина, который небрежно торопишься выбросить. — До сих пор не решила, соглашаться ли мне на вторую выставку, — задумчиво произнесла Тинк, доставая из холодильника бутылку белого вина и подсовывая Реджине листы с текстом. — Вот прислали вчера, посмотри. — Что это? — Предложение по расширению, куратор задумала расширить проект и добавить что-то совсем другое, — пожала плечами она. — По какой тематике? — Не знаю, что-то остросоциальное, насколько я поняла. На тему проблем города или людей с проблемами, они не потрудились конкретней обозначить содержание. Скорей всего думают, что я ничего не смыслю в этом, и необязательно посвящать меня в подробности. — У вас наметился диалог? — оценила Реджина, вспомнив как Мулан фотографировала окрестности Остина, задавала вопросы девчонке Венди, делала пометки в блокноте. — Если это можно назвать диалогом, — ухмыльнулась Белл. — И ты была права, моя новая заявка прошла предварительное одобрение. Мне даже ответила сама куратор, со встречным предложением, которое ты сейчас читаешь. И я наконец узнала, как её зовут. Эмма Свон. Закончила Академию искусств, затем магистратуру в школе Института искусств, проходила стажировку в Историческом музее, затем в Музее современного искусства, защитила семь проектов по живописи девятнадцатого века, кстати, не только в Чикаго, и четыре года является научным руководителем на кафедре импрессионизма в Институте. Как там любит выражаться твоя Нолан? Блестяще! Впечатляет, правда? Реджина резко встала из-за стола, оступилась, чуть не распластавшись на полу, но вовремя схватилась за спинку стула и зажмурилась, уплывая сознанием в разноцветный кисель из мелькающих кругов. Захотелось швырнуть стул в стену. Но не хватало сил. — Тебе плохо? — подала руку Тинк. — Пху… Мал была права, дело дерьмо… — тяжело выдохнула она. — Тинк, послушай… — Ты виделась с Мал? — оторопела Белл. — Да… Тинк, я хотела расск… — Иди-ка ты приляг на диван, Реджи, — засуетилась подруга, вскакивая с места. — Чёрт с ней, с выставкой, ребята сегодня поработают без меня, а я побуду с тобой, ты даже можешь остаться тут на неделю, если нужно… — Со мной всё в порядке, просто закружилась голова, — возразила Реджина. — Я вижу, — кивнула Белл, передавая ей трость. — Ты всё-таки подхватила какую-то простуду, у тебя жар, и лицо неестественного цвета. Я вызову врача. — Тинк, не надо… — Я позову Грэма. После того, как зашёл Грэм, Реджина успокоилась и потеряла нить происходящего. Охранник всеми силами старался держать себя профессионально и не выказывать опасений или волнений, он даже не давал никаких комментариев, он без лишних слов вызвал врача, того самого, который занимался лечением Реджины после аварии, позвонил Робину, Мери-Маргарет, налил Тинк воды и вышел, оставляя подруг снова одних. В его взгляде читалась, конечно, тревога, Реджина это видела, и на секунду ей показалось, что Грэм жалеет, что вместо Робина и Бланшар он не может позвонить Эмме и попросить её приехать. В следующий раз он так и сделает, она так и сделает, подумала Локсли, глотая воду, стакан за стаканом. Врач приехал раньше, чем все остальные. Он вежливо поздоровался, вымыл руки, подошёл к Реджине и скептически пожал плечами. — Миссис Локсли, чем я могу Вам помочь? — Думаю, ничем, но побудьте тут ещё минут пятнадцать, походите из угла в угол, скажите что-нибудь умное, только не об обезболивающей терапии, измеряйте температуру, давление, улыбнитесь и проваливайте. Рецепты у меня есть, сейчас небольшое переутомление, повода для волнений нет, — как ни в чём не бывало объяснила Реджина. — Зачем Вы меня вызвали, в таком случае? — недовольно буркнул он. — Чтобы успокоить подругу. Она решила, что мне необходима помощь врача. — Но Вам и правда необходима помощь, миссис Локсли. Вы об этом знаете. Сколько мне ещё молчать? Только из-за безграничного уважения к Вам и Вашему мужу я участвую в этом. Моя лицензия может оказаться под угрозой. Вы обещали, что будете держать приём таблеток под контролем, и в случае проблем обратитесь в клинику за лечением, — врач, как и было велено, прохаживался с умным видом по комнате. — Артур, Вашей лицензии ничего не угрожает, наш договор в силе. Спасибо, что приехали так быстро, я ценю это. Улыбнитесь, я не собираюсь упечь Вас в тюрьму. И будьте увереннее, когда войдёт Тинк. Какой-то театр марионеток получался, привычный для Реджины и такой же обыденный для всех остальных. Дёргаем верёвочку, затем ещё одну, хитро сплетаем их, перекладываем из руки в руку, натягиваем, отпускаем, дёргаем с двойной силой, а где-то и по инерции, пока не запутываемся и не повисаем вниз головой, обвитые этой уплотнившейся бечевόй вокруг шеи. — Артур, Вам не кажется, что мы уже с Вами встречались ранее? — задумалась Локсли. — Как будто в прошлой жизни…или в другой истории…и как будто я тоже не выносила врачей там…и больницы. Интересное чувство… — Что? — нахмурился врач. — Ну, что с ней? — вбежала Тинк. — Грипп? Какой-то вирус? Отравление? Мой кофе ещё ни у кого не вызывал тошноту. Здесь нужно разобраться. — Лёгкая простуда, — выдавил Артур. — Насморк, слабость и покраснение глаз пройдут к вечеру, при условии, что миссис Локсли будет правильно принимать лекарства. — И это всё? — не поверила подруга. — Ничего серьёзного? — Ничего серьёзного, — кивнул врач, переводя взгляд. — Всего доброго, рад был помочь. — Робин не приедет, — попыталась сменить тему Реджина. — Они вернулись на объект, с юристами и Джефферсоном. Мне тоже нужно ехать, люди ждут объяснений… — Он исчез слишком быстро, — недовольно отреагировала Белл, спустя десять минут молчаливого сидения в кресле и листания схем. — Ты уверена, что от этого врача есть какая-то польза? По-моему, я тоже могу такие услуги оказывать. Он хоть какие-нибудь медицинские манипуляции произвёл? — А я тебе говорила, что не нужно названивать кому попало. — Ты в зеркало посмотрись, Реджи. Будь я в таком виде — ты бы и вертолёт вызвала с реанимационной бригадой. — За окном уже один летает…можем заказать «такси», если тебе захотелось адреналина. Тинк покачала головой. У неё не осталось аргументов и кнопочек, на которые можно было нажимать незаметно. Игра Реджины ей не нравилась, и из-за нехватки фактов и информации Тинк придумала объяснение сама. Она списала всё на депрессию по поводу объявившейся сестры, проблем с племянницей, стройкой и компанией. А вы бы, глядя на подругу, предположили, что там, внутри, личностный разлом, темнота, омертвение импульсов, чувств, разверзшаяся бездна лжи и ядовитой химии? — Слушай, хотела ещё на прошлой неделе спросить, вы с Киллианом нигде не пересекались? Он стал о тебе как-то гневно отзываться, — продолжала Белл, уже разогревая в духовке обед. Реджина отрицательно покачала головой, крепко сжимая трость. «Тинк меня прикончит, бедный наивный ребёнок. Она не заслужила моего воняющего болота и этой паутины» — думала она. И возможность же была. При упоминании Мал, и затем, при озвучивании имени Эммы. Возможность рассказать о важной детали, просто, без истерики, один на один, без свидетелей, не загнав всех окончательно в угол, из которого через пару дней всех же и вышибет оглушительным взрывом. Но нет. — Он какой-то угрюмый в последние дни, торчит на работе дольше обычного, вне работы какие-то дела появились. Ничего не говорит, как будто так и надо, — Белл с досадой швырнула зонтик в бокал с вином. Подкрадывался вечер. Холодное звенящее настроение, словно ржавый металл, накрывало незаметным слоем пыльцы, подчиняло себе всех присутствующих, проталкивало отраву глубоко в лёгкие, в кости, создавало эффект нехватки кислорода в венах. Вся гостиная была завалена чертежами и исписанными листами бумаги. Реджине удалось переключиться, сосредоточиться, отогнать наваждение, вчитаться в тексты, обсудить дальнейший план выставки, прикинуть тему второй заявки, оценить её релевантность, убедить подругу не спешить с отказом, убедить себя остановиться с таблетками до завтрашнего дня. Много достижений, но все в качестве рассеивающей дымки, отвлекающего манёвра, попытки вытянуть из себя интерес к жизни. — Ты видела когда-нибудь сны со вкусом желатиновых мишек? — спросила она задумчиво. — Что? — не поняла Белл. Бесшумно вошёл охранник. — Прошу прощения, это важно, — ответил он на удивлённый взгляд Тинк. — Что, Грэм? Он протянул телефон, профессиональным рабочим жестом, недвижимо замер рядом. «Реджина, я не могу так. Не могу. Это невыносимо. Зачем ты опять всё заблокировала? Какой в этом смысл? Я не могу даже узнать, жива ли ты. Что мне с этим делать? Я не могу перестать думать о тебе. Не могу. Чёрт… Невозможно притворяться, что тебя никогда не было в моей жизни» — говорило сообщение. — Когда это пришло? — Локсли вскинула внимательный взгляд на Грэма. — Только что. — Сбой в системе защиты? — Личная инициатива. «Приезжай» — быстро набрала она и отдала телефон. Хамберт еле слышно выдохнул и так же молча ушёл. — Вызывают на объект? — спросила подруга. — Да, надо ехать. Дело срочное, без меня не решат, — Реджина старалась не смотреть в глаза. — Звони, Тинк, если будут новости из музея. — Робину привет, и тебе не мешало бы поспать, дорогая, — попрощалась Белл, не отрываясь от бумаг.